– Что делать? – повторил я. – Пробиваться в монастырь и выяснять, куда они дели нашего чёрта.
– Они нас не впустят.
– А мы у них и спрашивать не будем.
– Это как? – удивился Виталий.
– Перелезем через забор, и всё тут.
– Нехорошо это, не законно.
– А законно удерживать силой двоих человек по прихоти одной маразматичной настоятельницы?
– И то верно. – Батюшка помолчал, наверное, находя в этом компромисс. Затем решил: – Я должен вернуть свою жену. Что конкретно ты предлагаешь?
– Пробираемся внутрь монастыря и ищем Глашку.
– Как ты себе это представляешь? Почти ночь на дворе. Монахини уже наверняка разошлись по кельям. Это шаткий план. А если, не дай бог, нарвёмся на кого-нибудь? Скандал! От позора потом не отмоемся.
– Можно подключить Брониславчика, – предложил я.
– Опасно. Мы его толком не знаем. А если он с ними заодно?
– Другого варианта я не вижу. Надо с ним поговорить, Виталик.
– Ладно, альтернативы у нас всё равно нет. Людям надо верить, хоть и не всем, – скорее себе, чем мне, сказал он, и в ту же минуту мы двинулись в гости.
Я и сам понимал, что посвящать в наши намерения Бронислава крайне рискованно, но больше нам ничего не оставалось. Батюшка прав – найти одну рядовую монахиню на огромной территории монастыря, да ещё и ночью, да ещё и мужчинам, среди которых один – священник, – мероприятие опасное и малоуспешное. Пришлось на свой страх и риск пробовать заручиться поддержкой знакомого гея.
– Они сцапали Борюсика? Вы уверены? – не наигранно округлил глазки Бронька, когда я осветил ему проблему.
– Уверены. И ещё больше уверены, что Варвару они тоже удерживают силой, – сказал я, глядя на его реакцию.
– Какой кошмар! Да как они посмели забрать моего Бореньку!
– Почему твоего? – улыбнулся я.
– Я с ним в обнимку спал! – горделиво воскликнул печник.
– Нам нужна твоя помощь, Броня.
– Для Бориса я готов на всё!
– Ты не шутишь?
– Киря, я похож на шута? – по-деловому кинул гей. – Конечно, я помогу вам!
– Тебе можно доверять? – всё щупал почву я.
– Я сейчас обижусь и пойду спасать Борюсика отдельно от вас.
– Ну извини. Просто ты ведь работаешь в этом монастыре…
– Работаю. Но, во-первых, я работаю за деньги, во-вторых, мой босс – это Бог, а не матушка Алевтина, и, в-третьих, Киря, ты должен прекрасно понимать, что я безразлично отношусь к женщинам. А тем более, когда они нагло воруют у меня моих мужчин… Что от меня требуется?
Хорошо, что "рогатый" этого не слышал…
– Нам нужно найти монашку Глафиру, она у вас в лавке торгует. Это возможно? Я уверен, Борька заходил к ней, и ей что-то известно.
– Вполне! Сестринские кельи находятся в одноэтажном здании. Окна комнат расположены невысоко от земли, если действовать аккуратно, можно подсмотреть, в какой из келий живёт Глафира. Но нужно поторопиться, в монастыре спать ложатся рано.
– Тогда чего мы ждём? – произнёс батюшка.
– Я буду готов через минуту, шалунишки! – подмигнув нам, Бронька начал собираться.
Сделав крюк вокруг стен монастыря, Бронислав привёл нас к месту, откуда было проще всего перемахнуть через каменный забор. Всё ещё насторожённо разглядывая печника, я сказал ему шёпотом:
– Броня, будь человеком, не обмани.
– Не по-христиански получится, – добавил Виталик.
– Господи, да сколько же можно! Друзья, не забывайте, в прошлом я – боксёр, а моё терпение уже на исходе. Не верите мне, идите себе с Богом, я и без вас справлюсь, – без показухи обиделся Броня. – Не по-христиански, между прочим, сначала пить вместе, а потом пытаться уличить меня в обмане!
Мы с батюшкой переглянулись. Он вообще-то прав. Этот гей уже второй раз нас пристыдил! Что за фигня!
