Глава третья
1
Пар над ванной поднимался заметно, с запахом резким и тяжелым. Занавески на никелированных прутьях, разделявшие ванны в зале водолечебницы, светились зеленовато, потому что с улицы в оконные стекла, матовые и большие, било яркое солнце и стены, выложенные белым кафелем, отражали его.
Санитарка, некрасивая, с космами нерасчесанных волос, вылезающих из-под косынки, сказала Каирову:
- Смотри на песочные часы.
Он кивнул.
Санитарка задернула небрежно занавеску. И ушла. В щель Каиров видел угол подоконника, край батареи парового отопления.
Песок, цвета натурального кофе, сыпался беззвучно тонкой, похожей на иголку струйкой. Каиров погрузился в воду по шею, расслабился.
Вспомнились подробности сегодняшнего завтрака в буфете. Буфет при гостинице "Эльбрус" был более чем скромным. Стойка и два столика - оба приставленные к стене. Так что за каждым из них могло поместиться только три человека. Буфетчица, вежливая старушка с лицом профессиональной гувернантки, чинно и спокойно подавала кефир, чай, бутерброды. Сумму подсчитывала в уме. Не бросала на прилавок мелочь, а клала ее в тарелку с желтыми цветочками, чуть выщербленную по краю, клала аккуратно и даже несколько церемонно.
Когда Каиров расплатился, взял свой кофе и яйцо всмятку, он увидел, что за столиком, ближе к двери, сидит вчерашний старик, бормотавший "аллах экпер", шумная женщина, его родственница, и трое ребятишек: двое на одном стуле, а самый маленький - у женщины на коленях. За другим столиком допивал чай седоволосый мужчина, который, видимо, когда-то, надо полагать, был светским львом и сохранил отпечаток этого в чертах своего большого величавого лица.
Каиров спросил:
- Можно?
Седоволосый важно кивнул. И басом сказал:
- Прошу. - Он поднес к губам чашку, с наслаждением отхлебнул чай, прикрыв при этом глаза.
В это время в буфет вошел сухопарый мужчина. На нем были коричневый берет, коричневые брюки и оранжевая рубашка с закатанными рукавами. Через плечо переброшен ремень, на котором висела незачехленная кинокамера.
- Гавриил Алексеевич, пролетарский привет! - крикнул он с порога, обратив на себя внимание всех присутствующих в буфете, за исключением старика, продолжавшего невозмутимо смотреть в лепной потолок.
Седоволосый медленно и трудно повернул голову, словно шея у него была гипсовая, сказал:
- Доброе утро, Александр Яковлевич.
"Кузнецов Александр Яковлевич, - восстановил в памяти Каиров, - 1890 года рождения, прибыл из Москвы. Место работы: Совкино. Комната 38. Так, значит, с кинокамерой Кузнецов. Для своих лет мужчина основательно потасканный... Надо полагать, что "светский лев" - Сменин Гавриил Алексеевич, 1880 года рождения, прибыл из Сочи. Комната 33. Сочинской милицией частная практика не подтверждена".
- Есть ли у вас успехи, Александр Яковлевич? - спросил Сменин, когда Кузнецов поставил на стол свой завтрак и сел рядом.
- Жду пленку, - без особой горечи, даже с оттенком беззаботности, сказал Кузнецов, размазывая ножом масло по мягкой булке. - Еще двадцать шестого мая дал из Ростова телеграмму в Совкино. И как в бездну... А погода прекрасная...
- Здесь всегда прекрасная погода, - тоном, не допускающим возражений, заявил Сменин.
- У меня другая беда. С бешеными трудностями выпросил у Донснабторга на десять дней машину для съемок, а пленки все нет...
Сменин усмехнулся:
- Что Донснабторг? Организация... Здесь в городе есть одна очаровательная дама со своим собственным "роллс-ройсом". Прямо как в сказке. Могу познакомить.
Встрепенулся, заблестел глазами Кузнецов:
- Буду премного благодарен, Гавриил Алексеевич. Видел ее. Дважды видел. Проезжала она на своей машине, как амазонка на коне.
- Вот, вот... - удовлетворенно пробурчал Сменин.
