2
Она дала сигналы: два коротких и один длинный. Железные ворота, непроницаемые, как сундук, распахнулись перед машиной. Неторопливо. Вначале правая половина, затем левая. Дорожка от ворот, на которую они выехали, не была выложена камнями. Редкая, невысокая трава росла между неглубокими колеями, заметными в сухой глине.
Старик, отворивший ворота, был совершенно лыс, пышные седоватые усы казались приклеенными к его сухому маленькому лицу. Сощурившись, он стоял почти по стойке "смирно", неподвижно глядя на Викторию, всем своим видом выражая почтительный испуг. Огромные платаны, росшие по саду, бросали вокруг себя плотную тень. И Каиров почувствовал, что воздух здесь, конечно, более влажный, чем на дороге. Где-то рядом журчала вода. Впереди за деревьями белела глухая стена каменного дома.
- Ну! - Виктория уже вышла из машины и стояла перед стариком, чуть расставив ноги, руки на бедрах, как однажды у себя в мастерской.
- С благополучным прибытием, - очень четко, по-военному приветствовал старик.
- Готовь завтрак. И поплотнее! - Виктория кивнула Каирову, дескать, можно выходить.
Когда он вышел, старик перестал жмуриться. Смотрел острыми, холодными глазами.
- Это мой друг, - сказала Виктория. - Зовут его Мирзо. Он большой начальник.
- Здравствуйте, товарищ начальник, - приосанился старик.
- Здравствуй, дорогой, - ответил Каиров. И пошел вслед за Викторией.
Она шла широко, по-хозяйски оглядывая сад. Остановилась возле бассейна, выложенного камнем и похожего на серп молодой луны. Присела, попробовала рукой воду. Вода катилась по керамическому желобу. От ключа, который был тут же в саду, но немного выше.
- Хороша, - сказала Виктория, тряхнув мокрыми пальцами.
- Холодная?
- В самый раз. Я умываюсь здесь, когда бывает очень жарко.
За бассейном была площадка. На площадку спускалась деревянная лестница, старая, ведущая на широкую террасу, увитую мелкими дикими розами, ярко-красными и белыми.
- Куда мы попали? - спросил Каиров.
- На мою дачу.
- А старик?
- Он ухаживает за садом. Впрочем, больше бездельничает, чем ухаживает. Он живет здесь на первом этаже, рядом с кухней. Он и его старуха. В прошлом это был дом моего деда. Они всегда служили у деда.
- Почему ты назвала меня большим начальником?
Она посмотрела на Каирова с вызовом. Смешливые глаза ее сузились и удлинились, а лицо на секунду застыло, словно не лицо, а маска. Потом она тряхнула головой, повела плечами. Оранжевая блузка натянулась, обозначив выпуклость груди. Дрогнула жилка на длинной шее. Виктория сказала:
- Хафизу девяносто лет. Жизнь была к нему строгой. И он твердо уверовал - хорошим человеком может быть только начальник... Нам нужно подняться по лестнице.
Она держалась рукой за перила, нетерпеливо постукивала крашеным ногтем о старое, вымытое дождями дерево.
Каиров пошел. Ступеньки под ним не скрипели, а вздыхали. Когда поднялся на террасу, посмотрел назад. Думал, что Виктория так и осталась внизу.
Нет. Она стояла рядом. Значит, у нее был неслышный, мягкий шаг. Немного театрально она показала рукой на дверь. Сказала:
- Милости прошу.
Каиров прошел в дом. Темноватая прихожая, просторная и пустая, встретила его запахами лака и краски. Двустворчатая дверь, в верхней половине своей застекленная, была распахнута, утро голубело на толстых ромбовидных стеклах, оправленных позеленевшей медью. За прихожей открывалась длинная комната с тремя широкими незанавешенными окнами. На противоположной стене и в простенках между окнами висели картины. Это были полотна, расписанные маслом, натянутые на подрамники. Видимо, они принадлежали кисти одного автора, и автор этот был пейзажистом. Каиров увидел перевал и дорогу, по которой они только что ехали, ишака и арбу возле дома, глубокое ущелье, тонущее в облаках вершины гор...
- Это работы моего покойного дедушки. Есть решение местных властей организовать здесь Дом-музей... - Виктория задумалась, потом сказала: - Тогда я распрощаюсь со своей мастерской. И стану смотрителем. Буду выписывать из Ростова книги по искусству, ждать почтальона, комнаты в доме станут называться залами, и я буду водить по дому экскурсантов. Рассказывать им о прекрасном, вечном. - Она тряхнула головой, словно избавляясь от наваждения: - Нет-нет... Это случится позже. Не сегодня...
Она мягко повернулась на каблуках, пошла в другой конец комнаты, где за портьерой оказалась узкая дверь.
