- Я поклялся, что Сарра будет твоей, если ты удвоишь доверенную тебе сумму. Что же ты сделал с моими деньгами?
- Это не моя вина, - ответил я, - если непредвиденный случай опрокинул мои расчеты, я защищал твоё добро, не щадя собственной жизни. Ты можешь сосчитать твои деньги, ты ничего не потерял; более того, есть даже известная прибыль, о которой, однако, не стоит и говорить, ибо она не идет ни в какое сравнение с той, которая нас ожидала.
Тут внезапно счастливая идея пришла мне в голову, и, решив все сразу бросить на чашу весов, я прибавил:
- Если ты, однако, хочешь, чтобы нынешний день был днем прибыли, я могу иным способом восполнить ущерб.
- Как это? - воскликнул Седекия. - Понимаю, наверное снова какое-то предприятие, которое удастся так же, как и предыдущие.
- Нет, - возразил я, - ты убедишься, что я предлагаю подлинную ценность.
Сказав это, я поспешно вышел и миг спустя возвратился, неся подмышкой мой бронзовый ларец. Седекия испытующе на меня взглянул, улыбка надежды пролетела по устам Сарры, я же тем временем отворил ларчик, вынул находящиеся в нём бумаги и, разодрав их надвое, отдал старику. Седекия в одно мгновение сообразил, в чем дело; он судорожно сжал бумаги, выражение неизъяснимого гнева исказило его черты, он поднялся. хотел что-то сказать, но слова замерли у него в груди. Судьба моя должна была решиться. Я бросился к ногам старца и зарыдал.
Видя это, Сарра пала на колени рядом со мной и, сама не зная отчего, вся заплаканная, стала целовать руки своему деду. Старик свесил голову на грудь, тысячи чувств боролись в его душе; он молча разрывал бумаги в клочья; наконец он встал и поспешно вышел из комнаты. Мы остались одни, погруженные в горестнейшую неуверенность. Признаюсь, что я утратил всякую надежду; однако после того, что произошло, понял, что я не должен оставаться больше в доме Седекии. В последний раз я взглянул на заплаканную Сарру и вышел, как вдруг увидел в прихожей необыкновенную возню и толчею. Я осведомился о причинах такого волнения, и мне с улыбкой ответили, что я меньше, чем кто другой, должен задавать подобные вопросы.
- Ведь, - прибавляли люди, - Седекия выдает за тебя свою внучку и велел насколько возможно ускорить приготовления к свадьбе.
Вы можете себе представить, как я из глубины отчаяния сразу пришел в состояние неописуемого счастья. Спустя несколько дней я взял Сарру в жены. Мне недоставало только, чтобы друг мой участвовал в столь замечательной перемене моей судьбы; но Герман, увлеченный учением пророка из Назарета, принадлежал к тем, которые изгоняли нас из храма; поэтому, несмотря на нашу дружбу, я порвал с ним всякие отношения и с тех пор совершенно потерял его из вида.
После того, как я испытал столько превратностей судьбы, мне казалось, что я начну наслаждаться мирной жизнью, тем более, что я отрекся от ремесла менялы, ибо опасное это занятие мне уже опротивело. Я хотел жить на проценты с моего состояния; но, чтобы не терять времени даром, решил давать деньги в рост. Не испытывая недостатка в клиентах, я извлекал большие барыши. Сарра с каждым днем все более услаждала моё существование, как вдруг нежданный случай изменил все.
Но солнце уже заходит, приближается час вашего отдыха, меня же призывает могущественное заклятье, которому я не могу сопротивляться. Какое-то странное чувство переполняет мою душу: а что, если это конец моих страданий? Прощайте.
С этими словами бродяга скрылся в ближайшем ущелье. Меня удивили последние его слова, и я спросил каббалиста об их значении.
- Я сомневаюсь, - ответил Узеда, - чтобы мы услышали продолжение приключений Агасфера. Негодяй этот, сколько раз ни доходит до эпохи, когда за нанесение обиды пророку он был обречен на вечное паломничество, обыкновенно исчезает, и уже никакими силами невозможно призвать его обратно. Последние его слова нисколько меня не удивили.