– Прости нас, Бронислав, – сказал за меня священник. – Я вижу – ты надёжный человек, на которого можно положиться.
– Конечно, можно! – пригладив причёску, он чмокнул губами и вильнул бёдрами.
– Ну ты это… не того… я всё-таки батюшка! Я про дело говорю.
– Ребята, время не ждёт, – поторопил я. – Полезли?
– Высоковато будет, – прикинул байкер.
– Отец Виталий, вы не могли бы подойти к стене вплотную и стать на одно колено?
– Бронислав, ты совсем обалдел? – вспыхнул служитель церкви.
– Да что же у вас одно на уме! Мне оттолкнуться надо, сами же говорите, что высоко. Я первый перелезу, один конец верёвочки к дереву привяжу, а другой вам переброшу, – показал он скрученную за пазухой верёвку.
Не дурак Бронька, подготовился к штурму монастыря.
– А, ты об этом… – небрежно бросил батюшка и покорно стал на одно колено у стены. Хорошо, не заметил мою усмешку…
Да, бывают в мире нонсенсы! Слыхали ли вы когда-нибудь о благородных и праведных геях, которые вводят в смущение даже священников?
Разбежавшись с пары шагов, Броня оттолкнулся от колена батюшки и прыгнул на забор. Ловко подтянувшись, он перекинул ноги на другую сторону и негромко спрыгнул на землю с той стороны забора. Ты смотри! Телосложение явно не акробатическое, а вон как сигает! Минуту спустя он швырнул нам верёвку. Первый полез батюшка – я из вежливости уступил. Далеко не так ловко, как Бронька, но ему тоже удалось преодолеть каменный барьер. Вскоре и я оказался на территории монастыря. Оставив верёвку дожидаться нас, наш проводник приложил палец к губам и махнул нам следовать за ним. Дальше действовать следовало чрезвычайно осторожно.
* * *
По дороге наш провожатый вкратце описал нам монастырь, который состоял из главного собора, двух церквей, часовни, колокольни, настоятельских и сестринских корпусов и прочих других строений, среди которых пришлому человеку затеряться было проще простого.
Перебегали мы от стен одного здания к другому быстро и на носочках, прежде тщательно убедившись в отсутствии посторонних лиц. Я чувствовал себя настоящим шпионом. Несколько раз мы видели проходивших мимо нас монахинь и тогда вжимались в стены, затаив дыхание. Наверное, это ходило начальство, у остальных ведь уже отбой.
Я вновь посмотрел на всё это со стороны: искуситель, батюшка и "голубой" печник проникают в женский монастырь с целью освобождения похищенного чёрта! Если нас поймают, мы заслуженно попадём в книгу рекордов Гиннеса за самый нелепый и комичный конфуз в мире! Я думаю, что именно эти мысли заставляли меня смотреть на нашу "операцию" как на невинную забаву, напрочь забывая о серьёзности её результата. Здоровый адреналин, конечно, был, но страхом его назвать было нельзя. По ощущениям это напоминало игру в прятки.
Довольно быстро Бронислав привёл нас к нужному зданию. Длинный прямоугольный корпус для монахинь насчитывал четырнадцать окон с одной стороны и столько же с другой. Начали мы с тыла – отсюда и до забора недалеко, и деревья густо насажены.
– Одно окно – одна комната, – объяснил Броня. – Я не знаю, где конкретно живёт Глафира. Будем просматривать все окна подряд.
Не очень радовало то, что в пяти окнах уже не горел свет. Запомнив их по счёту, мы исследовали все освещённые комнаты, стараясь передвигаться как можно тише. Да, я понимаю, делом мы занимались не очень порядочным с точки зрения нравственности. Но, как говорил Борька, главное – ясно понимать вектор направленности. Наш вектор был направлен в благородную сторону, поэтому в кельи к монашкам мы заглядывали не из похабных намерений. На батюшку, например, вообще было страшно смотреть – до того ему было стыдно заниматься подобным делом. Каждый раз, когда мы заставали женщин за переодеванием или чем-то подобным, байкер суетливо крестился, закрывал глаза и всё повторял молитвы. А так в основном женщины либо книжку читали, либо рукодельничали, либо молились. Молодых монахинь оказалось мало, что было нам только на руку – долго вглядываться в лица не приходилось.