"О чем все-таки она думает сейчас? - размышлял Каиров, следуя за Викторией. - Не для того же она везла меня в такую даль, чтобы показать картины своего дедушки. Она что-то знает, или догадывается, или просто демонстрирует женский характер. Может, умнее было бы с моей стороны прикинуться больным и отказаться от поездки... Такие вещи трудно предусмотреть заранее".
Виктория обернулась, губы ее чуть вздрогнули, она смотрела так, словно просила прощения. Браунинг лежал в заднем кармане брюк. Каиров отодвинул полу пиджака. Виктория угадала жест.
- Нет-нет! - Глаза ее затуманились, как холодные ущелья. - Здесь ты в безопасности.
Каиров почувствовал, что у него пересохло во рту, а язык стал шершавым, неспособным произносить слова. Она протянула ему руку и нырнула между портьерами. Плюш коснулся его лица, обдал застарелой пылью. Дверь взвизгнула сипло, голосом прокуренным, недовольным.
"Простоват я для такой работы", - подумал Каиров, ступая в яркий свет...
3
Салтыков уснул поздно. Проспал часа три. Проснулся с ощущением, будто что-то разбудило его. За окнами, неплотно прикрытыми занавесками, угадывался ранний рассвет. Стекла блестели темно, серо, словно смоченный водой асфальт. В комнате было тихо и душно. Салтыков встал с кровати и пошел к окну, чтобы распахнуть раму или форточку. Ковер на полу лежал мягкий, пушистый. Награжден им был Салтыков к празднику Первого мая, как было сказано в приказе: "За хорошую работу и успешные результаты по ликвидации преступного мира". Будучи холостяком, Салтыков не стал вешать ковер на стену, чтобы не увязнуть в болоте мещанства, а бросил на пол. И с удовольствием ходил по нему босиком.
Не дойдя до окна двух-трех метров, Салтыков услышал скрип половиц под чьими-то осторожными шагами. Салтыков мгновенно обернулся... Нет. Скрип проникал в комнату из-за окна.
Не прикасаясь к занавеске и стараясь оказаться на таком расстоянии от стекла, чтобы его не увидели с улицы, он вгляделся в окно. Просматривалась часть двора, одичалые кусты самшита, дорожка между ними, угол дома, за которым тянулись сараи с покосившимися дверями, крыльцо с тремя прогнившими ступенями. На крыльце, переминаясь с ноги на ногу, курил владелец шашлычной "Перепутье" Лаидзе.
Салтыков подошел к столу, где рядом с тарелками стоял телефон. Снял трубку. Вздохнул. Все ясно: телефон не работал.
Повернув ключ в замке, Салтыков распахнул дверь.
Сказал:
- Привет, Зураб! Чего сторожишь меня? Жулье не станет брать комнату начугро. В городе дома и побогаче есть.
- Про ковер забыл, - бодро ответил Зураб, затянулся папиросой, бросил на тропинку.
- Что случилось? - спросил Салтыков, закрывая за ним дверь.
- Телефон у тебя не работает.
- Я им сегодня скандал устрою! - пообещал горячо Салтыков.
Зураб махнул рукой:
- Им не скандал нужен, ты аппаратуру им новую устрой.
- Для этого другие люди есть! - недовольно возразил Салтыков. - Что у тебя?
- Увела она его прямо из-под самого моего носа. Посадила в машину и покатила в сторону перевала.
- Скорее всего, в дом своего деда. Она часто туда ездит. Надо бы дозвониться в местное отделение.
- Пробуют ребята... Но это не все. В час ночи неизвестный гражданин позвонил дежурному и предупредил, что в гостинице "Эльбрус" проживает член тайной монархической организации офицеров Мирзо Иванович Каиров, прибывший в город с террористической целью.
Салтыков взял кружку, нацедил из чайника воды. Отхлебнул и только после этого сказал:
- Ясно. Каиров мешает Дантисту. Вчерашняя попытка убийства оказалась неудачной. Тогда Дантист решил сдать Каирова нам. Отсюда вывод - сегодняшняя поездка на перевал не угрожает жизни Каирова. Тогда бы не было звонка.
Зураб возразил:
- Звонок может быть обыкновенной страховкой. Если не ухлопают его по дороге, тогда пусть берут власти...
4
Глядя пристально и твердо, Каиров процитировал:
- Вечером Филарет играл на рояле Шопена. Однако из него такой же музыкант, как из Разумовского дантист.
Виктория не сразу вспомнила строки своего письма. Нет, текст был ей знаком. Но то, что именно эти слова она писала в письме к Валентину, сразу не пришло ей в голову. Она подняла на Каирова синие глаза, сказала как бы из вежливости:
- Продолжайте.
