– А знаете, друзья, вы вместе просто очаровательно смотритесь! Глядя на вас, подумаешь, будто вы друг друга по морде били. Вы вдвоём на публике появляйтесь, произведёте широкий общественный резонанс!
Я захохотал, но был быстро посажен на место.
– Твоё ироничное резонёрство есть не что иное, как гнусный плагиат, скомпилированный с нашей совместной с Виталием неудачи! – обиженно воскликнул "рогатый".
А байкер будто и не услышал ничего, отвернулся себе, ну я и тоже перевёл взгляд на небо. Я и понять не успел, когда он вдруг одним рывком сбил меня с ног и крикнул: "Вяжи его, Боря!" Я был позорно связан ремнём отца Виталия и вынесен к дороге.
– И что дальше? – спросил я, весело глядя на своих чокнутых товарищей. – Кто машину поведёт?
– Я поведу, – отозвался нечистый.
– Ты не умеешь!
– Я же чёрт, Кирилл, я всё умею. Пора и тебя разок проучить за твою чванливость. Согласно неутешительному апостериорному выводу, не дающему тебе права на какую бы то ни было апелляцию, ты приговариваешься быть нашим пленником.
Подмигнув друг другу, они открыли багажник и с серьёзным гангстерским видом упаковали меня туда. Хоть в темноте багажника мне и не было ничего видно, зато было всё прекрасно слышно. Звук приблизившейся милицейской сирены заставил меня издать издевательский смешок.
– Ну что, ребятки, теперь держитесь!
Я представил ситуацию: два смущённых бойца с синими бланшами под глазами, один из которых сейчас начнёт что-то "глаголить" и размахивать крестом, а второй выражать своё "апостериори", будут встречены охранниками правопорядка по всей форме. Я решил не доводить до греха и крикнул:
– Довыпендривались, умники? Вытаскивайте меня, буду вас спасать!
Но сначала была какая-то громкая грубая возня, а вытащили меня сотрудники нашей доблестной милиции, когда мои похитители уже лежали лицами к земле в наручниках Я доходчиво объяснил служащим, что это всего лишь недоразумение, невинное дурачество, и что я вовсе не жертва. Они нас отпустили, но сначала проверили наши документы, а потом впаяли штраф за нарушение общественного порядка. Платить, конечно, пришлось на месте, чтоб не ехать в какое-то пригородное отделение. Ещё бы, блин! У нас ведь такая ответственная милиция! Выписанный штраф может и потеряться, лучше не рисковать и устроить оплату на месте происшествия. Кто платил? Конечно же, покорный слуга Кирилл! Как будто у меня свои золотые прииски имеются!
– С вас пиво, ящик! И вобла! И чтоб килограмма три! – кипятился я, когда мы были вновь предоставлены самим себе.
– Кирилл, ты первый начал, – смущённо попытался оправдаться чёрт.
– Ты вообще молчи, несчастный, а то я сейчас прикажу тебе сделать сеппуку в лучших японских традициях за то, что ты посмел доставить своему сюзерену неприятности.
– Кирилл, не надо сеппуку, это совсем не по-христиански! – испугался нечистый. – Заметь, зато ты сохранил своё реноме порядочного человека. Ну хочешь, я схожу на исповедь к отцу Виталию? Он вот священник, между прочим, но молчит, в отличие от тебя, хоть и наравне с чёртом был повязан слугами эмвэдэшными.
А этот отец Виталий вдруг не выдержал да как заржёт своим громоподобным басом на всю машину, я чуть не оглох! А следом и Борька согнулся в три погибели в неуёмной истерике. Нет, работать совершенно невозможно!
Жаль только, что веселье это не оправдалось результатом поездки. Во втором монастыре Варвара тоже не появлялась.
– Ничего, – сказал батюшка, – ещё не всё потеряно.
