После полуночи он решил вернуться в гостиницу. После восстания перекрывавшую южную часть канала решетку отремонтировали, и теперь она превратилась в настоящие ворота, сквозь которые злоумышленникам путь был заказан. И все же Эшер поймал себя на том, что вслушивается в ночную тишину; он вспомнил странные тени под пражскими мостами, сырые каменные тоннели, ведущие в протянувшийся под старым городом лабиринт склепов и погребов…
Пекин, расположенный недалеко от северных пустынь, был городом искусственных водоемов, мраморных мостов и прорытых по приказу императоров каналов, которые дарили прохладу, питали водой дворцовые сады и отгоняли прочь злых духов. С тех пор, как Эшер бывал здесь в последний раз, берега каналов укрепили кирпичом, и теперь застоявшуюся воду скрывали тени. Скорее всего - он надеялся на это - причиной донесшихся до него шорохов были крысы…
Исидро так и не появился. Даже если на улицах и был кто-то (или что-то) еще, Эшер никого не заметил.
Но позже, той же ночью, ему приснился старый канал, на противоположном берегу которого что-то двигалось. Стоило ему остановиться, и это существо тоже остановилось, но когда он вновь пошел вдоль канала, до него донесся звук шагов и мягкий шелест щебенки на обочине. В неверном свете звезд он заметил, что существо, кем бы оно ни было, держит в руке принадлежавший Ричарду Хобарту платок в синюю и красную полоску.
* * *
Новая пекинская железная дорога доходила до селения Мэньтоугоу, но ближайшая переправа через Юндинхэ находилась в нескольких милях к югу оттуда. Поэтому ехавшие верхом Эшер и профессор Карлебах в сопровождении сержанта Уилларда и солдат Его Величества Барклея и Гиббса добрались до небольшого городка только к полудню.
Горы Сишань, с их крутыми склонами, которые наступающая зима окрасила в желто-бурые цвета, от стен Пекина отделяло примерно пятнадцать миль. Глубокие теснины поросли редким кустарником, среди которого то тут, то там возвышалась одинокая сосна или лавровое дерево; такие же заросли окружали полузаброшенные храмовые постройки, где летом европейцы охотно устраивали пикники под звуки читаемых монахами мантр. Грунтовая дорога, соединяющая Мэньтоугоу и Минлян, шла вдоль русла реки, а затем поднималась к перевалу, лежащему под жгучими лучами безжалостного солнца.
- Тут раньше часто ездили, сэр, - сообщил сержант, чей тягучий говор выдавал в нем выросшего в Ливерпуле ирландца. - В девяностые, когда еще не закрыли шахты в Шилю.
Это название он произнес как "шии-лу".
- Вид был как на картинке в книге - от шахт к складу идут цепочки верблюдов и ослов, груженых углем, и кули тут же, глядишь, тащат инструменты или еще чего-нибудь весом в целый центнер, положат коромысло на плечи и несут. Крепкие, шельмецы, хоть и мелкие.
- А когда закрыли шахты? - спросил Эшер.
С виду сержанту, этому начинающему седеть здоровяку, было столько же лет, сколько и ему самому. По тому, как Уиллард произносил конечный звук "р", Эшер определил, что один из его родителей, вероятнее всего, мать, был родом из Южной Ирландии.
- Да уж давно, сэр. Ну, если так подумать, уголь тут добывали чуть ли не с сотворения мира. Сейчас открыли новые шахты, где-то в Таншане. Теперь, как отсюда все ушли, от Минляна мало что осталось.
Он вдруг повернулся в седле и бросил взгляд на гребень горы у них над головами. Третий раз с тех пор, как они покинули Мэньтоугоу, насколько мог заметить Эшер.
И сержант к чему-то прислушивался, как вот уже час прислушивался сам Эшер. Он тихо спросил:
- Что вы слышите, сержант?
- Наверно, обезьяны, сэр, - заговорил Барклей, и по его гортанным гласным Эшер решил, что рядовой родился где-то неподалеку от Лондонского моста. - Тут, в горах, их много, и бывает так, что они по нескольку миль преследуют всадников.
