* * *
Лидии было десять лет, когда ее мать умерла после продолжительной болезни. Ее тогда отправили пожить к тетушке Фэйт, которая из пяти сестер была ближе всех к ее матери по возрасту и характеру, и всеми силами "оберегали" от знания о болезни, пожиравшей тело матери. В конце концов приторная ложь, вежливые иносказания и попытки отвлечь ее мысли от "неприятных вещей" (они что, в самом деле верят, что пантомима заставит меня не думать о том, что ПРОИСХОДИТ с мамой?) довели ее почти до отчаяния, и однажды рано утром Лидия выскользнула из детской и прошла две мили до отцовского особняка на Рассел-сквер, где обнаружила, что дом заперт и родителей там нет.
Тогда она вовремя вернулась домой и успела порвать оставленную записку до того, как ее обнаружила няня, которая придерживалась весьма строгих взглядов на поведение, приличествующее маленьким девочкам. Но теперь, лежа в чужой холодной кровати в пекинской гостинице, Лидия во сне каким-то образом перенеслась в особняк с закрытыми ставнями и снова шла по его полутемным комнатам, как всегда бывало в снах, которые преследовали ее с того самого дня. Вот гостиная с модными золочеными обоями и безделушками в японском стиле - сохранился даже запах сухих духов. Спальня ее матери, подушки на псевдомавританской кровати - последний крик моды в тот год, - сложенные аккуратной ало-синей горкой, словно мать никогда не опиралась на них. Безмолвие, в котором ее собственные робкие шаги по коврам отдаются мелодичным шуршанием.
Иногда ей снилось, что в доме никого нет, кроме нее. Иногда она знала, что родители где-то рядом, но никак не могла их найти.
Сегодня в ее сне был кто-то еще.
Кто-то незнакомый. Пугающий, древний и холодный, как межзвездная тьма. Кто-то, кого она не может видеть, кто вслушивается в ее дыхание и вдыхает запах крови в ее венах.
Этот кто-то знал ее имя.
Испугавшись, Лидия решила вернуться на первый этаж - во сне она взломала замок на кухонной двери, хотя на самом деле научилась вскрывать замки только в пятнадцать лет, после знакомства с Джейми…Но комнаты вокруг нее продолжали меняться. Она прошла через скромную спальню, которую в первый год обучения в Швейцарии, в закрытом пансионе мадам Шаппеделен, делила с неприятной немкой - как там ее звали? Гретхен? Гретель? Откуда здесь пансионатская комната?.. За окном в лунном свете серебрилось озеро Комо… За дверью вместо коридора обнаружился храм Вечной гармонии с его длинным рядом статуй, конец которого терялся где-то в сумраке. Князья преисподней. Вот только некоторые из них вовсе не были статуями, они следили за ней, поводя кошачьими глазами, в которых отражался свет одинокой свечи.
Она подобрала подол и ускорила шаг, зная, что очень скоро они обретут подвижность и погонятся за ней…
Пройдя через дверь рядом с алтарем, она очутилась в гостиной на верхнем этаже их дома на Холиуэлл-стрит в Оксфорде.
Сидевший на месте Джейми Исидро произнес: "Сударыня".
Лидия проснулась. Керосиновая лампа, освещавшая спальню, все еще горела. Ее янтарный свет падал на книги и журналы, в беспорядке разбросанные по бело-голубому стеганому одеялу. Шторы на окне колыхались и слегка раздувались под неумолчный погребальный плач прилетевшего из пустыни ветра. Воздух пах пылью.
Она нащупала очки, встала, завернувшись в халат - в спальне царил холод, и одному небу известно, сколько сейчас было времени, - и попыталась снова закрутить в узел толстую рыжую косу, в которой кое-где еще оставались шпильки. Она прекрасно знала, кто ждет ее в передней комнате.
Он действительно ждал ее.
- Сударыня, - дон Симон Исидро поднялся из стоявшего рядом с камином кресла и склонил голову.