Каиров сказал:
- Извините меня, пожалуйста. Но из ваших разговоров я понял, что вы живете здесь давно... Как мне лучше добраться до водолечебницы?
- Лучше всего на извозчике, - внимательно посмотрел на него Сменин, может быть, даже недовольный тем, что Каиров прервал разговор.
- Это на противоположном конце города, - добродушно пояснил Кузнецов.
- Спасибо, - ответил Каиров и встал из-за стола.
Выйдя из буфета, он некоторое время постоял у входной двери. Потом, увидев, что Кузнецов и Сменин покидают буфет, пересек холл и решительно направился под лестницу в коридор к черному ходу.
- Гражданин, вы куда? - почти с испугом спросила дежурный администратор Ксения Александровна Липова. После несчастья с Поповым она внимательно следила за этим коридором. - Гражданин...
- В чем дело? - спросил Каиров.
- Туда нельзя.
- Почему?
- Это служебный коридор, - пояснила Липова.
Очень недовольное лицо сделал Каиров:
- Мне сказали, что здесь можно погладить брюки.
- Вас ввели в заблуждение... Брюки можно погладить у портного Зальцмана. Это за углом, пятьдесят метров отсюда.
- Ну и гостиница! - возмутился Каиров. - У нас в Баку таких гостиниц не бывает...
- У нас хорошая гостиница, - возразила Липова. - Мы от треста "Кавотель" благодарность имеем...
- Благодарность! - пренебрежительно махнул рукой Каиров. - Денег нет у вашего треста удобства организовать...
- Как нет денег?! - обиделась Липова. - Наш основной капитал двести семьдесят тысяч рублей. У нас еще две гостиницы кроме "Эльбруса"... "Гранд-отель" и "Европа".
- "Европа", - скривился Каиров и повернул назад.
В холле громкий разговор с Липовой привлек внимание постояльцев. Кузнецов и Сменин находились среди них...
Песок продолжал струиться точно и беззвучно. В верхней половине часов его оставалось со спичечную головку.
"Итак, я знаю всех троих, - рассуждал Каиров. - Нахапетов, Сменин, Кузнецов. Но вся штука в том, что, вполне возможно, никто из них не имеет никакого отношения к убийству Попова. Дантист, если он существует, не обязательно должен жить в гостинице. Он может работать в коммунальном тресте, иметь доступ в любую из трех гостиниц. В тресте работает сорок шесть человек. Надо будет сказать Салтыкову, чтобы он занялся трестом. Убийство на почве ревности тоже исключать нельзя".
2
- О! Это вы! - Виктория чуть откинула голову назад и поправила волосы таким же грациозным жестом, что и вчера вечером.
Рабочий в фартуке - скорее всего, осетин - склонился над верстаком, остругивая доску. Стружки падали на пол неслышно, потому что рубанок, бегающий туда-сюда, повизгивал громко и тягуче.
- Я всю ночь думал о наших лампах, - сказал Каиров, протягивая Виктории розы. Их было три. И все белые.
- Спасибо, - ответила Виктория, принимая розы. - Это очень мило с вашей стороны.
Каиров засмущался.
Виктория поднялась из-за стола. И ушла в другую комнату, вход в которую прикрывала черно-красная портьера.
Рабочий продолжал стругать, не обращая на Каирова никакого внимания. Каирову ничего не оставалось делать, как повернуться к нему спиной. Смотреть в окно на светлую немощеную улицу, на чугунную водопроводную колонку, лужу вокруг нее и похожее на барак одноэтажное здание с вывеской: "Консервное производство, солка огурцов и разных маринадов. Г. К. Алоджава".
Виктория вернулась. Мокрыми пальцами она держала глиняный кувшин, в котором стояли розы.
- Сколько музыкантов будет в вашем симфоническом оркестре?
Ее вопрос застал Каирова врасплох.
- Человек шесть, - сказал он.
Она засмеялась:
- Какой же это оркестр?
- Живой. И даже очень хороший.
- Вы представляете, сколько музыкантов должно быть в настоящем симфоническом оркестре? - Она поставила цветы на стол.
- Много.
