20
Так как на следующий день, в пятницу, проводился посольский совет, на котором обязан был присутствовать и японский военный атташе, Лидия приняла присланное от баронессы приглашение на чашку утреннего кофе. Несмотря на присущие ей властность и самодурство (ходили слухи, что она не раз прохаживалась хлыстом по спинам слуг), баронесса Дроздова была способна на проявления доброты и понимания, поэтому тем утром к их компании присоединилась только Паола Джаннини. И все же, отправляясь в гости, Лидия приготовилась изобразить приступ головной боли на тот случай, если в оранжерее российского посольства вдруг обнаружится госпожа Шренк.
За приторными пирожными и тугими, как резина, блинами зашел разговор о театре. Госпожа Дроздова получала газеты из всех европейских столиц и могла со знанием дела рассуждать о постановках в Ла Скала и Парижской опере. Не обошли вниманием и убийство у Эддингтонов, дело о котором собирались передать в суд уже на следующей неделе.
- Так больше ничего и не выяснили? - спросила Паола. - Сэр Грант, должно быть, в отчаянии!
- Да уж, в отчаянии! - баронесса стряхнула с пальцев сахарную пудру. - Говорили, что он приходил к сэру Джону, кричал на него, рвал на себе волосы и даже рыдал, но это, похоже, не помешало ему и дальше наведываться в одно заведение в китайской части города.
- Но не может же он…
- Дорогая моя, ваша невинность заставляет меня восхищаться характером вашего мужа… или его тактичностью. Только вчера, когда, казалось бы, мысли сэра Гранта Хобарта должна была занимать только встреча с посольским адвокатом - хотя все, кто решится довериться этому ирландскому прохвосту, сами себе окажут дурную услугу, и пусть уж потом не жалуются! - Хобарт нанял рикшу за стенами квартала, при этом он был по уши закутан в шубу и шарф, будто в посольствах никто и знать не знает, кому принадлежат эти ужасные желтые ботинки… Вернулся он только рано утром, пьяный в стельку, и накричал на часовых у ворот, требуя, чтобы его впустили, так мне сказал Ганс Эрлих. Он по-прежнему пишет вам? - баронесса направила лорнет на Лидию. - Ему есть за что чувствовать себя виноватым… Но о чем это болтает Хильда Шренк? Якобы вы отправились на верховую прогулку, и с кем - с графом Мицуками!
- А мадам Шренк не сообщила, что меня сопровождал не только граф, но и профессор Карлебах и половина японского полка в придачу? Думаю, об этом она забыла.
Лидия оборвала себя и положила на край блюдца крохотный кусочек хлеба, по которому она вот уже пять минут размазывала икру, потом добавила слегка дрогнувшим голосом:
- Желаю мадам Шренк никогда не узнать, каково это - чувствовать себя взаперти… в ловушке… когда оставаться в гостинице просто невыносимо…
Что-то подобное говорила ее школьная подруга Мэри Тисборо, потерявшая брата, и Лидия понадеялась, что сейчас эти слова окажутся уместными. Но воспоминания о крысах в шахте, о бесплотном голосе на краю сознания с внезапной силой нахлынули на нее, и ей пришлось отложить треугольный хлебец, чтобы скрыть дрожь в руках. Что ж, вдовство хотя бы позволяет ей не прикасаться к сомнительным шедеврам дроздовского повара…
- Дорогая моя, - Паола взяла ее за руку. - Вы могли бы позвать одну из нас.
