* * *
К двенадцати часам ночи движение эшелонов прекратилось по обоим путям. "Где-то наши станцию разбомбили!" - догадался Повиченко, слыхавший далекие, но сильные взрывы. Старик уже не думал о смерти: как никогда, ему захотелось дождаться своих, встретить с фронта сыновей. "Больше на пенсию не пойду, - дал он себе зарок. - С транспорта - никуда. Главным не поставят - глаза слабоваты, - так стрелочником пойду, обходчиком путевым, кем угодно. Но куда завтра деваться? Не поверят же фрицы в чудесное спасение!"
Артемьев со станции не уходил. Он ясно понимал, что ни ему, ни Новиченко, ни бригаде маневрового паровоза оставаться более на работе нельзя. Быстроногий Юрка сбегал к нему домой, передал от его имени приказ жене - запереть дом и уйти к дальней родственнице, а утром покинуть город
В половине второго гитлеровцы получили наконец возможность двинуться вперед. Протяжно загудел головной паровоз, его сигнал подхватил толкач, и эшелон тронулся в путь.
На толкаче находились Артемьев и Юрка, в задачу которого входило произвести на мосту отцепку, когда эшелон станет.
- Ты не толкай, не толкай, - спокойно поучал Артемьев Прохорова. - Эдак можно такой ход развить, что сразу и не остановишь.
Четыре километра до моста проехали быстро, потом постепенно снизили ход и начали медленно преодолевать подъем.
- Паровоз на мосту, - предупредил Артемьев, уловив привычным ухом характерный гул железных конструкций моста. - Тормози полегоньку.
Состав потащился совсем медленно. В тишине ночи было хорошо слышно, как тяжело пыхтел головной паровоз. Миновали сторожевую будку, гитлеровцев, стоявших на часах, бронированные колпаки и въехали на мост.
- Контрпар! - скомандовал Артемьев.
Прохоров дал задний ход. Толкач забуксовал на месте, протащился несколько метров и остановился. Забуксовал и головной.
Ехавший на заднем тормозе вместе с гитлеровскими солдатами Новиченко выронил, будто от толчка, свой фонарь и, бранясь, полез его поднимать. Дрожащими от волнения руками он быстро привязал конец проволоки, идущей от взрывателей мин, к рельсу, проверил прочность узла, подошел к толкачу и взобрался на ступеньку.
Головной свистнул два раза, требуя помощи от толкача, но Прохоров снова дал задний ход, и оба паровоза одновременно забуксовали. Юрка видел, как из-под колес головного паровоза полетели искры, и замер. Если головной пересилит, стронет состав хоть на метр - тотчас взрыв.
Было мгновение, когда Артемьев пожалел о затеянной им операции. Спасая от верной смерти Новиченко, он рисковал всеми людьми на паровозе. Предвидя возможность своей гибели, он дал на станции одному из подпольщиков последние распоряжения. Все участники подпольной группы после взрыва должны были уйти в каменоломню, где их обещал встретить Сердюк. Куда он их уведет старик не знал, ко привык верить начальству и подчиняться беспрекословно.
- Сигнал торможения! - приказал Артемьев, и Прохоров трижды потянул рукоять свистка.
Прислушались. Паровоз за мостом мерно пыхтел.
- Дай на отцепку.
Прохоров бешено закрутил реверс и чуть толкнул состав. Звякнул отцепленный фар-коп.
- Ещё сигнал торможения! - потребовал Артемьев. - Пусть постоит, пока отъедем. И после третьего свистка крикнул: - Назад!
Толкач рванулся с места, миновал будку, гитлеровцев на часах, бронированные колпаки и, набирая скорость, помчался назад.
В километре от станции паровоз остановился, все, кто был на нём, выскочили и легли на землю.
Новиченко, вглядываясь в темноту, громко шептал:
- Господи, господи, помоги!
Увидев огонек фонаря, появившийся на мосту, Артемьев выругался - показалось, что операция сорвалась, что гитлеровцы обнаружили проволоку от рельса к взрывателю. Но в этот момент небо и степь осветились ярчайшей вспышкой, и огромной силы грохот донесся до их ушей.
