Галя снова залилась слезами и закрыла руками лицо. А он не любит ее, разлюбил, забыл, с Богданой смеялся все время, издевался над ней. За что, за что разлюбил он ее?! Разве она не так же любит его, как и прежде, разве б она за него и душу свою не отдала?! Тоска охватывала Галю все сильней и сильней. А тем временем Ходыка привезет из Цареграда отцовские товары, а тогда и свадьбу играть… И окрутят ее против воли, завяжут голову белой намиткой, и останется она, бедная, женой Ходыки на всю жизнь, навсегда! "Ух, как смотреть на него, как говорить с ним, как жить с ним всю жизнь?" Галя упала в подушки и зарылася в них с головой. И отчего она такая несчастная, такая бедная, такая одинокая? Если бы матуся жива была, разве б случилось с нею то, что теперь? Не к кому слова молвить, не с кем поговорить! Одна она, одна на свете, как палец, и никому до нее ни жалости, ни сожаленья нет!
Галя заплакала тихо и печально, вздрагивая своими узенькими плечиками. Что делать? Отца просить, плакать, молить? Галя отрицательно покачала головой. Да и зачем просить? Ведь Мартын не любит, не любит ее, так не все ли равно ей, за Ходыку идти или броситься под лед воды пить?! И зачем она передала ему через Богдану, что любит его, что рада за ним на край света пойти? Зачем? Для того, чтобы он смеялся над нею? С Богданой бы над своей Галей глузовал… Не подошел к ней… Боялся отца? Нет, если б любил, не побоялся бы никого! Даже слова через Богдану не переказал! "Ох, Мартын, Мартын! Сокол мой! - заломила Галочка руки. - За что ты разлюбил меня?! Один ты и был у меня на всем широком свете, да и тот…" Галя припала головой к ладоням рук. Долго вздрагивало безутешно ее маленькое тельце, наконец Галочка отняла руки от лица. "А может, и любит? - прошептала она тихо, устремляя взгляд с надеждой на образа. - Может, так только… на батька сердит?"
В комнате между тем совсем потемнело, и слабый свет лампадки едва освещал погруженную в сумрак горничку.
- Нет! Нет! Нет! - вскрикнула она вдруг с приливом горькой, острой обиды, схватываясь с постели и останавливаясь посреди комнаты. - Разве я ему не передавала через Богдану, что на край света уйду за ним, что надо торопиться, что не сегодня-завтра приедет Ходыка, а тогда уже пропаду я навек! А он не подошел даже… С Богданой говорил, Богдане усмехался… А! - вскрикнула она вдруг, замирая в каком-то мучительном подозрении, и вдруг глаза ее вспыхнули ревнивой догадкой; теперь женские мысли помчались уже безудержу, без размышления, как прорвавшие плотину волны. - Так, конечно, что ему во мне? К ней, к ней первой и пришел!.. Богдана первая красуня, Богдана земянка, у Богданы маетки, как у княгини! Только за что ж он дурил мое бедное сердце? Что он сделал со мной? - всплеснула Галочка руками и упала головою на стол. - Нет! Нет, только бы узнать наверное, а там… она уже знает что! - Галя поднялась, поправила лихорадочными движениями выбившиеся из-под повязки волосы, отыскала платок… Грудь ее высоко подымалась, глаза блестели возбужденно.
- К ворожке, к ворожке! - шептала она прерывисто. - Я знаю… Богдана говорила мне… Там, под Замковою горою за доминиканским монастырем… Она все знает… Она всю правду скажет… Отец узнает? Гневаться будет? Ничего, ничего… Ей все равно… Пусть даже и убьет!
Галя осторожно притворила двери и, заметивши, что вблизи нет никого, юркнула со двора.
На улицах темнело. Почти закрыв свое личико большим платком, торопливо пробиралась Галя по уличкам, стараясь идти ближе к домам с Боричева тока на Житний торг. Однако, несмотря на все эти предосторожности, зоркий взгляд пани цехмейстровой не пропустил ее. Праздная и любопытная пани цехмейстрова, строгая блюстительница нравов киевских горожаночек, еще сидела на своем посту у резных ворот своего маленького дома.
- Ге… посмотрите-ка, пани майстрова, - обратилась она к своей соседке, - кто это улицею бежит? Ей-богу, если меня не дурачат мои старые очи, то войтова дочка.
