На груди у всех монахов висели бинокли, за спиной винтовки.
- Тяжелые времена, коли с оружием в храм заходите.
- Тяжелые, батюшка, всего сразу не расскажешь, - согласился Димитрий.
- Знаю. А потому хочу найти у вас понимание. В келье вашей работают ученые, и вы должны проявить терпимость. Идем, я вас познакомлю. Ходит по нашей земле зараза, которую они хотят извести с Божьей помощью. Враг затаился где-то рядом.
Проходя мимо гроба, каждый прикоснулся губами к рясе умершего.
- Помните ли отца Онуфрия? Это он водил нас по земле-матушке, пока мы не набрели на Жемчужное озеро. Здесь дряхлая деревенька стояла, мы своими руками храм возвели и село отстроили, - рассказывал отцу Федору Еремей.
Спустились вниз. Келья действительно стала похожа на научную лабораторию. Там работали четверо мужчин в монашеской одежде, один сидел на кровати, нога его была перевязана.
Отец Федор всех познакомил и в конце сказал:
- Герасим Савельич Лебеда сейчас улыбается, идет на поправку. Ему сделали удачную операцию. Есть надежда, что наши друзья и отца Онуфрия поднимут из гроба.
Монахи испуганно перекрестились.
- Одному Иисусу такие чудеса под силу! - воскликнул Кирилл.
- Ничего удивительного, молодые люди, - вмешался профессор Берг, - ваш Онуфрий в коме, он не умер. Но это ученые заморочки, вам лучше о них не думать.
- Куда ушли люди из села и остальные монахи? - поинтересовался Масоха.
- Когда начался мор, люди поднялись с мест и ушли в тайгу.
- Где они, вы знаете? - спросил Моцумото.
- В трех днях ходьбы скит построили. Но назад они не вернутся. Тридцать два человека умерли за два дня.
- А сколько живых осталось?
- Семеро охотников и двенадцать послушников.
- С чего все началось?
- Ефим, охотник, вернулся из леса, толком ничего не объяснил. Видел он людей, много людей. Вроде бы китайцы. А главное, там стальная дверь огромных размеров в скале встроена, из нее лучился очень яркий свет. Увидев Ефима, китайцы зашли в пещеру, дверь закрылась. Он протер глаза и ничего не понял. Скала стояла на месте, будто там и не было никакой двери. Парень перепугался и вернулся в село. Никто его басням не поверил, а на следующее утро над озером повис воздушный шар. Большущий. Потом он лопнул, и какая-то штука упала в озеро. Думали, бомба, но она не взорвалась. А вечером на село напало полчище крыс. Не крысы, а кошки по размерам. Кто мог, отстреливался. Многих покусали. Наутро умерли дети, потом хоронили их родителей, а на четвертый день все ушли, кто выжил.
- Да, не любят "лаборанты", когда в их дела нос суют, - задумчиво произнес Ледогоров.
- Вы знаете, где та скала? - спросил Егор.
- Мы охотой не промышляли, наше дело - землепашество. Местные рыбачили и дичь били. Мы им - хлеб, они нам - рыбу, хозяйство вели общее. Но скалы есть на северо-востоке, там обрывистые холмы, самый высокий называется Коготь коршуна. Его хорошо видно во время заката, действительно, похож на изогнутый коготь.
- Проверим.
- Керосин у вас есть? - спросил Лебеда.
- Керосина нет. Есть бочка спирта, но он не годится для керосинок.
- Зато полыхает не хуже, а то и лучше. Нужно сшить маски и прочные рукавицы, ульи облить спиртом и сжечь. Ночью, когда весь рой соберется. Потом примемся за крыс.
- Зачем же ульи жечь! - испугался рыжий монах.
- Чтобы не сдохнуть самим. С крысами сложнее будет, отравы у нас нет.
- Есть, - сказал Зарайский. - В сельпо. Зайдите в подсобку, чего там только нет. Хозяин о своей лавке заботился. Ни одной щели, пороги мышьяком присыпаны, оттого крысы туда не лезут. Отраву мы найдем. Но как заставить крыс жрать ее?
