Глава 5
Совещание закончилось, командиры рот выходят из избы, переговариваясь между собой. По их озабоченным лицам видно, что они не в большом восторге от поставленных задач.
Я поднимаюсь, направляюсь к Калле.
- Все решено, - поясняет мне капитан. - Делаем бросок завтра на рассвете. Ты со своим учеником зачислен в мою роту.
- А Бауер?
- Капитан Бауер понижен майором фон Хельцем до командира взвода за невыполнение приказа. Ты что–то хотел?
- Герр капитан, у меня есть кое–какие соображения по поводу завтрашней операции, и я хотел с вами все обсудить.
- Пойдем.
Направляемся в его благоустроенную избу. По пути замечаю капитана Бауера, бредущего, понурив голову. Даже вообразить не могу, что у него сейчас на душе! Понизить этого героя до командира взвода? Человека, который оставался на позициях до последнего! Идиот фон Хельц явно не разбирается в людях.
В избе капитана Калле так же уютно, как и раньше, и патефон цел. Замечаю лежащую на столе фотографию молодой симпатичной женщины.
- Это моя жена, - заметив мой интерес, произносит Калле. - Нравится?
- Красивая, - искренне говорю я. Женщина действительно великолепна: шикарная блондинка в вечернем платье со здоровенным бантом на груди. Калле оказался эстетом во всем.
- Ладно, хватит лирики. К делу. Что ты хотел мне сказать? - спрашивает он.
- Герр капитан, мне нужно взглянуть на карту местности.
- Смотри. Что тебя интересует?
Я склоняюсь над картой. Местность, естественно, хорошо мне известна, слишком долго мы на этом участке топчемся, но важно понять, как фон Хельц пойдет на прорыв.
- Мы выступаем и направляемся вот сюда, - Калле водит карандашом по карте. - По данным разведки, у русских вот тут слабое место. Будем бить здесь.
- Герр капитан, я в этих траншеях как у себя дома. Смотрите, - начинаю ему отмечать на карте, где у иванов могут быть огневые точки: - И учтите, что за сутки они могли легко подтянуть артиллерию. Действовать надо осторожно.
- И что ты предлагаешь, стратег? - ухмыляясь, интересуется Калле.
- Я не командир полка, это ему виднее, как поступать, но мне кажется, что бить надо вот сюда, - указываю капитану место на карте. - Мы в этих окопах уже порядком нахлебались. Вот здесь место узкое, они поставят пулеметное гнездо, не более. Мы с Земмером постараемся дать вам возможность добраться до траншей, снимем пулеметчиков. Во всяком случае, попробуем сделать это.
- Ты молодец, Курт, - улыбается Калле.
- Мы с Земмером пойдем ночью и займем позиции вот тут, - я делаю на карте отметки. - Мы будем чуть в стороне, но на всякий случай предупредите людей. Не хочется быть убитым своими же товарищами.
- Я все понял, - капитан свернул карту и теперь пристально смотрит на меня, - Вижу, ты переживаешь из–за Бауера.
- Да, естественно.
- Он получил по заслугам. Не удержал линию обороны. И еще легко отделался.
- Герр капитан, я тоже там был и скажу вам, что он делал все возможное.
- Понимаю. Но мне это не очень интересно, - капитан всем своим видом показывает, что ему глубоко наплевать на Бауера.
Ни черта он не понимает! Он верит майору фон Хельцу, и в этом его основная ошибка. Этот человек искренне полагает, что мы снова возьмем наши позиции под свой контроль и выбьем русских. И, конечно же, Калле получит за это очередную награду. Да и ведь никак не втолкуешь им, до сих пор живущим в мире иллюзий, что самая важная награда сейчас - это жизнь. Кому сейчас нужны всякие побрякушки?
- Разрешите идти, герр капитан?
- Да, идите.
Выхожу из блиндажа с чувством гадливости. Будто произошло что–то мерзкое. Странно, но зуб перестал болеть. Видимо, мой организм решает, что пока хватит с меня душевных переживаний, и физическая боль в дополнение к ней стала бы перебором.
