***
Никогда ничего похожего не было с Мариам. Дело ни в чувствах охвативших ее, даже не переживаниях. Ощущение возможной потери, чего или кого точно она понять пока не смогла.
Отец в таких случаях учил ее разобрать волнующий участок жизни по кусочкам, по маленьким пунктикам, если не поможет, уменьшить, рассмотрев скрупулезно каждый моментик. Тогда обязательно если не желания, то чувства, если не опасения, то необходимость - что-то из этого обязательно придаст волнующую окраску отрезку жизни, не дающего покоя. Дальше просто - либо окрасить его в привычные, либо сызнова, отсчитывая с того дня, меняя жизнь под цвета перемен. Главное не забывать, что это надолго!
Она попробовала, но каждый раз ее попытки разбивались о стену невозможности отказаться от чего-то в прошлом, хотя очень этого хотелось.
Раз от раза девушка выбирала одно и то же мгновение. Вспоминая его, наворачивались слезы с одновременно появляющейся улыбкой. Взгляд этого человека… он не был, как у всех с кем она проделывала этот фокус. Стоило проскочить вперед мужика в узком проходе, обтянуть задницу и завилять ей так, чтобы она чуть ли не касалась стенок узкого прохода, как видящий это чуть ли не ползал на коленях, умолял, готов был на все, что угодно.
Все всегда смотрят на виляющий таз, а этот, она, специально взмахнув волосами, заметила - этот, когда она повернулась, смотрел в глаза. Увидев это, Мария, чуть не спотыкнулась, наверное, он успел поднять взгляд, но это было не важно - другие не успевали! По сути, на удаляющуюся девушку смотреть больше некуда, тем более здоровому крепкому мужику. Но Андрея волновали глаза и что за ними - вот причина.
Как она поняла, до этого дня у него не было довольно долго женщины, он должен был сходить с ума от желания, может так и было, но душа была первично! А это редкое качество.
Да, его взгляд… Его можно только сравнить с тем, когда влюбленный наслаждается своей женщиной во время ее сна, разглядывая каждый волосок, разглаживая взглядом каждую морщинку, лаская каждую ресничку.
Светищев был "голоден", но воспринимал ее, не как "пищу"! Это зацепило, и возмутило совсем, когда он ушел, исчезнув. Она даже подумывала - не остаться ли ей? Но привычка всегда следовать либо плану, либо изменявшей всё необходимости, основанной на ее безопасности, взяла верх, над чувствами.
Чувств, как таковых не было, но тяга, предрекаемая либо гибель, либо восстание из пепла, была очевидна!
Что она теряла, если ее предположения будут ошибочны? Да ничего, вернет перстень. А может и не вернет, почему бы еще чем-то не разжиться! Ей ведь предложено участие в весьма любопытном мероприятии. Может быть, оно окажется выгодным.
Если же поездка просияет желаемым, то свет этот станет разгоняющим тьму, страхи, и кто знает, чем еще может окончиться или продлиться в будущем сегодняшнее желание перемен?…
Еще раз взвесив, Мариам решилась. Но зря думает кто-то, что окончательное решение, может повлечь за собой резкие и скорые действия. Не тот человек! Несколько дней изучала она местность, историю, личности, перспективы области. Девушка подробно подошла и соседям губернаторам, прочитав множество подборок, статей и докладов. В результате образовалась картина, прояснившая потребности, возможности, направления действия разных структур, чиновников, предприятий. Подобрав соответственно себе амплуа, наша "королева гротеска" через день предстала перед губернатором края, заранее организовав звонок, якобы от очень известного депутата Государственной Думы.
Отказавшись от помпезного приема, просто посетив с губернатором ресторан, она отправилась, уже, как его протеже в Спас-Деменск, где ее приняли с распростертыми объятиями.
Фольклора там особенного не найти, а вот историй, прибауток, побасенок и анекдотов из прошлого города было множество. Конечно, основа всего была охота, откуда, наверняка, брал творческое начало сам по себе рассказ.
К концу недели она настолько устала, что была не в состоянии даже понимать услышанное, а искомого так не было видно. Это была, как раз, та самая неделя подготовки. Буквально завтра и был назначен старт сдружившихся Арона Карловича и Андрея Викторовича.
