- Эх, горе-то какое! - в отчаянии пробормотал Жилло. - Ведь я и половины забрать не смог! Но - надо спешить…
Жилло повернулся к двери - и окаменел. Перед ним стоял дядя. Привалившись к косяку, старик взирал на парня с мстительной ухмылкой. Племянник дернулся, и несколько монет со звоном упало на пол. Жилло бросился дяде в ноги, туго набитые карманы порвались, и монеты хлынули золотым дождем, раскатываясь по всей комнате. Жиль безмолвно, с жуткой усмешкой наблюдал за этой фантастической сценой.
Жилло тоже постарался выдавить из себя улыбку.
- Дядя! Милый дядя! - пролепетал он.
- Чем ты здесь занимаешься? - осведомился Жиль.
- Да так… Думал навести порядок в вашем ларе…
- Ах вон оно что… ну ладно, наводи дальше…
Племянник опешил:
- То есть как это… дальше?
- У меня тут двадцать девять тысяч триста шестьдесят пять ливров серебром и шестьдесят тысяч сто двадцать восемь ливров золотом, итого - восемьдесят девять тысяч четыреста девяносто три ливра. Пересчитывай, мальчик мой, пересчитывай, ни одной монетки не пропусти. А потом сложи их столбиками по двадцать пять экю, золото справа, серебро - слева. Ну, что же ты не начинаешь?
- Сейчас, дядя, сейчас!
И Жилло стал торопливо вытрясать из карманов деньги, а потом аккуратно раскладывать их столбиками под горящим взглядом Жиля. Так, столбик за столбиком, парень с душераздирающими вздохами опускал монеты в ларь, а старик деловито считал:
- Еще пятнадцать тысяч… еще двенадцать тысяч.
Эта работа заняла, естественно, немало времени. Начал Жилло в два часа дня, управился же лишь к пяти вечера. Карл IX успел проехать через весь Париж, а Пардальяны выдержали на Монмартрской улице битву с придворными герцога Анжуйского.
Итак, дядя Жиль подсчитывал, сколько денег не хватает в ларе:
- Еще пять тысяч… еще четыре тысячи… еще три тысячи.
Жилло старательно сложил последние монетки и огляделся: ни на полу, ни у него в кошельке не было больше ни одного экю.
- Кажется, все, дядя?
- Осталось еще три тысячи!
Жилло вывернул карманы и обнаружил два су и шесть денье - свои личные сбережения. Он мужественно отдал их Жилю, который коршуном бросился и на эти гроши.
- Выкладывай остальное!
- О чем вы, дядя?
- О трех тысячах ливров!
- Но у меня больше ничего нет!
- Возвращай немедленно - я все равно их найду!
- Ищите, пожалуйста - мне скрывать нечего!
Жиль трясущимися руками обшарил одежду Жилло, прощупал каждый шов, и по лицу дядюшки заструился холодный пот. Племянник говорил правду!
- Снимай с себя все!
Одурев от ужаса, Жилло разделся. Старик еще раз тщательно обследовал его вещи и понял: три тысячи ливров пропали!
Яростный рев и испуганное верещание огласили весь дворец: ревел Жиль, верещал Жилло.
- Отдай деньги, подлец!
Дядя вцепился племяннику в горло:
- Я копил пять лет! И где они теперь, мои денежки?!
Только Пардальян-старший мог ответить на этот вопрос. Жилло же, надеясь снова вкрасться в доверие к старику, лепетал:
- Дядя, я помогу вам их отыскать!
- Ты! - заорал Жиль. - Ничтожная тварь! Ты же пытался обворовать меня! Ну ничего, сейчас ты узнаешь, как красть и выдавать чужие тайны! Одевайся!
Жилло покорно натянул свой костюм. Дядя схватил его за загривок длинными пальцами, удивительно напоминавшими стальные клещи, вышвырнул племянника в коридор, аккуратно запер дверь комнаты и поволок парня вниз по лестнице.
- Сжальтесь! - скулил Жилло.
Жиль разжал руку, вынул кинжал и заявил:
- Попробуешь удрать - перережу глотку! Так что стой смирно!
