- И Мосолов? - уточнил колеблющийся Прохор.
Леонов кивнул, нетерпеливо постучав по выделанной коже папочки пальцами.
- Тогда и меня пиши в свою бумагу! - воскликнул после небольшой паузы собеседник. - Прохор я, а по отцу Лукич. Старшой в артели я, людишки у меня что ни есть - лучшие да справные. Хошь острог, а хошь еще чего!
- А камень класть, кирпич? - задержал карандаш над бумагой Леонов. - Сможешь?
- А то! - в запале махнул рукой Прохор. - Все одно, пиши!
Уже на третий день после разговора в фактории онгарцев Прохор с семьей, оставив дом и хозяйство на младших братьев, отправился вниз по Волге. Кроме него на лодии были и его артельщики да несколько крепких мастеров, коих он сам уговорил отправиться вместе с ним в далекий путь, прельстив своей сказкой.
А утром того дня Прохор смотрел, как мрачные стрельцы, усилиями Андрея оставленные с вечера без хмельного, сажали за весла свейских полоняников. А перед самым отплытием на лодии появился парень, похожий на давешнего юнца у ворот фактории, да только за плечами его было то же ружье, что и у тех караульщиков. Парень, для начала проверивший число свеев, принялся окликать и бывших на палубе работников. Выкликая кого-нибудь из мужиков, он каждый раз вызывал этим веселые шутки у мастеровых.
- Фрол Степанович Ветлугов! - И названный тут же становился центром потехи. Перед ним картинно ломали войлочные шапки и кланялись, называя боярином, воеводой, а то и князем светлым.
Поначалу Прохор не понимал, за коим лядом онгарцы именуют простых мужичков и даже баб отчеством, да придумывают им какие-то фамилии, испрашивая для сего место рождения. Первый раз он спросил о том у молодца, что был при воротах фактории. На что тот сказал, что отчества и фамилии должны быть у всех, а то, что их нет, то неправильно.
- У вас тут и вовсе клички в ходу, что у детишек! - ответил он тогда, еще больше запутав артельного голову.
Тогда Прохор решил узнать это у того писаря, что окликал народ, отмечая что-то на листе бумаге.
- Так же проще - табеля вести и учет! - пояснил писарь. - А ежели, к примеру, в бригаде пять Матвеев будет али Иванов? Что тогда? Путаница! Фамилия человека сразу выделяет. Вот ты откель? С Рославки? Рославцев и будешь, нешто плохо?
- Верно, не плохо, - пожал плечами Прохор.
И когда прозвучало: "Прохор Лукич Рославцев!", нижегородец, откликнувшись: "Тута я!", все же почувствовал не то веселье, что многие, а ощутил некое чувство гордости причастности к чему-то большому и важному. Существенным фактом оказалась и обещанная плата - при расчете за год ему, начальнику бригады, как пояснил Андрей Леонов, положили восемьдесят рублей. Ермолай, получавший плотником в Нижнем пятнадцать копеек в месяц, за год в Сибири зарабатывал бы тридцать пять рублей. Семену обещали тридцать. На эти деньги можно было неплохо развернуться в городе.
Помимо двух сотен стрельцов, следовавших до Енисейска, чтобы пополнить гарнизон города, и без малого пяти сотен пленных шведов и финнов, переселяемых на Ангару, а также ста восьмидесяти мастеровых, к каравану Леонова присоединились и купцы. Ярославцы и нижегородцы, рискуя товаром и судами, все же отправились к далекому Владиангарску, с тем чтобы, продав там ткани, от льняной до алтабаса, лучшей персидской парчи, а также около сотни кошек и котов, взятых в путь по совету Леонова, закупить на выгодных условиях ангарских товаров. А кроме того, Мосолову и прочим купчинам дозволялось открыть свои дворы в отдельной слободе близ границы и вести свои дела с помощью ангарцев.
До холодов караван должен был достигнуть Тобольска, где и остановиться на зимовку. В Тобольской фактории, кстати, уже была налажена работа радиостанции, и оттуда Леонов мог связаться с Томском, следующей факторией по пути домой.
Енисейск, Ангарский двор
Июль 7153 (1645)
Темнело. Летний вечер, окончивший суетный день, был наполнен звоном мошкары, вьющейся у берега. По-над рекой клубилась белесая дымка, обещая прохладную ночь и зябкое утро. Настя, жена начальника енисейского представительства Сибирской Руси-Ангарии, сходила в дом за теплым свитером, связанным из овечьей шерсти. Игорь Моисеев, крепкий жилистый мужчина лет пятидесяти, с небольшой бородкой, накинул его на плечи, поблагодарив Марину, свою молодую женушку.
