После еще двух стаканов Друджи показал, на что он в самом деле годен. Потом опрокинул залпом еще чуть ли не треть кувшина и, засопев, начал проваливаться в сон.
- Э-эй! А как же служба? А еще кое-кто мне обещал рассказать! - соврала Мария, зная, что офицер уже не помнит, что обещал, а о чем даже не заикался.
- О чем? Я весь твой, - говорил он сквозь сон, не убирая руки с влажного интимного места пирожницы.
- Ты получишь еще! - прошептала Мария. - Но давай чуточку поговорим.
- Давай-давай, - еле лепетал Друджи, - хочу спать и хочу еще. Как давно у меня никого не было. О чем тебе рассказать?
- Про то, как ты собираешься ловить негодяев.
- А-а. Только, чур, никому. И даже твоему Глинке.
- Да мы с ним как кошка с собакой, - вновь соврала Мария.
- Тем лучше. В общем, мы схватили деревенскую бабенку, предположительно, мать одного бандита. Это наживка. Немного попытаем, а потом публично казним, чтобы выманить сынка из логова. Но вначале нам нужно уничтожить соучастников, тех, кто предупреждает их об облавах. И, скажу напрямую, пан Бонифаций под серьезным подозрением.
- А ведь после его смерти все это хозяйство перейдет ко мне, - Мария закусила губу. - У него нет наследников. Один, как перст. Поэтому я - лицо заинтересованное.
Она покачала головой.
- Тем более. Значит, тебе выгодно рассказывать мне, где он бывает по вечерам.
- А когда вы собираетесь казнить преступницу и что вы будете делать?
- О, это под строгим секретом. Но тебе, - Друджи погладил мягкий живот Марии, - я и не такое могу рассказать. Знаешь эту историю с Боленом Новаком?
- Да кто же ее не знает. Мне его даже жаль, бедолагу.
- Ха-х. Эта дурочка Алисия забеременела не от него. А вполне возможно, что и от меня. Да поди там разбери, нас было шестеро. Потом откуда-то взялся этот долговязый монах. М-да. У меня с ним особые счеты.
- И что же он сделал?
- Пока мы выпивали в промежутке между забавами, он схватил девку за руку и убежал с нею куда-то.
- Хм. И за это - особые счеты?
- Он еще обозвал нас такими словами, что боюсь повторить.
- А ты хоть и пьян, но чего-то не договариваешь.
- Пустое. Так вот, эта Алисия после наших забав и забеременела. Точно говорю. А потом решила свалить на этого лопуха Новака, а заодно и подразбогатеть. Ну, то есть если он ее беременную не возьмет замуж, то она вправе выставить ему счет. А папашка у нее - завидный рубака. Будет Божий суд, где Валук зарубит либо самого Болена, либо того, кто выйдет драться вместо него, и заберет все имущество. Теперь ясно?
- Ну и дела! - протянула Мария, сладко прижимаясь дородным телом к Друджи.
- Но тут еще и этот черный монах со своей бандой. Так вот, когда женщину повезут на казнь, в переулках будут дежурить солдаты и люди из канцелярии. Бандиты обязательно высунутся из своего логова, и тут - только хватай.
- Интересно. А если они попытаются перехватить ее по дороге? А вдруг бандитов очень много?
- Здесь тоже все продумано. Мы нарочно выделим небольшую охрану, чтобы они клюнули. И какая разница, где - по дороге или на площади. Основные силы будут переодеты в гражданскую одежду.
- А если они решат напасть на тюрьму, как в случае с паном Зиновицким?
- В том-то все и дело, моя пампушечка! Пущен слух, что Матрена Курило содержится в городской тюрьме, а на самом деле она в другом месте. А в тюрьме бандитов тоже поджидает ловушка.
Друджи говорил заплетающимся языком, но глаза его вновь понемногу начинали сверкать сальным похотливым блеском.
- Какой же ты, право, ненасытный! О, нет-нет! Расскажи, а где прячут эту бабу?
- Эт-то… - офицер покачал указательным пальцем, - большая тайна!
- А если еще вина и моих прелестей?
- Какие все женщины любопытные! Хорошо. Но только на ухо.