Лидия замерла в дверном проеме. "Ты знала, что он в Пекине", - напомнила она самой себе. И между ними ничего не было, не могло быть. Ничто не может связывать живых и мертвых.
И все же что-то их связывало.
- Симон.
Он развел огонь - всего несколько минут назад, судя по пламени и по тому, что в комнате все еще было холодно. Его пальцы, когда он взял ее за руку, чтобы подвести ко второму креслу, были холодны, как мрамор, но в них не ощущалось свойственной мертвой плоти вялости, знакомой Лидии по занятиям в анатомическом зале больницы. Невольно она отметила, что ее гость выглядит изможденным, как бывало тогда, когда он много ночей воздерживался от крови.
Она подавила желание удержать его пальцы в своих.
- Джеймс поручил мне передать вам, что с ним все в порядке.
Лидия глубоко вздохнула. Он тот, кто он есть. Протянуть руки к огню. Они не дрожат, нет. Она знала, что он такое, понимала, чувствовала, и все же… Он - Симон, этим все сказано.
- Вы виделись с ним?
- Я проследовал за его рикшей в некое место во Внешнем городе, известное как переулок Чжулун, - свет от огня очертил его нос с горбинкой, скулы, придал теплый живой оттенок его коже. - Я удостоверился, что человек, к которому он обратился, в самом деле предоставил ему убежище и не покушается на его жизнь. Более я не посмел задерживаться.
Он слегка наклонил голову, прислушиваясь к чему-то, глаза приняли несколько отстраненное выражение. Даже в этот час ночи из-за высокой городской стены доносились едва слышимые голоса прохожих и звон колокольчиков на возках рикш.
- Значит, он в безопасности?
- Не вполне. На него напали китайцы, подосланные - он в полном порядке, мадам, уверяю вас, - подосланные не Хобартом, чьего отпрыска я бы охотно оставил гнить в тюрьме, но теми, кому не по нраву пришелся его интерес к событиям в шахте Шилю. Он не ранен, - добавил он, заметив выражение ее лица. - Разве что несколько синяков. Но ни он, ни я не знаем, кто стоит за этим нападением - немцы, китайцы, или же и вовсе японцы.
- Ему по-прежнему грозит опасность?
- Да, если его обнаружат. Поэтому он поручил мне позаботиться о том, чтобы завтра где-нибудь нашли его окровавленную одежду и решили бы, что он мертв. Он хочет - и в этом я с ним согласен - затаиться до тех пор, пока не узнает, кто его преследователи. Он также просит вас, сударыня, вести себя так, будто вы полностью уверились в его смерти. Вы справитесь с этим?
Она кивнула, чувствуя, как холодеет в груди. А если у нее не получится?..
Некоторое время нечеловеческие глаза смотрели на нее, словно изучая, затем Исидро улыбнулся и снова взял ее за руку.
- Хорошо, - сказал он. - Карлебаху об этом знать не надо, как и вашей горничной, и всем прочим.
- Старик будет в отчаянии! - воскликнула Лидия, хотя и понимала, что ее муж прав. - Он любит Джейми как родного сына. К тому же он недавно лишился друга, Матьяша… жестоко так поступать с ним. Но он и в самом деле отвратительный актер, - с грустью признала она. - Он никого не сможет обмануть, если сам не будет верить в то, что говорит. И ему нельзя, как женщине, укрыться под вуалями и запереться ото всех в своей комнате… господи, ведь именно это мне и предстоит сделать утром. Интересно, где можно приобрести… Говорите, кто-то нанял убийц?
- Их кровь осталась на его пиджаке и пальто, которые вскорости обнаружат в старом дворцовом пруду. Ваш муж - умелый боец, - краешек губ дрогнул в намеке на улыбку, которую у человека назвали бы сожалеющей. - Куда более умелый, чем я в свое время.
- Вам приходилось драться на дуэли?
Лидия попыталась представить его таким, каким он был до того, как штамм вампиризма высветлил его волосы и глаза, до того, как долгие годы уединения и наблюдений открыли ему ужасающие истины о природе человечества. Жуткие шрамы на лице и горле, оставленные когтями хозяина Константинополя, за три года ничуть не изменились, хотя Исидро как-то рассказал ей, что в свое время сильно обгорел на солнце и полностью исцелился.
