- Мой друг, - продолжала она, - то, о чем я только что вам сказала, является не только плодом моих размышлений, но и продиктовано моей искренней симпатией к вам; поверьте, если бы я относилась к вам по-другому, я бы решила, что вместо всяких объяснений было бы достаточно показать мое равнодушие; на самом деле перед вами истинный друг, призывающий вас, Мишель, забыть ту, что не может вам принадлежать, и полюбить ту, кто вас любит и с кем вы, можно сказать, помолвлены.
- О! Но вам же известно, что эта помолвка была для меня полной неожиданностью; вам же известно, что, устраивая ее, Малыш Пьер ошибся, полагая, что я неравнодушен к Берте. А вы знали, кого я люблю: я вам объяснился той ночью, когда солдаты остановились в замке; вы не отвергли мою любовь - мне это было понятно по трепету ваших рук, которые я сжимал в своих; Мари, я стоял на коленях так же, как стою сейчас! Вы склонили вашу голову, и ваши волосы, ваши восхитительные локоны коснулись моего лица! И моя ошибка лишь в том, что я не назвал Малышу Пьеру имени своей возлюбленной! Я даже не подумал, что кто-то может предположить, будто я влюблен в другую женщину. И виной всему моя робость, будь она проклята! Но в конце концов совершенная мною ошибка не такая уж непростительная, чтобы наказывать меня столь жестоко, навсегда разлучая меня с той, которую я люблю, и связывая меня браком с той, к которой я совершенно равнодушен!
- Увы! Мой друг, но эту, на ваш взгляд, вполне невинную ошибку исправить для меня уже невозможно. Что бы теперь ни произошло, даже если бы вы отказались от предложения, сделанного от вашего имени и подтвержденного вашим молчанием, вы должны понять, что я уже не смогу вам принадлежать, ибо никогда не пойду на то, чтобы строить свое счастье на горе моей любимой сестры.
- О Боже! - воскликнул Мишель. - Как же я несчастен!
И молодой человек, прикрыв лицо руками, залился слезами.
- Да, да, - продолжала Мари, - я вам верю, сейчас вам приходится нелегко; но, мой друг, проявите хоть немного доброй воли, мужества и решимости! Вам надо только прислушаться к моему совету - со временем вы справитесь с вашим чувством. Если для вас лучше, чтобы я уехала, я уеду.
- Вы уедете! Вы расстанетесь со мной! Нет, нет, никогда! Мари, не бросайте меня; так и знайте: в тот же день я последую за вами, куда бы вы ни отправились. О Боже, что станет со мной, если вас не будет рядом? Нет, нет, нет, не уезжайте, Мари, заклинаю вас!
- Хорошо, я останусь; но только затем, чтобы помочь вам исполнить все то мучительное и тяжелое, что требует от вас долг; но когда вы выполните свой долг, когда вы будете счастливы, когда вы женитесь на Берте…
- Никогда! Никогда! - прошептал Мишель.
- Да, да, мой друг, ибо Берта больше, чем я, подходит вам в жены; ее любовь - клянусь вам, так как знаю, о чем говорю, - сильнее, чем вы даже можете предположить; ее сила чувств, которой, увы, не обладаю я, поможет справиться с той любовной лихорадкой, какая снедает вас; она убережет вас от шипов, какие встретятся на вашем жизненном пути и какие вы сами, возможно, не смогли бы избежать. И, поверьте мне, вы будете щедро вознаграждены за принесенную жертву.
Когда Мари произносила эти слова, она изо всех сил старалась казаться спокойной, в то время как ее сердце отчаянно билось в груди, и только бледное лицо выдавало ее волнение.
Что же касалось Мишеля, то он слушал Мари словно в бреду.
- Не говорите мне таких слов! - воскликнул он, когда она замолчала. - Неужели вы думаете, что своими чувствами можно управлять так же легко, как инженер направляет воды реки по новому руслу или как садовник подвязывает виноградную лозу, решая за нее, по какой стене ей виться? Нет, нет; я вам еще раз говорю, и повторю, если понадобится, еще сотню раз, что люблю только вас, Мари! При всем своем желании я бы не смог полюбить другую женщину! Но у меня вовсе и нет такого желания! О Боже, - продолжал молодой человек, заламывая в отчаянии руки, - что же со мной будет, если вы выйдете замуж за кого-то другого?