Юрка взвизгнул от радости и бросился обнимать отца.
Глава четвертая
Ветер с востока начал приносить звуки не прекращавшейся круглые сутки канонады. С окраины города, с крыш высоких домов ночью можно было видеть орудийные вспышки, которые непотухающими зарницами освещали горизонт.
Разноязычная орда схлынула из города. Улицы опустели, даже полицаи попадались редко. Только солдаты гарнизона расхаживали по мостовым, и то лишь днем. Ночью они отсиживались в подворотнях домов, в пустых зданиях, боясь нападения партизан, но всё равно то здесь, то там с наступлением утра жители обнаруживали трупы разоруженных гитлеровцев.
В одну ночь смельчаки ликвидировали в разных концах города три патруля - девять солдат. Комендант не мог найти виновных, но не оставил это без последствий. Семьи, жившие в домах, против которых валялись трупы гитлеровцев, были повешены на деревьях.
Сашка, идя в воскресенье по улице, увидел одно такое дерево. Мелкие ветви широко разросшегося тополя были обрублены, чтобы листья не мешали видеть казненных. К стволу выше всех остальных был привязан проволокой пожилой рабочий с простреленной головой. Чуть пониже висела седая женщина с вымазанными тестом руками - её схватили в тот момент, когда она замешивала хлеб. На одной ветке, слегка раскачиваясь от порывов ветра и поворачиваясь в разные стороны, висели девочка лет тринадцати, с белыми бантами в тощих косичках, и её брат, худенький мальчонка с перекошенным синим лицом. А ещё ниже был подвешен за ноги голенький грудной ребенок.
Сашка бросился бежать прочь от этого места, но почувствовал, что у него закружилась голова и он вот-вот упадет. Шатаясь, он кое-как дошел до забора и долго стоял, ухватившись за доски. Огромный твердый ком застрял в горле, мешал дышать. Бешенство душило его. Он с силой сжал доски забора и вдруг затрясся в рыдании. Какая-то женщина вышла из дома, посмотрела на него, снова вернулась в дом и принесла кружку холодной воды. Сашка разнял затекшие пальцы и выпил воду, с трудом делая глотки.
- Родные? - участливо спросила женщина.
- Родные, - машинально ответил Сашка и побрел прочь.
Две ночи после этого все патрули благополучно возвращались в казармы. Но вот не вернулись три гитлеровца, а затем шесть. Их нигде не обнаружили. Солдаты стали исчезать бесследно.
* * *
Сердюк только что продиктовал Тепловой обращение к горожанам, в котором призывал всеми способами избегать угона на чужбину, как появился Сашка.
- Вы дадите мне возможность своими руками убить хоть одну собаку? - спросил он Сердюка дрожащим голосом.
- Конечно, Саша, - спокойно, как всегда, ответил тот.
- Когда?
- На днях.
- Я больше не могу, Андрей Васильевич. Вам тут хорошо, вы же ничего не видите!
- Да, мне тут очень хорошо! - Простодушная улыбка спряталась в едва уловимом движении губ Сердюка. - А что случилось?
Теплова перестала стучать на машинке, и Сашка, заикаясь от волнения, рассказал о страшном дереве.
- А ты стрелок какой? - внезапно спросил Сердюк, чувствуя, что парня надо успокоить.
- Ворошиловский.
- Так вот. Получишь оружие, огневую точку и настреляешься досыта.
- С оружием ознакомиться надо, Андрей Васильевич, - резонно возразил Сашка. - Из одного хорошо бьешь, а из другого похуже.
- Ознакомиться надо, - согласился Сердюк, - и ознакомим. Но пока дня три с этим не приставай. Радиограмму принес?
- Получите.
Сердюк распечатал листок, прочел его, довольно улыбнулся и протянул Тепловой:
- Передадите Николаю. Пусть прочтет в общежитии вместе со сводкой.
* * *
Артемьев привел с собой сорок одного железнодорожника. Они свободно разместились в зале подземной лаборатории, но куренье в помещении пришлось ограничить - людям не хватало воздуха.