- Верно, - сказала Виктория. И осталась стоять рядом, на расстоянии протянутой руки.
"Ей, конечно, уже тридцать, - подумал Каиров. - Или около того. Смотрит она уверенно. Понимает, что неглупа и красива. Улыбка капризная. Впрочем, почему бы ей не позволять себе капризов".
- Дорогая Виктория, - сказал Каиров.
- Вы знаете, как меня зовут?! - удивилась она.
- Эту тайну знает весь город... Дорогая Виктория, я открою свой маленький секрет. Симфонический оркестр - это такая же реклама, как и карачаевский молочный барашек.
- О! Торговцы... После этого ходи к вам на шашлыки!
- Именно ужин в шашлычной я хотел предложить на сегодняшний вечер. Мы могли бы уточнить форму ламп и состав симфонического оркестра.
- Как вас зовут?
- Мирзо Иванович. Можно просто Мирзо...
- Мирзо Иванович лучше. - Она смотрела на него с улыбкой. Но улыбка эта еще не означала согласия на ужин. И Каиров понимал, она оценивает его внимательно и придирчиво, как могла бы оценивать шубу в магазине женской одежды.
Вздохнув, она тихо сказала, чуть сощурив глаза:
- Не очень вы похожи на владельца чайной и ресторана-погреба "Булонский лес". Но это даже интересно...
Каиров помимо воли бросил взгляд в сторону рабочего, стругавшего доску. Виктория заметила:
- Он не понимает по-русски.
- На кого же я похож? - Теперь он тоже смотрел на нее пристально и говорил тихо.
- У нас будет время это выяснить... - заверила она. - В восемь вечера приезжайте за мной на Луначарскую улицу, шесть. Возьмите кучера. После шашлычной за руль я не сажусь... И последнее, не надевайте эту дурацкую шляпу. Офицерскую выправку шляпой не скроешь.
- Я и не скрываю, - обиделся Каиров. - За свое антипролетарское прошлое я отсидел срок от звонка до звонка. И сегодня перед новой властью чист.
Она будто не слышала его слов. В мастерскую вошли две женщины, очень похожие друг на друга. Вполне возможно, сестры. Виктория раскрыла объятия:
- Руфина! Сарочка!
- До свидания, - сказал Каиров.
- До встречи, - подчеркнула Виктория.
3
Уголовное дело, возбужденное городским прокурором по поводу убийства завхоза гостиницы "Эльбрус" Попова Вадима Зотиковича, висело на Салтыкове тяжелым грузом.
Прокурор, интеллигентный и старый, поучал его сегодня:
- Вторая стадия уголовного процесса - предварительное расследование - должна представлять мини-энциклопедию преступления. От "а" до "я". Все фактические обстоятельства, все необходимые доказательства, которые неизбежно потребуются при судебном разбирательстве, должны быть выявлены именно во второй стадии.
- Я об этом догадываюсь, - хмуро сказал Салтыков.
- Этого мало, уважаемый товарищ. О мастерстве в конечном счете говорит результат.
- Вы же знаете, одновременно этим делом занимается и Донугро.
- Не нам учить, как говорится, товарищей из края... Но мне помнится, еще до их приезда вы высказывали интересную версию...
- Убийство на почве ревности.
- Вот, вот... Скептическое отношение к первой версии в наших сферах стало чуть ли ни хорошим тоном... А между прочим, в истории криминалистики ой сколько примеров, когда первая версия являлась и единственно правильной... В здешних же краях народ темпераментный, горячий. Когда же речь идет о вопросах чести, тем более женской чести... Тут и кулак, и нож могут пойти в ход в самый неожиданный момент...
- Судя по всему, Попов был убит кастетом.
- Экспертам виднее... Во всяком случае, если бы это было запланированное убийство, тело бы пришлось искать долго и, возможно, безрезультатно...
- Может быть, и так, - мрачно согласился Салтыков.
- Ищите женщину. - Прокурор сделал жест рукой, точно приглашая к танцу.
...Вернувшись от прокурора, Салтыков по заданию Каирова позвонил в Ростов и попросил выяснить: отправлялась ли 26 мая телеграмма в Совкино гражданином Кузнецовым?
