Потом своего муллу буду ставить… Этот совсем надоел… В общем, я тебя с твоей красавицей покажу ему, а ты скажешь, что не хочешь в город возвращаться, а будешь в Пакруте золотодобычу организовывать. Завтра генералом у меня будешь. По полной программе. Вино, шашлык, фрукты, ковры мягкие и подушки. До его отъезда, ха-ха! Есть еще вопросы?
- Нет, агаи Резвон, нет вопросов. Есть одно пожелание. Девушку эту не убивай, а?
- Женщина все-таки. Пусть завтра рядом со мной посидит?
- Не убью, ей хуже будет. Она сама у меня лишнего дня жить не захочет, ха-ха-ха!
- Наверно ты правду говоришь! - я пытался взять верный тон.
- Не пойму только, чего у тебя руки так чешутся? Вижу, не любишь ты людей! Значит, себя не любишь. При этих словах Резвон ухмыльнулся:
- Нравишься ты мне! Только не надо меня учить! Ладно, оставлю ее… на ночь, ха-ха. Покайфуй с ними, только смотри, не переусердствуй! Завтра ты мне свеженький нужен! Я ночевать у жены буду, так что никто тебе не помешает!
Резвон потушил свет и удалился, напевая себе под нос:
"Если б я был султан, я б имел трёх жён!…"
То, что предлагал Резвон, мне было нужно, как в бане лыжи… Я тут же стал продумывать возможности освобождения. "Как это делается в боевиках? Надо попытаться развязать веревки зубами. Или пережечь их над открытым огнем. Но керосиновую лампу они унесли… Можно еще разбить какую-нибудь посудину, лечь на нее и, раня руки и, обливаясь кровью, перерезать веревки осколками"…
Ничего стеклянного в комнате не оказалось, и я решил освободить девушек с помощью собственных зубов. Извиваясь, я приблизился к Лейле и начал исследовать ее ноги. Они оказались туго перемотанными тонким капроновым фалом. Я попробовал распустить узлы зубами, но скоро понял, что дело это безнадежное! Оно потребует столько же времени, сколько потребовалось графу Монте-Кристо, чтобы убежать с острова Иф.
- Да, спеленали тебя как мумию, - посетовал я. - К мамке-то не хочется?
- Нет! - честно ответила Лейла и тихо заплакала.
- Не плачь и не бойся! Ничего с нами не случится. Резвон получит свое. А мы уйдем. Я это чувствую. И потому отчаяния нет. Один кураж.
- Кураж?
- Кураж - это когда с тобой ничего сделать не могут. Или сделают, а тебе не обидно… Или, как в словаре написано, наигранная смелость. Опять я болтаю. Надо тебе руки осмотреть…
Я перевернул Лейлу на живот и стал рассматривать узлы из тонкого экранированного кабеля, зверски стягивающего ее хрупкие запястья. И услышал у себя над ухом злорадное, знакомое до боли "ха-ха".
- Сзади предпочитаешь? А не рановато ли ты на нее полез? - Прошипел Резвон.
- Не разогрел совсем! Смотри, какая грустная. Нет, вас надо по углам развести, а то завтра утомленные будете, и мулла подумает, что я вас мучаю!
- Да нет, агаи Резвон, я просто хотел узелки проверить… Теперь вижу, что ты человек серьезный, не то что эти фраера из штампованных голливудских фильмов, которые вареными макаронами руки врагам связывают, а остатки себе на уши красиво укладывают.
От моих слов лицо Резвона перекосило, но он моментально взял себя в руки:
- Почему ты не хочешь понять, что играть будешь по моим правилам? Я могу раздавить тебя как вошь! Как червяка! Могу сунуть твою голову в бочку с водой!
- Надеюсь с теплой?
- Точно, дорогой! А может под подол бабы твоей. Будешь хорошо себя вести, я тебя к ней подсуну, и при мне будете любовью заниматься! И как надо!
- Понял! Ты хочешь подучиться немного!