Лидия кивнула, пытаясь отвлечься от мыслей о пришедшем из темноты шепоте, и пробормотала срывающимся голосом:
- Токийский университет нанял профессора Карлебаха продолжить восточную часть исследований, которые вел…Джейми, и он предложил мне присоединиться. Я подумала, что поступлю правильно…
- Так и есть! - баронесса, перегнувшись через стол, взяла ее за вторую руку. - Хильда Шренк - старая мегера, и она бесится с тех самых пор, как вы не приняли приглашение на прогулку от этого дурня, Алоиса Блюхера. Он ведь ее двоюродный брат и отчаянно нуждается в богатой невесте. А мистер Вудрив только вчера сказал мне…
- Не говорите об Эдмунде Вудриве, или я закричу, - перебила ее Лидия. - Но что касается прогулки - да-да, сегодня я чувствую себя намного лучше, спасибо, - то не могли бы мы этим утром еще раз посетить храм Вечной гармонии в Шелковом переулке? Он приснился мне, - пояснила она в ответ на замечание баронессы, что храм Неба, с его девятью террасами и необычной круглой конструкцией главного здания, в архитектурном отношении намного интересней заброшенной часовни, затерявшейся среди хутунов.
- О чем же был сон? - спросила Паола, но баронесса прервала ее.
- Сны - чепуха. В комнатах горничных я постоянно нахожу глупейшие гороскопы и сонники, словно в мире нет других, более полезных книг. Я пытаюсь просвещать их, но упрямство низших классов порою просто невообразимо.
Тем не менее, она звоном колокольчика вызвала слугу и приказала нанять рикш, а также прислать к ней Меньшикова и Коршикова, тем самым взяв на себя все заботы о предстоящей поездке.
Лидия не знала, что именно она надеется увидеть в храме, но все утро ее терзало растущее беспокойство. Что случилось с Исидро и Эшером? Она не была склонна к фантазиям, но все же обладала достаточно развитым воображением. Несложно было представить, что Исидро не смог выбраться из шахт Шилю и остался там, под толщей земли, которая и не давала ему связаться с ней во сне, как он обязательно поступил бы в иной ситуации.
Исидро отличался от живых людей, но Лидии уже приходилось видеть, какое воздействие оказывает хлорин на человеческие ткани. Ее охватывал ужас, стоило только подумать, что он все еще будет в шахтах, когда туда выльют сотни литров хлорина и запечатают все выходы. Не фантазии или воображение, но вызывающий дурноту страх - вот что заставляло ее стремиться в место, которое едва ли приснилось бы ей - тем более дважды! - без влияния извне.
Храм был почти таким же, как и в ее снах, разве что в главное помещение с улицы сочился серый дневной свет, в котором не было видно ни малейших признаков чего-то необычного. Толстый пожилой жрец тщетно пытался смести с пола осевшую за ночь пыль, у алтаря бога войны рыжая собака выкусывала блох. За десять центов Лидию провели по всему храму, показали заставленный голубиными клетками садик и позволили заглянуть в полуподвал и подвал, где служители хранили мешки с картошкой, непонятные ящики, целые груды обтрепанных флагов, порванные плетенки и набор облезлых марионеток.
Она поблагодарила жреца, вознаградив его какой-то мелочью, и отбыла в сопровождении баронессы (которая громко рассуждала о стропилах, штыревой крепи и традиции китайских черепичных крыш) с навязчивым ощущением, что пропустила что-то важное. Что-то такое, мимо чего она не могла пройти, но все же оставила незамеченным. Направляясь к воротам, она оглянулась, но увидела лишь кривящихся демонов, выстроившихся в ряд в тени храма. Князья преисподней. Древние божки, давно умершие воины забытых династий, воплощения буддийских святых, сокрушающие тела грешников, чьи имена и провинности занесены в подробные списки… Служители адского владыки.
Наверное, перед вступлением в должность им пришлось сдавать экзамены.
В гостинице ее ожидала записка от графа Мицуками, в которой говорилось, что Такахаси чувствует себя лучше. Ему пришлось ампутировать четыре пальца, зато удалось сохранить один глаз. Он вернется в Японию сразу после того, как закончится курс уколов. Граф также просил ее не винить себя за то, что произошло во время экспедиции.
"Откуда он знает?" - подумала она, опускаясь в кресло рядом с камином.
Как я уже говорил вчера, это война, а на войне ранения - обычное дело. Солдат обязан с честью выносить страдания, и я поступлю так же, когда придет мой черед. Я обратился к властям и сообщил о стаях бешеных и агрессивных крыс, обитающих в шахтах, а также договорился о поставке тысячи литров хлорина. Через несколько дней я рассчитываю получить разрешение на использование взрывчатки для обрушения шахты.