Потом он пригласил к себе ожидавшего в коридоре Глотова Федора Максимовича.
Лицо у Глотова было треугольным. Широкое во лбу, оно точкой сходилось на подбородке. Нижняя губа чуть отвисла, придавая лицу выражение удивления и легкого испуга. Однако глаза из-под мохнатых бровей смотрели нагловато, недоверчиво.
Задавая первые традиционные вопросы, Салтыков обратил внимание, что Глотов моложе Шелепневой. Она была с 1904 года рождения, он - с 1906-го. Салтыкову показалось это верхом безнравственности. Его начал раздражать даже голос допрашиваемого.
- Вы были знакомы с Поповым Вадимом Зотиковичем? - спросил Салтыков в упор.
Глотов, разумеется, ожидал этого вопроса. Ответил не задумываясь:
- Да-да... Я был знаком с ним. Не любил его. В ночь под Новый год поставил ему фонарь под глазом.
- По какой причине?
- Он, пьяный как свинья, приперся поздравлять мою жену.
- Татьяну Шелепневу?
- Татьяну, - кивнул Глотов. На лице его блестели бусинки пота.
- Почему вы с ней не расписаны? - Это был необязательный вопрос. Но Салтыкова - в душе основательного семьянина - раздражала неряшливая манера открытого сожительства, называемого гражданским браком.
- Мы распишемся, - смущенно пообещал Глотов.
И Салтыков поверил ему. Даже больше того, он поверил в то, что Глотов не убивал Попова. Чутье подсказывало.
- Федор Максимович, - Салтыков произносил слова спокойно, беспристрастно, - вы когда в последний раз видели Попова?
- Двадцать восьмого. В день убийства...
- Расскажите об этой встрече подробнее.
- Подробнее?! - удивился Глотов.
- Да-да... - подтвердил кивком Салтыков.
Глотов заволновался:
- Я был у него всего три минуты. В обед зашел.
- Время?
- Минут пять второго... Я сказал ему, чтобы он оставил Татьяну в покое, или рожу набью.
- Сразу так и сказали? - опустил в чернильницу перо Салтыков.
- Нет. Там у него жилец какой-то был... Ну а когда он ушел, я и сказал.
- Что за жилец?
- Не знаю. В годах. Мордатый такой. И волосы на голове седой гривой. Он что-то в номере заменить хотел. А Попов сказал, что про это знает. Мол, администратор уже докладывала. А я сказал и ушел. Пальцем его не трогал.
- Где вы с ним разговаривали? - спросил Салтыков.
Глотов раздраженно ответил:
- В его кладовке под лестницей.
- Пожалуйста, вспомните, чем вы занимались вечером двадцать восьмого мая.
- До четырех дня я был в Компоме. Потом ездил на мельницу. Она инвалидов обслуживает. На мельнице пробыл часа полтора. На обратном пути взял билеты в кино "Гигант". На девятичасовой сеанс. Пришел домой. Мы с Татьяной поужинали. Потом пошли в кино. Вернулись в одиннадцать. Легли спать.
- Какой фильм смотрели?
- "Луч смерти".
- Кто может подтвердить, что, вернувшись из кино, вы никуда не уходили?
- Татьяна.
- А еще кто?
- Не знаю. Наверное, соседки. От них ничего не скроешь.
4
Сменин шел через зал тяжело, подав плечи вперед, и казалось, ресторанные столики сами собой раздвигаются на его пути, как вода перед кораблем. Убранные медью светильники скалились со стен индейскими масками, а на эстраде, за музыкантами, высвеченный красным и зеленым светом, гордо опирался на копье вождь племени с перьями вокруг головы и стеклянными серьгами в ушах.
- Вождя мы сделали из гипса. Владелец пожелал назвать ресторан "Эльдорадо", - рассказывала Виктория Каирову. - Мне пришлось читать книги о конкистадорах. Я узнала, что в 1526 году Писсаро, Альмагро и Луке заключили договор во имя бога-отца, бога-сына и святого духа и девы Марии... Они заключили так называемый договор трех конкистадоров об открытии и завоевании Перу...
