- Гм, может быть.- Француз достал из кармана кожаный портсигар с длинными тонкими сигарами и предложил Шарпу угоститься. Шарп покачал головой. Лекруа долго возился с трутницей и, раскурив наконец сигару, сказал: - А вы хорошо сработали утром.
- Ваш гарнизон проспал.
Француз пожал плечами.
- Что еще от них ждать? Старые, больные, усталые люди. - Он сплюнул. - Но, думаю, больше у вас сегодня уже ничего не получится. Мост вы не взорвете.
- Не взорвем?
- Пушка,- коротко ответил Лекруа, кивая в сторону форта Жозефина. - К тому же мой полковник твердо настроен сохранить мост, а он всегда получает то, чего хочет.
- Полковник Вэндал?
- Вандал,- поправил Лекруа. - Полковник Вандал. Командир Восьмого полка. Вы ведь слышали о нем?
- Никогда.
- А следовало бы, капитан,- улыбнулся француз. - Почитайте отчеты об Аустерлице. Вы узнаете много интересного. Полковник Вандал - человек редкой смелости.
- Аустерлиц? - переспросил Шарп. - А что это?
Лекруа лишь пожал плечами. Солдаты перенесли на берег узлы и мешки, и Шарп, отправив их назад, подошел к лейтенанту Старриджу, который со злостью пинал доски настила над четвертым понтоном. Дерево местами прогнило, и ему удалось пробить небольшую дыру. Снизу пахнуло застойной водой.
- Если расширим дырку, может, что и получится.
- Сэр! - подал голос Харпер, и Шарп оглянулся.
Из ворот форта Жозефина выходила французская пехота. Солдаты пристегивали штыки и строились в шеренги. Сомнений быть не могло, они собирались идти к мосту. Французские батальоны подразделялись не на десять рот, как британские, а на шесть, и потому спускающаяся по склону с примкнутыми штыками рота выглядела весьма грозной силой. Проклятье, подумал Шарп, если лягушатникам хочется подраться, им стоит поспешить, потому что Старридж с помощью солдат уже содрал несколько досок настила, а сержант Харпер как раз подкатывал к месту закладки первый бочонок с порохом.
С португальской стороны донесся дробный стук копыт, и капитан, повернув голову, увидел бригадира, скачущего к мосту в сопровождении двух офицеров. Высыпавшие из форта красномундирники уже спускались по дороге на подмогу Шарпу и его людям. Конь бригадира закапризничал было на шатком мосту, но Мун, прекрасный наездник, справился с лошадью и подъехал к Шарпу.
- Что, черт побери, происходит?
- Они сказали, что хотят забрать своих раненых, сэр.
- Тогда что тут делает вся эта пехота?
- Полагаю, сэр, они хотят помешать нам взорвать мост.
- Чтоб им провалиться! - фыркнул бригадир, бросив на Шарпа недовольный взгляд, словно именно капитан был виноват в неуступчивости противника.- Либо они с нами дерутся, либо разговаривают. Нельзя же делать и одно, и другое одновременно! На войне, будь они прокляты, есть свои правила! - Дав коню шпору, он понесся дальше. За бригадиром, сочувственно взглянув на Шарпа, поскакал и его адъютант, майор Гиллеспи. Третьим всадником был Джек Буллен.- Ну же, лейтенант,- окликнул его Мун,- догоняйте! Будете моим переводчиком. Я в лягушачьем не силен.
Харпер закладывал уже вторую бочку, а лейтенант Старридж разматывал фитиль. Шарпу дела не нашлось, и он отправился в конец моста, где бригадир орал на Лекруа. Причиной несдержанности Муна был, очевидно, тот факт, что французская пехота спустилась до середины склона и разворачивалась в шеренгу в сотне шагов от моста. Солдатами командовали три конных офицера.
- Непозволительно говорить о передаче раненых и грозить нам оружием! - горячился Мун.
- Полагаю, сэр, они всего лишь вышли, чтобы забрать тех самых раненых,- примирительно отвечал Лекруа.
- Забрать раненых? С оружием? Нет, так не пойдет. И какого дьявола они пристегнули штыки?