- Петро, чаю еще налить? - Начальник фактории потянулся за чайником, стоявшим на горячем камне у костра.
- Да, благодарствую, Игорь Сергеевич! - Юноша протянул кружку, в которую вскоре полился ароматный напиток.
Младший сын приказного головы боярина Василия Михайловича Беклемишева Петр, на отлично сдав предварительные экзамены средней школы, на летнюю практику был отправлен помощником механика парохода "Молния", что курсировал между Енисейском и Владиангарском. Девятнадцатилетний парень, светлая голова да косая сажень в плечах, был на хорошем счету у своих учителей и с осени должен был продолжить обучение уже в цехах Железногорска.
- Обожаю чай, он согревает тело, питает разум и успокаивает душу, - грея ладони о кружку, проговорил Игорь, прищурившись наблюдая за игрой языков пламени.
- Игорь Сергеевич, а ежели на Русь чай возить - это же каков прибыток будет! - воскликнул Беклемишев-младший и принялся рассуждать далее: - А коли по рекам, оно и в расход большой и не встанет. А уж с машиной и вовсе - знай, чисть вовремя да уголек или дровишки подкидывай! Кормить и платить за дорогу не надо, так и озолотиться можно!
- Можно, - согласился собеседник. - Но машина - это временно, - тут же сказал начальник многозначительно. - У турбины КПД больше. Что такое КПД, помнишь?
- А то! - с готовностью ответил Петр, ухмыляясь. - Коэффициент полезного действия. А еще наш старший механик говорил о ДВС, но сетовал на отсутствие доступной нефти.
Жена Игоря тихонько рассмеялась:
- Он же на "Молнии" в машине копался, а ты ему вопросы для малых задаешь!
Игорь стушевался и, улыбаясь, проворчал:
- Да это я так, хотел узнать, как в школе у нас учат.
- Хорошо учат, Игорь Сергеевич! По душе мне такое учение - и в школе, и в мастерской! Не чета прежней школе при палате - там не товарищи, а волки были, да учителя ленивы!
- Что же, школы на Руси плохи? - спросил начальник, нахмурив брови.
- Не плохи, - пожал плечами юноша. - Они просто другие, совсем другие. Вот в ваших школах ни закона Божьего, ни Псалтыря, ни Часослова не учат и не читают. А на Руси физических законов нет, материаловедения также, механике не учат.
- Ага! - поддержала разговор Марина. - Говорит люд, мол, в ваших школах Бога нет! Но детей учиться отдают. Знают, что без обучения никак.
Согласившись с ее словами, мужчины помолчали, потягивая чай. Где-то вдалеке, в городке, перекрикивались мужики, идущие с покоса, глухо лаяли псы.
- На Петров день дождя-то не было. Стало быть, урожай худой будет, - сказал вдруг Беклемишев.
- Но голода не будет, Петро! - заявил Игорь. - Уже не будет. Его в Енисейске уже несколько лет не было, хоть хлебную казну не всегда вовремя присылали.
- Картошка? Вот если бы ее на Русь вывезти, как вспоможение для людей в худые годы… - рассудил Беклемишев-младший. - Ведь картошки родится с малого куска землицы ажно в четыре раза больше, чем зерна!
- Это тебе в Ангарске сказали? - с улыбкой спросил Игорь, переглянувшись с женой. - Дарья Витальевна?
- Она самая! - кивнул Петр. - Супруга князя Сокола о сем говорила мне. Хочет она, чтобы голод на Руси упрежден был хоть малость самую, говорит, картошка - это верное дело.
- Уж не один год она этого хочет, - проговорил Моисеев еле слышно, поднимая взгляд к быстро темнеющему небу.
После чего начальник Ангарского двора проговорил:
- Верно она думает! Идея хороша! Вот только…
- Так научить людей надо, чтобы они ядовитые ягодки в рот не клали! - воскликнул юноша и, извинившись за то, что перебил старшего, продолжил: - Грамотки нужны, чтобы пояснять, как выращивать картофель!
- Добро! - закивал Игорь.
- А твоя семья, Петр, этим сможет заняться? - спросила вдруг Марина. - У вас, верно, и землицы есть в достатке?
- Есть, - опешил парень. - Но землица бедная…
- Так и в Енисейске она не жирна, - усмехнулся начальник. - Однако же растет земляное яблоко!
Супруги неспроста озадачили картошкой Беклемишева - младшего представителя семьи, вхожей в общество Ангарии, подводили к этому разговору не один месяц, аккуратно и к месту разъясняя выгоды данного растения для русского народа.
