Пять или шесть нищих, прежде чем сойти с церковной паперти, на которой они весь день просили милостыню, преклонили колени и совершали вечернюю молитву.
По всей вероятности, среди них и надо было искать нужного ему человека.
Папаше Эсташу было поручено окроплять верующих святой водой.
Найти его оказалось нелегкой задачей, ибо, кроме двух или трех женщин, закутанных с головой в ситцевые накидки, которые состояли из разноцветных кусочков, он увидел трех нищих, но никто из них не держал в руках кропила.
И любой из трех старцев мог оказаться тем человеком, кого искал Мишель.
К счастью, у Мишеля был опознавательный знак.
Взяв в руки веточку остролиста, по совету Берты прицепленную к шляпе, он уронил ее перед дверью.
Двое нищих оттолкнули веточку ногой и пошли своей дорогой, не обратив на нее ни малейшего внимания.
Зато третий, невысокий, худой и болезненного вида старец с выступавшим из-под черного шелкового колпака огромным носом, заметив на церковных плитах зеленые листочки, нагнулся и подобрал веточку, с беспокойством оглядываясь по сторонам.
Мишель вышел из-за колонны.
Папаша Эсташ - ибо это был именно он - взглянул на Мишеля.
Не сказав ни слова, он направился к монастырской галерее.
Мишель понял, что недоверчивому папаше Эсташу было мало веточки остролиста и нужно еще сказать пароль. Пройдя за ним шагов двенадцать, он нагнал старика и обратился к нему со словами:
- Я прибыл с юга.
Нищий вздрогнул.
- И куда путь держите?
- В Рони, - ответил Мишель.
Нищий остановился, а затем повернул обратно.
На этот раз он направился в сторону города; незаметно подмигнув Мишелю, он дал ему понять, что согласен указать ему дорогу; Мишель, пропустив своего проводника вперед шагов на пять или шесть, пошел за ним следом.
Они вышли за церковные ворота и пересекли часть города; в ту минуту, когда они сворачивали в узкую и неосвещенную улочку, нищий задержался на несколько секунд у низкой и темной двери в садовой ограде, а затем продолжил свой путь.
Мишель хотел уже было последовать за ним, но тот, кивком указав ему на низкую дверь, исчез в темноте.
И только теперь Мишель заметил, что его провожатый просунул веточку остролиста, подобранную им в церкви, в железное кольцо двери.
Барон понял, что находился у цели своего путешествия.
Он поднял молоток и тут же опустил его.
На стук открылось оконце в двери, и показавшийся в нем мужчина спросил, что ему надо.
Когда Мишель повторил пароль, его провели в большую комнату с низким потолком, где у полыхавшего камина, поставив ноги на подставку для дров, сидел в домашнем халате и спокойно читал газету господин, которого Мишель видел в замке Суде в тот вечер, когда ужин, приготовленный для Малыша Пьера, достался генералу Дермонкуру, и которого во второй раз повстречал с ружьем в руках накануне боя при Ле-Шене.
Несмотря на свой самый что ни на есть мирный вид, у господина под рукой на столе рядом с чернильницей, бумагой и перьями лежали два двуствольных пистолета.
Он тут же узнал Мишеля и поднялся ему навстречу.
- Сударь, мне кажется, что я вас видел в наших рядах, - произнес он.
- Да, - ответил Мишель, - накануне боя недалеко от Ле-Шена.
- А где вы были на следующий день? - спросил с улыбкой человек в домашнем халате.
- На следующий день я сражался у Ла-Пенисьера, где был ранен.
Незнакомец отвесил поклон.
- Не окажите ли вы мне честь назвать ваше имя? - спросил он.
Мишель представился; мужчина в домашнем халате, заглянув в записную книжку, которую он вынул из-за пазухи, с удовлетворенным видом кивнул и, повернувшись к молодому человеку, спросил:
- А теперь скажите, сударь, что вас ко мне привело?
- Желание увидеться с Малышом Пьером и оказать ему услугу.