- Нужны ямы, - предложил охотник. - Ямы наполним отравой, а сверху положим приманку. Крысы голодные, на тухлятину клюнут.
- Сообразительный народ собрался, - хлопнул в ладоши Масоха. - Предлагаю план действий. В первую очередь мы избавляемся от внешней заразы. Далее. Профессора работают над противоядием. Я, Егор, Ледогоров и генерал приступаем к поискам бункера врага. Отец Федор идет с ребятами, пардон, послушниками в скит и ведет переговоры, одни с японцами мы не справимся, сельчане должны нам помочь. В конце концов это их село. Наше преимущество - внезапность. Ударим всеми силами. "Лаборантам" известно о трех монахах, оставшихся в селе. Мы под наблюдением, значит, никто, кроме троих в рясах, на дворе появляться не должен. Отряд Лизы ушел, они успокоились. Тревожить их понапрасну не следует, нам воздушные шары и лишние крысы здесь не нужны.
- План прекрасен, - кивнул профессор Берг, - но не все так просто. Дверь железная, если помните, а ключика у нас нет. И я думаю, таких дверей там много. Работая с ядами, лаборатории делят на множество отсеков. Полагаю, все они снабжены стальными дверьми. Пока вы доберетесь до главных преступников, они успеют выпустить заразу на волю, и чем это может кончится, никто из нас не знает. Война исключается. В первую очередь нам надо понять, каким арсеналом обладает лаборатория, до чего они додумались за пятнадцать лет. Нам не воевать надо, а беречь их как хрустальную вазу. Не дай бог разобьется, неизвестно, что из нее посыплется. А если у них тысячи воздушных шаров заготовлено? Во время войны японцы запускали такие шары в сторону Калифорнии с керамическими бомбами, битком набитыми чумными блохами. Американцам везло - Тихий океан большой, перелет долгий, ветер переменчивый. Шары себя не оправдали. Но мы не за океаном. Нет, мои дорогие коллеги, нам необходимо терпение, терпение и еще раз терпение.
Возразить было нечего. Настроение у всех испортилось. Масоха, очень смешно выглядевший в рясе, достал папиросы из-под подола и пошел на галерею курить.
4.
Состав замедлил ход и едва полз, приближаясь к железнодорожной развязке со множеством путей, на которых стояли поезда. Тут были пассажирские, товарные, цистерны. Один эшелон утыкался носом в другой, образовалась многокилометровая пробка. Паша Клубнев не стал дожидаться, пока его поезд упрется в хвост впереди стоящему и, стряхнув с себя уголь, спрыгнул на насыпь, скатился под откос в рыхлый, поросший высокой травой овраг. Затор его не очень беспокоил, путь впереди не близкий и не легкий. И он не торопился. Пять лет терпел, можно еще потерпеть. Важна не скорость, а результат. Цель - Москва. Сегодня, завтра, через месяц, но он доберется живым и здоровым. До станции придется идти пешком. Поправив рюкзачок за спиной, Кашмарик зашагал на запад. В старом солдатском бушлате, перепачканный угольной пылью, он мог сойти за кочегара и вряд ли привлечь к себе внимание.
Составы тянулись и тянулись, им не было конца. Тут что-то не так.
На ступеньках одного из паровозов сидел машинист и курил самокрутку. Клубнев остановился, попросил табачку. Пожилой седовласый мужичок не отказал, выделил клочок газеты, насыпал щепотку махры.
- Боюсь, эта бодяга надолго, - начал разговор Паша.
- Нам с тобой об этом не скажут.
- Это точно. О диверсантах болтать не любят.
Машинист прищурил глаза и внимательно посмотрел на чумазого незнакомца.
- Знаешь толк в таких делах?
- Партизанил в Белоруссии. Сколько же дней прошло, пока собралась такая очередь!
- Да уж немало.
- И я о том же. Подрыв путей за пару часов восстановить можно, максимум за сутки, если эшелон повалило на бок. Тут дело серьезней.