Обезьяны. Или гоминьдановцы. Что бы ни заявлял Юань Шикай, не все китайцы жили "счастливо и свободно" под властью генерала Северной армии. В Пекине все чаще говорили об отрядах ополчения, готовящихся защищать республику, если ее "временный президент" решит - а он, если верить слухам, подумывал о таком варианте, - основать новую династию и стать ее первым императором. Но, как сказал ему Хобарт на приеме у Эддингтонов, в этих безлюдных горах можно спрятать армию. Тоннели заброшенных шахт и созданные природой пещеры тянулись на много миль под землей.
Лидия запротестовала, узнав, что ее оставляют в городе собирать сплетни о Ричарде Хобарте ("Почему всегда я? Возможно, вам понадобится медицинское заключение по образцам, сохранившимся у доктора Бауэр…"), но Эшер сначала хотел провести разведку и ознакомиться с местностью. Сейчас, оглядываясь на заросшее кустарником ущелье и напрягая слух в попытке распознать едва слышимые странные звуки, он порадовался, что Лидия с ними не поехала.
Он бы охотно оставил в Пекине и Карлебаха, если бы старый ученый наотрез не отказался покинуть свое "законное место" в отряде. "Я кое-что знаю об этих тварях, Джейми, - заявил он. - Я изучал их десятилетиями". Он стал более властным после смерти "матушки" Карлебах, крохотной сутулой женщины, которая много лет назад приняла у себя дома студента, впервые оказавшегося в старом пражском гетто. Она говорила только на идише, но по праву считалась выдающимся ученым. Насколько Эшер мог заключить по редким письмам от Карлебаха, после смерти жены, наступившей десять лет назад, старик все больше и больше полагался на своих учеников, время от времени приближая к себе то одного, то другого, как некогда он приблизил самого Эшера, и отдавая им предпочтение перед родственниками, с которыми у него не было ничего общего.
Последним из этих "приемных сыновей" стал молодой венгр, с равным пылом отдававшийся изучению фольклора и попыткам исправить то зло, которое его народу причинила Австрия. Его имя - Матьяш Ураи - внезапно исчезло со страниц писем, и за время путешествия Карлебах ни разу не упомянул его. Эшер подумал, что Ураи покинул учителя ради Идеи, точно так же, как и он сам, Джеймс Эшер, некогда ушел, чтобы послужить королеве и стране…
А затем связался с вампиром.
Интересно, отправился бы Карлебах в Китай, будь его жена жива? Не чувствуй он себя таким одиноким и покинутым?
Он посмотрел на своего бывшего учителя, который сейчас понукал костлявую кобылку, заставляя ее держаться рядом с конем сержанта, и спросил:
- Чем еще опасны эти горы, кроме обозленных туземцев?
- Вы про медведей и прочее в том же духе, сэр? - оба солдата посмотрели на него с недоумением, хотя младший из них, Барклей, бросил встревоженный взгляд на двуствольный дробовик, который Карлебах вез пристегнутым к седлу. - Не-ет, никаких медведей тут не водится уже лет сто как.
А Гиббс добавил:
- Вряд ли нам понадобится тяжелая артиллерия, сэр.
- А! - Карлебах похлопал рукой по маслянисто поблескивавшему цевью. - Всякое может случиться.
На дробовике стояло клеймо Курца, одного из лучших оружейников Праги. Эшер отметил особую форму курка и спускового крючка, приспособленную под изувеченные артритом пальцы старика. Шесть недель, проведенных на борту корабля, он наблюдал, как его наставник упражняется в обращении с этим внушающим страх оружием, и знал, что все патроны, оттягивающие карманы старой порыжевшей куртки, заряжены не свинцовой, но серебряной дробью, которой хватит, чтобы порвать на куски и человека, и вампира.