- Простите, но так к нему не приходят. Вы один из наших; я знаю, что могу вам доверять; но вы должны понять, что, если в дом, до сих пор, к счастью, ничем не выделявшийся среди других, будут наведываться частые гости, полиция почует неладное. Поделитесь со мной вашими планами, а я сообщу ответ, только вам придется немного подождать.
И Мишелю ничего не оставалось, как рассказать о том, что произошло между ним и его матерью, как она, узнав о смертном приговоре, который ему был вынесен, нашла и зафрахтовала судно, чтобы он мог бежать, и как ему пришла мысль использовать это судно для спасения Малыша Пьера.
Мужчина в домашнем халате выслушал его рассказ с большим вниманием. Когда молодой человек закончил, он сказал:
- По правде говоря, вас посылает само Провидение! Какие бы меры предосторожности мы ни предпринимали - и вы сами могли в этом убедиться, - рано или поздно дом, где скрывается Малыш Пьер, попадет в поле зрения полиции; ради спасения общего дела в наших интересах, да и для блага самого Малыша Пьера ему лучше всего сейчас уехать, тем более что не надо искать готовый к отплытию корабль; я сейчас же пойду к нему за указаниями на этот счет.
- Мне вас сопровождать? - спросил Мишель.
- Нет, ваша крестьянская одежда привлечет внимание сыщиков, которых вокруг видимо-невидимо. В какой гостинице вы остановились?
- На постоялом дворе "Рассвет".
- У Жозефа Пико. Тогда вам нечего бояться.
- А! - заметил Мишель. - Я так и знал, что уже видел его; только я считал, что он проживает где-то между Булонью и Машкульским лесом.
- А вы не ошиблись: он поневоле оказался работником трактира. Возвращайтесь обратно и подождите меня. Часа через два я приду один или с Малышом Пьером: один, если Малыш Пьер откажется принять ваше предложение, с ним, если он согласится.
- А вы уверены в Пико? - спросил Мишель.
- О! Как в нас самих! Напротив, если и можно его в чем-то упрекнуть, так это в излишней горячности. Вспомните, как в те дни, когда Малышу Пьеру пришлось кочевать по Вандее, более шестисот крестьян знали, где он находился, и ни одному из них не пришло в голову разбогатеть за счет предательства, что еще больше добавляет чести этим беднякам. Предупредите Жозефа, что к вам должны прийти, и попросите понаблюдать за улицей. Когда вы скажете: "Замковая улица, дом номер три" - вы увидите, что он, как и все, кто находится на постоялом дворе, будет вам беспрекословно подчиняться.
- Что вы еще посоветуете мне?
- Возможно, будет благоразумно, чтобы люди, сопровождающие Малыша Пьера, вышли поодиночке из дома, где он скрывается, и также поодиночке пришли к постоялому двору "Рассвет". Пусть вам приготовят комнату с окном, выходящим на набережную. Не зажигайте свет, оставьте окно открытым.
- Вы ничего не упустили?
- Нет… Прощайте или, вернее, до свидания! И если мы доберемся целыми и невредимыми до вашего судна, вы окажете нашему движению неоценимую услугу. Что до меня, то я пребываю в постоянном страхе: говорят, что за предательство предлагаются огромные деньги, и я боюсь, как бы кто-нибудь не польстился и не выдал нас.
Мишеля проводили к выходу, однако, вместо того чтобы выпустить через дверь, в какую он вошел, его провели через запасной выход на другую улицу.
Он быстрым шагом дошел до набережной; в "Рассвете" Жозеф Пико как раз давал указания мальчику, чтобы тот отвел лошадь Куртена, как и распорядился Мишель.
Зайдя на конюшню, молодой барон подал знак Жозефу, и тот тотчас понял, что Мишель хотел от него. Пико отослал мальчишку, отложив поручение до утра.
- Вы сказали, что знаете меня, - сказал Мишель, как только они остались одни.
- И очень даже хорошо, господин де ла Ложери, раз я назвал ваше имя.
- Пусть так, но я хочу тебе сказать, что и мне тоже известно, кто ты: тебя зовут Жозеф Пико.