- Эй, где тебя носит? - окликает меня Нойманн. Он уже порядком пьян и стоит, слегка пошатываясь. На нем новый мундир, и я не сразу узнаю нашего "героя".
- У капитана Калле был.
- Ну ты даешь! Я бегаю, ищу этого засранца, а он все с капитанами общается.
- А ты был у портного? - любопытствую я.
- Нет, - мотает головой Нойманн. - Лучше! Пошел к снабженцам, а там земляк мой сидит. То–се, посидели, выпили. И как костюмчик?
Я осматриваю Нойманна с ног до головы. Мундир не новый, уже залатанный в нескольких местах, но не так уж и плох.
- Наверное, с мертвеца, - говорю я, чтобы хоть как–то подпортить его настроение.
- И что? - разводит руками Нойманн. - А мертвецы не люди? Поносил - дай другому, таково мое представление.
Спорить с ним бесполезно, логика его кажется безукоризненной.
- Бауера видел?
- Нет, - Нойманн подходит ко мне вплотную. Встав на мыски, обхватывает меня за шею и шепчет в ухо, дыша перегаром: - На рассвете выступаем драть жопы русским. Сведения точные, практически из первых уст. Только никому!
Смеясь про себя, отстраняюсь от него.
- Серьезно? - делаю удивленное лицо, хотя дается это с трудом. - А не ты ли будешь командовать?
- Что? - не понимает Нойманн. - Куда командовать?
- Иди проспись, герой, - хлопаю его по плечу. Вот рядом с кем приходится воевать. Один боится пули в спину, другой пьян в дугу, а руководит этим сбродом параноидальный майор, жаждущий крови и славы.
Мне обязательно нужно встретиться с Бауером и поговорить с ним. Капитана я нахожу возле траншей. Он сидит на пустом ящике из–под патронов и делает какие–то пометки в блокноте. Судя по всему, он уже в порядке. Я здороваюсь.
- А, Курт, - поднимает он на меня глаза. - Присаживайся. Сигарету?
- Благодарю, у меня есть. Капитан Калле обхаживает меня последнее время как девушку.
- Ну, я не исключаю возможности, что он немного того… - Бауер делает недвусмысленный жест рукой, намекая на ориентацию Калле, и ухмыляется: - А ты парень у нас видный.
- Учту ваши предостережения и не буду поворачиваться к нему спиной.
Мы смеемся.
- О наступлении уже, надеюсь, слышал? - спрашивает капитан.
- Да.
- И что думаешь?
- Безумие. Онанизм.
- Да, только онанизм дело личное, а фон Хельц хочет сделать его достоянием всего полка.
- Но выбора у нас ведь нет?
- Нет, - вздыхает капитан.
Я рассказываю ему о своих планах.
- Правильно мыслишь. Этот болван Калле не был там, а я каждую извилину в траншеях знаю. Русские не дураки, и посты с дозорами расставили на подходе. Единственное, что нас может спасти, так это внезапность и напор. Ответим им тем же. Но если они артиллерию подтянули, то нам несдобровать. А вы с Земмером большую услугу окажете полку. Только не забывай, что и у них снайперы есть.
- Я помню, - история с убитой лошадью не выходит у меня из головы. - Там у иванов один человек очень опытный.
- Вот и будь настороже.
- Хорошо!
Закончив говорить с Бауером, отправляюсь на поиски Земмера. Надо проинструктировать юнца. Тот ждет меня, сидя на лавочке возле забора.
- Ты готов? - спрашиваю его.
- Да, герр обер–ефрейтор.
- Значит так: мы пойдем с наступлением темноты. Твоя задача сейчас - пополнить наш боезапас и решить вопросы с продовольствием. Перед выходом нам надо хорошенько пожрать и выспаться.
Земмер послушно кивает головой, запоминая указания.
- Если кто будет чинить тебе препоны, скажешь, что выполняешь мои предписания, а если и этого будет недостаточно, то вали все на капитана Калле. Этот довод будет достаточно весомым. Через полчаса жду тебя на этом самом месте, уяснил?
- Так точно, герр обер–ефрейтор.
- Тогда вперед, чертеняка!