В карманах Карлебаха нашлось место и дюжине флаконов с растворами, рецепты которых он почерпнул из гримуаров: смесь нитрата серебра с чесноком, боярышником, аконитом и морозником должна была отпугнуть вампиров.
- Не беспокойтесь, сэр, - жизнерадостно заявил старший из солдат. - Доставим вас на место в целости и сохранности.
Внимание Эшера привлекло какое-то движение в ветвях деревьев, росших внизу по склону, но стоило ему присмотреться, как все затихло.
Деревушка Минлян лежала примерно в четырех милях от Юндинхэ, там, где небольшая теснина, расширяясь, выходила к подножью горного кряжа. Над лабиринтом серых глинобитных сыхэюаней, разделенных узкими кривыми улочками, возвышалось здание лютеранской миссии. Поднимаясь по склону, Эшер заметил, что многие из домов давно опустели. За обвалившимися воротами виднелись дворики, занесенные пылью многих зим. Часть лавок стояла закрытой.
Однако крохотные рисовые и просяные поля, уступами поднимавшиеся вдоль ручья, щетинились осенним жнивьем; землю здесь по-прежнему возделывали, не давая прийти в запустение. От воды тянуло речной свежестью и ароматом сосен, со стороны деревни доносились запахи курятника, хлева и дыма. В рощице какой-то мужчина проверял силки; стоило ему заметить небольшой отряд, появившийся из-за последнего поворота, как он бросился бежать по кривым улицам к аккуратному кирпичному зданию рядом с белой церковью, выкрикивая на ходу: "Тай-тай! Тай-тай!"
Вышедшая из дома женщина - Кристина Бауэр, если это была она - заслонила глаза рукой от солнца.
Эшер спешился и снял шляпу:
- Доктор Бауэр, если не ошибаюсь?
- Да, это я.
Она говорила с певучим баварским акцентом, глотая звуки.
- Разрешите представиться, - он протянул ей рекомендательное письмо, полученное прошлым утром от сэра Джона Джордана. - Меня зовут Джеймс Эшер, я профессор Нового колледжа в Оксфорде. Мой коллега, доктор Карлебах из Праги.
Сержант Уиллард спрыгнул с лошади, помог Карлебаху спешиться и подвел его к Эшеру. Старик протянул женщине руку:
- Gnädige Frau …
Останься доктор Бауэр в Германии, сейчас она была бы грузной домохозяйкой, окруженной внуками. Китай сделал ее тело поджарым, высушил и покрыл коричневым загаром некогда розовую кожу, но не смог изменить ни доставшихся от предков широких бедер и плеч, ни спокойного взгляда улыбчивых глаз, в которых отражался мир ее сердца.
- Мы хотели бы поговорить о существе, которое вы обнаружили прошлой весной в горах, - сказал Эшер. - Том самом, которое местные жители назвали яогуай, демоном.
Женщина закрыла глаза. Из ее груди вырвался вздох облегчения:
- Du Gott Allmächtig. Все-таки мне поверили.
Карлебах нахмурился:
- Разве останки никого не убедили?
- Останки? - она повернулась к нему, вскинув брови. - В том-то и дело, герр профессор. Останки исчезли. А без них никто не поверит… Да и с чего бы? Но из-за этого мы лишены помощи.
- Помощи?
Взгляд Карлебаха изменился. Теперь в нем читались настороженность и готовность.
Он не удивлен, подумал Эшер. И даже не напуган. Словно ожидал чего-то подобного.
Уже зная ответ, он сказал:
- Вы снова видели их.
5
- Здесь все, что осталось.
Зайдя в расположенное в задней части лечебницы помещение, фрау Бауэр прикрыла дверь, затем подошла к единственному окну, за которым виднелась рощица, и закрыла ставни, погрузив комнату в сумрак. На женщине было поношенное платье, явно с чужого плеча - на это указывали выпущенные швы со следами прежних сгибов. Где-то в Германии прихожане на еженедельных встречах вслух читали ее письма и собирали одежду для нее и ее подопечных.