* * *
- Ты всё правильно говоришь, прорычал наш мучитель и поволок Лейлу, а затем и незнакомку в противоположный конец комнаты. Потом, вытащив из-под шифоньера чемодан, он задвинул девушек на освободившееся место, затем опустился на колени и, сунув руки под шкаф, дополнительно связал ноги пленниц шнуром от утюга. Теперь они, надежно прикрепленные друг к другу, не могли двигаться и никто не смог бы достать их путы зубами.
Я, наблюдая за этими действиями, вспомнил далекий, жаркий, родной Захедан, мою роскошную комнату с "Тайной вечерей" на стене и бедную Фатиму под кроватью… Да. Аллах видит всё…
- Теперь ты их не достанешь! - ухмыльнулся Резвон. А я пока подумаю, что с тобой делать.
Я лениво процедил:
- Сунул бы в яму до утра и все дела! Бандит прищурился:
"Нет, дорогой! Я, знаешь ли, в душе артист! Точнее - режиссёр! Главное в моей работе - творить и не попадаться! Обожаю экспрессивный реализм во всём: В отношениях между людьми, одежде, гриме, даже в мелочах! Я знаешь, какой мастер по "макияжу"! Твои дружки, надеюсь, оценили "кисточки и красочки" от фирмы Резвон и Компания. Надеюсь, ты понимаешь, о чём я говорю…"
- Лучше, чем ты можешь себе представить! Тебе не дают покоя известность Чикатило и лавры Квентино Тарантино. Скажу прямо: Предел твоей карьеры - заведующий кишлачным бюро "В последний путь"! На более значительные свершения у тебя не хватит ума!
Бандита чуть не хватил удар от моих речей.
- Слушай, ты, остряк - самоучка! Что ты себе позволяешь! И что ты вообще знаешь о жизни! Научился золото от слюды отличать и благодари своего Иисуса! Он тебе продлит мучения на этом свете! Я лично побеспокоюсь! Таких умников, как ты, насквозь вижу!
Не зря протирал штаны в университете. Кстати, у меня тоже всё хорошо начиналось. Как у людей.
Женился на третьем курсе. Тебе и не снились такие девушки! Тёща была не в восторге от меня. Хотя в некотором роде мы с ней были коллеги: Я осваивал общую и криминальную психиатрию, а она была хирург от бога или от дьявола!
Начиная с войны, кромсала людей. Да! Ей не хватало только ступы, помела, да печи, чтобы живьём зажаривать " черкесов". Она так называла всех, кто был чуть смуглее её самой. Начали жить вместе…
Приду поздно - жена молчит, а эта ведьма "душу из меня вынет и кухонным ножом в ней ковыряется", пока не устанет! Однажды пришел с занятий и нарочно спрятался в её сундук. А она ищет по квартире и кричит: " Ты где? Выходи! Арап немытый! "
А я говорю из сундука: "Мама, идите сюда, здесь так хорошо! Как в гробу - тихо, прохладно! Вам давно пора в прохладе лежать…"
* * *
Резвон молчал, я тоже. Неожиданно он продолжил свою исповедь:
- Ты должен знать! Плохим парнем меня сделала простая русская баба! Моя тёща Клавдия Владиленовна. В Питере психодромом заведовал её однополчанин. Она договорилась с ним, и в один прекрасный день приехал "голубок"…
Когда меня выводили, закутанного в смирительную рубашку, она шепнула: "Хотел с психами общаться, вот и пообщаешься! Изучай, набирайся опыта, пригодится, когда практиковать начнёшь!"
Нас "лечили" звери, присягнувшие, когда-то Гиппократу, но явно позабывшие клятву. Среди пациентов было достаточно таких, как я, совершенно здоровых. Но очень немногие из них приспособились к ненавязчивому сервису "санатория". Их протест воспринимался однозначно: "Буйное помешательство". И меры принимались соответствующие: Избиение до полусмерти, доза препарата, парализующего мозг, расслабляющего нутро и домогательства санитаров…
Мне тоже "посчастливилось" пройти через этот ад. Текли слюни, моча, слёзы и ещё кое - что! Я затаился, стал изображать покорного и глуповатого "Homo Sapiens". Помогли знания, приобретённые за три года учёбы…
Только через пять лет мне удалось бежать. Помог душевнобольной, а может и не больной, который умел говорить разными голосами. Мы оделись в белые халаты, неизвестно откуда взявшиеся, и пошли к выходу. Встречаясь с "коллегами", он говорил пару слов и каждый раз новым голосом. Выйдя за ворота, мы попрощались. Я звал его с собой, но он сказал, чтобы я не волновался, потому что уйти из этого богоугодного заведения для него не составляет никакого труда. "Просто не пришёл мой час. Когда я выйду, найду тебя сам".
