* * *
На следующее утро я встал рано, но Меткафа уже не было. Я направился проведать Уокера и застал Курце уже наполовину одетым. Уокер похрапывал в постели. Я взял стакан воды и вылил ему на голову. У меня не было настроения церемониться с ним. Уокер пошевелился, застонал и открыл глаза, тогда Курце схватил графин и вылил на него всю воду. Уокер сел в постели, помотал головой, разбрызгивая вокруг себя воду, и вновь бессильно опустился на подушку.
- Голова, - простонал он, сжимая руками виски.
Курце сгреб рубашку на груди Уокера и приподнял его.
- Ну, козел безногий, что ты рассказал Меткафу? - Он яростно встряхнул Уокера. - Что ты ему сказал?
Такое обращение вряд ли облегчало страдания Уокера, поэтому я вмешался:
- Полегче. Дай я сам поговорю с ним.
Курце отпустил его и отошел, теперь я встал перед Уокером, выжидая, когда он придет в себя после такой встряски. Потом сказал:
- Прошлой ночью ты напился как последний дурак, а главное, нашел с кем пить - с Меткафом!
Уокер посмотрел на меня. Я увидел глаза человека, жестоко страдающего от монументального похмелья, и присел к нему на постель.
- Вспомни, ты говорил ему про золото?
- Нет, - закричал Уокер, - нет, не говорил!
Я спокойно продолжал:
- Не лги, если это неправда, то сам знаешь, что мы с тобой сделаем.
Уокер бросил испуганный взгляд на разъяренного Курце, стоящего поодаль, и закрыл глаза.
- Ничего не помню, - сказал он, - пустота. Ничего не помню.
Так было уже лучше. Скорее всего теперь он говорил правду.
Полный провал в памяти - один из симптомов алкоголизма. Я проанализировал ситуацию и пришел к заключению, что если Уокер и не сказал Меткафу о золоте, то легенду свою, вероятно, развеял. В один миг образ, который он так усердно создавал, мог полететь к черту, и тогда он предстал перед Меткафом таким, каким и был на самом деле - алкоголиком и неприятным типом.
Меткаф - человек проницательный, иначе он не уцелел бы в преступном мире. Крах легенды Уокера вызвал бы у него сомнение в достоверности легенды старинного приятеля Хала и его экипажа. Вполне достаточно, чтобы Меткаф насторожился. Теперь исходить надо из того, сочтет ли он нас достойным объектом для дальнейшего изучения.
- Что было, то было, - сказал я и посмотрел на Уокера. Тот потупил взор и нервными пальцами перебирал одеяло. - Посмотри на меня, - потребовал я.
Он медленно поднял глаза и встретился со мной взглядом.
- Думаю, ты говоришь правду, - ледяным тоном произнес я. - Но если ты обманул, пусть тебе будет хуже. И запомни, если ты за время нашего путешествия хоть раз напьешься, я уничтожу тебя. Ты думаешь, что здесь тебе следует опасаться Курце, но у тебя будет больше оснований опасаться меня, если ты позволишь себе хоть один глоток. Понял?
Он кивнул.
- Мне безразлично, сколько ты выпил вчера, дело прошлое. Через шесть месяцев можешь упиться хоть до смерти, меня это касаться не будет. Но еще один такой запой во время нашего путешествия - и ты покойник.
Уокер вздрогнул, а я повернулся к Курце:
- А теперь оставь его в покое, он будет вести себя нормально.
Курце взмолился:
- Дай мне только вздуть его, ну хоть разок.
- Все, кончено, - нетерпеливо сказал я. - Надо решать, что дальше делать. Собирайтесь, мы уезжаем.
- А как же Меткаф?
- Скажу, что нам захотелось попасть на фестиваль в Испании.
- Какой фестиваль?
- Откуда я знаю, какой! В Испании всегда какие-нибудь дурацкие фестивали. Я выберу самый подходящий для нас. Мы отплываем сегодня, как только я смогу получить разрешение на выход из гавани.
- Я вот думаю, что бы такое сделать с Меткафом, - проговорил Курце.