- Когда тело принесли, оно весило семьдесят килограмм. В целом сходство с человеком - homo sapiens sapiens - было очевидным, на нем даже была одежда, скорее всего, украденная у ополченцев, - она чиркнула спичкой и зажгла свечу в оловянном подсвечнике.
Лидия была права. Нужно будет как можно скорее привезти ее сюда.
- Только через два дня после вскрытия я поняла, что солнечный свет разрушает его плоть и кости, - доктор Бауэр открыла стоящий в углу деревянный сундук и извлекла жестяной ящик, похожий на те, в которых фотографы носят свои приспособления. - Следующим утром я заглянула в ящик и обнаружила, что все мягкие ткани исчезли. Сознаюсь, я повела себя глупо: оставила тело на столе, заперла комнату и пошла в деревню расспрашивать местных жителей. Понимаете, травники охотно платят за старые кости, старые бумаги, окаменелости… в общем, за древности, из которых можно приготовить лекарство.
Она покачала головой:
- Все клялись, что и пальцем к нему не прикасались и ни за что бы на такое не решились. По их глазам было видно, что они напуганы, герр профессор. Когда днем я вернулась сюда, кости были целыми, но рассыпались после того, как я снова поместила их в ящик.
Она подняла крышку и, шепотом выругавшись по-немецки, щипцами аккуратно перенесла все содержимое ящика на металлический поддон для инструментов.
- Извините.
- Вам не за что извиняться, - пробормотал Эшер. - Это невероятно.
Похожий череп он уже видел однажды в Лондоне, когда сгорел один из птенцов лондонского мастера. Кости, сейчас обесцветившиеся и деформированные, не могли противостоять тем ужасным изменениям, которым подвергались ткани вампиров под воздействием солнечного света. "Медленно, - подумал он. - На этот раз медленно и в темноте".
Часть лицевых костей выпала, а оставшиеся, казалось, изменили свое расположение и наклон. Размягчение швов? Разве такое возможно?
Лидия должна знать.
Он внутренне поморщился при мысли, что ей придется верхом преодолеть извилистую горную дорогу, идущую вдоль наполненной шорохами и шепотами теснины.
Подвздошная кость тоже деформировалась и уменьшилась в размерах, от трубчатых костей рук и ног остались только головки величиной с миндаль. В верхней челюсти сохранились зубы. Изменились не только клыки, которые были длиннее, чем у вампиров, хотя и точно такой же формы (насколько мог судить Эшер), но и прочие зубы тоже вытянулись и заострились.
Фрау Бауэр щипцами поворошила мелкую черную пыль, скопившуюся на дне ящика.
- Еще на прошлой неделе оставались фрагменты ребер, - пояснила она. - Я переложила несколько ложек праха в две другие коробки, одну на пятнадцать минут оставила на свету, вторую сразу же убрала. Через два дня в обеих коробках было пусто. Похоже, на скорость разрушения праха свет не влияет.
- Моя жена хотела бы ознакомиться с вашими записями, если вы не против, - Эшер поднял поддон и повертел его, чтобы лучше изучить содержимое. - Она врач и весьма интересуется… подобными случаями.
- Случаями? - в ее расширившихся глазах читались потрясение, страх и нетерпение. - Значит, были и другие? Вы знаете, что это за существа?
- Нет, - быстро ответил Эшер. - Моя жена интересуется необычными смертями, в особенности же случаями самопроизвольного возгорания, жертвой которого, похоже, стало и это создание. Вы сказали, что видели ему подобных?
- Не я.
Эшер наклонил поддон, и миссионерка подвинула свечу поближе.
- Ляо Дань, местный староста, видел одного через три недели после того, как нашли тело. В сумерках, в рощице на том конце долины…
- Где вы обнаружили этот экземпляр? - перебил ее Карлебах. - В вашей увлекательной статье сказано, что его принесли крестьяне.