- Угадал, приятель. Мои ребята ходили на станцию, дальше не пустили. Все оцеплено солдатами. Похоже, мост в щепки разнесли. Если так, то зимовать здесь будем.
- Мост-то большой?
- Не ходил еще по Транссибу?
- Да нет. Хабаровск - Владивосток. Дальше носа не совал.
- Далеко тебя занесло. Мост на полтора километра растянулся. Узкий, зараза, на две колеи. Строили как времянку, но нет ничего более постоянного, чем временное. Денег не хватает. Оккупационные зоны до сих пор не восстановлены. Москву заново отстраивают, главную морду страны. Показуха. Мой сын с фронта вернулся год назад. Какой, к черту, фронт в 49-м? Берлинское метро восстанавливал. Сколько еще там наших ребят копошится! Будто дома забот нет.
- Пойду и я на станцию. Гляну, что к чему.
- Не совался бы ты, куда не следует. Одного такого умника уже взяли. К понтонной переправе вышел. Потом доказывай, что ты не верблюд. В городе комендантский час, люди по норам попрятались.
- Добро, отец.
Клубнев спрыгнул на насыпь. Он не решился спросить у старика, через какую реку проходил мост и о каком городе идет речь. Перспектива зимовать его не устраивала. Можно спуститься вниз по течению километров на десять и перебраться на другой берег, воспользовавшись рыбачьей лодкой. Учитывая длину моста, река не -очень широкая. Нужна карта района для ориентации, да где же ее взять? Хотя бы глянуть на нее одним глазком, память еще не растерял, все, что надо, запомнил бы. Он до сих пор помнил имена, фамилии, клички и пароли всех агентов, а их прошло через его руки немало. Помнил и внешность, приметы каждого. Без зрительной памяти в его работе делать нечего.
Наконец он добрался до станции. На платформе ни души, но лучше на нее не выходить. У платформы - пассажирский поезд, если пройти по вагонам, окажешься на другой стороне перрона. Клубнев поднялся на подножку последнего вагона и повернул ручку двери, она открылась. В тамбуре никого. В коридоре чисто. Купе справа, многие двери распахнуты. Из окон коридора видна платформа. Нужно пройти до середины поезда, чтобы прочесть вывеску с названием станции. Вряд ли оно ему что-то скажет, но вдруг? В вагоне стояла глухая тишина. Похоже, не было ни души. Павел зашел в туалетную комнату, скинул с себя грязный бушлат и, стараясь не шуметь, умылся. Гимнастерка сохранила приличный вид. Он вымыл сапоги и почистил галифе. Хорошо бы побриться, да не до жиру, хотя борода выглядела пристойно для геолога, но не для военного. Клубнев достал из рюкзака все самое необходимое, рассовал по карманам, а в него впихнул бушлат. Потом зашел в купе и осмотрелся. На столе еда, засиженная мухами, початая бутылка водки. На верхней полке - чемоданы, на вешалке - вещи. Пиджачок оказался маловат, документов и денег не было. Складывалось впечатление, что людей застали врасплох и выкинули из поезда в самый неподходящий момент. И давно, хлеб успел превратиться в каменный сухарь.
Закинув свой вещмешок подальше за чемоданы, Павел взял водку, прополоскал горло и вышел в коридор. Вряд ли пассажиров могли заподозрить в диверсии - начальство перестраховалось и очистило станцию от лишних людей. Возле каждого вагона охрану не выставишь, а станция считается стратегическим объектом. Ничего не изменилось в стране за последние пять лет. Произвол оставался произволом.
Он прошел до конца вагона и в купе проводника увидел девушку в железнодорожной форме. Взглянув на мужика с бутылкой водки в руках, она вздрогнула.
- Я не кусаюсь, подруга. А где твой напарник?
- Вы что, не знаете? Всех мужчин увели на работы, кроме военных.
- А где военные?
- В нашем вагоне их не было.
- А женщины?
- Тоже куда-то увели. Я не знаю. По одному проводнику на вагон оставили, вещи стеречь.
- От кого?
- Не знаю. Нам не объяснили и из поезда выходить не велели.