Глава фамилии боярин Василий Михайлович Беклемишев обещал прибыть в Енисейск в начале 1647 года - именно тогда должно быть закончено обустройство торгового пути из Оби на Ангару, через реки Кеть, Кемь и Енисей. Начатые еще по указу государя Михаила Федоровича работы до сих пор не прекращались, несмотря на то что у власти сейчас находился боярин Борис Иванович Морозов - опекун болезного царя Алексея. Государь уже давненько не только не являлся на свет божий из внутренних покоев Теремного дворца, но и не вставал со своей кровати. В Кремле кто с нетерпением, кто со страхом ожидали смерти несчастного. Алексей же, мучаясь, не желал сдаваться лихоманке. Организм отравленного царя боролся за жизнь, и иногда он, приходя в сознание, начинал узнавать окружавших его людей и пытался говорить с ними. Однако вместо речи у Алексея Михайловича выходило лишь тихое и невнятное бормотание, сопровождаемое сипением и хрипами. Он умирал, съедаемый недугом изнутри, и никто из лекарей не мог не то что вылечить царя, но и облегчить его страдания. В отравлении монарха вначале обвинили мекленбургского доктора Александра Блока, якобы совершившего сей тяжелейший грех по наущению некоторых неугодных Морозову боярских и княжеских фамилий. Но Блок вовремя бежал из Кремля, переодевшись в женское платье, - таким образом он не смог никого оклеветать по наказу Бориса Ивановича. Морозов же тем временем пытался спасти молодого царя, стараясь найти и доставить в Москву добрых и знающих лекарей и даже знахарей-ведунов. Однако все было без толку - кончина государя была лишь делом времени, потому в Кремле все громче раздавались голоса тех, кто подумывал о скором созыве Земского собора, - ведь державе нужен новый властитель. Морозов с явным неудовольствием ждал скорого столкновения с дядькой государя, двоюродным братом Михаила Федоровича - Никитой Ивановичем Романовым, и его приближенными - князьями Прозоровским, Шереметьевым и Черкасским. Тем более что в Москве Никита Иванович имел немалый вес и был одним из богатейших людей на Руси.
Тем временем окончательно стемнело. Постепенно смолкли все лишние звуки, вокруг стало тихо и спокойно. Лишь весело потрескивали подложенные в костер сухие сучья да привычно шумел Енисей. Жаркие языки пламени жадно охватывали их, все ярче освещая сидевших вокруг людей. Петр, крепко сжимая в руках пустую чашку, немигающим взором затуманенных думою глаз следил за танцующим огнем.
- Ну так что, Петро? - повторил вопрос Игорь, недоуменно глядя на парня. - Задумался?
- А? Чего? - встрепенулся Беклемишев, оторвав взгляд от костра.
- Пойдешь с осени в Ангарскую сельхозакадемию? Через год дело будешь крепко знать, а после дадим тебе помощников и отправим на Русь.
- И грамотки… - вставила свое слово Марина.
- И грамотки дадим, - кивнул Игорь Сергеевич.
- Как это? - растерянно захлопал глазами юноша. - Я же…
- Боярин, ясно дело! - энергично проговорил Моисеев, подсаживаясь поближе к собеседнику. - Но тебя никто в земельке ковыряться не заставит - надо дело открыть. Поначалу в Томске, Тарском городке, Тобольске, Тюмени. Люди там решительнее - не будут суеверия всякие сочинять. А потом и на своей земле посадишь - нужно привить картошку на Руси. И для отчизны порадеешь, и себе прибыток найдешь.
- С батей надо обсудить, - размеренно проговорил Петр. - А ежели он супротив пойдет, неча и огород городить!
- Но в академию пойдешь? - не унимался Игорь.
- А механика как же? - нахмурился парень.
- А куда она денется? - улыбнулась жена начальника. - Без механики никак не обойдется учение.
- А с Василием Михайловичем мы разговоры уже вели, - подмигнул оторопевшему юноше весьма довольный своим успехом Моисеев. - И картошку он уже нахваливал не раз.
Продвижение на Русь "второго хлеба" было необходимо - центральная Россия с ее бедными почвами и сложными природно-климатическими условиями не могла прокормить зерном больше определенного количества населения. Временами это приводило к продолжительному голоду, уносившему многие жизни. Появление нового продукта могло отвести эту угрозу - ведь известно, что питание картофелем при очень малых добавках других продуктов обеспечивает и жизнеспособность, и трудоспособность человека. Кроме того, Дарья Соколова, как главный движитель картофельного проекта, справедливо надеялась и на положительные демографические последствия внедрения данного продукта.
На следующий день, ранним утром, Беклемишев сам пришел в дом к Моисееву. Слегка волнуясь, он сидел в гостиной на обитой кожей лавке со спинкой, ожидая, пока Игорь Сергеевич закончит принимать душ и зайдет в дом. На столе между тем накрывали завтрак - молочная каша, вареные яйца, хлеб и масло. Потянуло ароматом чая. Пожилая женщина-тунгуска поставила на стол и мед, покупаемый Моисеевыми у енисейского бортника.