- Оставь Меткафа в покое, - сказал я. - Может, он вообще ничего не подозревает, а если вздуть его, то он сразу поймет - здесь что-то нечисто. С Меткафом лучше не связываться. Он человек влиятельный, не то что мы.
Мы немедленно упаковали чемоданы и отправились на яхту; притихший Уокер все время держался сзади. Моулей Идрис восседал на передней палубе, ловя кайф от послеобеденной сигареты. Мы прошли вниз и начали готовиться к отплытию.
Только я успел вытащить карту Гибралтарского пролива, чтобы проложить курс, как вошел Курце и тихо сказал:
- Мне кажется, кто-то обыскивал яхту.
- Что за черт! - воскликнул я.
Меткаф ведь ушел очень рано - у него было достаточно времени, чтобы хорошенько обшарить "Санфорд".
- Печи? - первое, что спросил я.
Мы самым тщательным образом замаскировали три плавильные печи. Некоторые детали сняли и рассовали по двум коробкам в подсобке, где они перемешались с другим барахлом, которое обычно накапливается в судовом хозяйстве. Главные детали - контейнеры с тяжелыми трансформаторами - были распределены на яхте так: один зацементирован в основание каюты, второй замаскирован под рацию, а третий встроен рядом с двигателем.
Вряд ли Меткаф догадался об их назначении, даже если и обратил на них внимание, но сам факт, что они спрятаны, должен был его заинтриговать. В таком случае нас не ожидало ничего хорошего. Облазив всю яхту, мы убедились, что все осталось на своих местах. Вообще-то, кроме печей и запасных графитовых прокладок, вмонтированных в двойное покрытие крыши, на борту не было ничего, что отличало бы "Санфорд" от других яхт, курсирующих в этих водах.
- Может, это марокканец проявил любопытство? - предположил я.
Курце выругался.
- Если он сует нос, куда его не просят, я швырну его за борт.
Я поднялся на палубу. Марокканец сидел на том же месте.
- Мистер Меткаф? - спросил я.
Он показал рукой на стоявший в гавани фэамайл. Я спустил ялик и поплыл к нему.
Меткаф встретил меня вопросом:
- Как Уокер?
- Полон раскаяния, - ответил я, наблюдая, как Меткаф пришвартовывает мою лодку. - Жаль, что все так получилось. Его будет мутить как собаку, когда мы поплывем.
- Вы уходите? - удивился Меткаф.
- Я не успел сказать тебе об этом вчера. Берем курс на Испанию. - Я выдал ему заготовленную байку, а напоследок сказал: - Не знаю, зайдем ли на обратном пути. Уокер, конечно, вернется, а мы с Курце пройдем вдоль восточного побережья и домой, в Южную Африку.
Я думал, что мои слова звучат убедительно.
- Очень жаль, - ответил Меткаф, - я надеялся, что ты спроектируешь для меня ялик.
- Знаешь что, я напишу в Кейптаун и дам верфи поручение выслать тебе комплект "сокола". За мой счет, конечно. Тебе останется оплатить транспортные расходы.
- Ну спасибо, очень мило с твоей стороны.
Мне показалось, что он доволен.
- Рад, что могу отблагодарить тебя за гостеприимство.
Он протянул мне руку, и я пожал ее.
- Удачи тебе, Хал, во всем. Надеюсь, ты осуществишь свой замысел.
Я был неосторожен.
- Какой замысел? - резко спросил я.
- Да я о твоем плане покупки верфи! Разве у тебя на уме еще что-нибудь?
Я обругал себя в сердцах и с трудом выдавил улыбку.
- Нет… конечно, нет.
Я повернулся, чтобы спуститься в лодку, и услышал спокойный голос Меткафа:
- Ты не годишься для такой жизни, как моя, Хал. Если у тебя и была подобная мысль, то лучше выброси ее из головы. Жизнь эта сложная, и в ней слишком много конкурентов.
Выгребая к "Санфорд", я размышлял над словами Меткафа: не скрывалось ли в них намека на то, что он в курсе наших дел? В определенном смысле Меткаф был честным человеком и не стал бы без нужды нападать на друга. Но он пойдет на это, если друг будет ему мешать.