Яновский наклонился к уху Марии и стал шептать, одновременно запуская руку между ее сомкнутых бедер, пытаясь пробиться сквозь складки жира.
- О-хо, хорошо! - Мария обхватила тяжелыми руками спину офицера и прижала его к себе.
Спустя несколько минут обессиленный Друджи Яновский спал мертвым сном человека, достойно завершившего нелегкий трудовой день. Мария, быстро одевшись, вышла в коридор.
- Пан Бонифаций, вы здесь? - шепотом спросила она.
- Да, Мария, но я не услышал главного.
- Ее держат в башне Орел. Охраны почти нет.
- Хорошо. И еще раз спасибо!
- Ох, пан Бонифаций, зачем вам все это? Что я буду делать без вас?
- Ты хорошо ему рассказала про свое будущее наследство в случае моей преждевременной кончины, но не смогла поведать того, о чем знать не можешь.
- Неужели я чего-то могу не знать про вас?
- Все потом. А сейчас нужно хорошенько напоить солдат и дать им по монете. Вот, держи! Тогда им придется молчать.
- Только на солдат, пан Бонифаций, моего здоровья уже не хватит. Хоть бы похвалили, какая я актриса!
- Я в тебе ничуть не сомневался. Я - твой вечный должник.
- И все-таки.
- Да.
- Зачем вам все это?
- Ты очень нетерпелива.
- А еще я заметила, что вы ко мне то на "ты", то на "вы".
- Вот такое у меня интересное отношение к тебе, дорогая Мария! Ну все. Иди угощать вином солдат.
- И ловкий же вы, однако. Надо же так придумать. Теперь-то уж, конечно, никто из караульных не признается, что вместо службы они грелись и пьянствовали. И уж тем более подтвердят, что, заходя в ваш дом, видели пана Бонифация в ночном колпаке. Вот вы сказали, что мой должник, да?
- Конечно.
- Тогда вовек не расплатитесь. Вы что же, думаете, у бедной Марии чувств никаких нет! Я из-за вас иду на все!
- Ну полно, полно, не обижайся.
- И не обижаюсь. Ну хоть бы разок поцеловали.
Глинка наклонился к Марии и поцеловал ее в щеку.
- И на том спасибо! Ладно, пошла я солдат ваших потчевать.
ГЛАВА 12
Ближе к утру возле башни Орел неожиданно вспыхнула серьезная заваруха. В предрассветном полумраке засверкали клинки пехотных палашей, грохнули выстрелы. Раздались возгласы: "Держи! Они здесь!" Это кричали солдаты, бросившие посты и прибежавшие на шум. Посреди толпы, орудуя своим страшным посохом, возвышался монах. Покалеченные и раненые разлетались от его ударов по сторонам и падали на землю. Сам же он старался приблизиться к стене.
- Ну, пора! - Глинка толкнул в бок Тишу.
Они подбежали к темному входу башни. Глинка резким и точным ударом в челюсть опрокинул в беспамятство охранника, сорвал у него с пояса кольцо с ключами от кандалов и устремился по боковой лестнице наверх. Он не сомневался, что несчастную держат в бойничной нише.
- Быстрее, - шепотом кричал он отстающему Тише. - Эй, есть кто живой?
- Есть, - раздался слабый голос из тьмы.
Глинка снял со стены факел и осветил лицо женщины.
- Она? - спросил он на всякий случай.
- Она. Мамка моя.
Тиша бросился к матери.
- Время не терять! - скомандовал Глинка.
- Откуда ж вы? - Матрена смотрела провалившимися глазами, под которыми темнели коричневые круги. - Сыночка, я ведь обезножена. Что же они, гады эти, со мной сотворили!
- Мамка, я тебя понесу! Ты только не шуми громко.
- А ну, дай мне! - пан Бонифаций отомкнул ключом замки на цепях и взвалил женщину на плечо. - Все. Уходим. Как лошади?
- Марфа уже с ими под стеной! - Тиша погладил седые волосы матери.
По внутренней лестнице они поднялись на башню. Глинка нес стонущую Матрену, а Тиша придерживал сзади ее голову, чтобы не ударялась о крутые изгибы на поворотах.