- Не стану с вами спорить, - ответил крестьянин со своим обычным насмешливым видом.
- Жозеф, тебе можно доверять?
- В зависимости от того, кто меня об этом спрашивает: синим и красным - нет, белым - да.
- Так ты, значит, белый?
Пико пожал плечами:
- Был бы я здесь, если бы меня не приговорили к смерти точно так же, как и вас? Вот так: мне оказали великую честь и приговорили заочно. О! Перед законом мы с вами и впрямь равны.
- Ладно! А что ты здесь делаешь?
- Помогаю на конюшне, и ничего больше.
- Проводи меня к хозяину постоялого двора.
Пико пришлось разбудить трактирщика, который уже улегся спать.
Хозяин постоялого двора встретил Мишеля с некоторым недоверием, и тогда молодой человек, рассудив, что ему нельзя напрасно терять время, решил сразу же нанести главный удар и выпалил заветные слова:
- Замковая улица, дом номер три.
Едва он произнес пароль, как хозяина словно подменили и от его недоверия не осталось и следа; с этого мгновения он и его дом были в полном распоряжении Мишеля.
Теперь уже молодой барон задавал вопросы.
- У вас есть постояльцы? - спросил он.
- Всего один, - ответил трактирщик.
- И кто же?
- Хуже не бывает! Как раз тот, кого надо больше всего опасаться.
- Так вы его знаете?
- Это метр Куртен, мэр Ла-Ложери, настоящий мерзавец!
- Куртен! - воскликнул Мишель. - Куртен здесь! Вы в этом уверены?
- Я с ним незнаком, но меня предупредил Пико.
- И давно он приехал?
- Всего четверть часа назад.
- А где он?
- Сейчас в городе. Он слегка перекусил, а затем куда-то спешно отправился, предупредив, что вернется поздно, часа в два ночи; по его словам, у него дела в Нанте.
- Ему известно, что вы его знаете?
- Не думаю, если только он не узнал Жозефа, так же как тот узнал его. Однако не думаю: он находился на свету, в то время как Пико находился в темном помещении.
Мишель задумался.
- Не думаю, что метр Куртен так плох, как вы предполагаете; будь по-вашему, отнесемся к нему с недоверием и постараемся, чтобы он не узнал, что я остановился здесь.
Пико, до сих пор стоявший у двери, подошел к ним и воскликнул, вмешавшись в разговор:
- О! Вам будет достаточно только предупредить меня, если он начнет вам мешать, и я позабочусь о том, чтобы он ни о чем не догадался, а если и знает что-то, то я сделаю так, чтобы он никому не проговорился; я уже давно точу на него зуб, и мне недоставало предлога, чтобы…
- Нет, нет! - живо откликнулся Мишель. - Куртен - мой арендатор, и я слишком многим ему обязан и не хотел бы допустить, чтобы с ним случилась беда; впрочем, - поспешил добавить он, заметив, что Пико нахмурил брови, - он вовсе не такой плохой человек, как вы думаете.
Жозеф покачал головой, однако Мишель ничего не заметил.
- Не беспокойтесь, - сказал хозяин, - я прослежу за ним, когда он вернется.
- Хорошо! А ты, Жозеф, садись на лошадь, на которой я приехал; лучше будет, если метр Куртен не увидит ее на конюшне, а то, не дай Бог, он узнает ее: ведь это его кляча.
- Будет сделано!
- Ты хорошо знаешь реку?
- Левый берег знаю как свои пять пальцев, но что касается правого берега, могу заблудиться.
- Отлично, у меня будет для тебя дело на левом берегу.
- Тогда говорите.
- Ты отправишься в Куерон; на рейде второго острова между остовами двух потерпевших кораблекрушение кораблей ты увидишь морское судно под названием "Молодой Карл". Хотя судно стоит на якоре, на фок-мачте у него будет полоскаться брамсель и ты его сразу увидишь.
- Будьте спокойны.