… Пошёл я домой, дверь открыл мужчина: молодой, холёный, уверенный. "Вы к кому?" А позади него - моя красотка с мальчиком на руках, который мог бы быть моим сыном…
"Извините, ошибся адресом!" - сказал я и ушёл. Вот и вся моя история. Надеюсь, что теперь ты иначе взглянешь на мои, мягко говоря, чудачества!
Спустя некоторое время, я сошёлся с крутыми "ребятками", которые убивали на заказ. Сначала я пытался разобраться: "За что… " А они мне отвечали: " За слабость! И запомни! Быть сильным - добро, а слабым - зло!" Я очень хотел быть сильным, чтобы забыть всё то, что со мной сделали люди. Но не простить!
В какой то момент мне показалось, что человеческие чувства ещё теплятся в этой израненной душе. И я тихо сказал:
- Да, тяжело тебе. Лечиться не пробовал?
- Нет. Я сам себе доктор. Человека убью, - как будто дышать легче становится, но ненадолго. Опять душно! Свободы мне не хватает, пространства! Вот я и разгребаю "человеческие" завалы. Последним умру сам…
- Конечно, ты же высшим судией себя вообразил! Люди навоз, да? И всё с ними можно делать. Но тебе противно, что ты такой же маленький и ничтожный. И ненавидишь себя. Потому что таким быть не хочешь! Но боишься "уйти" из жизни. Ну, признайся! Боишься! Вижу… Себя поставил в последнюю очередь…
- А ты, выходит, ничего и никого не боишься? Наверно думаешь, что я тут благотворительностью занимаюсь?
- Да нет, не думаю. А смерти в глаза я смотрел много раз! У меня только инстинкт самосохранения и остался. Короче, на все плевать, но на твой кол добровольно не сяду. Хотя терять мне вроде бы нечего. И жизнь моя, в общем-то, никому не нужна!
- Врешь ты все!
- Наверное. Как же без этого? Боюсь немного. Никто ведь не знает, есть ли на том свете пиво и девочки. Я заболею с тоски, если не встречусь с ними в преисподней!!
- Что, и детей нет?
- Есть. Сын взрослый… Давно не виделись, правда… А дочь живет с бабушкой, тещей бывшей, которая из нее саму себя лепит. И успешно, надо сказать.
- А Лейла?
- Без меня ей гораздо лучше будет! Меня тревожит только то, как ты с ней обойдёшься…
- А сам от боли умереть не боишься?
- Да ничего ты нового для меня не придумаешь. Опустишь разве? Ну и что? Ты ведь тоже опущенный. Только не могу понять куда…
Резвон наотмашь ударил меня по лицу, затем встал, замахнулся ногой, но бить, почему-то не стал. Вместо этого он перевернул меня на живот и тщательно ощупал узлы веревки, стягивающей мои конечности. Потом вышел, но через десять минут вернулся, потушив свет и плотно прикрыв за собою дверь. Еще минуты три мы могли слышать, как он отдавал приказы охранникам.
- Лейла! Как ты там? - окликнул я свою подругу, как только смолкли все звуки.
- Рук не чувствую совсем. И пахнет чем-то неприятным. И домой хочется… В Захедан…
- В Захедан… Очутишься там, тебе Нагз подавай! Так что считай, что это твое будущее желание уже исполнилось. Пальчиками пошевели и постарайся заснуть. Может быть, завтра удастся поговорить с муллой. Он - наша последняя надежда.
И я замолчал, твердо намериваясь заснуть. Но мысли об освобождении не оставляли меня.
"Сабля!" - вдруг мелькнуло в голове, когда я уже решил оставить свои тщетные потуги "родить" идею.