На стене отрок скинул с плеча кольца веревки и сделал петлю вокруг зубца.
- Мати сама не сможет, пан Бонифаций!
- Веревка выдержит? - спросил Глинка скорее у самого себя.
- Должна бы! - тихо ответил Тиша.
- Тогда вот что! Подставляй спину. А вы, Матрена, как вас по батюшке?..
- Никифоровна я.
- А вы, Матрена Никифоровна, держитесь за плечи сына. Да не за шею. Удавите же. Держитесь? Хорошо. А я вас сейчас за пояс к нему привяжу. Ну, с Богом! - Бонифаций Глинка перекрестил связанных между собой Тишу и Матрену и помог мальчику встать спиной между зубцами. - Вот где силушку и проверишь, Тимофей Степанович.
- Да я справлюсь. А ты-то как же, дядь Бонифаций?
- За меня не переживай. Мне еще надо Савве помочь. Ну, давайте, давайте, с Богом! - он легонько подтолкнул Тишу в грудь.
Где-то внизу из ночной тьмы раздалось тихое нетерпеливое ржание. А вдоль стены уже приближались двое солдат. Глинка рванул из-за пояса саблю.
- Я когда-то поклялся никого не убивать, - проговорил он сквозь зубы, - но вам, ребята, не повезло. Вы видели меня.
Он пошел навстречу бегущим солдатам, держа венгерку в опущенной руке за спиной. А потом был резкий вымах из-за поясницы. Клинок пошел с вывертом по косой в ложном направлении, заставляя противника качнуться в другую сторону, а потом вдруг развернулся в воздухе, метнулся вниз и с протяжным шипением вскрыл кожаный доспех на животе. Следующий удар отделил голову от туловища.
- Это чтобы без мучений! - выдохнул Глинка, словно извиняясь.
Второй солдат поднял аркебузу, то ли пытаясь выстрелить, то ли закрыться ею от страшной венгерки. Пирожник прочитал в его глазах удивление, поскольку пана Бонифация каждый в городе знал в лицо, и страх.
- Не надо, молодой человек, направлять оружие на мирного кондитера! - он сделал шаг вперед, отвел левой рукой в сторону ствол, а правой рассек тело от плеча до талии.
- Вот и все! - он сунул саблю обратно в ножны и устремился к выходу.
Монах к тому времени оказался на стене в полусотне шагов. Ему удалось, пятясь и отбиваясь от солдат, попасть на внутреннюю лестницу. Дальше оставалось только подняться. Бонифаций, перед тем как затеряться в толпе людей, выбежавших из домов на шум, бросил прощальный взгляд на монаха. И ему показалось, что он прочитал у того по губам: "Спасибо тебе, добрый человек!"
Савва нанес еще несколько смертоносных ударов посохом, отбрасывая врага, встал между зубцами, повернулся спиной к городу и прыгнул; широкая черная ряса раскрылась, словно крылья птицы. В полете монах посохом оттолкнулся от стены и, сделав кувырок в воздухе, приземлился на усыпанный листьями склон с другой стороны кремля.
***
Вокруг питейного заведения на Молоховской улице стояла крепкая забористая вонь. Солдаты испражнялись прямо с порога, только немногие в силу неведомых причин отходили на пару шагов под кусты черемухи.
Брецлава, пошатываясь, вышла из трактира на улицу по естественной надобности, а заодно и сделать пару глотков свежего воздуха. Ей было хорошо. В сознании девушки расцветали буйными красками цветы будущей волшебной богатой жизни. Дойдя до темнеющего в стороне вяза, она приподняла юбку и села на корточки, оголив белый задок. Неожиданно она услышала над самой головой голос Валука:
- Журчишь?!
"Вот так удача! - подумала Брецлава. - А что, если Валук овладеет мной и возьмет в содержанки? Вот тогда я всем покажу, кто такая Брецлава! А если… о… он вообще на мне женится? А куда ему деваться?! Я ведь одна знаю все его тайны!"
- Вы как-то застали меня в не совсем ловком положении, пан Валук!