- Так, так! Она, она! - захлебнулась от любопытства соседка.
- А куда бы это она такой поздней порой? - вытянула свою сухую шею пани цехмейстрова, следя за удаляющейся Галей.
- Куда? - усмехнулась пани майстрова. - Да разве я вам не говорила, голубко, что нынешние дивчата любую бабу проведут?
- Ну, уж я ее прослежу, - решила пани цехмейстрова, - другой дороги, как мимо моих ворот, нет к войтову дому.
Но Галя не слыхала шепота кумушек. Скорым шагом спустилась она с Боричева тока и, минувши несколько уличек и переулков, вышла на Житний торг. Прямо перед ней в конце Житнего торга выступал на высокой снежной горе Вышний замок. Казалось, он давил своей огромной массой весь разметавшийся город. Стены и башни его высоко поднимались к небу и темными своими очертаниями заслоняли последний вечерний свет. Влево от Замковой горы выдвигалась небольшая площадка, словно нарочито срезанная в горе. Два высокие столба с перекладиной возвышались на ней; посреди перекладины болталось что-то темное и длинное. Галя взглянула в ту сторону, и жуткое чувство охватило ее; своими зоркими глазами она ясно различила повисшие, как петли, руки и голову, склоненную на грудь… С ужасом отвернулась Галя, проходя быстро вперед. На площади было уже совсем безлюдно. Торговые лавки, словно мертвецы с закрытыми веками, безжизненно и мрачно стояли. В нише, проделанной в церковной ограде, теплилась перед иконой лампадка слабым красным огоньком. Раз, два, три… пробило на Вышней веже девятнадцать гулких и медленных ударов. "Девятнадцать!"- всплеснула Галя руками. Однако возвращаться домой было уже поздно. Сжавши руками свое замирающее от страха сердце, Галя быстро побежала вперед. "Вартуй!"- раздалось протяжно с замковой стены. "Вартуй!"- ответил также протяжно глухой голос с воеводской стороны. "Вартуй!"- донеслося уныло с нижних Мийских ворот. Вот и доминиканский монастырь. Ух, какой он мрачный и страшный!.. Серый, поросший мхом, оперся на свои тяжелые колонны, словно седой старик на суковатую палку. Страшно… В нем гнездятся черные бритые монахи, словно совы в ущельях скал… Галя зашептала бессвязные слова молитвы и, обогнувши монастырь, пошла по узенькой и неровной уличке, ютившейся с той стороны горы между ее подножьем и городским валом. С этой стороны замок глядел еще грознее. Над воеводским подъемным мостом подымалась самая высокая шестиугольная башня; амбразуры темнели в ней, словно пустые орбиты глаз черепов. Высокие стены и башни, казалось, заступали полнеба. Галя уже не шла, а бежала. Тысячи самых ужасных мыслей гналися за ней. Там, на берегу Днепра, подле шинка Лейзара, площадь, где слетаются ведьмы… А что, как они будут лететь мимо нее?.. Или встретится по дороге червоный дьявол?.. Ведь недаром же он к ним позавчера вечером в окно стучал… Словно ледяной водой окатило Галю с ног до головы. "Господи, боже!"- поспешно закрестилась она под платком. Да если б она только вспомнила об этом, ни за что б из дому не пошла. Однако желание узнать истину превозмогало и страх. Галя все бежала и бежала вперед. Наконец у самой горки она заметила совсем покосившуюся и прилепившуюся к ней хатку. Все сходилось с описанием Богданы. Галя толкнула калитку и вошла во двор. В маленьких оконцах избушки светился красноватый огонек. Галя подошла и робко стукнула в окно. В одно мгновенье свет в окнах погас. Галя повторила свой стук второй и третий раз. В хате послышался шорох, и через несколько минут низенькая дверь отворилась, и на пороге появилась ветхая-ветхая старушка в каком-то странном, красном платье, широко расходящемся на груди, с головой, завернутой в какой-то ярко-желтый грязный платок.
- Кто там добивается? Чего там нужно? - заговорила она гортанным голосом, кивая головой и тщательно закрывая дверь.
- Я, титочко! - прошептала Галя замирающим голосом.
- Ты? - старуха внимательно взглянула на Галю и, заметивши молодую, испуганную девушку в дорогом наряде, ответила гораздо мягче: - А чего тебе, дитятко, надо?