- Уверен, это какое-то недоразумение,- гнул свое Лекруа. - Может быть, вы окажете нам честь и обсудите этот вопрос с моим полковником? - Он кивнул в сторону одного из всадников за французской шеренгой.
Мун не желал отправляться на переговоры с каким-то полковником.
- Пусть подъедет сюда,- потребовал он.
- Тогда, может быть, пошлете парламентера? - предложил Лекруа, пропуская мимо ушей прямой приказ бригадира.
- Ради бога! - рыкнул Мун. - Майор Гиллеспи! Поезжайте туда и вразумите этого полковника. Передайте, что он может прислать за ранеными одного офицера и двадцать солдат. Я разрешаю взять носилки, но никакого оружия не потерплю. Лейтенант! - Бригадир повернулся к Джеку Буллену. - Поезжайте с майором, будете переводить.
Гиллеспи с Булленом отправились за Лекруа вверх по склону. Между тем легкая рота Восемьдесят восьмого полка вышла на мост, который был теперь запружен солдатами. Шарп с беспокойством огляделся. Его рота прикрывала Старриджа, и теперь к ней присоединилась еще и легкая рота Восемьдесят восьмого. Вместе они представляли удобные мишени для выстроившихся в три шеренга французов. К тому же со стен форта за всем происходящим внизу наблюдали французские пушкари, несомненно уже зарядившие орудия картечью. Мун, приказавший роте Восемьдесят восьмого встать на мосту, теперь, похоже, понял, что она не столько помогает, сколько мешает.
- Отведите своих людей на берег,- крикнул он капитану Восемьдесят восьмого и повернулся к приближающемуся в одиночестве французскому офицеру. Гиллеспи и Буллен остались в тылу неприятельской роты.
Француз осадил коня шагах в двадцати от Шарпа, и капитан решил, что это, наверное, и есть прославленный полковник Вандал, командир Восьмого полка,- по крайней мере, у него были золотые эполеты на синем мундире, а треуголку венчал белый помпон, выглядевший несколько фривольно для человека столь мрачной наружности. Хмурое, неприятное лицо с застывшей на нем презрительно-враждебной миной украшали тонкие черные усы. Был он примерно одного с Шарпом возраста, между тридцатью и сорока, и от него исходило ощущение силы, что свойственно только уверенным в себе людям.
- Отведите своих людей на дальний берег,- резко, не утруждая себя любезностями, потребовал он на хорошем английском.
- А вы кто такой, черт возьми? - разозлился Мун.
- Полковник Анри Вандал,- ответил француз. - Вы отведете своих людей на дальний берег и оставите мост нетронутым.- Он достал из кармана часы, откинул крышку и показал циферблат Муну. - Даю вам одну минуту, после чего открываю огонь.
- Так дела не ведут,- с жаром возразил бригадир.- Хотите драться, полковник, будьте столь любезны вернуть моих парламентеров.
- Ваших парламентеров? - Вандал усмехнулся.- Я не видел белого флага.
- Ваш капитан тоже был без флага! - запротестовал Мун.
- Капитан Лекруа доложил, что вы доставили на мост порох, прикрываясь женщинами. Я не мог, разумеется, остановить вас, не убив при этом женщин. Вы рисковали их жизнями, а не я, поэтому у меня есть все основания считать, что это вы нарушили правила цивилизованного ведения войны. Тем не менее я верну ваших офицеров, когда вы уйдете с моста. У вас одна минута, мсье.- С этими словами полковник Вандал развернул коня и поскакал к своей пехоте.
- Вы что же, оставите их в плену? - крикнул ему вслед бригадир.
- Да! - бросил через плечо француз.
- Есть же правила! - взревел Мун.
- Правила? - Полковник придержал коня и на мгновение повернулся. На его красивом самоуверенном лице мелькнула гримаса отвращения. - Вы верите в то, что на войне есть правила? Думаете, война это что-то вроде вашего крикета?
- Ваш капитан попросил прислать парламентеров! Мы прислали. Такие вопросы решаются по определенным правилам. Даже вы, французы, должны их знать.