Когда мы повернули назад, Борька, воспользовавшись моим телефоном, позвонил на свой домашний номер и – о чудо! – трубку подняла его Жаннетт, капризно выговорив ему о том, что он пропал без вести, не удосужившись сообщить ей о своём местонахождении. Что она уже вся извелась и места себе не находит, всё ожидая своего ненаглядного. "Рогатый" расплылся в слюнявых извинениях и пообещал, что вернётся в гнездо в самое короткое время. Этот чёрт не перестаёт меня удивлять! Бабы на него как на мёд слетаются и уже не отлипают. Был бы я прежним повесой, обзавидовался бы, но сейчас, как порядочный однолюб, могу открыто сказать: достоин уважения! Вот почему он так беспечно оставил ей ключи – знал, негодяй, что никуда не денется его Жаннетт. Наверное, тут всё дело в феромонах и в том, что он просто чёрт!
Пришлось завести этого любовника домой. Приглашал нас в гости, но мы деликатно отказались, чай, не дураки, люди с пониманием. Договорились, что завтра с утра за ним заедем и продолжим прочёсывать монастыри. До деревни с батюшкой доехали уже к вечеру. Он услужливо отчитался моим пожилым родственникам о том, как моя помощь была неоценима и полезна не только для него, но и для церкви в целом, и выразил им свою сердечную благодарность. В принципе, всё правильно сказал. Спасение заблудших овец – прямая обязанность церкви, и не важно, является ли священник заинтересованным лицом или нет.
* * *
Семь дней моей ссылки подошли к концу. Старики просили остаться ещё погостить, но я был непреклонен – срок честно (ну, или почти честно) отмотал, извольте отпустить на свободу. Дав обещание, что буду почаще показываться на деревенском горизонте, я поцеловал бабушку, обнялся с дедом и был таков. Предложение хотя бы переночевать ещё разок я безоговорочно отмёл, сославшись на любовные похождения. Эта отмазка работает почти всегда, вот и сейчас, лишь понимающе вздохнув, старики пожелали мне удачи и выпроводили за ворота.
Ночевал я у отца Виталия. Решили, что завтра выедем пораньше, потому и разъезжаться каждый по своим домам не резон. Созвонившись с папой, я сообщил, что дома буду завтра, если, конечно, он не решит продлить мой "отпуск". Он сказал, чтобы я не умничал, пожелал мне спокойной ночи и передал трубку маме, с которой разговор вёлся не лаконично и по существу, как принято у нас с отцом, а распространился на всевозможные темы и длился никак не меньше получаса. Хоть я каждый день и докладывал ей вкратце о том, что я счастлив, здоров и полон энергии для исполнения непосильного деревенского труда, сегодня она предпочла получить рассказ "Записки студента в деревне" в подробностях. Я не повёлся на поводу, заметил, что очень устал и всё расскажу, когда приеду домой. Она не стала возражать, но взамен пустилась в рассказы о своих новостях. В итоге сказала, что соскучилась и завтра непременно ждёт меня к ужину. Я пообещал, что обязательно буду, и положил трубку.
Ещё я вспомнил о том, что нужно позвонить и маме Оли, но тут всё было сложнее. Я ведь не знаю, сколько моей возлюбленной придётся отсиживаться в соседнем измерении, а доставить Ольку домой нужно было уже сегодня. Но всё равно набрал номер, надеясь решить вопрос малой кровью, и, услышав голос её мамы, сказал:
– Добрый вечер, тётя Алла. Это Кирилл беспокоит.
– А, Кирилл, здравствуй! – весело приветствовала меня она. – Ты за Олю беспокоишься?
– Э-э, не понял, – затупил я.
– Говорю, если за Олю беспокоишься, то с ней всё в порядке, она уже дома. Просто её телефон разрядился.
– Она уже дома?! – оторопел я.
– Да, она не слишком задержалась у подруги.
– У какой подруги?
– Как у какой? У Маши, ты ведь её к ней завёз.
– А можно мне с Олей поговорить?
– Вообще-то она уже спит, не хочется её будить, созвонитесь завтра, хорошо?
– Э-э, да… отлично… я завтра ей позвоню, – тщательно подбирая слова, сказал я и повесил трубку.
Отец Виталий на то лишь сказал:
– Чушь это всё! Не может такого быть, чтобы Оля была дома.
– Но её мама сказала, что она спит.
– Есть только одно объяснение – ты позвонил в параллельное измерение.
– Как такое возможно?
– Не знаю. Миры переплетаются между собой, создавая множество необъяснимых моментов.