- Я запомнил только это. Писем было много. Целая пачка.
- Продолжайте, - повторила она теперь уже дрогнувшим голосом.
- Почему Разумовский получил кличку Дантист?
- Ах вот что, - сказала она почти равнодушно, посмотрела в свою тарелку, взяла стебелек кинзы, вертела его между пальцами.
Каиров понимал: равнодушие дается ей нелегко, и сейчас она стремительно размышляет, что отвечать и как вести себя дальше.
- Разумовский, будучи юношей, провел несколько лет с родителями в Индии. - Виктория говорила медленно, отделяя слово от слова короткими, но подчеркнутыми паузами. Так учительница читает в школе диктант. - В Петербурге Разумовский утверждал, что один индус, бродячий лекарь, научил его удалять зубы пальцами, причем без боли и без крови. Однажды на пикнике у одного из членов нашей компании обломился зуб, и Разумовскому представилась возможность продемонстрировать свое умение. Однако он оплошал. С тех пор за ним утвердилось шутливое прозвище Дантист.
- Расскажите мне о нем подробнее.
- Нет! - Виктория вновь подняла глаза на Каирова, взгляд ее был усталым, опустошенным. - Я мало его знала. Одно время перед войной он часто приходил к нам на Фонтанку. Но Валентину это не нравилось. Он ревновал меня к Разумовскому. Он вообще был ревнивым... Какое-то время они служили вместе. Потом Разумовский бежал вместе с Врангелем... Остальное вам известно лучше, чем мне.
"Странно, - думал Каиров. - Значит, она полагает, что я бежал вместе с Врангелем. Как же я оказался здесь? С какой целью? С целью следить за Разумовским? Она считает, что нас послали сюда одни и те же люди..."
Виктория сказала:
- Вы знали моего мужа? Как он погиб?
Каиров вынул из бумажника письмо денщика Василия, передал Виктории.
"...Я поклялся на кресте, что найду его вещи. Они спрятаны в подвале гостиницы, за лестницей. Вещи в деревянном ящике с тремя сургучными печатями. Ценности громадной, даже нельзя сказать какой. Про них знал полковник Ованесов, но он мертвый уже как месяц. Знал еще Дантист. Очень опасный человек. Кратов сказал мне, что Дантист убил его и Ованесова из-за этого ящика..."
По мере того как Виктория читала письмо, лицо ее белело.
Застекленная веранда выгнулась вокруг них подковообразным фонарем. Несколько створок было распахнуто, и прохладный, пахнущий каштанами воздух врывался из сада, подталкиваемый ветром.
- Письмо не окончено, - глухо сказала Виктория.
- Дантист убил денщика Василия.
- Он убьет и вас.
- Если вы мне поможете, этого не произойдет.
Виктория закурила. Вспомнила:
- Ованесов был веселым человеком. Зачем вы сразу выложили мне, что дружили с ним?
- Хотел довести этот почетный факт до вашего сведения.
- Я так и поняла... - Она вздохнула тяжело, закрыла лицо ладонью, может, не хотела, чтобы он видел ее слезы.
Он не увидел. Когда Виктория отняла ладонь, лицо ее было сухим и суровым.
- Я помогу вам, - сказала опа. Еще четверть часа назад они были на "ты".
- Спасибо.
Она поморщилась:
- Пустое. Наша поездка предпринята с этой целью. После того как отец попросил меня показать вас, я поняла, что вам грозит опасность.
- Зачем я вашему отцу? - удивился Каиров.
- Нет. Ему вы но нужны. Об этом просил Дантист. Его интересовало, не встречал ли вас отец в девятнадцатом году, когда в гостинице стоял штаб дивизии... Помните, вы провожали меня из "Эльдорадо"? Мы поднялись на террасу. И вспыхнул свет. Я сказала: "Это я, папа. Погаси, пожалуйста, свет".
- Помню, - ответил Каиров.
- Отец тогда рассмотрел вас. Он сказал Дантисту, что никогда не встречался с вами прежде.
- Интересно. Откуда же мне грозит опасность?
- Боже! До чего же ты глупый! - Виктория с отчаянием посмотрела на Каирова: - Разумовский уверен, что тебя прислали следить за ним. Он боится тебя. Боится!
- Ему не следовало убивать завхоза.
- Это он? - испуганно спросила она. - Я так и догадывалась. Но молчала.
- Убийство завхоза осложнило проведение операции. Совершенно ясно, что ведется расследование.
- Да, ведется. Отец рассказывал. Милиция склонна верить, что убийство совершено на почве ревности.
- "Склонна верить"... Это еще не доказательство.
- Конечно, - согласилась она. - Я не знаю планов Дантиста. Но думаю, что если денщик пишет правду и в ящике ценности, а не секретные списки организации, то с ценностями Дантист не расстанется. Кровь будет пролита.