- Да, мы французы. И я скажу вам, мсье, кое-что о правилах. Мне приказано перейти по этому мосту с артиллерийской батареей. Если моста не будет, я не смогу перебраться через реку. Поэтому мое правило состоит в том, чтобы сохранить мост. Короче говоря, мсье, на войне есть только одно правило: победить. Во всех прочих отношениях, мсье, у нас, французов, правил нет.- Он снова развернулся и поскакал вверх по склону.
Некоторое время Мун, явно озадаченный такой бесцеремонностью француза, только смотрел ему вслед.
- Правила есть! - крикнул он, но ответа уже не последовало.
- Взрывать мост, сэр? - бесстрастно поинтересовался Шарп.
Мун как будто не слышал.
- Он должен их вернуть,- пробормотал бригадир.- Гиллеспи и вашего лейтенанта. Есть же, черт возьми, правила.
- Нам взрывать мост, сэр? - снова спросил Шарп.
Мун нахмурился. Похоже, такой поворот дела стал
для него полнейшей неожиданностью, и он не знал, как быть.
- Они не имеют права их задерживать!
- Он задержит их, сэр, если только вы не отмените приказ взорвать мост.
Еще секунду-две Мун колебался, потом, вероятно вспомнив, что вся его блистательная карьера зависит от того, будет разрушен мост или нет, коротко кивнул.
- Взрывайте.
- Назад! - крикнул Шарп, повернувшись к своим людям.- Всем назад! Мистер Старридж! Поджигайте шнур!
- Чтоб его! - Бригадир вдруг понял, что находится на неприятельском берегу. Французы откроют огонь, и он может не успеть вернуться из-за того, что на мосту полно народу. Развернув коня, Мун понесся назад. Стрелки и красномундирники уже бежали, и Шарп последовал за ними, оглядываясь на французов, с винтовкой в руке. Большой опасности не было. Французская пехота стояла довольно далеко и пока еще не попыталась приблизиться, но зато он увидел, как полковник Вандал повернулся к форту и махнул рукой.
- Чтоб его! - вслед за бригадиром выругался Шарп, и в следующую секунду мир содрогнулся - это шесть орудий разом изрыгнули из жерл заряд картечи. Черный дым стеганул небо, пули засвистели вокруг, стуча по мосту, хлеща по людям, взбивая в пену воду. Шарп услышал за спиной крик и увидел, что французская рота бежит к мосту. После залпа наступила странная тишина. Из мушкетов никто пока не стрелял. Река, получив порцию картечи, успокоилась. Кто-то снова вскрикнул, и на этот раз Шарп оглянулся - раненный в шею жеребец полковника встал на дыбы, заржал и сбросил наездника в людскую гущу.
Еще меньше повезло Старриджу. Шарп обнаружил его шагах в двадцати за бочонками с порохом. Пуля попала лейтенанту в голову и сразила наповал. Запальный шнур лежал рядом. Старридж размотал его, но не успел поджечь, а французы были уже почти на мосту. Шарп схватил трутницу, метнулся к бочонкам, укоротил шнур, оставив не больше полутора ярдов, и ударил кремнем о сталь. Искра вспыхнула и потухла. Он ударил еще раз; теперь клочок сухого холста занялся, и капитан осторожно подул на него. Пламя перепрыгнуло на фитиль и проворно, потрескивая и разбрасывая искры, побежало к бочке. Первые французы подскочили к мосту, сдвинули в сторону мешавшую им повозку, упали на колено и вскинули мушкеты. Шарп скосил глаза на фитиль. Огонь, казалось, едва полз. Первыми ударили винтовки; звучали они суше и резче, чем мушкеты. На груди одного из французов как будто расцвел красный цветок, он кувыркнулся с моста с возмущенным выражением на лице, но тут его товарищи дали залп, и воздух вокруг Шарпа прошили десятки пуль. А чертов фитиль все горел и горел. Французы были уже совсем близко, и тогда Шарп оторвал еще кусок шнура и поджег им оставшийся огрызок. Снова ударили винтовки. Офицер-француз прокричал что-то своим людям. Шарп раздул огонек и, убедившись, что он не погаснет, повернулся и помчался к западному берегу.