Эти слова несказанно обрадовали Жилло. Если его грозят убить лишь в случае побега, значит, смертный приговор ему пока еще не вынесен.
- Шагай вперед! - распорядился дядя, поигрывая кинжалом.
Пошатываясь от тычков Жиля, Жилло приблизился к садовому сараю.
- Бери этот кол!
Жилло взвалил на плечо довольно длинное бревно, один конец которого был заострен.
- Да прихвати лопату и веревку! - приказал старик.
Племянник взял и эти предметы. Заняв руки Жилло жуткими орудиями пыток, жестокий Жиль погнал парня в буфетную, а оттуда - в коридор, к двери подвала. В буфетной дядюшка прибавил к поклаже Жилло нож и факел.
Потом Жиль втолкнул племянника в подвал и, когда они спустились по лестнице, скомандовал:
- Рой тут!
Жилло, совершенно обезумевший от страха, начал тупо копать. Затем по приказу Жиля он вставил кол в яму и засыпал его основание землей. Дядя убедился, что столб держится крепко, схватил Жилло и привязал его к бревну, так что бедолага не мог даже пошевельнуться.
Впрочем, парень и не пробовал сопротивляться: он слишком обессилел, чтобы бороться за свою жизнь.
- Что вы собираетесь делать, дядя? - только прошептал он.
- Сейчас увидишь!
Жиль присел на чурбан и принялся точить нож, захваченный из кухни. Потрясенный этими жуткими приготовлениями, Жилло издал душераздирающий стон.
В этот момент в подвал вошел маршал де Данвиль.
- А ну, прекрати визжать, как поросенок на бойне! - гаркнул дядя на племянника. - Если не замолчишь - прирежу!
Жилло тут же затих.
"Вроде бы он не собирается меня прикончить. Но что же он намерен делать?" - соображал парень.
- Так вот, - провозгласил Жиль. - Сейчас я устрою над тобой суд - и буду судить по справедливости. То есть - смягчу приговор, если ты того заслуживаешь. Отвечай мне честно!
- Разумеется, разумеется! Клянусь вам!
Жилло нервно косился на нож, старик же приступил к допросу.
- Стало быть, ты побежал за экипажем и выследил, куда монсеньор увез женщин.
- Верно, дядя.
- Тебя кто-нибудь заметил?
- По-моему, меня видел господин д'Аспремон, но, похоже, не узнал…
- А кой черт тебя понесло за каретой?
- Да просто так, интересно было…
- Вот и доинтересовался…
- О, дядя, как я раскаиваюсь…
- А какой дьявол тянул тебя за язык, когда ты выложил все Пардальянам?
- Не дьявол, а ужас… я испугался, что останусь без ушей!
- Слизняк! За уши он боялся! Я вот не колеблясь отдал бы этим негодяям все свое богатство, хотя по мне лишиться денег - хуже, чем лишиться жизни. Да понимаешь ли ты, какие несчастья ты навлек на нашего дорогого господина?
- Сжальтесь! Простите!
- А обо мне ты подумал? Как я взгляну теперь монсеньору в глаза?
Горе старого Жиля было абсолютно непритворным. Он схватился руками за голову и мучительно решал вопрос: что ужаснее - безвременная кончина или ярость хозяина. Но скоро управляющий сообразил, что Жилло может засвидетельствовать, сколь мужественно вел себя его дядя, даже под страхом смерти не выдавший тайну маршала. Значит, парню надо сохранить жизнь.
- Слушай же! - заявил Жиль. - Я не буду убивать тебя, а уж монсеньор пусть делает с тобой все, что пожелает. Но я обязан покарать тебя за трусость и измену; ты опозорил наше имя… Я не упоминаю уже о взломанном ларе…
- Это не я! Я тут ни при чем! - взвыл Жилло.
- Я уже не упоминаю о том, - хладнокровно продолжал управляющий, - что ты хотел обокрасть меня. Лучше бы ты меня зарезал, но не трогал золота… Однако я прощаю тебе это гнусное злодейство. Ну, а монсеньор выслушает тебя и сам решит, какого наказания ты заслуживаешь. Но ты не скроешь от хозяина ни одной мелочи из того, что здесь произошло.