Старожилы дотошно выспрашивали новичков обо всём, что делалось наверху. Новиченко не один раз рассказывал о том, как он, собираясь помирать на мосту, сокрушался, что от него и пепла не останется. "Хотел просить, чтобы вместо меня кусок мостовой фермы в гроб положили, - шутил он, - а то как же без похорон православному человеку! Богу это не нужно, а вот приедут сыны с фронта - где им поплакать, как не на могиле? Не у моста ж этого чортова…"
- Так ты, значит, хотел, чтобы не у моста, а у мостовой фермы плакали? - съязвил Опанасенко, ревниво относившийся к тому, что подвиг Новиченко затмил его подвиг.
- И то лучше, добродушно возразил старик. - Не за пять верст сыновьям ходить. Кладбище рядом.
- Ну, сыновья у тебя, кажется, твердокаменные, если по младшему судить, - не унимался обер-мастер. - Заложил мину под вагон - "поезжай, папочка, дергай. А я потом на могилке поплачу".
Юра вскочил, как ужаленный, и выкрикнул:
- Были бы вы помоложе, я бы от вас половину оставил!
- Помоложе и поменьше, - смерил его взглядом обер-мастер. - Ты ещё подрасти, пацан.
Из тоннеля появился Николай, неторопливо прошел по центру зала, поднял руку:
- Товарищи, радиограмма из штаба. Только что получена.
Ему поднесли фонарь.
- "Сердюку. Выношу благодарность за взрыв моста пятом километре. Это окончательно дезорганизовало транспорт на ближайшем от вас участке фронта. Прошу радировать данные для награждения отличившихся участников. Начальник штаба".
Рабочие вскочили с нар и начали качать Артемьева, Новиченко, Прохорова, его помощника и кочегара. Юрку трепали за уши, как именинника.
Когда люди немного успокоились, Николай снова поднял руку:
- Сегодня предстоит важная операция. Товарищей, имеющих оружие, прошу подойти ко мне.
Глава пятая
После взрыва моста гитлеровцы, как и предполагал Сердюк, усилили охрану военных складов на территории завода. Их обнесли колючей проволокой, утроили число часовых. На ночь вдоль заграждений привязывали сторожевых собак. Все пробоины в стенах складов были заделаны, железные ворота отремонтированы, и у них ночью стояло отделение автоматчиков.
Линия фронта приближалась непрерывно. Гул канонады уже был слышен и днем. Эвакуация складов могла начаться в любой час, и Сердюк решил, что наступило время действовать.
Ночью Павел Прасолов и Николай провели из подземного зала бесконечными тоннелями двадцать человек к складу. Одно обстоятельство очень тревожило Павла: установили ли гитлеровцы охрану внутри склада? Если да, то операция была обречена на провал, и не только операция. Застав их в складе, часовые обнаружили бы подземное хозяйство, и двести человек попались бы, как суслики в норе.
Павел слышал, что на одной из шахт гитлеровцы задушили газом укрывшихся подпольщиков. "Нет, наверно, не догадались, - успокаивал он себя, пробираясь по подземному лабиринту. - Порядки у них больно уж штампованные, привыкли охранять снаружи".
Подобравшись с людьми под склад, Павел долго прислушивался, потом осторожно приподнял домкратом плиту и прислушался снова. В складе никаких подозрительных звуков слышно не было. Только снаружи доносился лай сторожевых собак, да ветер кое-где на крыше шевелил сорванные листы железа и протяжно завывал в стропилах.
Плиту приподняли выше, Николай скользнул в щель. В кромешной тьме он осторожно двинулся вперед, нащупывая руками проходы между штабелями ящиков. Ему было дано указание обойти весь склад и проверить, нет ли где засады. Пистолет у него отобрал Павел, отлично понимая, что он не спасет, а подвести может: очень легко, оступившись в темноте, спустить курок.
Николай шел босиком по чугунным плитам пола, останавливался и прислушивался: весьма возможно, что где-то есть часовые. Геометрически правильное расположение штабелей облегчало ориентировку, и он вскоре вернулся, захватив с собой небольшой, но очень тяжелый ящик. Ящик оттащили подальше от поднятой плиты и вскрыли. В нём оказались запасные детали для орудийных затворов.