- Мишель, - ответила с жаром Мари, - если вы сделаете то, о чем я вас прошу, клянусь всеми святыми, что, раз я не могу соединиться с вами, я не буду принадлежать никому другому, кроме Бога! Я не выйду замуж, вся моя привязанность и вся моя нежность будут обращены только к вам; и эти чувства не будут похожи на простую земную любовь, которая со временем может потускнеть или исчезнуть по какой-то нелепой случайности, вы получите взамен истинную любовь сестры к своему брату и ничто не способно будет разрушить ее; вы получите взамен признательность, которую я буду испытывать к вам до самых последних дней, ибо именно вам я буду обязана счастьем своей сестры и за вас буду молиться всю оставшуюся жизнь.
- Однако, Мари, ваша привязанность к Берте неоправданно велика, - возразил Мишель, - вы только о ней и заботитесь и даже не подумали о том, что навсегда обрекаете меня жить с женщиной, которую я не люблю. О Мари! Какая жестокость со стороны человека, за кого, не задумываясь, я бы отдал свою жизнь, просить меня то, с чем я не смогу смириться…
- Нет, мой друг, - настаивала девушка, - если вы сделаете то, о чем я вас прошу, это будет означать одно: вы смиритесь с судьбой, выбранной для вас на Небесах, и вам несомненно будет засчитан ваш благородный и великодушный поступок; вы смиритесь, и это произойдет потому, что вы поймете: Бог не останется равнодушным к вашей жертве и поощрит вас, и этим вознаграждением будет счастье двух бедных сирот.
- О, прошу вас, Мари, - в отчаянии воскликнул Мишель, - прекратите!.. О! Теперь я понимаю: вы не знаете, что такое любовь. Вы просите отказаться от вас? Но знайте, что вы - мое сердце, моя душа, моя жизнь; вы просите, чтобы я вырвал из груди сердце, убил свою душу, но мне лучше умереть, чем отказаться от своего счастья! Вы для меня словно дневной свет, а без него я ничего не смогу различить вокруг, и, если вы откажетесь освещать мой путь, я тотчас же окажусь в жуткой темной пропасти! Клянусь вам, Мари, с той самой минуты, когда я вас увидел, с того самого мгновения, когда я почувствовал прикосновение ваших прохладных рук к моему окровавленному лбу, вы стали моим вторым "я" и все мои помыслы теперь связаны с вами, вы вошли в мою жизнь и стали ее частью, и, если бы мне пришлось вырвать вас из моего сердца, оно тут же перестало бы биться, словно лишенное притока крови… Вы же видите, что я не в силах поступить так, как вы хотите!
- И даже, - воскликнула в отчаянии Мари, - несмотря на то, что Берта вас любит, а я вас не люблю?
- Ах, Мари! Если вы меня не любите, если у вас хватит смелости сказать мне, положа руку на сердце и не отводя глаз: "Я вас не люблю" - для меня все будет кончено!
- Что вы понимаете под словами "все будет кончено"?
- О Мари, об этом нетрудно догадаться. Клянусь звездами, сияющими на небосклоне и видящими, как чиста моя любовь к вам, клянусь Богом, знающим, что моя любовь к вам бессмертна, клянусь вам, Мари, что ни вы, ни ваша сестра меня больше не увидите.
- Несчастный, о чем вы говорите?
- Я говорю о том, что стоит мне только переплыть озеро, а это займет от силы минут десять, оседлать коня, ожидающего меня в ивовых зарослях, пустить его в галоп, доскакать да первого поста, на что потребуется еще минут десять, и сказать солдатам: "Я - барон Мишель де ла Ложери" - то не пройдет и трех дней, как меня расстреляют.
Мари не смогла сдержать вырвавшегося из груди крика.
- Я так и поступлю, - добавил Мишель, - клянусь звездами, светящими нам с небес, и Богом, удерживающим их у своих стоп.
И молодой человек уже собрался было броситься к выходу из хижины.