С некоторых пор я и сам замечаю, что бродяга сильно одряхлел и состарился, но, однако, к смерти это его отнюдь не приведет, ибо в противном случае что бы сталось с вашим почтенным преданием?
Видя, что каббалист намерен шествовать по стезе замечаний, которых не следует слушать правоверным католикам, я прервал дальнейшую беседу, отдалился от прочего общества и вернулся в свой шатер.
Вскоре все возвратились, однако не отправились сразу на покой, ибо я долго ещё слышал голос Веласкеса, развивающего перед Ревеккой нескончаемую цепь каких-то математических доказательств.
День сорок седьмой
На следующий день цыган сообщил нам, что он ждет нового подвоза товаров и ради безопасности решил некоторое время провести в этом месте. Мы с удовольствием приняли эту новость, ибо во всей горной цепи Сьерра-Морены невозможно было найти столь же чарующий уголок. Утром я отправился с несколькими цыганами на охоту в горы, возвратившись же к вечеру, присоединился к обществу и слушал продолжение рассказа вожака, который начал такими словами:
Продолжение истории цыганского вожака
Я вернулся в Мадрид с кавалером Толедо, который искренне собирался наверстать время и вознаградить себя за дни, проведенные в обители камедулов. Приключения Лопеса Суареса живо его заняли; в дороге я рассказывал ему ещё некоторые подробности этих похождений, кавалер внимательно слушал и, наконец, произнес:
- Вступая как бы в новую эпоху жизни после покаяния, следовало бы начать с того, чтобы сделать кому-нибудь добро. Мне жаль этого бедного юношу, который без друзей и знакомых, больной, заброшенный, да к тому же ещё и влюбленный, сам не знает, как быть в чужом городе. Аварито, ты проводишь меня к Суаресу, может быть, я ему окажусь полезным.
Намерение кавалера Толедо нисколько меня не удивило: ведь я уже с давних пор имел возможность убедиться в его благородном образе мыслей и готовности оказать помощь ближним.
И в самом деле, приехав в Мадрид, кавалер тотчас же отправился к Суаресу. Я пошел вслед за ним. Сразу же, как только мы вошли, нас поразило странное зрелище. Лопес метался в жесточайшем приступе горячки. Глаза его были открыты, но он ничего не видел; иногда только бледная улыбка пролетала по его запекшимся губам, должно быть, при мысли о возлюбленной Инес. В кресле, что стояло рядом с его ложем, развалился Бускерос; он даже не обернулся, когда мы вошли. Я подошел к нему и увидел, что он спит. Толедо приблизился к виновнику несчастий юного Суареса, схватил его за плечо и потряс. Дон Роке очнулся, протер глаза, вытаращил их и завопил:
- Что я вижу, сеньор дон Хосе здесь? Вчера я имел честь встретить на Прадо сиятельного герцога Лерму, который внимательно ко мне присматривался, очевидно, желая ближе со мной познакомиться. Если его герцогской милости потребуется моё содействие, благоволи, сеньор, засвидетельствовать благородному своему брату, что я в любую минуту готов к его услугам.
Кавалер Толедо остановил нескончаемый поток слов, льющийся из уст Бускероса, и заметил ему:
- Сейчас речь не о том. Я пришел узнать, как чувствует себя больной и не нужно ли ему чего?
- Больной чувствует себя прескверно, - ответил дон Роке, - а нужны ему прежде всего здоровье, радость, да ещё в придачу - рука и сердце прекрасной Инес.
- Что касается первого, - прервал его Толедо, - то я тотчас же отправлюсь за лекарем моего брата, который слывет одним из самых сведущих в Мадриде.
- Что же касается второго, - прибавил Бускерос, - то ты ничем ему, сеньор, не поможешь, ибо не возвратишь жизни его отцу; относительно же третьего, я могу тебя заверить, что не щажу усилий, чтобы осуществить его намерение.