Прасолов приказал рабочим брать ящики из разных штабелей и обязательно замечать, откуда берут.
В десяти принесенных ящиках оказалось всё ненужное им: взрыватели для снарядов разных калибров, для авиабомб, набор медикаментов, запасные части для радиостанций, сигнальные и осветительные ракеты, снаряды для танковых пушек. В следующей партии ящиков также ничего нужного подпольщикам не оказалось, и только в третьей партии были обнаружены автоматы и патроны. Люди с облегчением вздохнули.
Началась дружная работа: пятнадцать человек таскали ящики, пятеро разносили их по тоннелю, укладывали вдоль стен и вскрывали.
Ослабевший за последнее время от плохого питания Николай выбился из сил, но, обливаясь потом, продолжал трудиться наряду со всеми.
К большому неудовольствию уставших товарищей, Павел приказал все ящики с ненужными предметами забить и поставить на место, чтобы гитлеровцы не заметили беспорядка. Порожние ящики из-под автоматов были тоже уложены в штабель, и обнаружить пропажу можно было, только вскрыв их.
Уже светало, когда подпольщики наконец закончили свою работу. Привыкшие к темноте глаза различали в сумеречном свете проёмы окон и даже очертания штабелей.
Прасолов, высунув голову из-под плиты, прислушался. Попрежнему разноголосо завывал усилившийся ветер и заливались лаем сторожевые собаки.
- Чуют чужих, сволочи! - пробормотал Павел. Но это и хорошо, что лают. Фрицы во все глаза смотрят на заграждения, и им невдомек, что творится тут.
Рабочие поснимали брюки, завязали штанины, набили патронами и отнесли груз тоннелями подальше от склада. Потом вернулись за автоматами. Захватили и ящик с медикаментами.
Павел застал Сердюка расхаживавшим по водосборнику. Андрей Васильевич нетерпеливо ждал конца операции.
- А гранат не нашли? - спросил он, выслушав короткий доклад Павла.
- Нет.
- Плохо искали. Не может быть, чтобы гранат не было.
Прасолов виновато потупился.
- Повторим операцию завтра - может быть, найдем, - сказал он.
- Ни в коем случае. Два раза судьбу не испытывают. Молодцы, что не засыпались.
- Вот медикаменты какие-то захватили может, от простуды пригодятся.
Сердюк просмотрел тюбики и баночки с мазями и усмехнулся:
- Профилактические средства от вшей и чесотки. Вот мерзавцы! И это предусмотрели.
* * *
Подземники встретили оружие торжественным молчанием. Николай тут же роздал автоматы рабочим. Защелкали опробоваемые затворы.
- Разве это оружие? - пробурчал Опанасенко, в руках которого автомат казался игрушкой. - Вот винтовка - это дело! Кончились патроны - прикладом угостить можно, а этот… отстрелялся - и тикай.
- Эх, темнота! - буркнул Новиченко. - Ты, я вижу, в прошлом столетии живешь. Тебе бы ещё секиру да лук со стрелами дать…
Люди стирали одеждой масло с оружия, прицеливались, спускали курки. Николай с удовлетворением огляделся вокруг. На его глазах общежитие стало воинской казармой, а сталевары, слесари, каменщики, сцепщики, машинисты превратились в бойцов.
Глава шестая
Было 28 августа 1943 года. Услышав, что кто-то опрометью бежит по тоннелю, Сердюк, как всегда, потушил фонарь, но увидел лучик света, прыгавший по стенам, и понял, что это Сашка со своим фонариком.
- Андрей Васильевич! - крикнул Сашка, пулей влетая в насосную. - В город заградительный отряд прибыл, фрицы боеприпасы грузят на эшелон и ходят по заводу, кресты ставят - надо думать, намечают, где что рвать будут.
Новость ошеломила Сердюка, но ненадолго.
- Эшелон кто грузит?
- Фрицы и рабочие. Со всего завода согнали. Человек пятьсот. Второй порожняк стоит на очереди.