Мариам решила поставить точку - покинуть этот городок, забыв его навсегда, как доказательство своей оторванности от жизни и реалий ее. "Анатолич" настолько проникся к ней, что решил дать свою машину с водителем, чтобы доставить ее в целости и сохранности до подъезда дома…
Сложив свои вещи в багажник писатель-историк, решила купить на дорожку несколько пирогов - была суббота и, соответственно, работал рынок, где баба Глаферья выносила на продажу свои пирожки, не виданной свежести, ароматов и вкусов. Распробовавшись, Мария, решила взять всяких по два и набрала целую корзинку, которую старушка подарила ей, проникшись глубиной и скорбностью ее взгляда.
На прощание она невзначай произнесла загадочно:
- Эх, девка, такой красавице не уехать отсюда без жениха! Не торопилась бы ты, а!..
Только та хотела, что-то ответить, как поворачиваясь, наткнулась взглядом на нескольких кавказцев, выгружавших телячьи туши. Корзинка выпала из ее рук, еле подхваченная бабушкой, избежала падения. Но девушка не замечала происходящего рядом. Охваченная сценой, а точнее ее участниками, она пораженная молнией настигшей беды, почти потеряла сознание.
Сообразив, что с ней что-то случилось, бабка Глаферья, заметив с какой стороны пришло несчастье, подхватила ее под руки и, заслонив собой, повела в полуобмороке в собор. Рынок располагался прямо на соборной площади, поэтому это было чуть ли не одно единственное строение.
Не разбираясь в чем дело, а Глаферья Романовна Бузыкина была не только великолепным кулинаром, но и приближенной протоиерея, главной свахой, и что особенно важно - мамой того самого Владимира Анатольевича Бузыкина - главы администрации этого района, которого мы еще иногда называем "хозяин"!
Женщиной она была не просто проницательной, а видящей многое насквозь, благодаря своим опыту и наблюдательности. Лет пятнадцать назад потеряв мужа, все свое внимание она направила на правнуков, двух малышей-пострельцов, вьющих из нее веревки и даже канаты. Больше никому подобного не позволялось, но если кто нуждался в помощи, она разбивалась в щепки, жертвовала, чем могла, и всегда решала все и вся, если даже для этого нужно было "наклонить" своего сына.
Характер твердый, если не сказать жесткий, волевой, не терпящий противостояний, но сдающийся при слезах "жертвы" несправедливости, был почти всегда не сокрушимым оружием перед любыми ненастьями и проблемами:
- Батюшкааа!.. Отец Филофей! Беги, спасай рабу Божию! Не ровен час Спасителю душу отдаст!.. Да где ж ты? Как нужен, так запропастишься обязательно!..
На ее крик, понимая, что все равно достанет даже из преисподней, вывалился из трапезной, необъятных размеров в области талии и высоты, здоровенный детина в рясе, с поверх носимым огромным распятием, которое, впрочем, смотрелось меленьким и аккуратным.
Большая окладистая, начинающая седеть борода, длинные волосы, собранные в косу, дополняли вид "постника и молитвенника" за город и всех жителей его.
Только закончилась Литургия, да от батюшки попахивало Кагором и громогласностью службы:
- Что стряслось-то, матушка?! У! Кого это ты притащила? Срамоту бы прикрыть бы! Господи, все на показ! Ох, ох, ох! Давай ее сюды, на скамеечку… Че случилось-то?
- Че, че! Выглянь, храм твой агаряне приступом берут, а ты все пузо свое окормляешь!
- Ну зачем ты так, сама ж знаешь, сутки не ем перед Литургийкой - не положено. А их три получается, почитай три дня не ем. Мяса вовсе не вкушаю, а Кровушку Спасителя как оставить опосля Евхаристии…
- Да знаю я! Так сказала… больно у тебя живот, грехами нашими набит!
- Ох, язык без костей! Ну, так что ж… чтобы я без тебя делал, боле никто и не чихвостит меня нерадивого! Сама ж помнишь, батюшка мой покойный, в размерах-то поболе был…
- Лаааднааа… Давай девку спасать! Че-то до сих пор, как прибитая… ну-ка, читай Евангелие.
- Скора ты на думы! Дай-ка я ей водичкой святой охожу.
- Это я сама! А вот голосом твоим…
Отче понял, что имела в виду старушка, и, перекрестивший, начал читать нараспев первую попавшуюся главу из Апостолов.