В понедельник я вернусь в Сишань, чтобы завершить осмотр оставшихся входов. Если будет на то ваше желание, вы и профессор Карлебах можете присоединиться ко мне. Но прошу вас, не считайте себя обязанными принять мое приглашение. Вчера вы - и в особенности профессор - перенесли достаточно трудностей и потрясений. Поверьте, судьба человечества находится в надежных руках.
Искренне ваш,
Мицуками.
Когда через несколько часов Карлебах (на котором сильнее всего сказались вчерашние трудности и потрясения) прочел письмо, он только вздохнул и кивнул.
- Конечно же, я поеду.
Лидия не знала, насколько его решимость была продиктована желанием не спускать глаз с Мицуками. По словам Элен, большую часть дня старый ученый провел в постели; горничная три или четыре раза заходила к нему, чтобы убедиться в его здравии. К вечеру он облачился в потрясающе старомодный синий фрак с галстуком, который с полным правом можно было назвать допотопным, и выглядел заметно лучше, чем прошлой ночью, но его лицо сохраняло сероватый оттенок, который Лидии совершенно не нравился.
Она осторожно взяла его за руку и сказала:
- Это больше не он, вы же знаете. Если он… ваш друг… до сих пор жив. Это… Они могут умереть?
К обеду она переоделась в еще один траурный наряд, при виде которого настроение старика едва ли улучшилось.
- Я не о тех, кого разорвали собаки Ляо и обезглавил несчастный Ито. Они могут умереть… сами по себе?
- Думаю, да. Со временем, - он потер лицо затянутой в перчатку рукой. - Иначе они уже давным-давно распространились бы за пределы Праги. Можете поверить мне, мадам, с тех пор, как я узнал об их существовании, я просматривал все газеты и собирал все рассказы и отчеты о путешествиях по Европе. Я понимаю, что Матьяш, даже если его тело до сих пор живо, меня не узнает. И все те снадобья, что я привез с собой, мне его не вернут.
Он похлопал по карманам, в которых обычно держал крохотные флаконы с травяными настойками.
"Не вернут, - с грустью подумала Лидия. - И все же вчера вы взяли их с собой. И это его вы искали, надеясь вопреки всему. А прошлой ночью вам снились кошмары, в которых тоннели заполнялись хлорином, грозя удушьем тому Матьяшу, которого вы знали, вашему благородному хулигану, ставшему вам приемным сыном, а не какому-то Иному, теперь обитающему в его теле. Такие же кошмары преследуют меня даже наяву, только в них я вижу Симона".
Карлебах предложил Лидии руку, и они спустились в фойе. Как обычно, с приближением обеденного времени изысканно обставленная комната, с ее деревянными панелями, ворсовыми коврами и сиянием причудливых венецианских люстр, наполнялась мягким гулом голосов, принадлежащих не только постояльцам, но и различным посольским чиновникам, атташе, старшим делопроизводителям и переводчикам, которых влекли сюда искусство повара и располагающая, почти клубная атмосфера обеденной залы.
Пока профессор ходил к стойке, чтобы забрать почту, Лидия сквозь вуаль изучала собравшуюся толпу, прислушиваясь к знакомым голосам. Французского торгового представителя она узнала по львиной гриве с проседью, а также цвету и формам платья его жены: Аннетта Откёр, при всей ее кошачьей, обволакивающей деликатности, была женщиной высокой и широкоплечей, так что ее силуэт ни с кем нельзя было спутать… даже если не брать во внимание очарованных мужчин, которые постоянно окружали ее. Чуть в отдалении она заметила зелено-голубое пятно - должно быть, низенькая мадам Бонфуа из бельгийского посольства и ее две дочери. С мужчинами было сложнее. Лидии приходилось вслушиваться в голоса, присматриваться к движениям…
- Право же, полковник Моррис, я лишь хочу сказать…
Эти слова, произнесенные с роскошным итонским выговором, и последовавший за ними раздражающий смешок заставили ее похолодеть.