- Прошу прощения, - торопливо добавила она. - Меня это не касается…
- Будучи испанцем и католиком, в Англии я едва ли мог избежать дуэлей. К тому же тогда я был глуп и считал, что могу ходить везде, где мне заблагорассудится. Сейчас я оглядываюсь на себя прежнего и удивляюсь, что дожил до встречи с бессмертным.
Лидия молча смотрела на его освещенное светом камина лицо, надменное и холодное, как у надгробного изваяния. Каким он был при жизни? Острое осознание его присутствия прошло, и теперь она испытывала по отношению к нему лишь доверие и дружеское расположение.
- Не могли бы вы передать ему весточку от меня?
- Если вы попросите, сударыня, - Исидро встал и взял длиннополое пальто, свешивавшееся со спинки стула. - Но все мои инстинкты подсказывают мне, что выходить за пределы Посольского квартала - все равно что подставлять шею под лезвие меча. Пекинские вампиры незримо наблюдают за мной, и даже в этих стенах мне грозит опасность. Вы бы посмеялись надо мной, если бы увидели, как я на цыпочках, подобно вору, прокрадываюсь от водяных ворот к железнодорожной станции, чтобы поохотиться в деревушках с непроизносимыми названиями, и все время боюсь, что не смогу вернуться до рассвета.
- Что ж, вы это заслужили, - заметила Лидия.
- Воистину так, - холодные тонкие пальцы коснулись ее руки. - Отец Орсино, испанский священник, провел в шахтах Шилю три столетия, сочиняя опровержение постулатам Лютера, и он умоляет меня забрать его записи из покинутого им укрытия, чтобы он мог доставить их папе, которому и посвящен его труд… право же, страшно становится, как подумаешь о его размерах.
- Вы собираетесь проникнуть в шахту? - спросила она, содрогнувшись при воспоминании о том, что рассказал ей Джейми о напавших на него созданиях. О распухшем посиневшем лице Ито. "Они заполняют мой разум…"
- По меньшей мере, я собираюсь подобраться как можно ближе и увидеть все, что только можно увидеть. Сейчас нам более всего не хватает знаний об этих Иных: их количестве, передвижениях, природе и образе их мышления. Не только ваш муж служил своей стране подобным образом, сударыня. Когда я впервые прочел об этих созданиях, мне пришло в голову, что часть сведений о них сможет собрать только немертвый.
Призыв к осторожности застрял у нее в горле: "Я НЕ МОГУ просить его поберечь себя, ведь его расследование вполне может закончиться убийством нескольких ни в чем не повинных людей".
И снова она ощутила всю правильность некогда сказанных Исидро слов. Между живыми и мертвыми не может быть дружбы. Разве что мертвые откажутся продлевать свое земное существование за счет чужих жизней.
Но когда она заглянула ему в глаза и увидела в их многомерных желтых глубинах, что все эти мысли ему знакомы, ее сердце болезненно сжалось.
Исидро поклонился и поцеловал ей руку. За белым шелком холодных губ скрывались убийственные клыки. Теряющиеся в складках бархата часы над камином мелодично пробили четыре часа.
- Будить вас каждую ночь было бы жестоко с моей стороны, сударыня. Если вы сочтете нужным встретиться со мной, не задергивайте шторы на одном из окон спальни.
Лидия ощутила прикосновение к своему разуму - сонливость навалилась тяжелым бархатным покровом - и сильнее сжала его костлявые пальцы.
- Вы были в моем сне? Я имею в виду, не в этой комнате, а в доме моего отца?
Сонливость пропала. Бесцветные брови слегка сдвинулись над переносицей.
- Доме вашего отца?
- После того, как мама умерла, - прошептала Лидия. - Я была там, искала ее по всем комнатам… мне часто снится этот сон. Но на этот раз в доме был кто-то… что-то еще.