Минут через пять Мариам встрепенулась, вжалась в скамью, как дикая осмотрелась вокруг, и хотела было бежать, да куда там - хватка бабки Глаферьи была железная, а любопытство необузданное.
- Ну, девонька, рассказывай, как на духу давай. Пред Богом стоим. Чем тебя эти услюмане перепугали? Ты меня не бойся, я тебя рядом с сыном своим видела, если чего, все, как я скажу сделает… Поняла?!..
Мариам слова слышала, но суть их разобрала лишь наполовину. Не расслышав и части, ей показалось, что кавказцы ее заметили и сейчас стоят снаружи. А раз так, то быть беде.
Судорожно думая, что делать, ругая себя за такую оплошность, она перебирала легенду за легенду. Пожилая женщина понимала без слов, чем был занят ее мозг, а потому жестко на прямую спросила:
- Они те кто?!..
Девичье сердце сжалось, в правде увиделось спасение, слова потекли вслед слез такими же обильными, горячими ручьями:
- Ох, матушка, не буду врать, муж это мой! Ищут они меня, отомстить хотят, я от них убежала, не стерпев отношения к себе. Теперь нашли - точно убьют или к себе в горы вернут, а там все одно, умру! Ведь не хотела ехать, да человека полюбила, да не нашла, хотя он вот-вот сюда же должен был приехать… Вот дура, дура, дура!..
Бабка с замолчавшим батюшкой пытались что-то понять, но сообразили только, что муж хочет убить или украсть жену, и муж этот один из выгружавших мясо.
- Девонька, ты сама-то отколь будешь-то?
- Из Москвы…
- А по вере-то?
- Да православная я, матушка, крещеная я, еще в детстве. Ой длинная история…
- Как же ты за огарянина та… замуж-то?! У них же по четыре жены… ой, ой, ой… мужика-то хоть, стоящего нашла? Он-то наш?!..
Тут уж любопытство свахи взяло свое, в мыслях она уже решила дело, и, сидя на свадьбе, наблюдала счастливых и неразлучных. Вслух проговорила:
- Непременно под венец! Батюшка, лети-ка ты, голубок, к сыну моему, пущай пришлет, кого надо, давай, давай… С Богом…
- Да, матушка, я же еще в облачении…
- В прелести ты… засмотрелся на красотку…
- Господь с тобой! Что ты говоришь, я же… а, все одно… смиряяяюсь, как скажешь…
Все-таки отче поменял подризник на подрясник и буквально вылетел на улицу. Для полного воинственного вида ему не хватало палицы или двуручного меча.
На удивление никого из гостей гор уже не было, по рынку метался водитель "хозяина". К нему он направился. Вкратце, описав ситуацию, поинтересовался:
- Ну, раб Божий из костей и кожи, что делать-то будем… Надо бы потревожить батюшку-то нашего, благодетеля Владимира Свет Анатолича…
- А может, все само собой…
- "Само собой", матушка мне его голову отвернет и скажет, что так при рождении и было! Поехали. Да и интересно все это. Ты энтих-то заезжих-то мусульманов не знаешь?
- Отче, яяя… да я так… пару раз в кабаке, да в катране.
- При этих словах священник перекрестился, произнеся про себя трижды "Господи, помилуй!", вслух же добавив:
- Все одно - греховодники! Ну да Господь каждого знает… Ну и?…
- Да кто их знает, "хозяин", ты ж сам знаешь, не любит он их… - грабят они нищету нашу деревенскую. Ездил недавно с губернатором советоваться, так они порешали запретить мусульманам сельскохозяйственные продукты на рынок выставлять. А то они за копейки скупают, и в тридорого нам же и впаривают… Корма все скупят, а потом опять! Вона как! А эти… может не знали? Ну так сам и поинтересуйся…
Глава администрации, не раздумывая, прыгнул сам за руль и через две минуты уже успокаивал Марию. Ощутив на себе столько теплоты и добра, она вновь разревелась, а, успокоившись, рассказала все заново, прибавив даже новые подробности о том, как именно убежала, своровав деньги, что теперь вынуждена скрываться, и хочет найти человека, перед которым виновата.
Бузыкин сидел в недоумении. Он был очень не глупый человек. Выглядя немного простоватым, на деле видел насквозь многое, но не в женщинах, здесь он полностью полагался на мать. Предвидя, что сказано далеко не все, но достаточно, он принял решение. Остальное его и не интересовало.