- …какая разница, кого выберут - Юаня или кого-нибудь еще?
Эдмунд Вудрив. Она обвела взглядом фойе и обнаружила сутулую фигуру Вудрива рядом с дверьми, где он вручал пальто и накидку портье-китайцу. А Карлебах задержался у стойки, погрузившись в какое-то обсуждение…
- Вы же понимаете, что рано или поздно мы выдавим немцев из Шаньдуна…
Еще мгновение, и он повернется к ней. Лидия понимала, что в своем черном одеянии она бросается в глаза, так что ее заметит даже такой недотепа, как Вудрив. Она торопливо шагнула в ближайший отдельный кабинет и захлопнула за собой дверь.
- О! Прошу прощения…
И тут же добавила, внимательно следя за произношением и надеясь, что в самом деле приносит извинения, а не говорит какую-нибудь скабрезность:
- Дуйбуци.
- Не за что.
Оказавшийся в комнате китаец поклонился ей и вскинул руку, заметив, что Лидия собирается выйти (ей оставалось лишь надеяться, что за дверью ее не поджидает Эдмунд Вудрив):
- Мис-сус Эшу?
Удивление оказалось настолько сильным, что она сумела лишь выдавить:
- Да.
В следующее мгновение она подумала, что его не должно здесь быть. Как правило, в фойе и приемную гостиницы допускались только хорошо одетые состоятельные китайцы, и даже их руководство, не нарушая правил вежливости, старалось выпроводить при первой же возможности.
Хотя стоявший перед ней старик и не принадлежал к рабочему классу, одежда на нем была поношенной, местами даже протертой до дыр… и именно поэтому он показался ей знакомым, вдруг поняла Лидия. Вместо привычного маньчжурского ципао он носил простое коричневое одеяние, напоминающее японское кимоно. Так одевались священнослужители в храме Вечной гармонии. Длинные седые волосы незнакомца были уложены так же, как у того толстяка, который днем показал ей весь храм, от стропил до полуподвала, - такие прически китайцы делали много веков назад, до маньчжурского завоевания (как ей объяснила баронесса Дроздова). В похожих на сломанные палочки пальцах он сжимал свернутый лист бумаги.
- Сон, - он прикоснулся к высокому выпуклому лбу. - Прошлая ночь, раньше ночь. Жаль, не писать, не говорить. Эта гостиница, рыжие волосы…
Длинным, как у старого мандарина, ногтем он указал на собственные седые космы, падавшие на плечи.
- Черное платье. Эшу, он сказать. Не другому.
Чувствуя себя как во сне, Лидия взяла бумагу.
Слова на ней были выведены кистью - создавалось впечатление, что старик срисовывал их, стараясь в точности воспроизвести все изгибы, крючки и завитушки.
Сударыня,
Шахта стала для меня ловушкой. Они не в силах добраться до меня, но и я не могу миновать их. Я насчитал сорок созданий. Они спят в центральной части первоначальной шахты, на дне первого колодца, на глубине в сто семьдесят футов. Дважды я слышал голоса живых. Я различил два мужских голоса и один женский, все они были китайцами. Я не знаю, о чем они говорили, но в шахту они спускались днем.
Прошу вас, вспоминайте меня, если нам не суждено более встретиться.
Вечно ваш,
Исидро
21
В прошлом году, когда они вместе оказались в Праге, Исидро сказал ему: "В этом городе есть что-то странное".
Сердце, взбодренное остатками полученного от Карлебаха порошка, быстро стучало в груди, каждый шаг отдавался болью в треснувших ребрах. Пробираясь по усадьбе дедули У, Эшер самому себе казался призраком. Лишь кое-где во двориках еще горел свет. Эшер проходил мимо мужчин, запоздало закрывавших окна ставнями, и женщин, вышедших обменяться парой слов с соседкой после того, как уложили детей спать. Но все они делали вид, будто не замечают господина Невидимку. Он миновал решетку, перегораживавшую один из боковых входов в усадьбу, и оказался в переулке Большого храма бога огня, так и не ощутив на себе ничьих взглядов.