- А про меня забыли. - Павел притворился пьяным и изредка рыгал. - Что за деревня? Почему стоим?
- Судженск. Транспортная развилка. Я не знаю, почему стоим.
- Что за река здесь?
- Обь. До нее еще десять километров.
- Занесла нелегкая. Вагоны чистили солдаты?
- Военные. С автоматами.
- И сколько же времени я не просыхаю?
- Восьмые сутки.
- Кто же вас кормит?
- Кухня на колесах. Два раза в день на платформу к третьему вагону подвозят, и все выходят с котелками. Еще хлеб дают.
- Ага! Получил паек и обратно в зону, сделали из поезда концлагерь. Умеют наводить порядок.
- Если вас увидят, то заберут.
- Не выдашь - не возьмут.
- Никто вас не выдаст, если сами на перрон не вывалитесь. Клубнев зашел в купе и осмотрел вешалки.
- Форма твоего напарника? - спросил он, указав на висящий китель и фуражку.
- Да. Его в одной рубашке увели, а документы у всех забрали.
- Я кителек одолжу на время.
- Он вас не спасет.
- Поживем увидим.
Китель пришелся впору, и фуражка тоже.
- Бывай, подружка, бог даст, свидимся.
В следующем вагоне Клубнев нашел целую бутылку коньяка, он и ее прихватил с собой. В купе проводника сидели четыре женщины и что-то громко обсуждали. Ему удалось проскользнуть незамеченным.
Четвертый вагон от конца оказался "мягким". В таких условиях ездят важные персоны и лучше им не попадаться на глаза. Но не получилось - из туалета вышел обритый наголо мужчина лет сорока пяти в хромовых сапогах, офицерских галифе на подтяжках, и белой нижней рубахе. Они едва не стукнулись лбами.
- Ты откуда взялся, хмырь болотный? - рявкнул лысый.
- Только не думай, что тебе одному гулять можно. Если хожу здесь, значит, надо.
Лысый оторопел от такого хамства.
- Чекист, что ли?
- Много вопросов задаешь.
- Ты знаешь, кто я такой?
- А мне насрать. Где-нибудь ты и "кто такой", а здесь ты пассажир, пока я в это верю.
- Ну ладно, ладно, не ерепенься. Коньяк не тяжело таскать?
- Тяжело, пока в руках. Могу поделиться.
.- Оно бы в самый раз было.
- Есть стаканы?
Они прошли в купе. Два дивана, окна зашторены плюшевыми занавесками, на вешалке - мундир майора внутренних войск, портупея с расстегнутой кобурой без пистолета и фуражка. На столе - два стакана, вяленая рыба, сушки с маком и банка со шпротами.
- Паек доедаешь, майор, местная бурда тебе не по вкусу?
- Что спрашиваешь, если знаешь. Садись.
Клубнев подошел к столику и понюхал стаканы.
- Пили дня два назад. Зубровку. А где твой приятель?
Майор напрягся.
- Нет у меня приятеля. Жену увели в заложницы, меня оставили.
- Женщины не пьют зубровку стаканами.
- Моя пьет. Разливай.
Клубнев откупорил бутылку и наполнил стаканы.
- Со знакомством.
- Меня зовут Виктор, - представился майор.
- Андрей.
Выпили залпом, закусывали рыбой.
- Этапы перегоняли из Владивостока в Магадан?
- Откуда знаешь?
- Рыбку вялили на Колыме. Серебристая кефаль. Хорошая штука, только ее мало, на материк друзьям отправляют в качестве подарка. А шпроты дальневосточные. Вот и вся хитрость, Витя.
- Наливай еще.
Выпили. Майор начал заметно хмелеть.
- На Колыме перемены. Генерала в Москву вызвали, и он не вернулся. Жди неприятностей, коса косит без разбора. Подвернулся случай перевестись в Свердловское управление, вот я со своим замом и сорвался. А тут на тебе, в ловушку угодили.
- Сегодня в Магадане генерал пропал, завтра в Свердловске. Не набегаешься.
- Это ты верно заметил, Андрюша. Бегай, не бегай, в итоге клетка одна на всех.
- Пистолет твой куда делся? В кармане его нет, галифе не топорщатся. Под подушкой тоже нет. Я сижу на твоем диване, а ты на месте жены. Колись, Витя.
- Глазастый, гад! Точно, чекист. Может, ты и прав, пора колоться, бежать мне без жены некуда. А его все равно найдут. Только я тут ни при чем. Шальной парень был.
- Где он?
- Идем, покажу.
Майор встал и вышел в коридор, немного покачиваясь. Осмотревшись по сторонам, достал из кармана ключ и открыл соседнее купе.
Клубнев зашел первым.
Мужчина в кителе капитана сидел на диване, положив голову на столик. В правом виске зияла черная дыра, на щеке запеклась струйка крови. Правая рука, сжимавшая пистолет, безвольно повисла.
- Самострел чистой воды, - пробурчал майор.
- А пистолет твой?
- В том-то все и дело. Его ствол я в своем чемодане запер, будто мысли его прочитал. Молодой, горячий и дурной.
- Ну о дурости говорить рано, труп к психиатру на обследование не направишь. Выкладывай свою версию, майор.
- Мы купили два купе. Одно я с женой, другое он с женой. Об отъезде знали за два дня. Сашка ревнив был как черт. И не без оснований. Жена у него - краля высший сорт. Поезд стоит на парах, а ее все нет и нет. Он без нее садиться не хотел, его силой впихнули. Тронулись. Километров десять отъехали, а тут проводница из соседнего вагона приходит и передает ему записку. От открыл и видит Нюркин почерк. Так, мол, и так, люблю другого. Моряка. Из порта уехать не могу, прости, что не призналась раньше, думала, пройдет, а когда дело дошло до выбора, то поняла, останусь с ним. Прощай и не поминай лихом. Двое суток капитан не ел, не пил, не спал, молчал. Когда мы здесь застряли и всех гражданских увели, меня тоже подкосило. Достал запасы зубровки, позвал его выпить. Несладко стало, как только Василису уволокли. Выпили. Дальше я не помню, отключился. Проснулся утром - Сашки нет. Я пошел в его купе, остальное ты видишь сам. Я ничего не трогал и даже заходить не стал. Спер у проводника вагонный ключ и запер купе. Двое суток прийти в себя не могу. Пистолет мой, но трогать его боюсь.
- Где записка от жены?
- Смял он ее и выбросил в окно. Я успокаивал, как мог. Молодой, мол, еще, баб на твой век хватит…
- Плохо твое дело, майор.
- Сам знаю, за меньшее сажают. Через мои руки тысячи прошли. Сил нет уже ждать, извелся.
- Ладно, подумаем. Надо для начала коньяк допить.
Вернулись к столу, разлили остатки коньяка, выпили. Клубнев
сделал резкое движение, и майор отключился.
Павел снял с него мундир, руки связал за спиной - ничего, с голоду не сдохнет, до рыбы и воды ртом дотянется. Чтобы оставить видимые следы бандитского нападения, пришлось разбить бутылку о его голову.
Павел переоделся, достал чемодан, нашел в нем бритву, побрился, проверил карманы. Документы на месте: "Дальневосточный край, краевой отдел внутренних войск, старший оперуполномоченный по особо важным делам майор Виктор Ошуров". Фотография плохая. Павел посмотрелся в зеркало и остался собой доволен. Надев портупею, вышел и запер купе на ключ. В соседнем купе вынул пистолет из окостеневших пальцев покойника и сунул его в кобуру. На столе заметил записку: "В моей смерти виноват я сам! Судить себя я тоже буду сам. Моя жизнь принадлежит мне, а не Сталину! Устал от сволочей! Сашка Богданов".
Клубнев сунул записку в карман.
Он вышел на перрон у первого вагона. Пути по эту сторону станции были свободны. На переезде у шлагбаума стоял лейтенант и четыре автоматчика. Они отдали честь, и Павел прошел мимо. За переездом виднелись чахлые домишки неизвестного ему города. Он шел уверенной походкой, с прямой спиной, не имея представления где, когда и куда сворачивать.