Земмер с готовностью убегает, а я прохаживаюсь вдоль лавочки и обдумываю детали предстоящей операции. Дело предстоит хлопотное. Добраться до русских позиций наши солдаты смогут без труда, но что дальше? Будет ли результат от этой вылазки? Без поддержки артиллерии, при малом количестве боевой техники и лишь на голом энтузиазме сможем ли мы отвоевать эти чертовы окопы? Одной храбрости здесь недостаточно. А еще в сердцах многих наших солдат давно поселился страх. Плохое сочетание для победы. Я видел атаки русских. В глазах их читалась ненависть, но никак не страх… И это еще одно доказательство того, что нам тут конец.
Майор фон Хельц находится во власти иллюзий либо полностью сошел с ума. И что самое страшное, я вынужден подчиняться его дебильным приказам. Вспоминаю блондинчика… А вот не вернулся он. Наверняка валяется где–нибудь с разбитой головой и бредовые идеи вытекают из его глупой башки вместе с черной кровью, впитываются в землю. Вот и вся польза от чистокровного арийского парня. Стоило ли рождаться и жить, чтобы стать во цвете лет банальным удобрением для полевых цветов? Хотя, если вдуматься, не такая уж и плачевная участь…
Земмер притаскивает котелки, наполненные горячей едой. Я пододвигаюсь, он усаживается рядом, и мы принимаемся за горячую, обжигающую нёбо кашу. Каска Земмера на треть наполнена патронами. Что ж, парень справился с заданием на "отлично".
После еды с удовольствием закуриваю и выпускаю в вечернее небо густую струю дыма.
- Ну что, рядовой, уяснил боевую задачу? - спрашиваю я Земмера.
- Так точно, герр обер–ефрейтор, - браво отчеканивает мой ученик, невольно заставляя меня рассмеяться. Уж как–то все это картинно получилось. Нас поджидает смерть, уже занесла над нами остро заточенную косу, а мы тут соблюдаем субординацию, играем в начальников и подчиненных. Хотя конец один для всех, будь ты рядовой или генерал.
Смотрю на часы. Пора собираться. Зная местность и понимая опасность всей этой затеи, решаю, что необходимо иметь запас времени.
Пока, не торопясь, готовимся к выходу, подходит чуть протрезвевший Нойманн.
- Удачи вам, ребята.
- Тебе того же.
- Я думаю, нам всем она пригодится, - грустно замечает Нойманн.
Остается доложиться капитану Калле, но в избе ни его, ни ординарца не нахожу. Проходящий мимо солдат сообщает, что командир роты "практикуется" неподалеку. Направляюсь на поиски и вижу столпившихся пехотинцев. Спрашиваю рослого рядового:
- Что тут происходит?
- Лазутчика поймали, - равнодушно отвечает тот, - сейчас расстреляют.
Лазутчиком оказывается бородатый дед лет шестидесяти в рваной заношенной рубахе–косоворотке. Откуда он тут взялся, и где его нашли? Дед стоит, прислонившись к белой покрашенной известью стене, затравленно глядя на нас. Под правым глазом у него расплывается лиловый синяк, из носа на бороду течет кровь. Трое пехотинцев держат его на мушке, а капитан Калле, лениво ковыряясь спичкой в зубах, смотрит на заходящее солнце, будто ничего его больше не волнует. Подхожу к нему:
- Что тут происходит, герр капитан?
- Курт? - отрывается от своего медитативного занятия капитан. - Ты еще не отправился?
- Вот, пришел доложить.
- Хорошо, - произносит капитан, изучающе рассматривая "лазутчика". - Вот, видишь, какого фрукта наши ребята выловили.
- И кто он?
- Лазутчик, конечно. Разве не видно?
Честно говоря, видно не было. Обыкновенный русский мужик, деревенщина. Лицо, покрытое сеточкой морщин, спутанная борода, руки типичного крестьянина - обыкновенный сельский житель, избежавший мобилизации в силу возраста и чудом выживший в этой бойне. Хотя, как тут узнаешь…
- Я бы его допросил, конечно, - говорит, обращаясь ко мне капитан, - но их языка не знаю.