- Погадать, титочко! - проговорила Галя запинаясь.
- Погадать? Бог с тобою! - замахала старуха и головой, и руками. - Я бедная перепечайка, откуда мне гадать?
Но Галя уже немного пришла в себя.
- Титочко, голубочко, что скажете, все дам, ничего не пожалею… Только не откажите: такая потреба, такая…
Старуха бросила между тем взгляд на дорогие намиста, обвивавшие шею Гали, и смягчилась еще более.
- Жаль мне тебя… Ну да кто это тебе такой напраслины наговорил?
- Богдана Кошколдовна, титочко… Уж не откажите вы мне… - В голосе Гали послышались слезы.
- Ну, иди уже, иди, - заговорила старуха совсем мягко, пропуская Галю вперед. - Только чтобы никому ни слова, не то…
Последних слов Галя уже не расслышала: у нее шумело в ушах, стучало в виски, и ноги подкашивались от непослушной дрожи. Они вошли в темные сени, и Галя слыхала, как старуха щелкнула за нею задвижкой. Суеверный страх охватил Галю до такой степени, что она хотела уже было броситься стремглав назад, но в это время чья-то худая рука ухватила ее за плечо, и голос старухи, показавшийся Гале хриплым и зловещим, прошептал над нею:
- Сюда, за мной!
Галя споткнулась в темноте о высокий порог.
- Еще, еще сюда, - говорила старуха, ведя Галю за собой.
Галя почувствовала, как они переступили еще через один порог и как старуха, поставивши ее посреди комнаты, затворила дверь.
- Сними крест, дай сюда, - зашептал над ее ухом голос старухи. Холодом смертельным окатило Галю с ног до головы.
- Сними, дай сюда! - прошептал еще настоятельней гортанный голос. Леденеющей рукой достала Галя из-за ворота сорочки золотую цепочку с крестом и положила ее в руку старухи. - Если есть икона, ладанка, все сними, слышишь, - шептала далее старуха, не выпуская Галиной руки, - все сними, не утаи!
Рука Гали задрожала. На груди у ней на шелковом шнурочке висела ладанка с мощами печерских святых… Но эту единственную защиту Галя решилась не отдавать ни за что.
- Нету, - с трудом прошептала она - так пересохло вдруг ее горло.
- Правда ли? - сжала старуха руку Гали и, получив от нее утвердительный ответ, продолжала дальше так же хрипло и настойчиво: - Сними все перстни с правой руки, да не бойся: я не возьму - назад отдам… Слышишь, сними все! Ничего не утаи.
Один за другим сняла Галя драгоценные перстни и положила их в руку старухи.
- Теперь стой, не шевелись! А я вздую огонек!
Старуха оставила Галину руку, и по звуку шагов ее Галя поняла, что она отошла в глубину.
Через несколько минут в комнате мелькнул на мгновенье слабый красноватый свет и угас… Еще прошла минута, и тотчас же красноватый отблеск осветил уже комнату на более продолжительное мгновение. Слышалось чье-то тяжелое дыханье. Еще раз вспыхнул свет, и Галя увидала склоненное над кучей угля лицо старухи. Ее губы раздулись от напряжения, лицо было красно, растрепанные редкие волосы висели по сторонам, глаза блестели, как у кошки, причем Галя заметила, что один из них был покрыт бельмом и глядел неподвижным стеклянным взглядом, словно глаз мертвеца. Ужас охватил Галю. Она хотела читать молитву и не могла ни одной вспомнить. Наконец синеватое пламя раскалившихся углей осветило комнату. Галя оглянулась кругом. Снаружи оборванная, нищенская хижина совсем не была так бедна внутри. На стенах ее висели какие-то пестрые, никогда не виданные Галей ткани, на полу лежал ковер… Не было ни одного окна, и только в углу стояла жаровня, подле которой сидела старуха. Старуха поднялась и подошла к Гале, и тут только заметила та, что на ней был желтый пестрый халат, что держалась она совсем прямо, не кивала головой, и что голос ее звучал настойчиво и хрипло, а мертвый глаз так и впился Гале в очи..
- Иди сюда! - взяла старуха Галю за руку и подвела ее к пылающим углям… - Говори все, как на духу. Как его имя?