Господи, скрой нас от чужих глаз! – мысленно помолился я, представляя, что будет с отцом Виталием, если его застанут за этим занятием. Хорош газетный заголовок: "Православный батюшка подглядывал за монашками!"
Окончив осмотр одной стороны, мы, настороженно оглядываясь, обошли здание. Так как противоположная сторона выходила на открытую площадку, мы сжалились над священником и оставили его быть на стрёме. Сами решили, если что, сразу давать дёру. На этой стороне было ещё четыре неосвещённых окна. Когда мы с Брониславом, окончив поиск, вернулись к байкеру и сообщили о нулевом результате, он тяжело выдохнул и похлопал себя по щекам. Теперь ведь придётся лезть в погасшие окна!
Вернувшись в тыл корпуса, начали совещаться.
– Что делать будем? – вынес я вопрос на обсуждение.
– Молиться! – предложил батюшка.
– Продолжать! – уверенно произнёс Бронька. – Будем исследовать дальше.
Батюшка тихо застонал, но отважный гей схватил нас за руки и потащил к первому тёмному окну.
– Отец Виталий, между прочим, моя репутация тоже не улучшится, если нас застукают, так что не вы одни рискуете, – шёпотом укорил священника печник.
– Так, Броня, не торопись, – вмешался я, вдруг сообразив решение. – У нас осталось девять комнат, в одной из которых должна проживать Глашка. Но попытка у нас только одна. Если мы ошибёмся, здесь поднимется такой крик, что ноги придётся уносить немедленно. А это нас не устраивает. Но я знаю, как нам узнать, где живёт наша монашка.
– Как? – в один голос прошептали оба.
Я посмотрел на байкера.
– Виталик, ты же яс-но-ви-дя-щий! – по слогам пробарабанил я. – Какого пса мы дурью маемся?
Священник закусил губу.
– Я забыл, – честно признался он. – Простите меня. Я сейчас. Я попробую.
Стоял он у окна, закрыв глаза и прислонив ладонь к стеклу, около минуты. Затем перешёл к следующему, потом ещё к одному. У четвёртого окна он стоял дольше прежнего, сосредоточенно хмурился и сжимал губы. Наконец, изрёк:
– По-моему, здесь.
– Ты уверен?
– На девяносто процентов.
– Ну, будь, что будет, – сказал я и тихонько постучал по стеклу.
В комнате было по-прежнему тихо, и через минуту я повторил попытку. После третьего раза послышался шорох, кто-то подошёл к окну и раздвинул шторы. Мои соучастники, не сговариваясь, прильнули к стене между окнами. Только бы она не закричала…
Я приветливо помахал рукой, ещё не понимая, кто стоит за окном. Несколько секунд она стояла недвижимо, наверное, испугалась. Я показал ей на форточку. Монашка кивнула и приоткрыла её.
– Кто вы такой? – дрожащим шёпотом спросила она.
– Глаша, это ты? – тоже спросил я шёпотом.
– Да.
– Пожалуйста, не кричи. Мы друзья Бориса. – Я кивнул шпионам показаться.
Виталик и Броня стали рядом со мной, глупо улыбаясь монахине.
– Ты помнишь нас, Глаша? – осторожно продолжил я. – Мы были у тебя в лавке и просили позвать матушку Алевтину.
– Я помню вас, – ответила девушка.
– Нас было трое: я, этот батюшка, – я показал на байкера, – который пришёл вернуть себе свою потерявшуюся жену, и ещё молодой человек Борис.
– А это кто? – задыхаясь от волнения, показала она на Броньку и взялась за подоконник, наверное, чтобы не упасть.
– Глафира, это я – Бронислав, – прошептал он.
– Бронислав? – изумилась монашка. – Ты что здесь делаешь?
– Послушай, Глашенька, это хорошие люди, и я хочу им помочь.
– Нет, это плохие люди!
– С чего ты взяла?
– Они пришли украсть бедную девушку Олесю.
– Почему украсть? Это её муж! – резко прошептал Броня, показывая на священника.
– Она сбежала от него.