- Богом клянусь!
- Ладно. Однако я отомщу тебе за ту подлость, которую ты устроил лично мне: ведь из-за твоей измены монсеньор может и меня вышвырнуть со службы. Так вот: за то, что ты предал и нашего господина, и родного дядю, желая уберечь свои дурацкие уши, я тебе их и отрежу! Это расплата за твое преступление!
- О, нет!.. Не надо!.. Смилуйтесь!.. - заголосил Жилло.
Но Жиль невозмутимо поднялся, проверил ногтем, остр ли нож, и шагнул к племяннику. Белый, как мел, Жилло попробовал было поторговаться:
- А может, отрежете только одно?
Но не успел он договорить, как управляющий оттянул правое ухо парня и отхватил его одним ударом ножа. Жилло истошно завопил, а ухо шлепнулось на землю.
- Хоть одно… хоть одно оставьте! - кричал Жилло, обезумев от ужаса и боли.
Затем бедная жертва лишилась чувств. А дядя спокойно ухватился за левое ухо, и в тот же миг оно упало наземь рядом с правым.
"От судьбы не уйдешь", - утверждают фаталисты. Похоже, Жилло на роду было написано потерять когда-нибудь свои огромные уши, которыми наделила его щедрая природа.
Закончив свое дело, Жиль удовлетворенно хмыкнул, но, обозрев недвижное, окровавленное тело племянника, заволновался:
- Как бы этот идиот не окочурился! Кто же тогда расскажет хозяину всю правду?
Жиль помчался в буфетную, откуда притащил воду, подслащенное вино, сердечный эликсир и ткань для перевязки. Он промыл парню раны, смазал их вином, аккуратно забинтовал и влил Жилло в рот несколько капель укрепляющей настойки. Жилло очухался, стал дико озираться по сторонам и наконец схватился руками за голову: он, наверное, решил, что все случившееся - лишь кошмарный сон. Однако ушей парень не обнаружил!..
Он горестно всхлипнул.
- Ну, что скулишь? - поинтересовался Жиль, ухмыляясь с дьявольским ехидством.
- А как же я теперь слышать буду?
- Осел - он и есть осел! - констатировал управляющий вместо утешения.
Затем он помог Жилло подняться, поставив его на ноги, и милые родственнички поплелись к выходу из подвала. Но вдруг они замерли: слабый свет догорающего факела озарил высокую мужскую фигуру. Перед дядей и племянником возник маршал де Данвиль!
- Монсеньор! - воскликнул Жиль и бросился на колени.
- Что тут происходит? - холодно осведомился маршал.
- О, монсеньор! Случилась страшная беда! Но я ни в чем не виноват, поверьте! Я сторожил их, как вы приказывали… Но злой рок… и мой дурак племянник…
- Говори же толком! - грозно потребовал Данвиль.
- Монсеньор, к несчастью, Пардальян узнал, куда вы увезли узниц. Я думаю, он уже освободил их.
- И ты тут ни при чем?
- Клянусь, монсеньор, это не я выдал вашу тайну! Спросите моего подлейшего племянника. Я только что отрезал этому уроду уши.
- Ладно, ладно. Мне вполне достаточно твоего слова, Жиль.
- Ах, монсеньор! - в полном восторге вскричал управляющий. - Для меня нет большей награды, чем ваше доверие. Однажды вы подарили мне целых пятьсот экю - и то я не так обрадовался.
- Значит, я могу полагаться на тебя?
- Я ваш преданнейший слуга, монсеньор! Говорите, повелевайте, моя жизнь принадлежит вам!
- Ты готов на все? Мы ведь должны разыскать беглянок…
- Прикажите - и я отдам всю свою кровь до последней капли…
- Что ж, пошли! Твоя хитрость нам очень и очень пригодится. Крови твоей мне не надо, но дело, которое я тебе поручу, будет потруднее, чем геройская смерть за своего господина в жаркой битве…
- Я не подведу вас, монсеньор!