Раненого Муна подобрали двое парней из 88-го, так что бригадиру ничто не угрожало.
- Быстрее, сэр! - крикнул Харпер.
За спиной уже громыхали французские сапоги, когда сержант сорвал с плеча семистволку, оружие залпового огня, созданное для морского боя, но так и не получившее широкого распространения. Его предполагалось использовать против вражеских снайперов, стреляя с боевых платформ полудюймовыми пулями, однако сила отдачи оказалась настолько велика, что управляться с ним умели лишь немногие. Одним из этих немногих был Патрик Харпер.
- Ложитесь, сэр! - проревел он, и капитан бросился на землю. Семистволка громыхнула, и переднюю шеренгу французов разорвали семь пуль, но один уцелевший чудом сержант побежал-таки к бочке, у крышки которой уже шипел догорающий фитиль. Шарп не успел подняться, зато успел сорвать винтовку, повернуть ее в сторону врага и спустить курок. Сквозь дым он увидел, как лицо француза исчезло за пеленой красных брызг, и его отбросило от бочки. Больше он ничего не увидел, потому что запал догорел и мир раскололся.
Бочки с порохом грохнули так, что небо вздрогнуло и потемнело. Дым, огонь и щепки взлетели в воздух, но основную силу взрыва принял на себя мост. Понтон ушел под воду, настил не выдержал напряжения, доски трещали и ломались. Французов отбросило назад; кого-то убило, кого-то обожгло, кого-то оглушило. Еще мгновение - и разбитый понтон выскочил из-под воды, и удерживавшие его якорные цепи не выдержали. Мост качнуло так, что Харпер не удержался на ногах. Они с Шарпом вцепились в доски. Река ревела, напирая, расширяя брешь, взбивая пену. Повсюду валялись горящие щепки. Оглушенный взрывом, Шарп с трудом поднялся и, шатаясь, побрел к португальскому берегу, и тут якорные цепи начали рваться одна за другой, и чем больше их рвалось, тем больше напряжения приходилось на оставшиеся. Французская пушка снова сыпанула по мосту картечью, и один из солдат, несших бригадира Муна, как будто споткнувшись, упал лицом вниз. На спине у него расплывалось темное пятно. Беднягу вырвало кровью, и бригадир Мун вскрикнул от боли - его уронили. Мост качался, как ветка на ветру, и Шарп, чтобы не свалиться в воду, упал на колени и схватился за помост. С испанского берега стреляли из мушкетов, но расстояние было слишком велико, чтобы рассчитывать на эффективность такого огня. Коня бригадира швырнуло в реку, и он после недолгой борьбы за жизнь пошел ко дну.
В дальний конец моста врезался снаряд. Скорее всего, французские пушкари старались удержать британцев на разваливающейся переправе, где их можно было посечь картечью. Неприятельская пехота отступила на восточный берег, откуда палила из мушкетов. Долину затягивало дымом. Вода перехлестнула через понтон, за который держались Шарп и Харпер, потом он содрогнулся, а настил раскололся. Шарп испугался, что мост перевернется. Пуля щелкнула по доске сбоку от него. Второй снаряд разорвался у дальнего края, оставив после себя клуб грязно-серого дыма, который поплыл вверх по течению. Над берегом пронеслась стайка каких-то сорвавшихся в панике белых птиц.
Мост еще содрогнулся и затих. Центральная его часть оторвалась и поплыла вниз по течению. Последняя якорная цепь лопнула, и все шесть понтонов закружились и медленно сдвинулись с места. Вода забурлила под градом картечи. Шарп смог наконец подняться на колени. Он зарядил винтовку, прицелился и выстрелил. Харпер, забросив на плечо семистволку, тоже взялся за винтовку. Их поддержали стрелки Слэттери и Харрис, выбравшие своей целью конных офицеров. Впрочем, когда дым рассеялся, оба офицера по-прежнему сидели в седле. Подхваченные течением, понтоны дрейфовали все быстрее и быстрее, сопровождаемые кусками настила, обугленными щепками и прочим мусором. Бригадир, лежавший на спине, попытался приподняться на локтях.