Мари кинулась к нему, схватила за плечи, пытаясь удержать, но силы покинули ее, и, скользнув вниз, она опустилась перед ним на колени.
- Мишель, - прошептала она, - если вы меня любите так сильно, как только что уверяли, вы не сможете мне отказать. Во имя вашей любви заклинаю вас не убивать мою сестру! Со слезами молю вас, дайте ей возможность жить и быть счастливой. Вас вознаградит Бог, ибо каждый день я буду просить даровать милость человеку, спасшему мою сестру, а я люблю ее больше своей жизни. Мишель, прошу вас: забудьте меня и не причиняйте Берте горя - я уже могу представить себе его.
- О Мари, Мари, какая же вы жестокая девушка! - воскликнул молодой человек, в отчаянии схватившись за голову. - Вы просите мою жизнь… остается умереть!
- Мужайтесь, мой друг, мужайтесь! - произнесла девушка, слабея на глазах.
- Я бы пошел на все, лишь бы вы были со мной, однако ваша просьба лишает меня последних сил, делая меня слабее ребенка, и ввергает меня в отчаяние больше, чем приговор к смертной казни.
- Мишель, друг мой, выполните ли вы мою просьбу? - сквозь слезы пробормотала Мари.
- Так и быть…
Он хотел было уже ответить "да", но слова застряли у него в горле.
- Ах, - продолжал он, - если бы я хоть знал, что вы мучаетесь так же, как и я.
На столь эгоистический возглас, свидетельствовавший между тем и о силе его чувств, Мари, едва переводя дыхание, почти потеряв самообладание, сжала Мишеля в объятиях и сквозь слезы произнесла:
- Несчастный, ты сказал, что тебе будет легче, если ты узнаешь, что мое сердце разбито так же, как и твое?
- Да, да! О да!
- Ты думаешь, что ад для тебя станет раем, если я буду страдать так же, как и ты?
- Мари, вместе с тобой я готов испытать вечные муки.
- Ну, тогда, - воскликнула в отчаянии Мари, - злой мальчишка, можешь радоваться! Я страдаю не меньше, чем ты! При одной только мысли, что долг нас обязывает принести в жертву нашу любовь, мое сердце разрывается на куски!
- Мари, так ты меня любишь? - спросил молодой человек.
- О! Неблагодарный, - продолжала девушка, - неблагодарный, потому что он слышит мои просьбы, видит мои слезы и муки, но не понимает, что я его люблю!
- Мари, Мари! - воскликнул Мишель, почти задыхаясь от нахлынувших чувств и шатаясь как пьяный. - После того как я едва не умер от горя, ты теперь хочешь, чтобы я умер от счастья?
- Да, да, - повторила Мари, - я тебя люблю! Мне надо было произнести эти слова: они уже давно мучают меня; я тебя люблю не меньше, чем ты меня, и моя любовь такова, что при одной только мысли о жертве, которую нам надо принести, мне не страшна сама смерть, если бы она пришла ко мне в то мгновение, когда я делаю это признание.
И с этими словами, словно завороженная, Мари невольно потянулась к Мишелю, смотревшему на нее так, словно он увидел перед собой чудо; русые волосы девушки нежно коснулись его лба; дыхание молодых людей слилось, и им показалось, что земля у них уходит из-под ног, а Мишель, словно обессилев от переполнявших его чувств, прикрыл глаза; в этот блаженный миг его губы встретились с губами Мари, и, будто устав от долгой борьбы с собой, она откликнулась на зов: ему уже невозможно было противиться… Их губы слились в поцелуе, и несколько минут они оставались во власти горького блаженства…
Первой очнулась Мари.
Она быстро выпрямилась и, оттолкнув Мишеля, разрыдалась.
В это мгновение в хижину вошла Розина.
XXVII
ГЛАВА, В КОТОРОЙ БАРОН МИШЕЛЬ ВМЕСТО СЛАБОЙ ТРОСТИНКИ ОПЕРСЯ НА КРЕПКИЙ ДУБ
Мари поняла, что сам Бог протягивает ей руку помощи.
Оставаясь еще какое-то время наедине со своим возлюбленным, она почувствовала бы себя в его власти.