- Он говорит о списках?
- Да. Но отец не верит. Документы такого характера в случае острой нужды сжигают.
"Безусловно, - размышлял Каиров, - она считает, что мне известна фамилия Дантиста, под которой он находится в Северокавказске. Сменин или Кузнецов? Скорее всего, кто-то из них двоих... Вот же черт! Напрямую спрашивать опасно. Вдруг замкнется, насторожится".
- Мирзо, ты прости меня! Я думала, мы поживем здесь в тишине два-три дня, а потом я отвезу тебя на разъезд. И ты уедешь... куда глаза глядят... Захочешь найти меня, напишешь. Я такая дура, что готова поехать за тобой на край света.
- Почему же дура?
- Не будем! - Она тряхнула головой, не желая слушать никаких возражений. - Понимаешь, я хотела переждать... Уйти в сторону. Но... после всего того, что я узнала из письма денщика, планы мои переменились. Я отвезу тебя на разъезд сегодня же, сейчас, а сама вернусь в Северокавказск. Дантист должен расплатиться за все.
- Он и так расплатится! - заверил Каиров. - У него паршивые документы.
- Да, - согласилась она. Досадливо сказала: - Это надо же быть таким идиотом, чтобы выдавать себя за кинооператора, не умея держать в руках даже фотоаппарата.
5
Похоже, в конце улицы справляли свадьбу. Молодые парни - черкесы - танцевали, образовав круг от забора до забора. А баянист, свесив чуб на потный загорелый лоб, играл весело и быстро-быстро...
Переспелые ягоды черной шелковицы падали, разбивались о землю, оставляя следы, похожие на чернильные кляксы. Небо над деревьями уже синело. Приближался вечер.
Каиров шел в угро к Салтыкову. Открыто, не таясь. Потому что дело было сделано. Личность Дантиста установлена. Остальное - все, что предстояло, - относилось к категории ловкости и профессионального умения. Безусловно, преступника следовало взять, не привлекая общественного внимания.
Виктория умоляла его ехать к разъезду. Каиров не открылся ей. Он лишь сказал, что чувство долга повелевает ему вернуться в Северокавказск. Она посмотрела на него пристально-пристально. И сделала вывод, что он настоящий мужчина.
Тогда он подумал и поделился опасением:
- За мной ведь тоже могут следить. Кто такой Сменин?
Она успокоила:
- Не волнуйся, я знаю его много лет. Он спекулирует медикаментами. Рано или поздно его посадят. Он согласен, что заслуживает наказания. И даже уверяет, что однажды придет в прокуратуру с повинной...
Дежурный милиционер, увидев на удостоверении слово Донугро, уважительно взял под козырек.
На лице Салтыкова Каиров не обнаружил удивления. Оно было настолько озабоченно, что Каиров на какой-то момент решил: начальник угро не узнает его.
- Товарищ Салтыков, я чувствую, что у вас опять изжога. И все равно приглашаю в шашлычную "Перепутье", чтобы отметить мой отъезд. И нашу общую удачу...
- Удачу? - спросил Салтыков тоскливо.
- Совершенно верно, - ответил Каиров. - Ты не ослышался... Давай пару человек. И через час в этих стенах ты увидишь Дантиста.
- Кто он?
- Кинооператор Кузнецов.
- Да? - виновато заморгал Салтыков. - Так я и думал. - Салтыков приподнялся на носках. Достал патрон лампочки и повернул на нем белую головку выключателя. Лампочка загорелась. Салтыков хмуро сказал: - Кузнецов убит. По мнению врача, убийство произошло вчера между семью и девятью часами вечера. Труп обнаружен сегодня в половине одиннадцатого дня около кладок, за мельницей.
6
Виктория опознала труп.
Морг был в подвале, с толстыми каменными стенами, на которых виднелись ржавые потеки и серые пятна плесени. Салтыков зажал в кулаке пузырек с нашатырным спиртом. Но спирт Виктории не потребовался. Она держалась сурово и спокойно. Взглянула на тело мельком, без сожаления. Сказала:
- Я знала этого человека до революции под фамилией Разумовский. В настоящее время он носил фамилию Кузнецов.
- Когда вы видели его в последний раз?
- Вчера. Вечером он попросил довезти его до кустарной мельницы. Ну той, что около кладок.
- Зачем?
- У него там было деловое свидание.
- С кем?
- Я не спрашивала. - Виктория повернулась и пошла к выходу.
- Одну минуточку, - сказал Салтыков. - А какие отношения были у вас с убитым?
- Он за мной ухаживал, - ответила она, не останавливаясь. У дверей добавила: - Естественно, когда был живым.