В три пополудни мы покинули танжерскую гавань, и я взял курс на Гибралтар. Мы вышли на выбранный нами путь, но позади оставили слишком много ошибок.
Глава IV
Франческа
Мы шли, сражаясь с ветром в проливе, когда Курце предложил отправиться прямо в Италию.
- Слушай, если мы сказали Меткафу, что идем в Испанию, значит, мы пойдем в Испанию.
Он хлопнул кулаком по обшивке кубрика.
- Но у нас нет времени!
- Придется наверстывать, - сказал я упрямо. - Я предупреждал, что у нас могут быть непредвиденные обстоятельства, которые съедят наш резервный месяц, вот тебе одно из них. До Италии нам теперь добираться целый месяц вместо двух недель, в запасе остается только две недели, но придется пойти на это. Может, удастся наверстать в Италии.
Он проворчал в ответ, что напрасно я опасаюсь Меткафа. Тогда я сказал:
- Ты ждал такой возможности пятнадцать лет - сможешь подождать лишние две недели. Мы зайдем в Гибралтар, Малагу и Барселону, посетим Ривьеру, Ниццу и Монте-Карло и только потом попадем в Италию. Мы посмотрим корриду, поиграем в рулетку, побываем в казино - будем вести себя как самые обычные туристы. Причем такие прилежные туристы, каких Меткаф в жизни не видывал.
- Но Меткаф остался в Танжере!
- Возможно, что сейчас он уже в Испании. В любой момент он мог обойти нас на своем фэамайле. Мог прилететь на самолете, переправиться в Гибралтар на пароме - он может все. Если Меткаф хоть что-то заподозрил, уверен, он будет следить за нами.
- Черт бы побрал этого Уокера! - взорвался Курце.
- Согласен, - сказал я. - Но что было, то сплыло.
Я стал вспоминать, сколько ошибок мы наделали. Под номером один - опрометчивое заявление Уокера Аристиду, что он пользуется аккредитивом. Это ложь, да к тому же бессмысленная - аккредитив был у меня, и Уокер мог так и сказать. Только контроль за финансовой стороной нашей экспедиции давал гарантию, что Курце не обманет меня. Ведь я еще не знал, где находится золото.
Аристид, естественно, может навести справки у своих знакомых банкиров о финансовом положении "богача" Уокера. Ему ничего не стоит получить такую информацию, все банкиры связаны между собой (и плевать им на этику). Он, конечно, выяснит, что мистер Уокер не брал никаких денег ни в одном из банков Танжера. Вполне вероятно, Аристид спросит об этом у Меткафа, а для Меткафа такое обстоятельство станет еще одним поводом для подозрений. Он выведает у Аристида, что Уокер и Халлоран интересовались вопросами ввоза и вывоза золота.
Меткаф может сам отправиться в Каза Сета и там собрать сведения. Допустим, он не узнает ничего такого, что противоречило бы легенде Уокера, но именно его легенда должна вызывать наибольшие подозрения - ведь Уокер после того, как напился, напрочь выпадал из нее. При упоминании о золоте у Меткафа небось уши торчком встали - такие люди издалека золото чуют. И я бы на месте Меткафа тоже проявил интерес к маршруту прогулочной яхты "Санфорд".
Все мои рассуждения имели смысл только при одном условии: пьяный Уокер не рассказал о золоте. Если же рассказал, то и рассуждать нечего - беды не миновать.
Мы бросили якорь в Гибралтаре и провели там целый день, глазея на берберийских обезьян и искусственные пещеры. Затем попали в Малагу и до тошноты наслушались цыганской музыки. На второй день нашего пребывания в Малаге, когда мы с Уокером, как все добропорядочные туристы, отправились к цыганским пещерам, я обнаружил, что за нами следят. Усатый молодой человек с нездоровым цветом лица сидел в отдалении, когда мы закусывали в уличном кафе; он мелькнул на стоянке яхт, аплодировал исполнителям фламенко во время нашего посещения цыган.