- Ты возьмешь лодку и подплывешь к нему; тебе крикнут: "Кто идет?" Ты ответишь: "Бель-Иль-ан-Мер". И тогда тебя возьмут на борт; передай капитану вот этот платок в таком виде, как он есть, то есть с тремя завязанными уголками, и скажи ему, чтобы он приготовился выйти в море к часу ночи.
- И это все?
- О! Боже мой, да… то есть нет, не все; Пико, если я тобой буду доволен, ты получишь еще пять золотых в добавок к той монете, что уже получил сегодня.
- Согласен, - сказал Жозеф Пико, - я нахожу удовольствие в том, чем занимаюсь здесь, и только виселица, которая мне угрожает, портит настроение; а если бы время от времени мне удавалось пристрелить пару синих или же, например, отомстить Куртену, я бы не завидовал метру Жаку и лесным братьям… А что потом?
- Как что потом?
- Что делать после того как выполню ваше поручение?
- Ты спрячешься на берегу и подождешь нас; мы тебе свистнем. Если все будет в порядке, ты подойдешь к нам, предварительно подав сигнал, подражая кукушке, и, наоборот, если заподозришь неладное, дай нам знать, крикнув совой.
- Черт возьми! - произнес Жозеф. - Господин де ла Ложери, сразу видно, что вы прошли хорошую школу. Ваш план, как мне кажется, хорошо задуман. Честное слово, жаль, что вы не можете мне дать более приличную лошадь: ваше поручение было бы тогда исполнено быстро и в лучшем виде.
Жозеф Пико вышел, чтобы немедленно отправиться в путь.
Тем временем хозяин постоялого двора проводил Мишеля на второй этаж в довольно бедно обставленную комнату, смежную со столовой, с двумя окнами, выходившими на дорогу, а сам стал поджидать Куртена.
Как было условлено с господином в домашнем халате, Мишель открыл одно из окон, затем устроился на табурете так, чтобы его голова не была видна с дороги, на которую он устремил свой взгляд.
XIV
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ЛЮБОВНЫЕ ДЕЛА МИШЕЛЯ ВРОДЕ БЫ ПОШЛИ НА ЛАД
Несмотря на внешнее спокойствие, Мишель был охвачен сильнейшим волнением; от одной только мысли, что он скоро увидит Мари, у него защемило в груди, а сердце начало так учащенно биться, что, казалось, толчками гнало по венам кровь; он дрожал от волнения. Он не мог себе представить, чем все это для него кончится, а так как твердость духа, столь несвойственная его характеру, проявленная по отношению к матери и Берте, уже дважды приносила ему успех, он решил продолжить ту же линию поведения и с Мари. Он понимал, что наступил критический момент и от его решения теперь зависело, быть ли ему счастливым или до конца дней влачить жалкое существование человека, так и не сумевшего добиться своего счастья.
Прошел уже час с тех пор, как он с тревожным волнением провожал взглядом каждого человека, направлявшегося в сторону постоялого двора, стараясь не упустить ни малейшего жеста, указывавшего на то, что тот шел именно к двери гостиницы. И всякий раз, когда его надежды не сбывались, он чувствовал себя несчастным, минуты казались ему вечностью, и он не был уверен в том, что, когда Мари не в мечтах, а наяву предстанет перед ним, сердце не разорвется у него в груди.
Неожиданно он увидел человеческую тень, метнувшуюся вдоль стены со стороны Замковой улицы, и торопливо, осторожно и бесшумно продвигавшуюся вперед; по одежде он распознал в ней женщину, но этой женщиной не могли быть ни Малыш Пьер, ни Мари: маловероятно, чтобы тот или другая вышли на улицу без сопровождения.
Между тем барону показалось, что приближавшаяся женщина подняла голову, чтобы рассмотреть дом, потом он увидел, что она остановилась перед дверью постоялого двора. Затем ему послышался стук.
Мишелю было достаточно одного прыжка, чтобы оказаться на лестнице. Спустившись бегом вниз, он открыл дверь. На пороге перед ним стояла Мари, закутанная в накидку.