- Мартын… - прошептала Галя.
- Разлучницу как зовут?
- Богдана.
Старуха тряхнула рукавом над пламенем, и вдруг вспыхнул синий огонек, сопровождаемый сильным удушливым запахом серы.
- Смотри сюда! - толкнула старуха Галю, наклоняя ее голову над ведром воды и опуская на дно его драгоценное кольцо. - Смотри туда! Видишь ли что-нибудь?
Вся дрожа и замирая, нагнулась Галя над ведром… Какие-то темные тени при мерцающем пламени шевелились на дне.
- Что видишь там? - спросила старуха, подбрасывая какие-то травы на разгоревшиеся угли.
- Словно темные тучи бродят кругом.
- Тучи…тучи… - повторила старуха. - И над твоей молодой жизнью темная хмара висит. Так ли я говорю? - устремила она на Галю свой мертвый неподвижный глаз.
- Так…так… - ответила Галя.
- Смотри, смотри, видишь ли его в кольце? - шептала, сжимая Гале руку и наклоняясь вместе с ней над ведром.
- Не вижу ничего.
- Не любит, не любит тебя твой коханец, разлюбил, променял на другую! - крикнула резко старуха. - А теперь гляди, не видишь ли кого за кольцом? Смотри, вот!! - указала она костлявым пальцем в темную сторону ведра.
И Гале показалось, как светлый колеблющийся кружок расплывается вдруг в два силуэта. Вот ясно вырезались две головы. А старуха все сжимает ее руку больней и больней, и Галя слышит над собой ее теплое прерывистое дыхание. Вот образ становится яснее и яснее, вот отчетливо обрисовалась мужская голова в высокой бобровой шапке, светлыми усами и приветливым взглядом голубых глаз.
- Он, он! - крикнула Галя, стискивая руки старухе и не отрывая расширившихся глаз от колеблющегося изображения.
- Смотри, смотри! Кто другая? - шептала прерывисто старуха, почти наваливаясь всей тяжестью на Галю.
И вот другой образ заколебался в освещенном месте воды. Вот выделилась на голове черная повязка, вот спустилась белокурая коса. Изображение приблизилось к силуэту в бобровой шапке, и вдруг на Галю глянули насмешливо из воды светлые выпуклые глаза Богданы.
- Она! Она! - закричала Галя, хватаясь обеими руками за сердце, и отбросилась от ведра.
Изображения заколебались, слились и исчезли в сколыхнувшейся темной воде… Старуха подняла с лица встрепанные волосы и вытерла рукавом пот, выступивший на лбу, и, схватив руку Гали, заговорила быстро и прерывисто, рассматривая линии на ладони:
- Не любит тебя твой милый… разлюбил… Нашел другую… Богатую, пышную, красивую… Смеется с ней над тобой!
- Титочко, титочко, да нет ли силы, чтобы вернуть его назад?! - вскрикнула со слезами Галя, чувствуя, как сердце разрывается у нее в груди.
Старуха взглянула внимательно на извилистые разбегающиеся линии маленькой ладони.
- Нет ни на небе, ни на земле! Ваши пути разошлись, как две реки, не слиться им никогда; разделила их сырая земля. А ты, дивчино, не убивайся! - продолжала она дальше, - Есть другое счастье у тебя. Отворачиваешься, а оно само к тебе льнет. Гей, не гони его, будешь счастлива, будешь вродлыва, будешь в золоте ходить!
Как в столбняке стояла Галя, не слыша ничего: ей очи жег насмешливый взгляд светлых выпуклых глаз Богданы, в голове вертелись одни и те же слова: разлюбил, полюбил другую, смеется над тобой! Между тем цыганка, бросив в ведро все снятые с Гали драгоценности, зашептала поспешно какие-то непонятные слова, поводя руками над водой.