Я ничего не сказал своим спутникам, но убедился, что правильно оценил возможности Меткафа. Наверняка у него есть друзья в каждом средиземноморском порту, и он, вероятно, сидел в Танжере, как паук в паутине, принимая телефонограммы из тех мест, где мы появлялись. Возможно, он знал не только наш маршрут, но и наши расходы до последней песеты.
Единственный выход - вести себя как ни в чем не бывало и надеяться, что ему надоест за нами следить и он в конце концов оставит свои подозрения.
В Барселоне мы пошли на бой быков. К тому времени я уже развлекал себя тем, что угадывал людей Меткафа, Вычислить их при желании не составляло особого труда, на этот раз наблюдателем оказался молодчик высокого роста с острым подбородком.
Я с полным основанием считал, что если кто и попытается ограбить "Санфорд", то это непременно будут друзья Меткафа. Разнесется слух, что он за нами охотится, и мелкая рыбешка оставит яхту в покое. Я нанял на судно сторожа, который явно не внушал доверия - по лицу было видно, что он родную бабушку продаст за десять песет, и мы втроем отправились на бой быков.
Перед уходом я позаботился о тщательном камуфляже: набросал ложную смету расходов по устройству судостроительной верфи в Испании, положив ее вместе с ворохом технической документации; оставил на виду предположительную схему нашего маршрута вплоть до Греции, перечень адресов людей, которых надо посетить. С точностью до миллиметра определил расположение каждой бумажки.
Когда мы вернулись, сторож доложил, что все было спокойно, я расплатился, и он ушел. Но бумаги оказались сдвинутыми со своих мест, в запертую кабину кто-то входил, несмотря на присутствие сторожа… а может быть, и благодаря его присутствию. Интересно, подумал я, сколько ему заплатили, и, главное, поверил ли Меткаф в то, что мы - самые обыкновенные путешествующие бездельники.
Из Барселоны мы пошли через Лионский залив в Ниццу, не заходя на Мальорку из-за нехватки времени. Опять я вел свою игру, обходя судостроительные верфи, и опять вычислил наблюдателя Меткафа, но на сей раз совершил ошибку: сказал обо всем Курце. Тот раскипятился.
- Почему не сказал раньше? - пристал он ко мне.
- Что бы это изменило? - отбивался я. - Все равно мы ничего сделать не можем.
- Не можем? - удивленно переспросил он и смолк.
Ничего особенного в Ницце не произошло. Место приятное, если у вас нет срочных дел где-то еще, но мы там задержались, чтобы сделать нашу легенду более убедительной, а затем проплыли несколько миль до Монте-Карло - места паломничества всех туристов.
В Монте-Карло я остался на яхте, а Курце с Уокером сошли на берег. Никаких дел, кроме обычной уборки, у меня не было, и я расположился в кокпите, наслаждаясь ночным покоем. Курце и Уокер отсутствовали долго. Когда они вернулись, Уокер показался мне необычно молчаливым. Когда Курце спустился вниз, я спросил Уокера:
- Что случилось? Язык проглотил? Понравилось тебе в городе?
Уокер мотнул головой в сторону трапа, по которому только что спустился Курце.
- Он кого-то пришиб.
Я похолодел.
- Кого?
- Парня, который следил за нами весь день. Курце вычислил его. Мы позволили этому типу ходить за нами до темноты, а потом Курце завел его в глухой переулок и избил.
Я вскочил и ринулся вниз. Курце промывал на кухне разбитые костяшки пальцев.
- Значит, ты все-таки дорвался! Тебе обязательно надо пускать в ход свои идиотские кулаки, головой ты работать не можешь. Ты даже хуже Уокера. У него хоть оправдание есть - он больной человек.
Курце удивленно посмотрел на меня:
- В чем дело?
- Я слышал, ты кого-то избил.
Курце посмотрел на свой кулак и усмехнулся мне в лицо.
- Он больше никогда не побеспокоит нас - месяц в больнице ему обеспечен.
Бог мой, он еще гордился собой!