Молодые люди сумели только выдохнуть имена друг друга. Затем, схватив девушку за руку, Мишель увлек ее за собой в темноту дома и провел в комнату на втором этаже.
Едва они вошли, он воскликнул, падая перед ней на колени:
- О Мари! Наконец-то вы пришли! Мне кажется, что я вижу сон. Много раз мне снился этот благословенный миг, много раз воображение рисовало мне эту сладостную картину, и мне и сейчас не верится, что это не игра моего воображения. Мари, мой ангел, жизнь моя, позволь, любовь моя, прижать тебя к сердцу.
- О Мишель! Друг мой, - произнесла Мари со вздохом, будучи не в силах справиться с охватившим ее волнением, - я безмерно рада вновь увидеть вас. Но скажите, мое бедное дитя, вы были ранены?
- Да, но не рана причиняла мне неописуемые страдания: я мучился от разлуки с той, которую люблю больше жизни… О! Верь мне, Мари: я призывал к себе смерть как избавление, но она была глуха к моим мольбам.
- Мой друг, как вы можете об этом спокойно говорить? Как вы могли забыть все, что сделала для вас бедная Берта? Когда мы узнали обо всем, я еще больше восхитилась моей сестрой и еще сильнее полюбила ее за самоотверженную преданность, какую вы могли каждый день ощущать на себе.
При упоминании имени Берты Мишель, теперь решительно отказывавшийся подчиняться воле Мари, поднялся с колен и стал мерить шагами комнату, что свидетельствовало о его волнении.
Догадавшись, что происходило в душе молодого человека, Мари решила уговорить его в последний раз.
- Мишель, - обратилась к барону девушка, - заклинаю вас всеми слезами, пролитыми мною, когда я вспоминала вас, видеть во мне только сестру! Не забывайте, что скоро вы станете моим братом.
- Мари, я стану вашим братом? - покачав головой, произнес молодой человек. - О! Мое решение окончательное и бесповоротное: клянусь, этому никогда не бывать!
- Мишель, неужели вы забыли, что дали мне другую клятву?
- Я вовсе не давал клятвы! Да! Самым жестоким образом вы вырвали ее у меня; воспользовавшись моим добрым отношением к вам, вы потребовали, чтобы я отказался от вас! Но все мое существо взбунтовалось против этой клятвы, и я дал зарок, что никогда не выполню ее. И вот, Мари, я стою перед вами и говорю: прошло уже два месяца, как мы расстались, и на протяжении этих долгих месяцев я думал только о вас! И даже в тот день, когда я едва не был погребен под развалинами горящего замка Ла-Пенисьер, я думал только о вас! И даже когда я едва не погиб… от той пули, которая угодила мне в плечо и которая, если бы она летела немного ниже или чуть-чуть правее, попала бы мне прямо в сердце… и в ту секунду я тоже подумал о вас! Когда я умирал от голода, жажды, слабости и усталости, я думал только о вас! Берта - моя настоящая сестра. А вы моя единственная возлюбленная, моя обожаемая невеста; Мари, вы станете моей женой.
- О Боже мой! Мишель, что вы такое мне говорите? Вы сошли с ума!
- Да, Мари, однажды на меня уже нашло затмение, когда я подумал, что смогу повиноваться вашей воле; однако разлука, боль и отчаяние сделали меня другим человеком. У вас в руках уже не тонкая тростинка, которой вы могли вертеть, как только вам заблагорассудится. Мари, знайте, что бы вы ни сказали и ни сделали против этого, вы будете моей! Потому что я люблю вас, потому что вы любите меня, потому что я не хочу больше обманывать ни себя, ни Бога.
- Мишель, вы забываете, - ответила Мари, - что я, не в пример вам, никогда не отступаю от принятых решений; раз я дала клятву, я выполню ее.
- Пусть будет по-вашему, но тогда я навсегда расстанусь с Бертой, и она никогда больше не увидит меня.
- Друг мой…
- Мари, вы только подумайте, для чего, по-вашему, я нахожусь здесь?
- Мой друг, вы здесь, чтобы спасти принцессу, которой мы все преданы телом и душой.