Нет, - тихо ответил вампир, - это был не я.
14
У Даньшунь (который с 1898 года немного раздался вширь и поседел) поприветствовал Эшера, взял деньги и по лабиринту двориков, где висело на веревках белье, в хлевах похрюкивали свиньи, а в клетках копошились голуби, едва различимые в тусклом рыжеватом свете ламп, что просачивался в щели меж закрытых ставень, провел его в сыхэюань в дальнем углу беспорядочно застроенного участка, где и оставил среди пыли и обломков черепицы. Эшер получил пару американских армейских одеял, а на следующее утро какой-то юноша (возможно, обитатель одного из двориков) принес ведро воды, чашку риса с овощами, китайские штаны и туфли и тут же поспешил уйти, даже не оглядевшись. Днем Эшер осмотрел постройки, окружавшие его дворик и несколько соседних, и обзавелся жаровней, двумя ведрами угольных шаров - угольной пыли, смешанной с затвердевшей землей, - а также парой соломенных циновок. Одновременно он обнаружил, что У позаботился о сохранении его тайны, просто заплатив соседям и попросив снабжать его всем, что ему понадобится, при этом делая вид, будто его не существует.
На гостиницу его нынешнее обиталище походило мало, но Эшер не жаловался.
Следующим вечером, когда он был занят ужином, который принес (молча и не поднимая глаз) незнакомый человек, похожий на разорившегося крестьянина, из-за огораживающей дворик стены показалась молодая китаянка. Она оглядела обрушившиеся строения, затем подошла к двери, у которой сидел Эшер.
- Господину холодно? - спросила она. - Еще одно одеяло?
С этими словами она принялась стаскивать с себя ципао.
Эшер встал (давно зная У, он ожидал чего-то подобного) и взял девушку за руки, не давая раздеться.
- Бу яо, сесе, - произнес он, склонив голову в знак благодарности. - Я польщен оказанной мне честь, но мой почтенный тесть запретить мне сходиться с женщинами, пока я скрываться. Не могу пренебречь его указаниями.
Девушка (по виду ей было лет семнадцать - восемнадцать) ослепительно улыбнулась, услышав его китайский, и поклонилась:
- Не угодно ли почтенному гостю чего-нибудь еще?
Голос у нее был слишком низким для молодой женщины, ее пекинский выговор отличался от привычного мандаринского наречия, но все же Эшер понимал ее.
- Если я вернусь домой, никак не услужив вам, - объяснила она, когда он отрицательно покачал головой, - свекровь будет недовольна, поскольку господин У уже заплатил ей и ей придется вернуть ему деньги. Могу я сказать ей, что сделала для вас все возможное?
Эшер улыбнулся:
- Что сказать почтенной свекровь, меня не касается, - ответил он, и ее улыбка стала еще шире. - Чаю?
Он указал на изящный селадоновый чайник (скорее всего, где-то украденный), который за несколько минут до этого ему принесли вместе с лапшой и супом.
Девушка опустилась на циновку и налила первую чашку; глаза ее вспыхнули:
- Это же лучший по лай дедули У! - воскликнула она. - Верно, он сильно вас ценит. Может быть, я все же могу услужить вам?
- Поговори со мной, - сказал он, снова скрестив по-турецки ноги. - Расскажи мне о яогуай Чжуннаньхай.
Вопрос был задан наобум, но ее глаза потемнели от страха.
- Чжуннаньхай? Значит, это правда? - встревоженно спросила она. - Муж моей младшей сестры говорит, что в горах Сишань водятся бесы, жуткие твари, от которых воняет и которых нельзя убить из ружей… Он сейчас в Гоминьдане, мой зять. Их командир говорит, что никаких бесов не существует, потому что теперь у нас есть наука и мы покончили с суевериями императорских времен… Они и правда уже в городе?
- Не знаю, - в поданной ему чашке плескался билочунь, чай, выращенный в горах Дунтин. - Узнай для меня? Узнай, им не говори…
Он жестом указал на дворики за стеной, затем приложил палец к губам.
- Меня здесь нет.