Он медленно расстегивает кобуру и достает "люгер". "Лазутчик", заметив его действия, принимается истово креститься, шепча молитвы на своем языке.
- Вот ты, Курт, снайпер, - продолжает Калле, - но и я кое–что могу. Смотри на его правый глаз.
Капитан быстро поворачивается спиной к мужику, расстояние между ними метров десять. Калле усмехается, подмигивает мне. Резко обернувшись, он вскидывает руку и стреляет.
Пуля вошла старику точно в правый глаз, выбив затылок, и разбрызгав мозги на белую стену. Дед еще секунду стоит с отрешенным лицом и заваливается боком на землю. На стене расплывается большое красное пятно.
- Как? - спрашивает меня капитан.
Что могу ему сказать? Что только что стал свидетелем очередного бессмысленного убийства? Что мы увидели еще одну жертву этой безумной войны? Мало нам смертей?! Но говорить этого я не стал, смалодушничал:
- Меткий выстрел, герр капитан.
- Знаю, - самодовольно отвечает Калле, засовывая "люгер" обратно в кобуру. - Уберите эту падаль, - обращается он к солдатам, и те, взяв труп старика за ноги, тащат его к канаве. Кровь выливается из огромной дыры в затылке, оставляя широкий след на песке.
- Слушаю тебя, - говорит Калле, закуривая сигарету. Складывается впечатление, что он уже забыл о хладнокровном расстреле.
- Мы с Земмером уходим на позиции и ждем вашего наступления. Цели - пулеметные гнезда, командиры артиллерийских расчетов, сержанты и офицеры.
- Отлично.
- Разрешите идти, герр капитан?
- Да–да, иди, - равнодушно машет рукой Калле.
Глава 6
С наступлением темноты отправляемся в путь. Земмер явно волнуется. Я понимаю его состояние - он боится ударить передо мной лицом в грязь.
Часовые заранее предупреждены, и мы без проблем пробираемся к нашим бывшим позициям, занятым теперь русскими. Снова чувствую охотничий азарт, и все переживания отходят на задний план. Мы делаем важное дело, и, не скрою, приятно ощущать себя в некоторой степени незаменимым человеком. Мы с Земмером не просто винтики в огромном механизме. Мы важная деталь этого механизма - специалисты, выполняющие сложную боевую задачу. По крайней мере мы с ним не пушечное мясо.
Минные поля и противотанковые заграждения мы обходим стороной, углубляемся в лес. Я уже неплохо в нем ориентируюсь. Специально беру чуть левее, стараясь выйти прямо к тому месту, которое наметил на карте. Если я прав, то там русские действительно окажутся у нас как на ладони.
Вся затея фон Хельца отдает нехорошим душком, но что мы можем поделать? Раз уж послали нас на бойню, то надо хотя бы попытаться снизить число потерь среди солдат вермахта. А кто, как не я и малыш Земмер сделают это?
Иду впереди, внимательно вглядываясь перед собой. Земмер старается двигаться со мной след в след. По моим подсчетам, до позиции мы должны добраться часа за три. Стоит душная ночь, светит яркая луна. Я бы с удовольствием сейчас шел под дождем, так нас труднее заметить. Проходим больше половины пути, и пока удача сопутствует нам.
Соблюдаем полную тишину, идем молча несмотря на то, что пока еще передвигаемся по "своей" земле. Что ни говори, а природа здесь великолепная, если смотреть на нее со стороны. Есть что–то прекрасное в ее дикой, неухоженной красоте. У русских не бывает полумер. Если мороз, то градусов за тридцать, если жара, то иссушающая. Если болота, то непролазные, и тучи жужжащих комаров в качестве довеска. Европейцу, привыкшему к умеренному климату, сложно в этих местах.
Вспоминается осень сорок первого года. Мы тогда упорно выбивали русских, но сама природа встала им на защиту. Наше триумфальное продвижение вперед тормозила именно окружающая среда, а вовсе не жалкие разрозненные кучки драпающих иванов. Дикие ливни размывали дороги, которые и без того были в отвратительном состоянии. Танковые колонны растягивались на многие километры, горючее заканчивалось, машины глохли на обочинах. Солдаты стаптывали сапоги, плетясь по бескрайним русским полям. Нас изматывала жара, сменяющаяся дикими ливнями. Тот, кто не тащился долгие часы под проливным дождем по скользкой русской дороге в облепленных глиной тяжеленных сапогах, да еще в полной боевой выкладке, никогда не поймет меня.