- Тьпфу, тьпфу! - плюнула она трижды в ведро. - На перекресток пойду, всю нечистую силу соберу, на золото посзываю, в землю закопаю, все лихо соберу. Теперь плюнь, отвернись! На золото не дивись! - повернула она Галю спиной. - Не жалей, не смей! Как его вода покрывает, так на твоем горе счастье засияет! Згинь!! - крикнула она вдруг диким голосом. Послышался стук, плеск воды, сильное шипенье, и комнату покрыл непроницаемый мрак. Снова костлявая рука ухватила Галю за плечо и повела ее в темноте, толкая через порог. Но ни страха, ни сожаления о потерянных драгоценностях не испытывала Галя; она шла машинально, словно не сознавала ничего. Вот они вышли в сени. Старуха щелкнула задвижкой и вытолкнула Галю на двор. Свежий холодный воздух ударил Гале в голову и отчасти привел ее в себя. Она оглянулась, перед ней на дверях покосившейся избушки стояла седая старушка в красном платье с грязным желтым платком на голове. Галя взглянула кругом, не понимая, что ж это было с нею. Кто говорил с ней, что говорил ей? Кто? Когда? Словно какой-то кошмар угнетал ее голову. Но старуха не дала Гале опомниться.
- Беги, беги, - зашептала она зловещим голосом, вытягивая вперед костлявые руки, - не оглядывайся, беги!
И Галя побежала. Она бежала и бежала кривой подгорной уличкой, как будто за ней гнался целый рой безобразных теней. Вот снова замок. Как мрачно, как грозно уселся он на вершине этой белой горы. "Вартуй!"- раздается протяжно наверху. "Вартуй!"- отвечает задавленный глухой голос с нижней минской стены. Ух! Страшно, кругом ни души… Какие-то мрачные тени догоняют ее… Галя выбежала на средину Житнего торга и остановилась на мгновенье, чтобы перевести дух. Куда ей идти теперь? Что делать? Мучительная тоска сжала ей сердце, и Галя почувствовала отчетливо и ясно, что ей некуда больше идти и нечего делать.
- Не любит, разлюбил!.. Боже мой, разлюбил! - всплеснула она руками, прислоняясь к стене. - Что же теперь? Домой идти? Ах, нет, нет! - заметалась она тоскливо. - Дома Ходыка ждет, венчаться с ним, целовать его, обнимать всю жизнь, всю жизнь все вместе с ним! Ох боже мой, боже мой, не хватит силы! Да лучше ж умереть, лучше душу свою загубить! Не любит, разлюбил, смеется с нею над тобой! Смеется?.. Смеется с нею надо мной, - медленно повторила Галя, вытягивая вперед голову и как бы упиваясь мучительным ужасом этих слов. - Так не будет же этого, не будет! - сжала она руки и даже жилы надулись у ней на лбу.
Она двинулась быстро вперед… Вдруг за поворотом улицы, словно из-под земли, выросла перед ней высокая фигура в красном, как огонь, суконном плаще. "Он, он, червоный дьявол!"- пронеслось, как молния, в ее голове.
- Ай! - вскрикнула Галя как безумная и отшатнулась к забору, окаменев от ужаса; красная фигура заступила ей путь. - Проби! Чур меня! - закричала Галя, вытягивая вперед руки, как бы стараясь защитить себя. Сердце у нее немело… леденел мозг… Она закрыла руками глаза.
- Чего ж так испугалась? - раздался подле нее насмешливый голос.
- Чур! Чур! Да воскреснет бог… - шептала побелевшими губами обезумевшая от ужаса Галя.
- Али я страшен так стал? - прозвучал ближе знакомый, дорогой голос.
Галя отняла от лица руки и, не веря своим ушам, подняла изумленные глаза: перед ней стоял Мартын Славута. Так, ее не могли обмануть зоркие глаза. А может быть, дьявол принял его образ, чтобы обмануть, завлечь ее? Галя со страхом попятилась назад, повторяя:
- Чур меня, не подходи!
- Да не бойтесь так, пани! - раздался еще более насмешливый, еще более едкий ответ - Не тронем! Да и нужды в том большой нет
Галя взглянула еще раз на Мартына: не было сомненья, это был он; только какой злобой, какой насмешкой было искажено теперь это милое, дорогое лицо. Суеверный страх отошел, но зато у нее дрогнуло сердце от боли.
"И нужды в том большой нет", - повторила она про себя, горькая обида вспыхнула в ней.
- Что ж? Это, быть может, к ворожее ходили? Чар искали, чтобы Ходыку причаровать? - продолжал Мартын, закручивая свой светлый ус.
Яркая краска залила все лицо Гали: знает, может, догадался, смеяться будет.
- Ходила! - ответила она, закидывая голову и обжигая огнем гневных глаз. - А чар мне искать не надо: любит и без чар!