- Я спрошу братьев. Мы живем тут рядом, в переулке Гребня дракона… то есть, моя семья живет, и братья моего мужа тоже. Почему семья Цзо хочет убить вас?
Эшер потер плечо:
- Семья Цзо, вот как? А как будет твое имя?
- Лин, - имя значило "добрая слава" - Цю-пин Лин. Моя почтенная свекровь приходится племянницей дедуле У.
- Лин. Не знаю, почему Цзо хотеть убить, - он говорил, мысленно складывая разрозненные до того фрагменты мозаики.
- Не похоже на Цзо, - задумчиво протянула Лин. - Зачем им гоняться за длинноносым дьяволом? Они, конечно, враги республики и сговорились с этим реакционером Юанем, но никто не хочет возвращения ваших армий, которые опять будут стрелять во все, что видят. Так что вы, наверное, что-то сделали.
Эшер подумал, что видит перед собой истинное дитя хутунов - только очень низкое происхождение позволило бы девочке избежать болезненного бинтования ног. Вытянутое "лошадиное" лицо и жилистое тело делали ее некрасивой по китайским меркам.
- Но зачем прятаться у дедули У?
- Боюсь, у семьи Цзо есть сыновья, братья, слуги в посольствах? - предположил Эшер. - Слуги убивать пока я спал?
Он провел ребром ладони по горлу.
- Нет, этого бояться не стоит… вы будете доедать?
Подбородком она указала на последний маньтоу у него на тарелке.
- У Цзо нет родни в посольствах. Там всем заправляют Вэй, Сян и Кун, старые семьи, которые уже много столетий ведут дела в Пекине, или семьи, которые работают на них - Шэны и другие Шэны, - последние две фамилии различались интонацией, так что первая, произнесенная на подъеме, могла значить "благородный человек", а вторая, с нисходящим тоном, переводилась как "осторожный", - а еще Мяо и Пэй. Сян ненавидят Цзо, а Вэй слишком многим обязаны Сяо, чтобы выступить против них, если Цзо вдруг вздумают просунуть туда своего человека. Цзо стали большой семьей только двадцать лет назад, моя свекровь так и говорит о них - выскочки. Она говорит, что сейчас-то госпожа Цзо строит из себя важную особу, но ее отец был простым золотарем в Девяти закоулках. По ее словам, Цзо платят Юань Шикаю, чтобы тот помог им пристроить своих людей в посольства, но пока что без толку. Там можно неплохо нажиться.
- Не во время восстания? - он вопросительно вскинул бровь, и Лин усмехнулась.
- Нет, не во время восстания. Я тогда была еще маленькой, но помню, как дедуля У прятал в этом дворике шесть или семь семей Пэев, потому что ихэтуани убили бы их, если бы нашли. Само собой, теперь дедуля говорит, что ничего такого не делал. Еще больше народу пряталось в угольных шахтах в горах Сишань, - добавила она, - и никто из них никогда не говорил о демонах.
- А та девушка, которую уродливый английский дьявол убил в доме госпожи Цзо? - как бы между прочим спросил Эшер. - Она была из Мяо? Или Шэнов?
- Шэн, - поправила его Лин, произнеся это слово с несколько отличающейся интонацией. Ее продолговатое лицо помрачнело. - Вы о Ми-цзин? Би Сюй - это младший брат моего мужа, он работает в переулке Большой креветки… так вот, Би Сюй рассказал мне, что ее братья чуть с ума не сошли от злости, когда услышали об этом. Но у них и правда бедная семья. Ань Лутан предложил за Ми-цзин деньги, но ее отец не стал бы ее продавать, если бы знал, для чего она понадобилась Аню. Ань Лутан работает на Цзо, так что ему нельзя отказать, как нельзя наказать английского дьявола, что бы он ни сделал. Вот от этой-то обузы Гоминьдан и хочет избавить страну, но пока Юань Шикай порабощает Китай во имя чужих экономических интересов, ничего не выйдет.
- Братья Шэн Ми-цзин слуги в посольствах?