Поздоровавшись с вошедшим раскрасневшимся Игорем Сергеевичем, Петр сразу же сообщил ему о том, что он обдумал вчерашний разговор и теперь полностью согласен на продолжение обучения в сельхозакадемии.
- Но у меня и думка уже одна есть! - проговорил Беклемишев серьезным голосом. - Насчет картошки.
- Говори! - с улыбкой воскликнул Моисеев, приглашая гостя за стол, где в открытом им чугунке, раздражая ноздри не завтракавшего еще Петра, ароматно запахла овсянка. - И угощайся давай!
Марина поставила перед парнем тарелку и ложку, подвинула хлеб и указала на мед. Юноша же только сейчас заметил ее округлившийся животик - жена начальника енисейской фактории была в положении.
- А-а… Такова моя думка, - спохватился юноша. - Нонче же вы сами картошку садите, уход за ней ведете…
- Мы приглашаем огородников с Енисейска, - подперев голову кулаком, произнесла Марина, с интересом поглядывая на гостя. - Не даром конечно же.
- Вот! Все одно - не даром же! А ежели и вовсе они растить картошку будут? Для вас, знамо дело. Толк быстрее выйдет.
- Ага! Я понял! - едва не уронив ложку, воскликнул Моисеев. - Ты хочешь, чтобы енисейцы выращивали наши корнеплоды, а заодно, научившись за ними ухаживать, и себе оставляли, на рассаду?!
- Угу, идея - супер, - кивнула удивленная Марина. - Петя, ты молодец! Енисейцев мы озадачим, а томичи и тобольцы уже на тебе будут.
Довольный собой, Беклемишев-младший принялся уминать подстывшую кашу, добавив в нее медку.
Сунгарийск
Конец июля 7153 (1645)
Этот день принес в крепость не самые лучшие новости. Из дальней разведки вернулся Мирослав Гусак, ушедший по реке неделю назад. Капитан подтвердил Матусевичу данные прежних донесений с погранзаставы. Две смены пограничников регулярно радировали о начале концентрации маньчжуров в районе, после того как на юго-запад ушло большинство из тех, кто участвовал в недавнем налете на присунгарийские поселки. Разведка, проводимая погранцами, выявила войсковой лагерь врага, расположенный на значительном удалении от берега Сунгари, на возвышенности, отстоящей на несколько сот метров от густого леса, окружавшего ее.
На том холме ранее находились кумирни солонов, где они часто проводили шаманские обряды. Теперь солонские поселения пустовали - жители были угнаны в глубинные районы Маньчжурии, а оккупанты, порушив идолов, пытались обустроиться на том месте как можно быстрее. Лейтенант Волков, а потом и его сменщик, старший лейтенант Линевич, доносили о строительстве древоземляных укреплений и небольших числом караулах маньчжуров, выдвигаемых ими по всем направлениям вокруг лагеря. Было ясно, что они не желают, чтобы работы были обнаружены раньше времени. Матусевич, держа в уме недавнее нападение, предположил, что цинские власти решили возвести неподалеку от обнаруженной ими погранзаставы крепость с казарменным городком, где со временем маньчжуры смогли бы разместить войска, а в нужное им время ударить по противнику. И в первую очередь удар будет направлен по лояльным русским поселкам местных народностей. В прошлый раз врагу удалось, разгромив небольшие отряды самообороны четырех таких поселений, сжечь их дотла, предварительно ограбив. Старост и членов их семей маньчжуры предали лютой смерти, а тех, кого не побили до смерти, увели в Маньчжурию. Это был серьезный удар по репутации хозяев Амура. Впредь подобного допустить было нельзя. В этой связи сунгарийский воевода приказал князю Лавкаю ускорить вывод жителей селений, присягнувших русским, на новые земли по берегам Амура, Зеи и Кумары. Лавкай, в силу своего недюжинного ума и организационных способностей, постепенно становился левой рукой Матусевича. Правой все же оставался Лазарь Паскевич, боевой товарищ Игоря.
Собравшись втроем - Матусевич, Паскевич и Гусак - в рабочем кабинете начальника Сунгарийского края, друзья обсуждали действия маньчжуров. На огромном, крепком столе Мирослав разложил лист бумаги, на котором он зарисовал схему вражеского лагеря и обозначил пути прибытия подкреплений и продовольствия. К сожалению, захватить толкового языка капитану не удалось. Двое суток были потрачены на выяснение всех караульных маршрутов маньчжуров. После чего Гусак решил брать наиболее отдаленную точку наблюдения врага - на берегу Сунгари.