– Я должен поехать к ней и всё проверить.
– Не суетись. Завтра и проверим. Уверяю тебя, не стоит беспокоиться об Оле, она у отца Льва.
Слова байкера убедили меня, и я решил оставить разрешение этой путаницы на утро.
Ночью немного удалось выспаться. Слово "немного" подразумевает часа четыре и то только после того, как я отыскал в доме священника вату и заткнул ею уши. Батюшкин богатырский храп, подобно гласу мамонта, зазывающего свою самку для любовных игр, разносился по дому, будто ураган. Даже две большие подушки над головой не в состоянии были спасти меня от этих громовых раскатов. Что самое обидное, я не мог придумать ничего такого, что могло бы это прекратить. Не придушить же его за это? Хорошо, хоть вата помогла.
Утром в связи с этим у меня было не лучшее настроение, но ни о чём не подозревающий байкер улыбчиво встретил меня, сонного, на кухне, приглашая отведать собственноручно приготовленные им горячие гренки с шоколадным маслом. Я быстро растаял, подобно маслу на гренке, и не стал укорять его. Будем считать, что он прощён.
Вот что значит быть счастливым! Сутками раньше, когда я спал, обняв свою Оленьку, даже слабого отголоска батюшкиного храпа мне не было слышно, хотя его комната находилась там же, где и сегодня, – через стенку. Да, любовь всё-таки делает нас глухими и слепыми к определённым аспектам жизни. В чём-то это, несомненно, преимущество, в чём-то напротив – легкомыслие.
А вот Борюня, любовный пакостник, как обычно предстал перед нами этаким хлыщом в белой сорочке апаш, аккуратненькой жилетке, весеннем пальто, чистых отутюженных брюках и начищенных туфлях.
– Ты на бал собралась, Золушка? – поздоровался я.
– Да, мой принц, вези меня на своём сером коне! – в тон пропищал Борюня.
– Ага! – вскинулся я. – Значит, ты не случайно купил себе женский зонтик и уже как дважды меня целовал?!
– Фу, Кирилл, какой ты пошлый! – оскорблённо произнёс он своим обычным голосом. – Между прочим, если бы я дважды не сделал тебе искусственное дыхание, тебя бы сейчас здесь не было.
– Тебя бы тоже! Ты бы уже в аду был!
– Так, – остановил меня он. – Начнём всё заново. Доброе утро!
– Здравствуй, мой верный вассал!
– Тьфу ты, Кирилл, с тобой невозможно общаться! Буду лучше с отцом Виталием говорить.
– Привет, Боря, – посмеиваясь над нами, сказал священник и пожал "рогатому" руку.
– Ай-яй! – взвизгнул чёрт, выхватывая стиснутую длань.
– Ой, прости меня ради святых небес, Борис! Я же вроде несильно… чуточку только прижал и… – извиняясь пролепетал батюшка.
– Вот это чуточку! Чуть руку не сломал! – потирая пальцы, пропыхтел Борька.
– Сильна десница ратоборца Божиего! – торжественно заявил я и философски заключил: – Хорошо день начался!
Первым делом заехали к Оле. Нажав на звонок в дверь её квартиры, я затаил дыхание. Было ещё утро, если она дома, то в университет ещё не ушла. Но, на моё удивление, мне открыли совершенно незнакомые люди и сообщили, что они живут в этой квартире почти десять лет, а моя Оля никогда здесь прежде не жила. Чертовщина какая-то!
Но батюшка снова расставил всё по местам:
– Говорю же тебе, твоя Оля, которая тебя простила и поверила в то, что ты искуситель Бориса, сейчас у отца Льва. В параллельной реальности ты привёз Олю в город, о чём тебе сказала вчера её мама, а в нашей реальности Оли, как и отца Льва, не существует и никогда не существовало.
Видя мой перепуганный вид, он сказал:
– Если нам удастся победить в этой гонке, всё станет на свои места, как и было прежде.
– А если нет?
– Ты хочешь услышать ответ?
– Нет! – спохватился я. – Я пошутил.