На Пекин опустилась непроглядная ночь.
Если ему повезет, то к тому времени, как он доберется до Шичахая, вампир Цзо уйдет на охоту, а сами Цзо будут спать. Надо хотя бы ненадолго проникнуть внутрь. Он ничего больше не узнает, если останется снаружи.
Вчера в сумерках он заметил в усадьбе Цзо три участка, где, судя по состоянию крыш, сейчас никто не жил. В один из таких двориков вела калитка, запиравшаяся на старинный бронзовый замок, который Эшер надеялся вскрыть без особого труда. Он взял с собой потайной фонарь и на всякий случай сунул в карман мешковатого ципао револьвер, хотя и не собирался использовать его: выстрел наверняка разбудит всю округу, и тогда ему несдобровать.
Почти наверняка под крышей Цзо обитал вампир. Или даже (от этой мысли в груди похолодело) целое вампирское гнездо.
А еще там могут быть яогуай. Карлебах говорил, что пражские вампиры враждуют с Иными, потому что боятся их, и этот страх сильнее того, что бессмертные испытывают перед людьми… Иногда Иные убивают вампиров: отпирают их склепы и призывают крыс, которые пожирают спящих кровопийц…
Но в Китае все по-другому. Эшер даже вообразить не мог, что ждет его за высокими серыми стенами усадьбы. Он знал только, что это неведомое нечто не должно попасть в руки президента Юаня, который уже дал понять, что согласится на любой союз и прибегнет к любым средствам, лишь бы сохранить власть.
А еще Эшер понимал, что должен все сделать сам, потому что Исидро ему на помощь не придет.
На улице Шуньцзиньмэнь он подозвал рикшу (возчиков можно было найти в любое время дня и ночи, даже быстрее, чем проституток) и, показав пропуск часовым у ворот, доехал до старой резиденции принца Цин. Там он по пешеходному мосту перешел через канал, вода в который поступала из Нефритового источника, и нырнул в лабиринт хутунов, всматриваясь и вслушиваясь в темноту в надежде заметить то, что, скорее всего, было недоступно его зрению и слуху. Даже в столь поздний час на главных улицах работали винные лавки, и янтарный свет масляных фонарей лился из открытых ворот вместе с грохочущими мужскими голосами. Откуда-то доносился стук костяшек домино и высокие мелодичные голоса певичек. Дворик и галереи "Сада императрицы" были заполнены гостями, в основном солдатами - русскими, немецкими и японскими.
Пройдя через хутун, Эшер снова нырнул в темноту и остановился, чтобы в отблесках отраженного света еще раз посмотреть на карту. Усадьба Цзо была уже совсем рядом. Света едва народившегося месяца не хватало, чтобы рассеять тьму в переулках. Кто угодно мог затаиться там, прислушиваясь к его дыханию…
В переулке Большого тигра мимо него, тяжело дыша, пробежал рикша. Хлынувший из открывшейся калитки тусклый золотистый свет показался ярким, как большой костер. Эшер прижался к стене, надеясь, что появившийся в проеме высокий мужчина в черном пальто европейского покроя его не заметит. Вышедший следом китаец произнес:
- Господин оказал честь моему дому, вступив на его порог.
Ему ответил глумливый низкий голос, который мог принадлежать только Гранту Хобарту:
- Ты хочешь сказать, что мои деньги оказали честь твоей мошне! Говори прямо, чертов сводник.
Одетый в темное ципао невысокий седовласый китаец (скорее всего, Ань Лутан) поклонился:
- Как господину будет угодно.
- Скользкий ублюдок, - буркнул Хобарт, на этот раз по-английски.
Он забрался в возок и по-китайски прикрикнул на рикшу, который едва успел стронуться с места:
- Не сюда, придурок!
- Лучше бы господину поехать через мраморный мост и мимо Барабанной башни, - добавил Ань, не забывая кланяться. - В "Саду императрицы" сейчас собрались иностранные солдаты. Не стоит сворачивать в Лотосовый переулок.