А зима? Это сущий ад. Я всегда представлял себе преисподнюю как нечто жаркое, как сталеплавильный цех или что–то в этом роде. То есть белые от жара котлы, тягучая оранжевая лава, зыбкое марево от огня, духота и сожженная от горячего воздуха глотка.
Ничего подобного! Ад - это сорокаградусный мороз в русском лесу. Все с точностью до наоборот. Мороз, добирающийся до костей, гноящиеся на холоде раны, чудовищная влажность. Голод, обмороженные ноги, примерзающие к заиндевевшему металлу руки. Оружие, которое отказывается стрелять из–за того, что замерзала смазка. Вот настоящая преисподняя! И, как ни было грустно это сознавать, мы все туда скоро попадем.
У Земмера под ногой хрустит ветка, я замираю.
- Тихо! - шиплю на него. - Аккуратнее ступай.
- Так точно, герр обер–ефрейтор, - шепотом произносит Земмер.
- Давай здесь без всякой строевой ерунды. Меня зовут Курт, понял?
- Так точно, герр обер… Курт, - запинаясь, поправляется Земмер.
- Мы почти подошли уже. Предельная осторожность!
- Я…
Внезапно улавливаю посторонний шум. Жестом приказываю Земмеру замолчать. Где–то впереди негромко разговаривают. На каком языке, понять сложно, и мы превращаемся в слух, пытаясь разобрать речь. Вряд ли это наши, слишком далеко мы уже забрались. Различаю некоторые русские слова. Немного подумав, принимаю решение обойти этих людей - вступать в перестрелку с русским дозором не наша цель. Жестом поманив Земмера, ухожу чуть левее.
Это действительно оказывается красноармейский наблюдательный пункт. Они неплохо устроились. Место выбрано очень удачно. Иваны расположились на небольшом холме, и если бы мы пошли прежним маршрутом, то стали бы для них легкими мишенями. Их выдала самоуверенность. Они считали, что мы долго не сможем оклематься после разгрома и не предпримем попытки атаковать. Хорошо было бы нейтрализовать красноармейцев, но бесшумно подобраться к русским мне кажется проблематичным. Малейший шорох - они начнут пальбу, и что нам тогда останется? Закидать их гранатами, обнаружить себя, дав тем самым русским понять, что мы что–то замышляем?
Решаю не связываться. Сколько там человек залегло, неясно, но когда наши основные силы пойдут, у русских не будет шансов, этот пост попросту сметут.
Нам с Земмером необходимо выйти напрямую к траншеям, устроить там засаду, и я намерен эту задачу выполнить. Скрытые ночной темнотой, мы все дальше забираемся в глубь леса. Теперь двигаемся очень осторожно, понимая, что такие посты, как тот, который нам удалось благополучно обойти, русские могут понаставить где угодно. И пусть они сейчас опьянены быстрыми победами, глупцами их не считаю.
Мы уже подбираемся к русским окопам и можем разглядеть их в бинокль. Иваны не спят. Они запускают в небо осветительные ракеты, многие солдаты бодрствуют, бродят в окопах, особенно не прячась. Столь наглое их поведение раздражает. Русские не боятся ничего и никого. Они оказались настолько беспечными, что не подтянули на эти позиции ни тяжелую артиллерию, ни танки. Теоретически их можно брать голыми руками, вот только… "Эх, ну почему они не французы и не поляки… - проносится в голове мысль. - Мы бы их за полчаса сделали…"
Жестом указываю направление Земмеру, который следует за мной, как тень. Мы почти на месте. Окопы русских просматриваются отсюда великолепно. Земмер находится в метре от меня. Роли распределены заранее, у каждого своя конкретная задача - он в бинокль должен наблюдать за русскими позициями, выискивать командный состав и указывать мне на его местонахождение. Моя работа заключается в ликвидации противника.