- Что случилось?
- Плывем, сэр,- отозвался Шарп.
На пустившемся в самостоятельное плавание плоту оказалось шесть человек из 88-го полка и пять стрелков из Южного Эссекского. Остальная часть его роты либо успела добраться до берега до взрыва, либо оказалась в воде. Итого, в распоряжении бригадира и капитана осталось тринадцать человек, тогда как около сотни французов бежали по берегу, стараясь держаться наравне с плотом. Оставалось только надеяться, что на путешественников не падет проклятие числа тринадцать.
- Попробуйте отгрести к западному берегу! - распорядился Мун.
Несколько британских офицеров, воспользовавшись захваченными лошадьми, тоже пытались не отстать от плота, преследуя его по другому берегу.
Однако приклады мушкетов и винтовок оказались негодной заменой весел - понтоны были слишком тяжелыми и продолжали путь на юг, не обращая внимания на тщетные потуги людей. Еще один снаряд упал в реку, и хотя запал его тут же погас, бригадир занервничал.
- Гребите же, Христа ради! - взорвался он.
- Они делают все, что в их силах, сэр,- сказал Шарп. - Что у вас с ногой? Сломали?
- Похоже, берцовая кость.- Мун моргнул от боли. - Слышал, как она треснула, когда лошадь упала.
- Потерпите минутку, сэр,- успокоил его Шарп,- сейчас мы ее поправим.
- Ничего подобного! Даже и не думайте! Я хочу, чтобы меня доставили к врачу.
Шарп промолчал, потому как никакой гарантии доставки бригадира куда-либо, кроме как еще дальше вниз по течению, дать не мог. Впереди река огибала могучий утес, возвышавшийся на испанской стороне, и капитан надеялся, что это препятствие остановит французов. Он попытался грести винтовкой, но плот упрямо шел своим курсом. Миновав утес, река расширялась, поворачивала к западу и немного замедляла ход.
Французы отстали. Британцы преследование не прекратили, но и на португальском берегу препятствий тоже хватало. Пушка форта Жозефина продолжала палить, однако поскольку плот был уже не виден, били артиллеристы, должно быть, по неприятелю на западном берегу. Шарп вооружился широкой доской, которую использовал в качестве руля - не потому что надеялся на какую-то пользу от нее, а чтобы не дать бригадиру повода для обвинения всех в бездействии. Несмотря на предпринимаемые усилия, проклятый плот упорно держался вблизи испанского берега. Шарп подумал о Буллене и стиснул от злости кулаки. Какая несправедливость!
- Я его убью! - прохрипел он.
- Что? Кого вы собираетесь убить? - спросил Мун.
- Того чертова француза, сэр. Полковника Вандала.
- Прежде всего, Шарп, вам надлежит доставить меня на берег и сделать это как можно скорее.
В этом месте понтоны проскрежетали по дну и остановились, уткнувшись в берег.
Крипта находилась под собором и представляла собой лабиринт, вырубленный в скале, на которой стоял Кадис. В углублениях под плитами пола покоились в ожидании воскрешения отошедшие в мир иной бывшие епископы Кадиса.
Два пролета каменных ступенек вели в большую подземную часовню, круглый зал высотой в два человеческих роста и в тридцать шагов шириной. Если бы кто-то, встав посредине зала, хлопнул в ладоши, эхо повторило бы хлопок пятнадцать раз.
Пять каверн открывались из часовни. Одна вела в другую круглую часовенку, поменьше размером, помещенную в самый конец лабиринта, тогда как четыре другие не вели никуда и просто примыкали к главному залу. Глубокие и темные, они соединялись между собой посредством скрытого коридора, проходившего вокруг всей крипты. Каверны ничем не украшались. Собор над ними мог сиять светом свечей, сверкать мрамором и похваляться раскрашенными святыми, серебряными дарохранительницами и золотыми подсвечниками, но в крипте не было ничего, кроме камня. Красили только алтари. В меньшей из часовен печальная Богоматерь грустно взирала через длинный проход на своего страдающего сына, висящего на серебряном кресте в главной палате.