Поскольку район он возглавлял еще с советских времен, а это больше, чем три десятка лет, опыт имел огромный и привык одним выстрелом "брать" сразу несколько трофеев. И девушке помочь, и с кавказцами разобраться "хозяин" был в состоянии очень быстро, но предвиделось нечто важное и большее.
Предложив ей остаться, правда, в тоне, не терпящем отказа, он отправил ее в усадебку "генерала", передав от себя, что это его личная просьба. Тот жил один, и был не против скрасить свое уединение, правда, наверняка, начав ухаживать - ну тут, как будет, так и будет…
Откладывать в дальний ящик "хозяин" дела не любил, а потому, отправившись к себе в администрацию, решил собрать весь цвет главных людей района. Через полчаса за одним столом восседали начальник полиции, ФСБэшник, генерал-лейтенант-командир дивизии, чье стрельбище находилось на территории района, а за одно и запасной, законсервированный аэродром, по случаю оказавшиеся здесь начальник паспортного стола, председатель общества охотников - рыболовов и еще несколько человек, о которых мы больше никогда не услышим.
В результате этого внепланового собрания несколько человек попало в оперативную разработку. Двое из них на территории подконтрольной "хозяину", как положено зарегистрировались, остальные проживали без документов, якобы, собираясь уехать буквально завтра…
В области появилась литература экстремистского содержания. Оказалось, что эти двое арендовали три дома у старушек под продуктовые склады, но прошел месяц, а помещения пустели. Не похожи были эти люди на транжиров впустую.
Крестьяне, продавшие телят на мясо, утверждали, что так торговля не ведется. Люди эти, покупая товар, понятия не имели, чем один телок от другого отличался. Было предположение, что они позарятся на местные монополии: грибы, рожь, сено, навоз и тому подобно - чем успешно торговали с иностранцами вот уже девятнадцать лет, но и это не подтвердилось.
В районе не было совершенно никаких стратегических объектов всероссийского уровня. Все было у соседей.
Распустив народ, "Анатолич" внимательно начал читать принесенное досье на одного из приезжих. Тот был младшим сыном в семье. Отец и пятеро братьев погибли, причем в разное время. В живых остался только один брат, бывший когда-то боевиком. Сюда они приехали вместе. Рустам, так звали младшего, не имел отношения к криминалу и вообще воспитывался отдельно. Похоже, что он решил дать старшему возможность стать мирным человеком, что не снимало с обоих подозрение.
Бузыкин попросил разузнать и о Марии. Сделал это на всякий случай, по привычке. Ничего плохого эта женщина в своей жизни не сделала, правда, и информации о ней тоже почти никакой не было.
Странное показалось другое - мужчина, по тем документам, бывший ее мужем, женат на ней не был. Глава решил наведаться к Андрей Викторовичу Светищеву, он должен сегодня приехать и поселившись у своего друга. Именно его искала девушка. Владимир Анатольевич привык строго разделять отношение дружеские с деловыми, потому направился, желая в частной прояснить некоторые моменты.
Дела на сегодня закончились, их было немного, а наступающие суббота и воскресенье - дни охоты, к чему следовало приготовиться. Поэтому, сначала домой, а потом уже дальше…
Уже подъезжая к дому, он заметил два припаркованных джипа с крытыми кузовами, полностью набитыми разной всячиной. "Как же не вовремя эти гости!" - подумалось Бузыкину. Тяжело и глубоко вздохнув, глава уже сбирался сделать шаг, как входная дверь распахнулась, и навстречу буквально выскочил Андрей Светищев. Они столкнулись. Сзади напирал Арон Карлович.
- Мужики, вы куда, как угорелые, пожар что ли?!
- Анатолич, хуже! Поехали с нами, познакомим тебя с женщиной… ах какой женщиной!..
Тот согласился, к тому же это совпадало с планами, как нельзя лучше. Быстро подумав, он сел в свою машину, понимая, что возвращаться придется одному.
Оказывается Глафира Романовна, в первую очередь рассказала приезжим, как новость дня, историю с Марией. Разумеется, как только они поняли, кто это, сразу осознали грандиозность события, и оба выскочили вон. Бабушка пыталась навязаться, говоря, что лучше нее свахи во всей Калужской области не сыщешь, но сын осадил, подумав, что она только будет мешаться. Пообещав, что ее очередь наступит завтра, все трое на своих машинах скрылись из виду расстроенной старушки…