- Что такое? - вскричал я. - Умер отец дона Лопеса?
- Вот именно, - ответил Бускерос, - внук того самого Иньиго Суареса, который, избороздив множество морей, основал торговый дом в Кадисе. Больному было уже гораздо лучше, и вскоре к нему, конечно, совершенно вернулись бы прежние силы, если бы весть о кончине его родителя вновь не повергла бы его на ложе недуга. Однако, - продолжал Бускерос, обращаясь к Толедо, - если тебя, сеньор искренне занимает судьба моего друга, позволь мне сопровождать тебя в поисках лекаря и в то же время предложить тебе мои услуги.
С этими словами они оба вышли, я же остался при больном. Я долго всматривался в бледное его лицо, на коем страдания за столь короткий срок проложили сеть тончайших морщин, и в душе проклинал назойливого Бускероса, видя в нём причину всех несчастий злополучного Суареса. Больной уснул, я затаил дыхание, чтобы невольным движением не нарушить покоя несчастного юноши, как вдруг послышался стук в дверь. В раздражении я поднялся и, на цыпочках подойдя к двери, отворил. Я увидел уже немолодую, но очень приятной наружности женщину, которая, видя, что я приложил палец к губам в знак молчания, велела мне выйти к ней в прихожую.
- Мой юный друг, - сказала она мне, - не мог ли бы ты мне сказать, как сегодня чувствует себя сеньор Суарес?
- Мне кажется, что очень плохо, - ответил я, - но он только что уснул, и я надеюсь, что сон несколько подкрепит его силы.
- Мне говорили, что он необыкновенно страдает, - продолжала незнакомка, - и одна особа, которая принимает в нём искреннее участие, просила меня, чтобы я сама убедилась в том, каково состояние его здоровья. Будь столь любезен и, когда он проснется, передай ему эту записочку. Завтра я сама приду узнать, стало ли ему лучше.
Сказав это, дама исчезла, я же спрятал записочку в карман и вернулся в комнату.
Вскоре пришел Толедо с доктором: почтенный служитель Эскулапа напомнил мне с виду доктора Сангре Морено. Он остановился у ложа больного, после чего заявил, что в данную минуту ни за что не может ручаться, но что, однако, останется всю ночь около Суареса и наутро сможет дать окончательный ответ. Толедо по-дружески обнял его, велел не щадить никаких усилий, и мы вышли вместе, обещая себе, каждый в глубине души, завтра на рассвете вернуться. По дороге я рассказал кавалеру о визите незнакомки; он взял у меня записку и сказал:
- Я уверен, что это послание прекрасной Инес. Завтра, если Суарес будет чувствовать себя лучше, мы сможем вручить ему это послание.
Я и в самом деле рад был бы полжизни отдать за счастье этого молодого человека, которому причинил столько страданий. Но уже поздно, нам после нашей поездки также необходим отдых. Пойдем, ты выспишься у меня.
Я охотно принял приглашение человека, к которому все сильнее привязывался, и, поужинав, вскоре уснул крепким сном.
Наутро мы пошли к Суаресу. По лицу врача я понял, что искусство одержало победу над недугом. Больной был ещё очень слаб, но узнал меня и сердечно поздоровался. Толедо рассказал ему, каким образом сделался причиной его увечья; заверил, что применит все средства, чтобы вознаградить его за перенесенные им муки и просил, чтобы отныне Суарес изволил считать его своим другом. Суарес с благодарностью принял это предложение и подал кавалеру свою ослабевшую руку. Толедо вышел в другую комнату с лекарем; тогда, воспользовавшись случаем, я передал Суаресу записочку. Слова, заключающиеся в ней, оказались, должно быть, самым лучшим лекарством, ибо Лопес сел на постели, слезы хлынули у него из глаз; он прижал письмецо к сердцу и голосом, прерывающимся от рыданий, произнес:
- Великий боже, так значит ты не покинул меня, я не один на свете! Инес, моя дорогая Инес не забыла обо мне, она меня любит! Почтенная госпожа Авалос сама пришла осведомиться о моём здоровье.