Полдня мы выискивали следующий монастырь. Заехали в такие дебри, что насилу потом выбрались. Нас вновь ожидал облом. Никаких новых беспамятных просительниц к ним за последние месяцы не поступало. Мы немного приуныли и ещё потому, что на выезде из монастыря застряли в грязи. Ребятам пришлось толкать, хотя Борюне этого делать было и необязательно. А смысл? Батюшка, наверное, и вагон сдвинет, если захочет, а тут – какая-то "девяносто девятая". Но упрямый чёрт честно измазал свои туфельки в грязи и мог теперь с уверенностью считать, что в процессе решения проблемы поучаствовал. Такие вот теперь черти пошли, с достоинством!
Когда небо уже начало озаряться звёздами, мы достигли стен очередного женского монастыря. Судьба, наверное, к вечеру этого дня уже устала мучить сердце отца Виталия, поэтому, снова отыскав настоятельницу монастыря – тщедушную мрачную старушку с неприветливым лицом, – мы чуть было не прыгнули на неё от радости, услышав заветное "да, она у нас".
– Вы уверены, что это именно она? – дрожа, уточнял байкер, потрясая перед лицом матушки паспортом Варвары.
– Как вы сказали вас звать? Отец Виталий? Я вам повторяю: да, эта девушка… сейчас припомню… около пяти месяцев назад появилась у нас. Сидела у ворот и просила милостыню. На эти деньги покупала свечи, ходила на службы, молилась. Мне сразу же рассказали о ней. Я пыталась выяснить, откуда она, но она и сама не знала. Память утратила. Я сжалилась над ней и разрешила ей жить в монастыре и работать. Она трудолюбива и верна Богу.
– Значит, она до сих пор у вас?
– А куда же ей податься, когда без памяти она. Скажите, а вы, собственно, кто такой? Нет, то, что батюшка, я поняла. – Она покосилась не столько на его крест, сколько на синий глаз. – Я имею в виду, кем вы приходитесь нашей Олесе?
– Вообще-то её зовут Варвара, – поправил священник. – А я её муж. Вот её паспорт, а вот мой. Вот, видите, отмечена регистрация нашего брака. Пожалуйста, – нетерпеливо сунул он ей в руки паспорта. – Да и повенчаны мы.
– Да, вижу, что муж, – как-то не очень радостно произнесла настоятельница, возвращая документы.
– Пожалуйста, позовите её, я забираю её домой, – настойчиво произнёс байкер.
– Конечно, вы вправе забрать свою жену, но позвольте прежде спросить: что с ней случилось?
– Она ушла из дома и не вернулась. Много позже я узнал, что она была сбита машиной, доставлена в больницу, а после каким-то невероятным образом добралась до вашего монастыря. Позовите мою Варвару.
Настоятельница замялась:
– Мы все усердно молились Господу нашему о том, чтобы происхождение Олеси открылось. Бог услышал наши молитвы. Я счастлива, что нашёлся её муж. Только сегодня уже поздно, вы сможете встретиться со своей женой завтра.
– Как так? Почему? – по-детски обиделся батюшка.
– Отец Виталий, у нас здесь свои порядки. После пяти вечера любые визиты запрещены.
– Но послушайте, матушка Алевтина, я не видел свою жену полгода, нельзя ли в виде исключения…
– Нельзя, – даже жёстко остановила его настоятельница. – Порядок есть порядок, и вы должны это понимать, если утверждаете, что имеете свой приход. Со своими спутниками вы можете переночевать в комнатах близ монастыря. Они предназначены для гостей-мужчин. Я могу распорядиться.
Виталик посмотрел на нас. Борька согласно кивнул, я тоже. А что, есть другой выход? То есть вход! Не ломиться же нам по спальням монашек!