- Кажется, он повесил ее на место. Если я смогу ее достать и вытащить из ножен, то все остальное будет также просто, как чихнуть!
Я попробовал встать на ноги и, после шести попыток, преуспел в этом. Но первый же прыжок по направлению к сабле оказался неудачным. Подвела излишняя торопливость и эйфория, охватившая меня после заслуженной победы на первом этапе освобождения. Дверь отворилась, вошли охранники, разбуженные шумом моего падения, и равнодушно поколотили меня. Прошло полчаса не меньше. Услышав их храп, я снова встал и решил не прыгать, а двигаться к сабле боком, осторожно переступая с пяток на носки. Но и эта попытка, из-за скрипа рассохшихся половиц, завершилась тем же… В третий раз встать на ноги я не смог из-за резкой боли в коленках и спине, разбитых коваными сапогами охранников. И, пожелав девушкам спокойной ночи, я задремал.
Через мгновение я был разбужен Лейлой, склонившейся надо мной и трясшей меня за плечи. Я ничего не понимал. За окном было темно и тихо. Из-за спины Лейлы на мгновение появился Федя с керосиновой лампой в руках и тут же исчез.
- Вставай, чего разлегся, - зло прошипел мне Сергей, сменивший его в кадре. Или ты с Резвоном остаешься? Скорешился?
- Где мы? - прошептал я, зевая и растирая сонное лицо ладонями.
- У Резвона. Дождешься, сейчас я тебе врежу. Невзирая на заслуги.
- А-а… А что происходит? Амнистия вышла? Или реабилитация в правах?
- Ты чего, Черный? С Луны свалился? Или свихнулся от событий? Может, тебя, как дитятю, на руки взять? - зашипел Сергей и схватил меня за шиворот, явно намериваясь тащить мое не проснувшееся тело и остатки мозгов волоком.
- Я ходить умею, - ответил я, широко зевая, - Куда идти-то?
- За мной иди, герой! Да быстрее!
Через пять секунд мы были у машины. Уже светало. Житник боролся с зажиганием, Серега отворял ворота, Наташа, время от времени, отталкивая от себя вилявших хвостами волкодавов, бросала наши пожитки в кузов. В это время позади себя я услышал шум, обернулся и увидел человека, быстро бежавшего из покинутого нами дома по направлению к машине. Я мгновенно выхватил обрез из рюкзака, лежавшего под колесом "ГАЗа", и дернул курок…
К счастью, выстрела не последовало. К счастью потому, что этим человеком был Федя. Оказывается, по дороге из дома он заглянул в подвернувшуюся кладовку и зацепил там освежеванную тушку барана и… ящик водки. "Не ящик, - сказал он потом, уже сидя в машине и премного довольный нашими одобрительными взглядами, - а цельных двадцать две бутылки!"
* * *
Наконец мы на свободе и мчимся навстречу неизвестности! В кузове я, наша новая знакомая и Федя. Он, не обращая на нас никакого внимания, поёт "народные" песни. Его глазки излучают счастье, бровки топорщатся, рот кривится, демонстрируя дьявольский темперамент…
* * *
А я ловлю себя на мысли: "Ну не нравится мне этот мужичок и всё тут"! Его совершенно непрогнозируемая личность навязчиво ассоциируется с картинкой, увиденной мною в журнале "Крокодил", в глубоком детстве: "…Корабль с черепом на флаге. На бизань - мачте сидит пират. За поясом торчит огромный нож. Пальцы обеих рук скручены в классические фигуры…".
Нервишки шалят, приятель! Придерживая ящики, с драгоценной влагой, я заглянул в кабину и увидел, что моя персиянка сидит лицом ко мне на моторе, упершись обеими руками в потолок. А за талию ее придерживает Сергей…
Незнакомку опять кинуло мне на колени, и я заметил, что её миловидное лицо покрыто застарелыми синяками. Густые черно-фиолетовые разводы окружали ее глаза, пестрели на носу и скулах.