- Именно так, сеньор Лопес, - ответил я, - но, ради всего святого, успокойся, внезапное волнение может тебе повредить.
Толедо услышал последние мои слова и вошел вместе с лекарем, который предписал больному прежде всего отдых, охлаждающее питье и удалился, обещая вернуться вечером. Миг спустя двери распахнулись, и мы увидели входящего Бускероса.
- Браво! - заорал он, - великолепно, наш больной, как вижу, нынче уже гораздо здоровее! Тем лучше, ибо вскоре мы сможем приступить к делу. В городе распространился слух, что дочка банкира на этих днях выходит замуж за герцога Санта Маура. Пускай себе болтают, что хотят: увидим, кто настоит на своём. Я как раз повстречал в трактире "Под золотым оленем" дворянина из свиты герцога и легко дал ему понять, что им незачем было приезжать сюда.
- Без сомнения, - прервал его Толедо, - и я полагаю, что сеньор Лопес не должен терять надежды, однако же, в этом случае я желал бы, чтобы вы, ваша милость, ни во что не вмешивались.
Кавалер произнес эти слова с заметным ударением. Дон Роке не посмел ему ничего на это ответить; я заметил только, что он с удовольствием смотрит на Толедо, прощающегося с Суаресом.
- Прекрасные речи ни к чему не приведут, - сказал дон Роке, когда мы остались одни, - тут нужно действовать и как можно скорее.
Когда назойливый идальго досказывал эти слова, я услышал стук в дверь. Я догадался, что это госпожа Авалос, и шепнул на ухо Суаресу, чтобы он спровадил Бускероса через задние двери, но тот обиделся на эти слова и сказал:
- Тут нужно действовать, я повторяю; если же это визит, имеющий отношение к главному нашему делу, то я должен при нём присутствовать или, по крайней мере, слышать весь разговор из другой комнаты.
Суарес метнул умоляющий взгляд на Бускероса, который, видя, что больной не слишком жаждет его присутствия, ушел в смежную комнату и скрылся за дверями. Госпожа Авалос недолго пробыла у нас, она с радостью приветствовала выздоровление Суареса, заверила его, что Инес не перестает думать о нём и любить его; что именно по просьбе Инес она пришла его навестить и что в конце концов Инес, которая встревожилась, когда узнала о новом несчастье, обрушившемся на него, решила нынче вечером навестить его вместе с теткой и словами утешения и надежды вселить в него отвагу, чтобы он смог перенести удары судьбы.
После того как госпожа Авалос ушла, Бускерос вновь ворвался в комнату и сказал:
- Что я слышал? Прекрасная Инес хочет навестить нас сегодня вечером? Вот это истинное доказательство любви! Бедная девушка не думает даже, что этим безрассудным поступком может погубить себя навеки; но мы тут подумаем за неё. Сеньор дон Лопес, я бегу за моими друзьями, поставлю их в засаду и велю, чтобы они никого из посторонних не впускали в дом. Будь спокоен, я все это дело беру на себя.
Суарес хотел ему что-то ответить, но дон Роке выскочил, как ошпаренный. Видя, что над нами сгущаются новые тучи и что Бускерос снова задумал выкинуть какую-то штуку, я, не говоря ни слова больному, побежал со всех ног к Толедо и рассказал ему все, что случилось. Кавалер нахмурился, задумался и велел, чтобы я вернулся к Суаресу и заверил его, что он, Толедо, применит все средства, чтобы обезопасить его от нелепых выходок докучного Бускероса. Впрочем, мы услышали грохот подъезжающего экипажа. Миг спустя вошла Инес со своей тетушкой. Не желая быть навязчивым, я потихоньку выскользнул за дверь, как вдруг снизу до меня донеслись чьи-то раздраженные голоса. Я сбежал по лестнице и увидел Толедо, вступавшего в спор с каким-то незнакомцем.