– Это что ещё за глупости? – возмутился батюшка.
– Милая моя, имей совесть, – укоризненно сказал Бронислав. – Его жена пропала без вести, а теперь нашлась.
– Глаша, – снисходительно произнёс я, – отец Виталий – уважаемый священник, не пристало монахине выражаться о таких людях в подобном тоне.
Батюшка подыграл мне. Сверкнув своим большим крестом, священническим манером перекрестил девушку и сказал отчётливым шёпотом:
– Просвети, Господи, затмивший ложью ум рабы Твоей Глафиры светом разума Твоего и настави её на стезю заповедей Твоих!
Набожная монашка испугалась и плюхнулась на колени со словами:
– Простите меня, дуру, я не хотела вас обидеть.
– Встань, дитя моё, – продолжал байкер, – я не икона, чтоб передо мной на коленях стоять.
Девушка поднялась.
– Глаша, – продолжал я, – тебя гнусно обманули. Помоги нам вернуть батюшке его жену и разобраться, куда пропал наш друг Борис.
– Бронислав, – сказала девушка, – ответь мне: это правда?
– Это правда, дорогая. Я вижу, когда люди врут.
– Тогда я скажу вам, – она посмотрела на священника. – Ваша жена…
За углом послышались шаги.
– Тихо всем, – шикнул я, вслушиваясь.
Шаги приближались.
– Это может быть сторож, – предположил Броня и чувственно посмотрел на монашку. – Спаси нас или погуби!
Бесшумно распахнув окно, Глашка, закрыв лицо руками, отошла в угол кельи. Первым влез батюшка, потом Бронька, потом я и тут же потянулся к ручке окна. Только бы не скрипнуло… Уф, прямо пот прошиб. Петли оказались смазаны, закрылось окно так же бесшумно, как и открылось. Мы быстро сели на пол, а через несколько секунд мимо окна продефилировала мужская фигура.
– Это кто? – спросил я.
– Старик Афанасич. Сторожем работает, – объяснил Бронислав. – Глашенька, спасибо тебе.
А Глашенька стояла ни живая ни мёртвая. М-да, ситуация получилась не из лучших… Вот при таких обстоятельствах даже в мыслях не хочется допускать нашу поимку. Но пока всё тихо. Значит, мы не замечены. Оплошностей не было: говорили тихим шёпотом, окно не выдало, а внутрь залезли и того тише. Келью описать не могу, свет включать, естественно, не стали.
Монашка села к нам на пол. Даже по её шёпоту было слышно, как она дрожит от страха.
– Вы понимаете, что мне за это будет, если матушка узнает? – робко произнесла она. – Я не знаю, зачем я это сделала? Зачем впустила вас?
– Не бойся, дитя моё, – прошептал отец Виталий, который лучше всех нас понимал глубину последствий этого поступка и, наверное, от стыда был краснее рака, – я защищу тебя, что бы ни произошло.
Он прижал к себе это хрупкое создание и погладил по голове, потому как наша спасительница бесшумно расплакалась от такого потрясения. Через несколько минут батюшке удалось её успокоить, и она сказала тихим голосом:
– Я обо всём вам сейчас расскажу.
* * *
Подойдя к двери, она какое-то время постояла, прислушиваясь, а потом снова уселась к нам на пол и начала:
– Позавчера утром к нам в монастырь приехали люди на чёрном джипе. Один из них – такой представительный уже немолодой человек – потребовал увидеть матушку Алевтину. Скоро мне стало известно, что этот мужчина представился братом нашей Олеси. Говорят, матушка сначала не поверила ему, но он внёс крупное пожертвование на ремонт храма, и она согласилась её выдать. Он и рассказал историю о том, как Олеся сбежала от мужа, а потом, попав в аварию, потеряла память. Говорил, что уже долго её ищет и очень счастлив, что, наконец, нашёл. Он заверил матушку, что сумеет уберечь Олесю от вас – отец Виталий, и сказал, что очень скоро вы тоже явитесь требовать выдачи вашей жены.
Байкер сидел не шевелясь. Я думаю, что его лицо из огненно-красного от стыда теперь сделалось мертвенно-бледным от страха.