- Меня Русланом зовут, - представился я. - Или Черным. В школе девочки Черненьким называли. А как тебя зовут, благодетельница? Все некогда было спросить…
- Наташа Полухина, - ответила она, подняв на меня невозможно синие глаза,
- А где другая половинка?
- Какая половинка?
- Уха, конечно, - улыбнулся я, украдкой рассматривая ее разбитую бровь.
- Ты, Руслан, весёлый человек. И, наверное, не злой. Что смотришь? Нравится "радуга"? Всё очень просто. Били почти каждую неделю.
- А как ты попала к этому извергу?
- Он меня из города привез. Я в ресторанах подрабатывала. Пела, посуду мыла. Пригласил помочь его жене. Обещал хорошо заплатить. Хотела скопить денег на дорогу в Москву, - вот и поехала с ним. Только на следующий день поняла, о какой "помощи" жене он говорил…
Будешь смеяться, но рабыня Изаура была принцессой по сравнению с моим положением в доме этого таджика…
В это время нас сильно тряхнуло. Я прижал девушку к себе, чтобы у неё не прибавилось синяков, и надолго замолчал. Федя, исчерпав свой богатый репертуар, тоже затих. Я думал о Саиде. Он вёз нас к своему дяде - зверю, зная точно, что нас ждёт, и весело болтал с Лейлой. Такого коварства я ещё не встречал в своей жизни.
* * *
- А его племянник Саид чем занимается?
- Он и Резвон - "нитка с иголкой". Делает всё, что прикажет дядя. А что собой представляет этот злодей, ты и сам знаешь!
- А собак-то как приручила? Вон как хвостами виляли,
- Подкармливала, ласкала…
Месяц назад бежать хотела, так они меня чуть не загрызли. С тех пор сама недоедала, псам несла…
- Да, волкодавы - серьезные звери… Я сам их побаиваюсь. Не раз в горах сталкивался. Однажды меня вместе с лошадью чуть не порвали. Один такой пёс - ярко-рыжий, огромный - метр в холке, на круп кобыле запрыгнул и стащил меня на землю… Как ни странно - лошадь меня спасла! До сих пор ее помню. Пена изо рта, как будто мыла наглоталась, глаза выпученные, безумные. Вот-вот вылезут!
Но не убежала почему-то, топтать стала пса, да и меня заодно! Потом две недели от маршрутов отдыхал, раны с ушибами залечивал… Но история на этом не закончилась.
Представляешь, в конце полевого сезона этот волкодав ко мне в лагерь пришел и у дверей моей землянки поселился. Кормил я его с опаской, уж очень свирепый был. Неожиданно чабаны ко мне зачастили: - …"продай, да продай, породистый, мол, очень"…
Наконец, не выдержал и отдал его за полбарана. Чабан сует мне веревку: "Свяжи его", - говорит. А пес голову поднял, оскалился и на меня так выразительно смотрит: "Разорву, мол, дурачок, на части, если сделаешь хоть шаг!" Что делать?
"Твоя собака - ты и связывай", - сказал я пастуху. Пришлось бедняге самому с ней договариваться. А через два дня выхожу утром в маршрут и вижу, - псина на своем месте лежит и мордой в пустую миску тычет! Потом еще раза два его покупали…
- С псами-то можно сладить… - чуть улыбнувшись, промолвила Наташа.
- А вот если эти двуногие нас догонят, то пощады не жди! Пытать будут. Резвон это делает профессионально… Мужиков кастрирует, или на кол сажает. А женщин, которые ему не угодят, - своему ишаку в жены отдает: Привязывает их туловище к станку в позе, которую предпочитает ишак. Затем приносит ему много хорошей еды. Всё остальное природа матушка делает… Резвон только наблюдает.
Если не хочет, чтобы животное "растерзало" женщину, даёт ей маленькую плоскую тыкву, с отверстием насквозь, и позволяет надевать ишаку на "орудие труда". Этот ишак так пристрастился, что и ослиц в упор не замечал. Меня однажды тоже отдали, но животное не в духе было. Тогда Резвон одним ударом кулака ишака свалил. Если бы не ты, некоторые из нас уже давно были бы на небесах!
- Если бы не я? Что-то вы с утра загадками говорите. Что же такого я натворил?