- Племянник старосты, Ляо Хэ, живет за деревней, у дороги, ведущей к шахтам. Его мать, сестра Даня, была немного не в себе и под конец с трудом переносила доносящийся от соседей шум. После ее смерти Хэ унаследовал дом. Он и сам не без странностей, - она слегка улыбнулась при воспоминании о неуживчивом прихожанине. - Он держит свиней и делит дом с тремя злющими собаками. Дань сказал, что за неделю до того, как нашли тело, кто-то забрался в загородку и напал на свиней - волки, как он тогда решил. Как-то ночью Хэ услышал яростный лай. Он пошел за собаками, и те привели его на край болота, которое лежит под старым входом в шахты. Там он и нашел это существо, уже страшно изувеченное. Позже две его собаки заболели и сдохли.
Эшер встретился взглядом с Карлебахом и увидел, что темные глаза, скрывающиеся за небольшими овальными линзами очков, наполнены слезами.
"Когда-то это существо было человеком", - подумал Эшер, возвращая на место поддон с разрозненными останками. Человеком, у которого была жена, а может быть, и ребенок, чем-то похожий на Миранду. Человеком, который любил и был любим, и хотел лишь прожить свою жизнь…
И, в отличие от вампиров, он не выбирал такой участи.
Заражение крови, как-то сказал ему Исидро. "Похоже, они утрачивают личность, которая и делает меня Симоном, а вас - Джеймсом"…
- Хэ сразу же принес тело сюда, - доктор Бауэр осторожно прикоснулась пинцетом к чудовищному клыку. - Хэ никогда не верил в демонов. Он настаивал, что те твари, которых люди порою видят в сумерках, имеют естественное происхождение. Еще он уверен, что все истории об этих яогуай, которые якобы способны призывать полчища обитающих в шахтах крыс, не более чем суеверие…
- Крыс? - Карлебах вскинул голову.
- Так говорят. И шахты, и болото под главным входом кишат этими грызунами.
- А когда именно появились эти истории, доктор Бауэр? - поинтересовался Эшер. - Я изучал фольклор провинции Хэбей, но ничего подобного мне не встречалось.
- Вы знаете, совсем недавно. Местные называют этих тварей яогуай, но связывают их появление скорее с неправедным правлением императора и утратой им небесного мандата. Впервые я услышала о встречах с яогуай незадолго до Рождества, примерно год назад.
Она сложила фрагменты костей в ящик и снова его заперла.
- Понимаете, деревенские жители стараются не выходить из дома после захода солнца. Они боятся не столько блуждающих во тьме призраков, сколько разбойников, которые нашли себе прибежище в горах. Сейчас создается ополчение Гоминьдана, и бывает так, что людей хватают и принуждают вступить в его ряды. Бедная госпожа Вэй клянется, что ее мужа похитили яогуай, потому что он был хром и не годился ни в разбойники, ни в ополченцы, - она покачала головой. - Кто их поймет.
Карлебах прошептал:
- Год…
- Как вы думаете, может быть так, что группа этих существ, - доктор Бауэр убрала ящик в сундук и захлопнула крышку, - скажем, небольшое племя… что они несколько столетий скрывались в этих горах? Пещеры рядом с деревней Наньин так до конца и не исследовали, а в пещерах Куншуй река много миль течет под землей. Эти создания вполне могли питаться тем, что находили в горных выработках, а также в мусорных кучах рядом с храмами.
- Но в этом случае истории о них появились бы намного раньше, - возразил Эшер.
- Не могли бы вы показать его одежду? - попросил Карлебах внезапно охрипшим голосом.
Доктор Бауэр раздернула шторы, открыла ставни и принесла еще один ящик. Прежде чем открыть его, она добродушно предупредила:
- Я бы на вашем месте приготовилась.
Исходящий от лохмотьев запах заставил Эшера поморщиться. Женщина извлекла из ящика остатки короткого ципао - свободного мешковатого платья, которое на протяжении последних двух с половиной веков было обычной одеждой всех китайцев, как мужчин, так и женщин, - и штанов-ку. Собачьи зубы разорвали ветхую и невыразимо грязную ткань в клочья.