Старик гордо вскинул голову. Еще бы! Маршал заявил, что верит его слову, будто Жиль - не простой лакей, а настоящий дворянин… Маршал советовался с ним! Беседовал с управляющим почти как с равным…
Жиль почувствовал, что силы его удвоились. Он не сомневался: его ждет победа, а потом и награда.
Задумчивый Данвиль поднялся по лестнице к выходу из погреба.
- Монсеньор, - спросил Жиль, - а что делать с этим болваном?
- С каким болваном?
- Да с моим племянником, - кивнул старик в сторону валявшегося на земляном полу Жилло, который уже успел снова потерять сознание. - Прикончить его?
- Нет, он нам еще будет нужен. Идем же, Жиль!
Глава 3
ЗВЕЗДОЧЕТ
Но оставим на время маршала де Данвиля. Обуреваемый ненавистью и злобой, этот человек ищет способ устранить Пардальянов, похитить и спрятать в надежном месте Жанну де Пьенн. Маршал с нетерпением ожидает того дня, когда на руинах королевского дома Валуа встанет трон новых монархов - Гизов. Он рассчитывает, что Карл IX, а заодно и его младший брат Генрих Анжуйский, падут от пуль заговорщиков, и Генрих де Гиз возложит на свою голову корону Франции.
Оставим же Франсуа де Монморанси, несчастную безумицу Жанну и юную Лоизу: они пока скрываются в доме ученого Рамуса, но мы скоро к ним вернемся.
Прошло три дня с тех пор, как королевская процессия торжественно проследовала через Париж в Лувр. Вечером, после того, как часы на башне Сен-Жермен-Л'Озеруа пробили десять, две темные фигуры неспешно двигались по саду, который раскинулся вокруг нового дворца королевы-матери.
На месте современного Хлебного рынка, близ Нелльского замка, высился когда-то дворец Суассон. Нынешняя улица Кокильер именовалась тогда Нелльской - по названию замка. К дворцу Суассон прилегали с трех сторон улицы дю Фур, Гренель и Дез-Экю. При Карле IX часть улицы Дез-Экю была известна как де Ла Аш и вливалась в улицу Траверсин.
Екатерина Медичи распорядилась возвести особняк на том месте, где находились раньше дворец Суассон и Нелльский замок. Одновременно по приказу королевы-матери было начато строительство еще одного, более великолепного здания, которое прославилось позже как дворец Тюильри .
История же более скромного особняка королевы такова: Екатерина Медичи, одержимая страстью к приумножению своих богатств, приобрела огромный сад и заброшенный участок земли недалеко от Лувра. Она велела разобрать руины дворца Суассон. Потом за дело взялась целая армия мастеров - и словно по волшебству появилось новое сооружение, изысканное и прелестное. Орды садовников разбили вокруг жилища королевы дивный парк, украсив его прекрасными цветами. Екатерина, всю жизнь с тоской вспоминавшая родную Италию, не пожалела денег, приказав привезти во Францию лимонные и апельсиновые деревья и посадить их возле дворца. Королева очень любила роскошь и изящество, пленительные ароматы, цветы и духи. А еще она обожала запах крови.
В том конце парка, что был ближе к Лувру, по собственноручным рисункам Екатерины была построена башня в форме дорической колонны, которая удачно завершала архитектурный ансамбль. Башню возвели специально для Рене Руджьери, королевского астролога. Вот к ней-то и направлялись две темные фигуры, о которых мы недавно упомянули. Темные фигуры… поскольку Руджьери и Екатерина - а это были именно они - шли молча, с головы до ног закутанные в черное. Возле башни они остановились. Астролог извлек из кармана ключ и отомкнул маленькую дверку.
Они скользнули внутрь; перед ними были первые ступеньки винтовой лестницы, которая вела на верхние этажи башни. Внизу находилось что-то вроде рабочего кабинета - длинное мрачное помещение, где Руджьери хранил свои подзорные трубы, компас и другие инструменты. Что касается меблировки, то здесь был лишь стол, на котором громоздились горы книг, да пара кресел. Узкое окно, скорее напоминавшее бойницу, выходило на улицу де Ла Аш. В эту-то щель старуха Лаура, приглядывавшая за молодой фрейлиной королевы Алисой де Люс, и кидала свои письма, в которых доносила Екатерине обо всех делах своей подопечной.