Глафира продолжала:
– В то же утро этот человек увёз Олесю с собой. Куда они уехали, я не знаю. Но это ещё не всё. Он сказал матушке, что батюшка приедет со своими помощниками, одного из которых зовут Борис. За какую-то невероятную сумму пожертвования он взял с матушки согласие, что она сумеет, как это выразить… взять в плен Бориса и задержать его в монастыре до приезда его людей. Ваш друг зачем-то понадобился этому человеку. Сегодня утром Борис приходил в лавку. Не гневитесь, отец Виталий, что я солгала вам. Вы простите меня, я в монастыре человек маленький: мне говорят – я делаю. Простите, пожалуйста. По настоянию матушки я провела Бориса в комнату и угостила чаем. Он стал мне что-то говорить о том, как сложно оставаться в этом мире честными людьми, повествовал о жизненных убеждениях Александра Дюма, зачем-то рассказывал о песнях венецианских гондольеров, я даже запомнила, как эти песни называются – баркаролы, – с трудом выговорила она, заставив меня поперхнуться от сдавленного смешка.
Да, от нашего Борьки другого ожидать не приходится…
– Но вдруг наш сторож, незаметно вошедший в комнату, подошёл к нему сзади и закрыл его лицо тряпкой. Борис тут же пошатнулся и свалился со стула. Наверное, тряпка была вымочена в хлороформе… Сторож поднял его на плечи и куда-то унёс. Ещё я знаю, что, когда стемнело, Бориса перенесли в собор. Там под лестницей есть каморка, туда его и заперли. Сегодня ночью за ним должны приехать те люди и забрать его. Это матушка позвонила им и всё рассказала. Вот всё, что мне известно. Я прошу вас только, не осуждайте матушку Алевтину, она делает всё во благо монастыря.
– Эх, дитя моё, – грустно сказал священник, – тебе ли не знать, куда выстлана дорога благими намерениями.
– Поймите меня, отец Виталий, я понимаю, что матушка не всегда бывает честна, но мой долг – служить Богу и тем, кого Он поставил надо мной в этой жизни. Я сожалею, если своими действиями я принесла вам неприятности. Я всего лишь выполняла поручение матушки…
– Давайте сейчас не будем размусоливать философию, – строго прошептал я. – Мы не за этим пришли. Во-первых, Глаша, откуда тебе всё это известно в таких подробностях?
– Знаете ли… – замялась она, – через мои уши проносится много слухов и сплетен, да и потом монастырь у нас небольшой, ну и через лавку множество людей проходит…
– Ясно, – оборвал я. – Тебе известно, как будут выводить Бориса?
– Достоверно нет. Но я думаю, что вряд ли через главные ворота. У нас есть ещё чёрный ход, он находится за садом невдалеке от собора. Но ключ от калитки есть только у матушки Алевтины. Всё. Я и так вам слишком многое рассказала.
– Спасибо, Глаша. Мы тебя больше не побеспокоим.
– Вы ведь не расскажете матушке о том, что узнали от меня? – испуганно спросила она.
– Если только ты сама не расскажешь ей о нашем визите.
– Вы что! Нет, конечно! Да меня же тогда… – она, не договорив, взмахнула руками: – Уходите скорее, я и так вся дрожу. Я рассказала вам всё, что знала.
Выбирались той же цепочкой: батюшка, гей, я. Когда подошла моя очередь, я, подойдя к окну, сказал девушке на прощанье:
– Спасибо за помощь. Ты нам очень помогла. Удачи тебе!
Её ответ ну никак не втискивается в рамки монашеской логики. Схватив меня за голову, она прижалась ко мне губами, и секунд десять я был скован её страстным поцелуем. Затем она шепнула мне на ухо:
– Я сохраню это воспоминание до конца своих дней. – И так же резко оттолкнула, удалившись в темноту кельи.
В принципе, её ответ можно втиснуть в рамки женской логики, а это всё объясняет.
Выбравшись на улицу, я посмотрел на Виталика с Бронькой. Нет, вроде бы ничего не заметили. Хоть я и не виноват в произошедшей неожиданности, свидетели всё равно не нужны. Да-а, любви хочется всем, даже монашкам!
Прокравшись подальше к забору, стали совещаться.