Бросившись к Розине, она схватила ее руку.
- Дитя мое, что случилось? - спросила Мари и провела ладонью по лицу, чтобы скрыть волнение и стереть слезы. - Что заставило тебя войти сюда?
- Мадемуазель, - сказала Розина, - мне послышались удары весел по воде.
- С какой стороны?
- Со стороны Сен-Фильбера.
- А я-то считала, что, кроме плоскодонки твоего отца, на озере нет ни одной лодки.
- Нет, мадемуазель, у мельника из Сен-Фильбера есть лодка; правда, она дырявая, течет, но, похоже, ею воспользовались, чтобы добраться до нас.
- Хорошо, Розина, - произнесла Мари, - я пойду с тобой.
И, не замечая, как молодой человек протягивал к ней с мольбой руки, Мари поспешно выскользнула из хижины, словно обрадовавшись возможности на время уйти от Мишеля, чтобы собраться с мыслями и вновь обрести мужество.
Розина последовала за ней.
Мишель остался один; чувствуя, как счастье уходит от него, он понял, что не в силах его удержать.
Он знал, что никогда больше ему не придется испытать такого блаженства и услышать подобное признание.
В самом деле, после того как, прислушавшись к окружившей ее со всех сторон темноте, но так ничего и не услышав, кроме плеска прибрежной волны, Мари вернулась в хижину, она увидела, что Мишель сидит на охапке тростника, охватив голову руками.
Она решила, что Мишель успокоился, но он лишь пал духом.
Мари направилась прямо к нему.
Услышав ее шаги, Мишель поднял голову и, увидев, что, вернувшись, девушка выглядела настолько спокойной, насколько была взволнована, когда уходила, он протянул ей руку и, печально покачав головой, произнес:
- О Мари! Мари!
- В чем дело, мой друг? - спросила она.
- Во имя Всевышнего, повторите те нежные слова, от которых так сладко кружится голова! Скажите еще раз, что вы меня любите!
- Мой друг, я могла бы их повторить, - ответила с грустью Мари, - и не один раз, а сколько бы вы захотели, если бы была уверена в том, что они облегчат ваши страдания и помогут вам обрести твердость духа.
- Как?! - произнес Мишель, заламывая в отчаянии руки. - Вы по-прежнему настаиваете на нашей разлуке? И хотите, чтобы, любя вас и зная о том, что любим вами, я навсегда связал свою жизнь с другой?
- Мой друг, я хочу, чтобы мы выполнили то, что я считаю нашим святым долгом. И нисколько не жалею, что открыла вам свое сердце, ибо рассчитываю на то, что и вы по моему примеру научитесь страдать и не будете противиться воле Божьей. Мишель, нас разлучает злой рок, о чем я сожалею так же, как и вы; увы, мы не можем принадлежать друг другу.
- О! Но почему? Я не давал никаких обязательств; я никогда не признавался в любви мадемуазель Берте.
- Все это так и не так. Она мне призналась, что любит вас; она мне передала слова, сказанные вами в тот вечер, когда вы ее встретили в хижине Тенги и вернулись вместе.
- Но все мои ласковые слова в тот вечер, - воскликнул несчастный молодой человек, - были адресованы вам.
- Что поделаешь, мой друг! Сердцу не прикажешь, особенно если ему пришло время любить. И бедная Берта приняла ваши слова на свой счет! Вернувшись в замок в тот момент, когда я прошептала про себя "Я его люблю!", она произнесла эти слова вслух… Для меня теперь любить вас - мука, а принадлежать вам - преступление.
- Ах! Боже мой! Боже мой!
- Да, Мишель, именно Бог, к которому мы оба взываем, ниспошлет нам силу. Нам остается лишь с достоинством выдержать испытание, что выпало на нашу долю из-за нашей взаимной робости. Поймите меня правильно, я вовсе не хочу упрекать вас в нерешительности и не сержусь на вас за то, что вы дали волю своим чувствам, когда для нас еще не все было потеряно; но теперь избавьте меня хотя бы от угрызений совести, ведь я стану виновницей страданий моей сестры без всякой пользы для себя.