Сегодня королева прочла на бумажке, полученной от Лауры, следующее:
"Нынче вечером, примерно в десять, у нее какое-то свидание. Подробности встречи сообщу завтра."
- Ваше Величество, хотите, я зажгу факел? - предложил астролог.
Однако Екатерина не ответила; вместо этого она стиснула руку Руджьери, принуждая его замолчать. Дело в том, что тонкий слух королевы уловил на улице звук шагов. Кто-то подходил к башне. Екатерина Медичи, которая шпионила всегда и за всеми и получала от этого истинное наслаждение, сейчас безошибочно определила, что мимо бойницы проследовал именно тот мужчина, который торопился к Алисе де Люс - видимо, для важного разговора. Впрочем, этот человек был не один…
Королева бросилась к окну, однако разглядела в ночном мраке лишь неясные очертания двух фигур. Тогда Екатерина прислушалась…
- Уверяю вас, Ваше Величество, это обыкновенные горожане, - сказал Руджьери, пожимая плечами.
Астролог говорил громко, будто хотел, чтобы его голос донесся до людей на улице.
- Тихо! - грозно прошипела Екатерина. Руджьери сразу побелел от страха.
А прохожие - кем бы они ни были, - разумеется, даже не догадывались, что за ними наблюдают. Они остановились прямо возле башни, под самым окном, и Екатерина ясно расслышала мужской голос… Он был очень грустным и очень почтительным - однако королева содрогнулась.
- Я подожду вас здесь, Ваше Величество, - промолвил человек под бойницей. - С этого места просматривается и улица Траверсин, и улица де Ла Аш. Никто не сумеет тайком подобраться к калитке. Я буду охранять вас. Ваше Величество может ни о чем не беспокоиться.
- Но мне нечего опасаться, граф, - раздался второй голос; на этот раз говорила женщина.
- Деодат! - хрипло произнес Руджьери.
- Жанна д'Альбре! - прошептала Екатерина Медичи.
- Вот ее дом, мадам, - снова прозвучал голос графа де Марийяка. - Вы заметили? Окна освещены. Она, несомненно, получила вашу записку и с нетерпением ожидает вашего прихода.
- Ты трепещешь, мой несчастный мальчик!..
- Еще ни разу в жизни не испытывал я такого волнения, Ваше Величество, хотя на мою долю выпало немало радостей и бед! Но ведь в эти минуты решается моя судьба! Однако какой бы она ни оказалась, я безгранично признателен вам за то, что вы отнеслись ко мне с такой заботой и вниманием!
- Деодат. тебе же известно, что ты дорог мне, как сын!
- О да, моя королева! Увы! Эти слова должна была сказать мне совсем другая женщина… Вспомните, мадам, ведь моя мать узнала меня, когда увидела в доме возле Деревянного моста. Она прекрасно понимала, какую муку я терплю - и безжалостно терзала мои кровоточащие раны! Я не дождался ни единого намека на нежность и сострадание. Она так и осталась холодной, как лед, и бессердечной, как статуя.
Речь графа была проникнута глубокой скорбью. Екатерина, остававшаяся совершенно спокойной, услышала сдавленные рыдания.
- Не отчаивайся! - ласково промолвила Жанна д'Альбре. - Думаю, что скоро я принесу тебе радостную весть, мальчик мой.
Сказав это, королева Наваррская быстрым шагом направилась к особнячку Алисы де Люс и постучала в зеленую калитку.
Граф де Марийяк, сложив руки на груди, прислонился к стене башни и замер. Голова юноши оказалась прямо рядом с бойницей. Томительно тянулись ночные минуты, и три человека, которых судьба свела в одном месте, напряженно ждали. Ждал астролог Руджьери - отец! Ждала королева Екатерина Медичи - мать! И ждал Деодат, граф де Марийяк - их сын!