- Где кресты ставят?
- Там, где вы и говорили, - у домен, на трубах и колоннах.
- Канонаду хорошо слышно?
- Гремит уже здорово и без перерыва. Прямо музыка! Фрицы кислые ходят.
- С работы удрать можешь? - спросил Сердюк.
Сашка замялся:
- Сегодня очень трудно. Очень! Завод под усиленной охраной. На проходных вместе с полицаями человек двадцать автоматчиков. И мне кажется…
- Что кажется?
- Что рабочих сегодня с завода не выпустят. И для чего фрицам их выпускать? Готовые полтыщи человек для отправки. На станции стоят два эшелона порожних для людей, - конфиденциально сообщил Сашка.
Он всегда поражал Сердюка своей осведомленностью. Мимо его внимания ничего не проскальзывало, он умел заметить то, чему другой не придал бы никакого значения, и сделать безошибочные выводы. Сердюк понял, что Сашка и на этот раз не ошибается.
- Александр, тебе надо уйти в город, и как можно скорее, сказал он.
- Не побегу же я через проходные! Как цыпленка подстрелят. А через тоннель днем нельзя.
- Надо уйти, - потребовал Сердюк и внезапно спросил: - Как идет погрузка?
Точного ответа он не ждал - не мог же, в самом деле, Сашка везде бывать и все знать.
- Хорошо идет, - не задумываясь, ответил парнишка. - Пятьсот человек наших да фрицев штук двести. Эшелон небольшой: тридцать вагонов. Считайте - двадцать три человека на вагон.
- А на заводском паровозе кто сегодня машинист?
Сашка невольно сморщил лоб: "Поймал-таки, словно наш географ!" Он вспомнил школьного учителя, который спрашивал до тех пор, пока не обнаруживал недостаточность знаний какого-либо раздела.
- Надо узнать, - многозначительно произнес Сердюк.
Несколько мгновений Сашка смотрел на него, потом выпрямился по-военному:
- Есть узнать!
- Если надо, то выехать с завода на паровозе.
- Слушаю! Для чего выехать?
- Найди Астафьева, пусть он предупредит руководителей групп. Этой ночью они должны собрать подпольщиков в каменоломне, откуда мы их приведем ко входу в тоннель: Пусть забирают с собой и тех, с кем провели работу. Ясно?
- Всё ясно.
Сердюк набросал радиограмму в штаб.
- А вот это передай радисту - и вечером сюда. Будешь нужен. - И обратился к Тепловой: - Дайте ему свой пистолет, Валя.
Теплова достала из кармана маленький браунинг и торжественно вручила Сашке.
- Не зарвись, Сашок! - сказала она на прощанье.
Спустя час появился Петр и рассказал то, что уже было известно от Сашки, но Сердюк слушал его так же внимательно и не перебивал. Такую проверку полученных сведений он называл "перекрытием агентурных данных".
- На паровозе наш машинист. Сашку уже закопали в уголь в тендере - через часок выедет, - закончил Петр свою краткую информацию. Только пистолет вы напрасно дали - горячеват он, мальчишка.
Теплова вскипела:
- В твоём представлении человек всегда остается таким, каким был, изменений в нем не замечаешь! По манерам да по языку о нём судишь. А он давно не тот. Ведь у него ни одного нарушения дисциплины за последнее время нет. Случай со знаменем на заводской трубе я и за проступок не считаю. Это неплохая инициатива. Я вот ему недавно начала профилактическую нотацию читать, и знаешь, что он мне сказал? "Я всегда помню, что я комсомолец, да ещё подпольщик. Прошло то время, когда, со мной сладу не было". Поверху смотришь на него!
- Тс-с! - погрозил пальцем Сердюк и спросил Прасолова: - Что ещё?
- Немцы всех предупредили, что работать будем до темноты. Расщедрились: паек выдали из консервов - знают, что всё не увезут. Работали бы и ночью, но в темноте боеприпасы грузить опасно, а свет зажигать нельзя. Наши самолеты летают вовсю.
- Видел? встрепенулась Валя.