- Ты же все испортил. - Я старался говорить сдержанно. - Мне только-только удалось подвести Меткафа к мысли о нашей непричастности к темным делам. Теперь ты избил его человека, и он убедится, что не напрасно подозревал нас - что у нас действительно есть какие-то тайные замыслы. С таким же успехом ты мог позвонить ему и сказать: "У нас тут на подходе золото, приезжайте и заберите". Ты же дурак!
Лицо Курце потемнело.
- Никто не смеет так говорить со мной.
Он поднял кулак.
- Я смею. И если ты хоть пальцем до меня дотронешься, можешь распрощаться с золотом. Ты не поплывешь ни на этом, ни на другом, даже самом паршивом судне, и Уокер помогать тебе не станет - он люто ненавидит тебя. Ты ударишь меня - и исчезнешь навсегда. Ты можешь избить меня, давай, пожалуйста, но за такое удовольствие заплатишь чистых полмиллиона.
Такой разговор назревал давно.
- Паршивый англичанишка, - сказал он.
- Ну, давай, бей. - Я приготовился встретить удар Курце.
Он явно передумал драться, но угрожающим жестом вскинул руку.
- Берегись, мы с тобой еще разберемся!
- Ладно, разберемся потом, но до тех пор командовать буду я. Понял?
Его лицо снова потемнело.
- Никто мной командовать не будет, - прорычал он.
- Хорошо, тогда мы отправляемся назад по тому же маршруту - Ницца, Барселона, Малага, Гибралтар. Уокер поможет мне управиться с яхтой, а ты на него можешь не рассчитывать, он для тебя палец о палец не ударит.
Я повернулся, чтобы уйти.
- Подожди, - сказал Курце, и я остановился. - Так и быть, - прохрипел он, - но берегись, когда все закончится, черт побери, будешь ходить и оглядываться.
- Но до тех пор командую я?
- Да, - сказал он угрюмо.
- И ты выполняешь мои приказания?
Курце сжал кулаки, но сдержался.
- Да.
- Тогда получай первое: ничего не предпринимать, не посоветовавшись со мной.
Я уже поднимался по трапу, когда меня осенила одна идея, и я опять спустился.
- Хочу предупредить: не вздумай что-нибудь затевать против меня и Уокера, в противном случае тебе придется иметь дело не только со мной, но и с Меткафом. Буду рад отдать Меткафу твою долю, если еще что-нибудь натворишь. И в целом мире не найдется такого места, где ты сможешь укрыться от Меткафа.
Курце зло посмотрел на меня и отвернулся.
Я вышел на палубу. Уокер сидел в кокпите.
- Ты все слышал? - спросил я.
Он кивнул:
- Рад, что ты считаешь меня своим союзником.
От возбуждения меня трясло. Сомнительное удовольствие - сцепиться с таким медведем, как Курце, одни рефлексы - и ни капли ума. Разделаться со мной ему так же легко, как другому сломать спичку.
- Господи, и угораздило меня отправиться в это безумное путешествие с такой пьянью, как ты, и таким маньяком, как Курце. Вначале ты наводишь Меткафа на след, потом Курце окончательно загоняет нас в тупик.
Уокер мягко возразил:
- Я не хотел этого, Хал. Мне вообще кажется, что я ничего не говорил Меткафу.
- Надеюсь, но свою игру ты все-таки испортил.
Я потянулся, чтобы расслабить мышцы.
- Впрочем, это не важно. Или мы добудем золото - или нет. Вот и все.
- Ты всегда можешь рассчитывать на меня, если тебе понадобится помощь против Курце.
Я улыбнулся. Рассчитывать на Уокера - все равно что рассчитывать на сломанную мачту во время урагана - урагана в лице Курце. Своей слепой первобытной силой он подавлял таких людей, как Уокер. В общем, зверь, а не человек.
Я хлопнул Уокера по колену.
- Ладно, отныне мы союзники.
Я постарался придать голосу некоторую суровость, потому что Уокера тоже надо было держать в ежовых рукавицах.
- Но чтобы никакой выпивки. Там, в Танжере, я говорил всерьез.