- Вполне хорошее положение! Так и оставайся! Мне нравится, когда молоденькие девушки на моих глазах освобождают свои внутренности. Это так заводит, скажу я вам!
- Я все-таки встану.
- Сиди, где была! Так менее заметно. Я еще полюбуюсь тобой!
- Вы как-то грубы со мной! - Брецлава встала и одернула юбку.
- Груб, говоришь! Ты еще не знаешь настоящих грубостей, детка! - Валук схватил девушку за волосы, развернул спиной к себе и упер ее лбом в ствол дерева.
- Что вы делаете? Я разве бы вам когда-нибудь отказала?!
- Не люблю добиваться. Предпочитаю брать силой! - он рванул поясной ремень на штанах.
- Только не туда, пан Валук. Умоляю. Больно. Очень больно!
- Сейчас все кончится. А ты думала, я оставлю тебя в живых?! Зачем мне лишний свидетель, а?
- Больно. Очень больно, пан Ва-а-лук! - Брецлава захрипела.
Тугая петля из тонкой шелковой нити сдавила ей шею, глубоко вонзилась в плоть, так, что захрустели хрящики.
***
Час пробил, и назначенный день пришел для всех участников Божьего суда.
Болен вошел в комнату Агнешки, чтобы попрощаться с сестрой, но не застал ее. К девушке еще ранним утром постучалась Мария и передала пирожные для Анжелы, сославшись на то, что у нее нет времени дойти до клиентки самой. Агнешке хоть и было невыносимо страшно за Болена, но она, сама не зная почему, согласилась помочь Марии.
Присев на край кровати, молодой человек случайно бросил взгляд на полку, где стояла глиняная посуда, и заметил странный конверт в виде небольшого треугольника. Он взял его и вскрыл, разламывая крупные капли смолы. Первые же строки письма потрясли его. Погруженный в чтение, Болен не услышал, как внизу щелкнул замок в дубовой двери.
Точно так же проскрежетал замок, крепко запирая входную дверь в доме Анжелы, как только Агнешка с пирожными переступила порог.
***
Самуил Соколинский сидел на высоком стуле, без всякого интереса глядя на дерущихся карликов; на одном красовался гусарский мундир с хлопающими за спиной полами, на другом - голубой жупан богатого шляхтича. Карлики по традиции перед началом основного действия разыгрывали потешное представление. Справа от главы города восседала коллегия судей, которая должна была следить за ходом поединка.
Соколинскому было тошно и горько от всего этого. Армия Шеина стояла на подступах к Смоленску, в дневном переходе. Уже завтра грянет бешеная, кровопролитная война, а тут, в его ведомстве, творится черт знает что! Крестьяне целыми деревнями уходят в леса, чтобы показать московитам свое отношение к польской власти. В городе каждый день умирают от отравленной воды в колодцах, а иногда и просто от рук неизвестных народных мстителей. После истории с черным монахом молодежь стала носить длинные волосы, бороды и одеваться во все черное.
Он мысленно простился с племянником, понимая, что уберечь его не может. Оставалось только ждать страшной и жестокой развязки.
В углу каменного двора стоял, поигрывая обнаженным клинком, одетый в гусарскую форму Станислав Валук.
По всему периметру толпились люди, пришедшие поглазеть на небывалое в их городе до сей поры зрелище. Среди всех выделялся высокий человек, одетый в рясу францисканского монаха; капюшон почти полностью скрывал лицо, видна была лишь аккуратно подстриженная черная борода и выбившиеся наружу длинные, черные как смоль, локоны. В руке странный незнакомец держал палку, служившую опорой для костлявого тела.
Соколинский поднял руку, прося тишины.
- Итак, уважаемые паны и пани! Я должен напомнить о правилах суда. За поруганную честь Алисии Валук сражается ее отец, пан Станислав Валук. Честь Болена Новака отстаивает он сам или его защитник. В случае победы Новака…
Соколинский вынужден был сделать паузу, поскольку Валук громко расхохотался.
- Я продолжу. Итак, в случае победы Новака с него снимаются все обвинения и возвращается доброе имя. В случае победы Валука ему достается имущество побежденного и его личные вещи, кои захочет получить победитель. Все ли готовы? Вижу готовность пана Валука. Есть ли защита у Болена Новака?