- Сударь мой, - говорил чужеземец, - ручаюсь тебе, что могу сюда войти. Моя невеста назначает в этом доме любовные свидания какому-то мещанину из Кадиса, я знаю об этом наверняка. Приятель этого негодяя в трактире "Под золотым оленем" в присутствии моего дворецкого вербовал каких-то шалопаев, которые должны были тут стоять на страже, чтобы кто-нибудь не спугнул голубка и горлицу!
- Извини, сеньор, - ответил Толедо, - но я ни под коим видом не могу позволить тебе войти в этот дом. Не спорю, что сюда минуту назад вошла молодая женщина, но это одна из моих родственниц, которую я никому не дам в обиду.
- Ложь! - вскричал незнакомец. - Женщина эта - Инес Моро, и она моя невеста.
- Сеньор, ты назвал меня лжецом, - сказал Толедо. - Я не собираюсь разбирать, прав ты или нет, но ты оскорбил меня и ты не ступишь ни шагу прежде, чем не дашь мне сатисфакции. Я - кавалер Толедо, брат герцога Лермы.
Незнакомец приподнял шляпу и ответил:
- Герцог Санта Маура к твоим услугам, сеньор.
С этими словами он распахнул плащ и обнажил шпагу. Фонарь, висящий над дверью, бросал свой тусклый свет на сражающихся. Я прислонился к стене, ожидая конца этого несчастного приключения. Вдруг герцог выпустил шпагу, схватился за грудь и упал навзничь. В этот самый миг, к счастью, лекарь герцога Лермы пришел проведать Суареса. Толедо проводил его к герцогу и с тревогой спросил, смертельна ли рана.
- Отнюдь нет, - отвечал лекарь. - Велите только его как можно скорее перенести в дом и перевязать, через несколько дней он будет здоров; шпага нисколько не задела легких.
Говоря это, он подал раненому нюхательную соль. Санта Маура открыл глаза: тогда кавалер подошел к нему и сказал:
- Ваша герцогская милость, вы не ошибались, прекрасная Инес здесь, у молодого человека, которого она любит больше жизни. По тому, что между нами произошло, я сужу, что ваша герцогская милость слишком благородны, чтобы желать принудить юную девушку вступить в союз вопреки велениям её сердца.
- Сеньор кавалер, - слабым голосом возразил Санта Маура, - мне не к лицу сомневаться в истинности твоих слов, однако меня удивляет, что прекрасная Инес сама не предупредила меня, что сердце её уже занято. Несколько слов из её уст или несколько строк, начертанных её рукою…
Герцог хотел продолжать, но вновь лишился чувств; его отнесли домой, Толедо же побежал сообщить Инес, чего требует её поклонник, соглашаясь засим оставить её в покое и отказаться от её руки.
Что же мне вам ещё сказать? Вы сами догадаетесь, каков был исход этого приключения. Суарес, убежденный во взаимности своей возлюбленной, быстро выздоравливал. Он утратил отца, но обрел друга и жену, ибо отец Инес не разделял ненависти, которую питал к нему покойный Гаспар Суарес, и охотно согласился на их брак. Молодые сразу же после венчания выехали в Кадис. Бускерос провожал их несколько миль за столичной заставой и сумел выудить у новобрачного за мнимые услуги кошелек, набитый золотом. Что до меня, то я полагал, что судьба никогда уже не сведет меня с несносным нахалом, к которому я испытывал невыразимое отвращение, но, увы, все произошло иначе.
С некоторых пор я приметил, что дон Роке часто поминает имя моего отца. Я предвидел, что знакомство это не может быть для нас полезно, и начал поэтому следить за каждым шагом предприимчивого идальго и узнал, что у Бускероса есть родственница по имени Гита Симьенто, которую он хочет непременно выдать за моего отца, зная, что дон Авадоро - человек состоятельный, а быть может, даже более богатый, чем все полагают.
И в самом деле, прекрасная Гита занимала уже квартиру в доме на узкой улочке, на которую выходил балкон дома моего отца.