Было видно, что наш байкер обижен, подавлен и возмущён. Я его поддерживаю. Всему же есть свои границы. Муж с таким трудом отыскал спустя полгода свою потерявшуюся жену, а эта ему "порядок есть порядок". И ведь думает, что своим занудством Богу служит. Вот таких, наверное, Христос и называл фарисеями…
Недалеко от монастыря располагались скромные номера. Длинное двухэтажное здание с верандой на первом этаже и балконом на втором было разбито на большие комнаты, в каждой из которых помещалось шесть панцирных кроватей. Эта гостиница своей структурой напомнила мне общежития в детских летних лагерях, в которых я в своё время отдыхал, а комната, честно говоря, больничную палату. Но это было не важно – лишь бы переночевать. Столовой здесь, к сожалению, не было, но продуктовый магазин был недалеко. И ещё был душ. Обо всём этом рассказал нам молодой мастер печных дел Бронислав, работающий в монастыре и живущий в домике неподалёку. Он показал нам комнату на втором этаже и замечательнейшим образом поднял настроение. Дело в том, что работал молодой парень Бронислав в женском монастыре по одной простой причине. Он был гей.
* * *
На вид Бронислав был немногим старше нас с Борькой и немногим младше Виталия. Выглядел он соответствующе своей сексуальной ориентации. Белые модно стриженые волосы блестели, будто намазанные гелем (других мыслей и допускать не хочется), и были тщательно зализаны набок. Тоненькая бородка и усики, окаймляющие детский ротик, ярко подчёркивали пухлые алые губки, которые, наверное, были самой выразительной частью его лица. Хотя глазам тоже следует уделить внимание. У Бронислава они были грустные и добрые, как у слона в зоопарке. Сам он был, как говорится, в теле и не без лишнего веса, но не толстяком. Внезапной компании он очень обрадовался, а удостоверившись в нашей дружелюбности, так и совсем расцвёл весенним бутоном.
Он показал мне, где припарковать машину, и поднялся вместе с нами в комнату.
– Ой, мальчики, как я рад, что вы остановились у нас. Вокруг одни женщины, никакого мужского общения! – с типичным женским капризным акцентом восклицал он.
– Спокойно, Броня, мы натуралы! – сразу развеял я его надежды.
– Броня? Ах! Как романтично звучит! – актерским манером он забросил голову назад. – Но нет, что ты, Киря, я имел в виду простое человеческое мужское общение. Поверьте мне, оттого, что я работаю в женском монастыре, моя личная жизнь нисколько не страдает.
– Киря? – поднял я бровь. – Ладно, буду Кирей. Как живёшь, Бронислав?
– Ах, пупсик, живу и радуюсь! Работы хватает, штаны не просиживаю. Печи, они, шалуньи, привередливые, особенно большие – монастырские. За ними уход тщательный нужен. Я ведь не только за кладку отвечаю, но и за то, чтобы они функционировали исправно. Вот и трубочистом приходится бывать. Я такой секси, когда с головы до ног в саже!
– Верю! – подмигнул я и посмотрел на своих друзей.
Батюшка, как ни странно, отнёсся к нашему новому знакомому без какого либо осуждения или неприятия. Правда, сразу дал понять, что он человек другого склада и подобная ерунда его не интересует. Но напоказ свою прямую принадлежность к православной церкви выставлять не стал и нравоучений не закатывал. По-моему, ему даже забавно было наблюдать за поведением гея Бронислава. Сам Бронька тоже прекрасно понял, что суровый рокер – священник, но служителем церкви его было не удивить.
– Я ведь не только здесь работаю, – говорил он. – Бывает, на вызовы по другим монастырям езжу. И, между прочим, не только в женские…
А вот Борьке почему-то Брониславчик не очень понравился. Нечистый с ним не разговаривал, на вопросы отвечал сухо и кратко. Я думаю, это объясняется тем, что печник с нетрадиционной ориентацией сразу положил на Бориса глаз, чего тот, конечно, не мог не заметить.
– А как ты стал работать в монастыре? – поинтересовался батюшка.
– Ой, мальчишки, это драматическая история, я, как её вспоминаю, не могу сдержать слёз обиды. А всё любовь тому виной, – манерно вздохнул он. – Я встречался тогда с одним душкой – бабник несчастный! Через два совместно прожитых года он изменил мне с женщиной, хотя твердил и клялся, что любит только меня! Он бросил меня, нахал, и разбил моё сердце! Я не мог видеть его, этого лживого распутника, и уехал за город, как раз сюда, где и купил себе маленький домик. – Поджав губки, он утёр несуществующие слёзы. – Я узнал, что печника в женском монастыре не имеется, предложил свои услуги и был принят на работу.