Соколинский обвел взглядом двор.
- Перед тем как задать повторно тот же вопрос, я должен напомнить, что если по каким-то причинам одна из сторон не выставит поединщика, то суд объявит победителем того, кто решил с оружием в руках обратиться к Богу. Не явившегося ждет позорный столб, а затем виселица. Я во второй раз спрашиваю: есть ли среди вас тот, кто готов выйти и отстоять честь Болена Новака?
Соколинский и сам бросился бы на защиту племянника. Но его сковывала не столько близость неприятельской армии и чувство ответственности, сколько ужас перед Валуком, о зверствах и умении которого ходили легенды.
Еще несколько мгновений стояла оглушительная тишина. А потом…
- Есть! - произнес высокий человек в рясе монаха-францисканца.
- Кто вы? Назовите себя! - Соколинский пристально смотрел на него, пытаясь узнать, но тщетно.
- Я тот, кого вы все хорошо знаете, - ответил он спокойным твердым голосом, а потом откинул капюшон, отбросил палку и сдернул с головы парик.
- Зачем весь этот маскарад, пан Глинка? - Соколинский криво улыбнулся.
- Немного остроумия очень даже не помешает. Согласитесь, как бы я выглядел, придя сюда в своем заляпанном кафтане и в переднике пирожника? - ответил Бонифаций, вытаскивая поочередно ноги из высоких колодок и становясь ниже на целых полголовы. - И к тому же зачем моему противнику знать заранее, что его ждет? Не правда ли, пан Валук? Не ожидали?
- Вы-то тут при чем? - Соколинский хмыкнул в усы.
- Мы живем долгую жизнь лишь для того, пан Соколинский, чтобы когда-нибудь достойно встретить короткую смерть. Двадцать лет назад я был солдатом, потом стал печь пирожные и сладкие булочки. Но, видно, профессия воина взяла свое.
- И все-таки? Или это секрет? - глава города сделал шаг вперед.
- Если я выживу, то надеюсь, тайна не откроется. А если нет, вы все скоро узнаете. Приступим?
- Каким оружием будете драться, пан Глинка?
- Я вижу своего соперника с саблей. Наверно, он ожидал пистолеты? Но сабля - прекрасное оружие! Извольте.
- Тогда начнем.
Соколинский вернулся на свое место и отер пот со лба.
- Слава Богу, Болен избежал позорного столба. Ну, хоть это, - пробубнил он себе под нос.
Валук двинулся с места, выписывая в воздухе сверкающие восьмерки. Но впервые он не чувствовал себя уверенно. Не то чтобы сцена с переодеванием выбила его из колеи. Нет. Он вдруг ощутил что-то совершенно другое. Совсем иную силу, исходившую от человека, которому вроде как не было смысла погибать. Или наоборот? Тогда в чем смысл? Валук не мог ответить на этот вопрос, и это заметно ослабляло его дух. Против кого он дерется? Какая правда стоит за неказистым пирожником? Но стоит ведь. Стоит. И нет уже никакой хромоты. Почему он скрывался?
Клинки встретились и брызнули серебряными искрами.
Глинка уклонился от удара и начал атакующую комбинацию. Валук же старался расшевелить собственное тело быстрыми перемещениями. Он двигался по арене взад и вперед, иногда совершая полный круг. Но мышцы не желали работать, словно кто-то подлил ему в утренний стакан с вином какого-то зелья. Но нет, он не пил вина несколько дней перед поединком и тренировался - не потому что рассчитывал встретить серьезного соперника, а чтобы вволю поглумиться над поверженным. Загнанный в угол израненный зверь бывает опасен. Тем интереснее забава. Но даже для игры в кошки-мышки нужна хорошая физическая форма. И Валук набрал ее. Но почему тогда, черт возьми? Почему не слушаются мышцы и сбивается дыхание? И все же Валук оставался Валуком. Он блестяще отбивал все атаки. А когда сам переходил в наступление, то был на волосок от точного завершающего удара. Всего лишь на волосок.
В руке Соколинского глухо прозвенел фарфоровый колокольчик, что означало небольшой перерыв на отдых.