- Но, - возразил Мишель, - ваш замысел никуда не годится! Рано или поздно Берта неизбежно заметит, что я ее не люблю, и тогда…
- Мой друг, выслушайте меня, - прервала молодого человека Мари, положив свою ладонь на его руку, - несмотря на молодость, я вполне могу судить о том, что вы называете любовью; меня воспитывали совсем не так, как вас, и мое воспитание, как и ваше, имеет свои недостатки и свои достоинства. И одно из достоинств, и, как мне кажется, самое главное, состоит в том, что я реалистка. Привыкнув слышать разговоры, в которых прошлое не скрывало каких-либо ошибок, я знаю на примере жизни моего отца, что нет ничего более преходящего, чем такого рода чувства, какие вы испытываете ко мне. Я надеюсь, что Берта вытеснит меня из вашего сердца прежде, чем заметит ваше равнодушие к ней; Мишель, умоляю, не отнимайте у меня последнюю надежду.
- Мари, вы требуете от меня невозможного.
- Ну, пусть будет по-вашему; вы вольны не выполнить обязательство, связывающее вас с моей сестрой; вы вольны отвергнуть просьбу, о которой я вас молю, стоя на коленях, - еще одно унижение для несчастных сирот, уже и так несправедливо обиженных людьми! Я знаю, что моя бедная Берта будет страдать, но я буду страдать вместе с ней и разделю ее горе, но, Мишель, берегитесь! Может случиться так, что, объединенные страданием из-за одного и того же человека, мы в конце концов вас проклянем.
- Мари, прошу вас, умоляю, не произносите слов, которые разрывают мое сердце.
- Послушайте, Мишель; часы идут, проходит ночь, скоро будет светать, пришло время расстаться, и я приняла окончательное решение: нам двоим приснился сон, о котором надо поскорее забыть. Я вам уже говорила, чем вы можете заслужить если не любовь, - я и так вас люблю, - а вечную признательность бедной Мари; клянусь вам, - добавила с еще большей мольбой в голосе девушка, - я вам клянусь, если вы принесете себя в жертву ради счастья моей сестры, я буду днем и ночью молить Бога о том, чтобы он воздал вам на земле и на небесах. А если вы мне откажете, если ваше сердце не откликнется на мою просьбу таким же самоотверженным порывом, тогда нам придется никогда больше не встречаться и расстаться навсегда, ибо, повторяю, клянусь вам перед Богом, я никогда не буду вам принадлежать, даже если кроме вас не будет других мужчин!
- Мари, Мари, не давайте такой клятвы! Оставьте мне хоть какую-то надежду. Возможно, что со временем мы смогли бы преодолеть все препятствия на нашем пути!
- Мишель, оставить вам надежду было бы с моей стороны еще одной ошибкой, а раз даже уверенность в том, что я разделяю с вами страдания, не придает вам твердости духа и не вдохновляет вас на самопожертвование, я горько сожалею о том, что произошло между нами в эту ночь… Нет, - продолжала девушка, проведя ладонью по лбу, - не будем больше предаваться пустым мечтам: они слишком опасны для нас. Вы слышали мою мольбу, и ваше сердце не дрогнуло - мне остается лишь проститься с вами навсегда.
- Мари, я вас больше никогда не увижу!.. О! Лучше смерть… Я выполню… все, что вы потребуете от меня…
Он смолк, не имея сил продолжать.
- Я ничего не требую от вас, - сказала Мари, - я лишь на коленях прошу вас не разбивать два сердца вместо одного.
И в самом деле, она бросилась в ноги молодому человеку.
- Встаньте, Мари, встаньте, - сказал он. - Да, да, я сделаю все, что вы хотите, но вы останетесь, вы не уедете? И когда мои страдания станут особенно невыносимыми, я буду черпать недостающие мне силу и мужество в ваших глазах! Мари, я вам повинуюсь!
- Спасибо, мой друг! Я принимаю эту жертву, о которой бы не просила, если бы не надеялась, что она будет ненапрасной ни для вас, ни для Берты.
- Но как же вы, вы? - воскликнул молодой человек.
- Мишель, не думайте обо мне.
Молодой человек горестно вздохнул.