Сменин не вертел головой, не искал никого глазами. Он вообще смотрел куда-то вверх, шагал раздольно, словно степью. Следовавший за ним Кузнецов, хотя и был тоньше, гибче, вне всякого сомнения, физически ощущал тесноту зала, хаотическую разбросанность столов, жесткость спинок стульев. Он двигался полубоком, подчеркнуто стараясь никого не задеть, не потревожить.
- Сохранилась легенда о том, как на берегу озера Тикикака однажды появились мужчина и женщина. Они были прекрасны и не очень похожи на диких, невежественных людей, обитавших тогда в Перу. Он был сыном Солнца. Она - дочерью Луны. Его звали Манко Капак, ее - Мама Ойльо.
Каиров не сомневался, что Сменин и Кузнецов подойдут к их столу. Виктория сидела спиной к залу. Она видела террасу за распахнутой зеркальной дверью и кусок ночи, темной и звездной, обтягивающей дверной проем, как картина подрамник.
- Манко Капак и Мама Ойльо были братом и сестрой. Но не только... Они были еще и мужем и женой.
- Разве такое бывает? - спросил Каиров и отхлебнул вина на бокала.
- Я верю в легенды.
- Правильно, Виктория Германовна... Легенды, в сущности, неписаная история. И может, более правдивая, чем та, которую пишут! - Сменин возвышался над столом, выдвигал стул уверенно, точно в собственном доме.
У Каирова создалось впечатление, что Кузнецов прятался за спиной Сменина. Нельзя сказать, что вид у кинооператора был смущенный или боязливый, однако бесцеремонность товарища, скорее всего, озадачивала его.
Каиров решил, что ему тоже не следует радоваться незваной паре, сдвинул в удивлении брови, колюче посмотрел на Викторию.
Только сев на стул, Сменин соизволил заметить Каирова:
- Приятная встреча... Мы же знакомы.
- Нет, - холодно возразил Каиров. - Мы лишь завтракали за одним столом.
- А теперь поужинаем... Если вы не возражаете?!
Не задумываясь Каиров хотел ответить, что возражает. Однако Виктория опередила его:
- Ужин носит деловой характер. Хозяйка за столом я. Прошу вас. - Последние слова относились к Кузнецову.
Он церемонно поклонился. Прежде чем сесть, посмотрел на рассерженного Каирова и незаметно мигнул Сменину.
- Можете ничего не говорить. - Виктория повернулась к Кузнецову. - Машину оформим как взятую напрокат. Вам придется оплачивать стоимость бензина. И кроме того, три рубля в час. Сюда входит амортизация транспорта и оплата моего труда как водителя.
- Между прочим, Александр Яковлевич, по официальным данным, - сказал Сменин, - средняя месячная зарплата рабочего Севкавжирмасло - 62 рубля 63 копейки, а в Севкавспирте - 37 рублей 91 копейка.
- Совкино - богатая организация, - беспечно улыбнулся Кузнецов. - Я согласен.
- Столь точные цифровые данные странно слышать из уст врача. - Виктория коротко, с прищуром, взглянула на Сменина. Потом обратилась к Каирову: - Надеюсь, Мирзо, вы будете джентльменом.
Каиров послушно кивнул и принялся наливать вино в бокалы.
- Этой весной моим пациентом оказался бухгалтер Краевого статуправления, - пояснил равнодушно Сменин. - Он был влюблен в цифры, как в женщину. Из общения с ним я, например, узнал, что в прошлом году добыча лесного материала по краю равнялась 120 тысячам кубических саженей, а нефти - 137 миллионов пудов, или 32% всей общереспубликанской добычи...
- Такие знакомства обогащают, - сказала Виктория, но сама, видимо, была уверена в обратном. Она вдруг потеряла к присутствующим интерес и смотрела в сторону кухни, где стенка как бы расступилась, образуя проход, похожий на щель.
Каиров тоже посмотрел туда. В проходе скрылся официант с подносом, на котором громоздилась посуда. Замаячил белым колпаком повар, несколько раз затянулся папиросой, выпустил дым в зал.
Виктория с сожалением сказала: