- Ранее я уже замечал, что охотники на вампиров становятся одержимыми своими жертвами и в конце концов теряют интерес ко всему остальному - к семье, друзьям, радостям познания и любви. Ко всему, кроме охоты, - откликнулся Исидро. - Их миры сжимаются до тех пор, пока сами они не превращаются в превосходное оружие… но всего лишь оружие. Насколько я понимаю, в горах вы обнаружили Иных?
Эшер приподнял бровь:
- Не хотите ли вы сказать, что были там и не оказали нам помощи?
- Dios, нет! Мертвые передвигаются быстро, но прошлой ночью у меня были свои дела… окончившиеся неудачно, вынужден признать. О вашем приключении я узнал только тогда, когда увидел вас возвращающимися в гостиницу в таком состоянии, будто вы побывали на войне. А этим вечером в казармах ваши солдаты живописали встречу с разбойниками, от которых исходит ни с чем не сравнимая вонь. Бандиты, по их выражению, то ли обкурились, то ли с помощью каких-то неведомых приемов привели себя в состояние амока, как делают филиппинские воины.
- Вот и хорошо. Нам только не хватало, чтобы слухи об этих созданиях дошли до ублюдков, придумавших фосген.
Эшер коротко пересказал события последних полутора суток, упомянув в том числе о том, как у них отобрали лошадей, а также о странной реакции на солнечный свет, продемонстрированной сохранёнными доктором Бауэр образцами.
- Хотел бы я посмотреть, какой эффект вызовет нитрат серебра. Несколько капель на кости… у Карлебаха с собой столько микстур, что хватит на целую аптеку, хотя я не представлю, как он собирается напоить ими этих тварей. Кажется, доктор Бауэр считает их реликтами давно прошедших эпох, чем-то вроде человекообезьян из "Затерянного мира", и надеется убедить в этом научное сообщество.
- Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, - процитировал Исидро. - Такая убежденность ничуть не хуже веры в вампиров.
Они дошли до стены Императорского города, черной громадой возвышавшейся на противоположной стороне улицы. На высоте примерно в тридцать футов проступали очертания бойниц, подсвеченных фонарями железнодорожной станции. Где-то вдалеке уличный торговец хриплым голосом расхваливал на все лады блинчики и арбузные семечки.
- Что вам удалось узнать о пекинских вампирах?
- Ничего, - Исидро спрятал руки в карманы пальто и почти полностью растворился в ночной мгле. - Даже их тени ускользнули от моего взора. Но их присутствие разлито в воздухе, подобно дыму. Я прогуливался по пустырю и даже позволил себе углубиться в городские кварталы, надеясь расслышать их голоса. Тщетно. Но затем мне приснилось, будто кто-то следит за мной. Кто-то, кого я не могу понять, ужасный, безмолвный и холодный.
Впервые на памяти Эшера он заговорил о снах.
Когда-то графиня Антея Фаррен - вампирша, сгоревшая в константинопольском пожаре, - сказала ему, что бог, словно в наказание тем, кто похищает чужие жизни ради продления своей, наделяет их всеми признаками смерти, кроме покоя. Невозможно быть вампиром и не искать надежного убежища, не стремиться к полной власти над окружением. С годами их существование становилось более размеренным, подчиняясь раз и навсегда заданной схеме; все они старались контролировать каждый атом внешнего мира, который мог бы стать для них угрозой. Мало кто из вампиров решался отправиться в путешествие. Лишь некоторые из них отваживались отдалиться более чем на несколько миль от того места, где стоял их гроб, опасаясь, что в пути их застигнет какое-нибудь непредвиденное обстоятельство. "Как в той сказочной книге, - сказала она ему во тьме венской ночи, - где человеку сначала приделывают железную ногу взамен отрубленной, потом руку - и так далее, пока он не перестает чувствовать себя человеком, потому что у него уже нет сердца. Я боюсь и знаю, что должна бояться еще сильнее. Я могу погибнуть в любой момент. Достаточно лишь свернуть не туда или ошибиться в выборе убежища".
Ее смерть не заняла и нескольких мгновений.
Сейчас эхо тех же эмоций исходило от неподвижной фигуры Исидро.
- Может быть, - с некоторым усилием начал Эшер, - мне стоит пойти с вами, когда вы в следующий раз соберетесь искать с ними встречи? Если они появятся, я, по крайней мере, смогу поговорить с ними.
- Вы умрете, - сказал Исидро ровным голосом. - Возможно, и я тоже, из-за того, что взял себе в помощники смертного. Я даже не знаю, не обрек ли вас на гибель от их рук уже тем, что сейчас говорю с вами. Здесь, в Посольском квартале, их присутствие не ощущается, но я не уверен, что не стал жертвой их внушения. Не знаю. Могу сказать только одно: передвигайтесь с оглядкой и соблюдайте все меры предосторожности, поскольку чутье мне подсказывает, что они могут ударить со скоростью мысли. Простите, - добавил он так, словно и в самом деле хотел попросить прощения.
Пыль запорошила Эшеру глаза. Когда слезы наконец перестали течь, он обнаружил, что уже некоторое время в полном одиночестве стоит на берегу канала неподалеку от городской стены. Неверный свет луны высвечивал только одну цепочку следов, отпечатавшихся в пыли. Следы вели по рю Мэйдзи к гостинице, видневшейся в желтом свете фонарей, и принадлежали ему самому.
10
Пэй Чжэнкан, которого сэр Джон Джордан отрекомендовал как самого надежного из китайских служащих посольства, оказался молодым человеком, получившим образование в Кембридже. Его родители перебрались в Индию, когда самому Пэю было восемь лет, но в Пекине у него были родственники, и недавно он женился на девушке, которую ему выбрала семья. Поэтому он только обрадовался, когда Эшер попросил его помочь разобраться в полученных от компании "Сифандэ Синшэн" чертежах и планах минлянских шахт и предложил десять шиллингов за вечер работы. Сама компания обанкротилась несколько лет назад, что, по мнению Эшера, было неудивительно. Ему хватило одного взгляда на высыпавшиеся из конверта листы пожелтевшей бумаги, чтобы понять: части планов не хватает. Даже когда он разобрался, какие из карт должны изображать Минлянскую теснину, он не увидел ни масштаба, ни участков, хотя бы отдаленно походивших на те, по которым он проезжал в пятницу.
- Нет, сэр, это и в самом деле Минлян, - заверил его клерк, когда Эшер передал ему карту. - Видимо, человек, который сводил карты в одну, никогда не бывал в тех местах и пытался как-то совместить уже имеющиеся чертежи.
Они сидели в одном из посольских кабинетов (Эшеру совсем не хотелось, чтобы о его семье или месте проживания знало больше людей, чем было необходимо), помещении, оставшемся от прежнего княжеского дворца, где не было даже газового освещения, не говоря уже об электрической проводке. Керосиновые лампы отбрасывали причудливые тени на покрытые красным лаком столбы, которые возвышались среди обычных письменных столов, отражая отблески позолоты и поблекшее многоцветье потолочных балок. Занявшись картами, Эшер отметил, что постепенно вспоминает давно заброшенный китайский. И все же он был рад, что у него есть помощник.
- Вот здесь - это ведь уклон? "Десять" здесь означает угол наклона?
- Это кэнь… штольня. Глубиной десять бу, если я правильно понимаю, если только… когда нарисовали карту? Если только тогда уже не пользовались метрами.
- Когда компания перешла на метрическую систему? Есть какие-нибудь указания?
Пэй покачал головой:
- Если оборудование для шахты получали из Германии или Франции, то метрическую систему могли ввести даже в 1880-х, но все зависит от того, в чем их мастера привыкли считать - в метрах или бу и чи. К тому же работники съезжались со всей страны, а в те времена кое-где один бу приравнивали к пяти чи, а в других местах - к шести чи.
- Гм, - Эшер подумал, что не зря несчастный император Гуансюй, которого его властная тетка, вдовствующая императрица, заключила под домашний арест и в конце концов отравила, хотел провести реформу системы измерений. - А что вот здесь? Написано "старая штольня".
- "Старая штольня" может означать выработку времен династии Тан, сэр. Эта часть хребта похожа на сито, столько в ней старых шахт. Кое-какие проходы затопило или засыпало обвалами. Только Небу известно, куда ведут некоторые из них. Компания прогадала, купив эти месторождения, и пыталась возместить расходы за счет платы рабочим. Там вечно не хватало крепей, а насосы постоянно ломались.
Эшер через стол посмотрел на молодого мужчину в изящном синем костюме и рубашке с туго накрахмаленным воротником. Пэй, с его коротко постриженными на французский манер усиками, походил на лондонского клерка.
- Вам приходилось бывать в шахтах?
Китаец отрицательно покачал головой:
- Сосед моей матери работал в Шилю, еще до того, как "Сифандэ" выкупила участок, и некоторое время после. Он говорил, что штольни иногда соединяются со старыми выработками, оставшимися с тех времен, когда в Китае не было… европейцев, - закончил он с запинкой, проглотив "длинноносых дьяволов".
- Он когда-нибудь рассказывал вам страшные истории о существах, прячущихся в шахтах?
Клерк усмехнулся:
- О демонах? Он до смерти пугал нас с братом рассказами о гуй вроде огромного сома с шестью парами человеческих рук и глазами, которые светятся в темноте. Якобы это чудовище ползало по штольням, пело женским голосом и пожирало шахтеров.
Но не яогуай. Эшер прикинул возраст сидевшего перед ним мужчины. С тех пор прошло - сколько? Двадцать лет? Чутье подсказывало ему, что доктор Бауэр не ошиблась. Яогуай появились совсем недавно.
Но как? Откуда они взялись? И почему?
Или здесь и в самом деле замешаны пекинские вампиры?
В те три дня, что пришлось потратить на изучение карт, Эшер заглянул к оставшимся друзьям Ричарда Хобарта - Кромвелю Холлу из торгового представительства и Гансу Эрлиху, франтоватому переводчику из немецкого посольства, - и окончательно убедился, что в тот роковой вечер, когда они вместе кутили в "Восьми переулках", на младшем Хобарте не было шейного платка, которым позже задушили Холли Эддингтон. Очевидно, молодого человека ловким обманом заставили расстаться со спутниками, опоили (привезший его рикша, должно быть, показал стоявшим у ворот часовым пропуск Хобарта) и уложили на землю в саду рядом с трупом его невесты. Даже сотрудникам департамента не удалось бы провернуть это дело лучшим образом.
На третий день Эшер поинтересовался, где в Пекине белый джентльмен со скромным состоянием и своеобразными наклонностями может найти себе развлечение по вкусу.
- Один мой приятель попросил узнать, - объяснил он.
- Вы имеете в виду мальчиков? - Пэй и глазом не моргнул. - Или детей?
Точно таким же тоном подавальщики в пекинских харчевнях спрашивали: "Господин хотеть вареный рис, жареный рис?"
- Девушек, - ответил Эшер. - Молоденьких девушек. К кому можно обратиться?
Клерк некоторое время молча смотрел на него, хотя сам Эшер уже много лет знал, что по лицу человека далеко не всегда можно определить его постельные пристрастия. Наконец Пэй ответил:
- Я бы пошел к Толстяку Ю или Ань Лутану. Ю, если ваш друг предпочитает совсем юных девушек. Аню, если ему не хочется неприятностей с законом в том случае, если девушка… пострадает.
- Я поговорю с ним, - во взгляде молодого чиновника Эшер различил настороженное отвращение, словно тот сомневался в существовании "друга". - Спрошу, что ему больше нравится. Спасибо.
Пэй вернулся к документам и развернул еще один лист, пододвинув его в отбрасываемый лампой круг света.
- Поосторожней с Анем, - предупредил он. - Он работает на семью Цзо, одну из самых влиятельных в городе. Ань и сами Цзо обо всем сообщают главе дома. Ваш друг может стать жертвой шантажа.
- Я скажу ему. Спасибо.
Было почти восемь, когда он запер карты в шкафу, на который ему указал сэр Джон, отдал Пэю десять шиллингов (тот молча покачал головой, отказавшись брать предложенную сверх того крону) и вышел на улицу Мэйдзи, собираясь нанять рикшу. Он условился встретиться с Лидией, Карлебахом, русским атташе бароном Дроздовым, его женой и бельгийским профессором китайской литературы за обедом в Пекинском клубе, и теперь ему едва хватало времени, чтобы заехать в гостиницу и переодеться. Лидия и Карлебах уже отбыли. "Профессор ушел еще в пять вечера, сэр, - доложила ему Элен с ноткой неодобрения в голосе. - Сказал, что хочет прикупить галстуков, но куда ж это годится - оставить бедную миссис Эшер, которой пришлось самой добираться до клуба?"
От входных дверей гостиницы до Пекинского клуба надо было пройти пятьсот ярдов по двум самым охраняемым улицам во всем Китае, но, как подозревал Эшер, Элен начиталась романов о "желтой угрозе" и сомневалась, что на этом пути ее хозяйку не подстерегают никакие опасности.
- Без галстуков джентльмену в чужой стране не выжить, Элен, - серьезно ответил он. - Надеюсь, ребе Карлебах отправился за покупками в вечернем костюме, потому что в противном случае распорядитель вряд ли впустит его, сколько бы галстуков он ни приобрел.
Вскоре он получил возможность оценить наряд Карлебаха. Трясясь в возке рикши вдоль Посольской улицы и рю Марко Поло, Эшер привычно (прежние навыки полевого агента так просто не отмирают, и дело здесь даже не в вампирах) отмечал мелькавшие по сторонам дверные проемы, экипажи и прохожих. Точно так же он последние три дня знакомился сам и знакомил Лидию с расположением комнат и коридоров в гостинице, пока наконец не запомнил все лестничные проходы, мансарды и кладовки, не обнаружил шесть разных способов забрать деньги, спрятанные в генераторной, и, что самое важное, не выучил все имеющиеся выходы… на всякий случай.
В департаменте говорили, что время, потраченное на подготовку, потрачено не впустую.
Вечер выдался холодным, поэтому Эшер поднял воротник пальто и опустил поля цилиндра. Краем глаза он отмечал встреченных знакомых: вот полковник фон Мерен в компании седого хитреца Айхорна вышел из ворот немецкого посольства; вот японский торговый представитель Ода-сан, одетый в элегантный европейский костюм, пересек улицу и зашел в здание банка Гонконга и Шанхая. Навстречу попался старый китаец Мянь, который торговал в квартале газетами и бамбуковыми корзинами и был, как подозревал Эшер, связным шпионской сети, а может быть, и не одной. Когда он наконец оказался перед освещенными бронзовыми дверьми Пекинского клуба и расплатился с возчиком ("Двасать пять сент любое место, быстро-быстро"), то в нескольких сотнях футов оттуда, на рю Арт, заметил ребе Карлебаха, покидающего австрийское посольство.
Даже с такого расстояния он безошибочно узнал старого ученого по старомодному пальто, белой бороде и круглой шляпе. Эшер прошелся по улице, наблюдая за высокой сутулой фигурой у входа в посольство. Прежде чем направиться к клубу, Карлебах обернулся к кому-то, кого Эшер не видел, затем поклонился и притронулся к краю шляпы. В руках у него ничего не было.
Выждав еще несколько мгновений, Эшер поднялся по ступеням и вошел в клуб, в вестибюле которого его ждала Лидия (чью красоту подчеркивало платье из зеленого и янтарного шелка) в компании барона Дроздова, его громкоголосой супруги и сухонького профессора Федро. Когда появился Карлебах, Эшер ни словом не обмолвился об австрийском посольстве; его учитель также не касался этой темы, как, впрочем, не говорил он и о покупке галстуков. За ужином из превосходной йоркской ветчины и зеленого горошка Лидия спросила, понравился ли Карлебаху Шелковый переулок и удалось ли ему найти кого-нибудь, кто показал бы ему храм Вечной гармонии (тот ответил, что не удалось), а также посетовала, что он так неожиданно покинул гостиницу.
Врать Карлебах не умел. Если немецкая разведка искала новых агентов, старый профессор был не лучшим выбором.
В любом случае, Эшер даже вообразить не мог, что его друг расскажет об Иных правительственным чиновникам, в особенности же своим соотечественникам, которые тесно сотрудничали с Германией.
И все же стоило помнить об увиденном этим вечером.
* * *
В гостинице его ждал Исидро.
Из клуба они вернулись на двух рикшах. В дверях гостиницы слуга-китаец вручил ему записку. Узнав старинную манеру письма, Эшер притворно нахмурился, чтобы не беспокоить Карлебаха, пробормотал: "Очередные сплетни о молодом Хобарте" и вслед за слугой прошел в кабинет с синими занавесями, где четыре дня назад встречался с графом Мицуками. Исидро сидел у камина, изучая популярный путеводитель по Пекину.
- Я поговорил с местным вампиром, - сказал он, едва Эшер закрыл дверь.
- Значит, они говорят по-английски? Или хотя бы один из них? - Эшер снял перчатки и протянул руки к огню. - Или по-испански? Иезуиты на протяжении трех веков присылали сюда миссионеров…
- Отец Орсино Эспириту был одним из них, - Исидро выглядел менее изможденным, чем при их последней встрече в ночь пыльной бури (Эшер предположил, что вампир нашел себе жертву, скорее всего, далеко за городом), но в его глазах сохранялось выражение настороженности. - Он спит в крипте заброшенной часовни недалеко от старого французского кладбища.
Сегодня на нем был темно-серый костюм поверх безупречно чистой рубашки. Эшер снова подумал, где проводит дни сам испанец.
- Часовню сожгли во время восстания, - продолжил Исидро. - Сейчас от нее осталась разве что куча мусора. Отец Орсино смертельно испугался, когда понял, что его обнаружили, так что мне пришлось гнаться за ним по старым императорским садам, а когда я все же настиг его, выяснилось, что он совершенно безумен.
- Звучит не слишком обнадеживающе. Он рассказал вам о других пекинских вампирах?
- Он сказал, что все они стали богами, - некоторое время Исидро смотрел на невысокое пламя в камине, сложив руки с длинными белыми пальцами на костистых коленях, обтянутых тканью элегантных брюк. - Мне показалось, что в его сознании они смешались с адскими князьями, которые вершат суд над умершими, и он утомил меня расспросами о том, где именно находится гора ножей - в первом аду или четвертом, а также поджаривают ли грешников во втором аду в масле или же варят в кипятке. Он сообщил мне, что изначально существовало сто тридцать четыре ада, но во времена династии Тан их количество сократилось до восемнадцати. Известно ли мне, почему так произошло? Я бы назвал наш разговор весьма… бестолковым.
Эшер опустился в кресло и с интересом посмотрел на вампира:
- А за кого он принял вас?
- За представителя Инквизиции, судя по всему, который должен отвезти его назад в Испанию. Вынужден признать, я не стал переубеждать его. Более того, я сказал ему, что со мной прибыли тайные посланцы Папы - вы и госпожа Лидия, и я надеюсь, вы вспомните об этом, если вам все же доведется встретиться с отцом Орсино. Он почти три века провел в горах Сишань…
Исидро прервался, глядя, как Эшер вдруг выпрямился и отодвинулся от тепла очага.
- Он ушел оттуда только этим летом, поскольку, по его словам, там завелись зловонные демоны и он более не чувствовал себя в безопасности.
- Этим летом?