- Какому еще радже? Где он? - Бадмаш удивленно отстранился от Григория, а потом повернулся к Али: - Что он мелет?
Али пожал плечами, потом плеснул из пиалы водой в лицо россиянина и крикнул:
- Где бриллианты? Говори быстрее, кафир!
Григорий молчал.
- Ты у меня заговоришь сейчас, - злобно прошипел Бадмаш, выхватил из костра пылающую головню и прижал к телу Григория. Вопль боли огласил весь двор.
- Господи! Господи! - кричал Григорий. - Спаси, дай силы!
- Где бриллианты?
В ответ доносились лишь стоны и причитания. И снова в ход пошла головня. И снова крики россиянина. Его тело совсем обмякло и повисло на веревках. Казалось, что он потерял сознание. Али снова плеснул ему в лицо водой и потряс за волосы, приводя в чувство.
- Грязное отродье! Ты будешь говорить или нет? Где бриллианты? - крикнул Бадмаш.
Григорий открыл глаза и молча уставился на своего мучителя.
- Ну хорошо же! Арэ! - Афганец поманил усатого разбойника. - Позови сюда Мардана, и пусть он принесет свой черный ящик. Сейчас заговоришь, - криво усмехнулся афганец, глядя на Григория.
Через некоторое время из храма выбежал невысокий старичок, в красном халате и с высоким красным же тюрбаном на голове. Его подгонял усатый. В руках старик держал ящик из черного лакированного дерева с дверцей и несколькими щелями сверху. Он приблизился к Бадмашу и опустился перед ним на колени, придерживая ящик под мышкой. Потом почтительно наклонил голову:
- Джи хан, хузур!
Бадмаш показал на Григория:
- Вот этого!
- Хорошо, хузур! - пробормотал старик.
Он выпрямился, подошел к россиянину, который окончательно пришел в себя и внимательно смотрел на странные приготовления. Все, кроме Бадмаша, опасливо отошли в сторону. Старик поставил ящик на землю перед Григорием, вынул из-за пазухи длинную палочку и начал опускать ее в каждую щель ящика в одну за другой, напевая при этом и что-то выкрикивая. Потом быстро открыл дверцу и отступил на шаг. Вынул из сумки, висевшей на боку, флейту - басури и заиграл на ней. Из ящика медленно выползла огромная черная кобра. Она была раздражена тем, что ее так бесцеремонно разбудили. Но пение флейты Mapдана заставляло ее выполнить приказ, как она много раз делала это раньше. Змея свернулась клубком, потом поднялась перед Григорием, ее клобук раздулся, глаза загорелись красными злобными огоньками. Раскачиваясь из стороны в сторону, она словно выбирала место, куда вонзить смертоносные зубы.
A Mapдан все наигрывал на флейте, и темп становился все резче и быстрее.
- Ну что, скажешь, где бриллианты? - спросил Бадмаш.
Но Григорий молчал. Кобра все быстрее раскачивалась в такт музыке, все ближе и ближе поднимаясь к лицу Семенова. Она почуяла запах крови, и это разъярило ее еще больше. Музыка перешла на высокие ноты, на какой-то неистовый фальцет. Змея перестала качаться и замерла, повинуясь звуковому приказу Мардана. Не переставая играть, он махнул свободной рукой Бадмашу.
- Собака, где бриллианты? - рявкнул Бадмаш. - Змея ждет приказа Мардана, Мардан ждет приказа Бадмаша! Ты понял?
Григорий по-прежнему молчал. И в эту секунду что-то с легким свистом пронеслось в воздухе. Голова кобры, словно срезанная бритвой, упала на землю, а туловище в предсмертных конвульсиях начало бешено свиваться и развиваться. Все остолбенели. С кроны баньяна на каменные плиты двора мягко спрыгнул человек гигантского роста.
- Никитка! Сынок! Спаситель мой! - прошептал Григорий распухшими губами.
Один разбойник успел опомниться и схватился за меч, намереваясь броситься на незнакомца. Но Дангу молниеносным движением вырвал из колчана еще один дротик, и тут же разбойник рухнул с пронзенным горлом, захлебываясь собственной кровью.
Одним прыжком Дангу оказался около Григория и взмахом кинжала обрезал путы, которыми тот был привязан к пыточному столбу. Затем подскочил к Бадмашу и, схватив за горло, легко приподнял над землей.
- Ты спрашивал, какой еще раджа? Так вот он, которому принадлежат бриллианты! Это - я, русский княжич Никита Боголюбов. Спутник этого фаренги. Я пришел к тебе сам.
Бадмаш, хоть и отличался внушительной комплекцией, выглядел просто ребенком по сравнению с великаном Дангу. Он беспомощно барахтался, размахивая руками и ногами, и уже начал задыхаться, выпучив глаза и пуская изо рта слюнявые пузыри.
- Никогда не смей требовать чужое добро, это раз, и потом, почему ты так жестоко мучаешь моего Григо? Мы, кангми, так никогда не делаем.
Дангу усмехнулся, еще крепче сжимая свои стальные пальцы вокруг шеи афганца и вглядываясь в его стекленеющие глаза.
- Никитка! Сынок! Брось ты эту падаль, - негромко произнес россиянин. - Да простит его Господь Бог Всеспаситель.
- Поблагодари Григо, что остался жив, - пробурчал Дангу. - Ты - дрянь, ты хуже шакала.
Он разжал пальцы, и Бадмаш, почти бездыханный, мешком рухнул на землю. Али вознамерился было помочь своему господину, но, увидев, как Дангу положил руку на колчан с дротиками, застыл в немом ужасе.
Осмотревшись при свете затухающего костра и убедившись, что все спокойно, Дангу взвалил Григория на плечи и скрылся в ветвях баньяна.
БАДМАШ В ЯРОСТИ
Кряхтя и охая, Бадмаш привстал, затем с трудом сел. Было очень больно.
- Шакал вонючий! Чуть шею не сломал, - бормотал афганец, осторожно ворочая головой.
Его ярости не было предела. Такого унижения, да еще в присутствии подчиненных, он никогда не испытывал. Он опять грязно выругался.
- Арэ, Али! Пока я не расправлюсь с этой обезьяной, я не успокоюсь, Валла-билла! И не уйду из Кашмира! Нет, не уйду! И этот ублюдок еще отдаст свои бриллианты и будет рыдать и умолять меня сохранить ему жизнь.
Страх, вызванный неожиданным появлением пришельца и его решительными действиями, прошел, и Али, приосанившись, ответил Бадмашу:
- Да будет так, хузур! Но у нас много добычи, в Кашмире она станет мешать.
- Я знаю, - злобно сплюнув и сверкнув глазами, сказал Бадмаш. - Для этого я и ездил к перевалу Пир-Панджал, чтобы переправить добро туда, поближе к Индии. Я нашел там в глухом лесу укромное место.
- Но все равно в Кашмире опасно. Ведь субедар Мансур-хан постоянно тебя здесь ищет. Он знает о твоих претензиях на владычество и не даст нам спуску. И не забывай, что мы захватили Кутиб-ханум, дочь хана Галдана, ее евнухов, слуг, невольниц. Это опасная добыча.
- Мы за нее потребуем хороший выкуп, - важно возразил Бадмаш.
- Когда еще мы его получим! - пожал плечами Али.
- Да замолчи ты, трус! - рявкнул афганец. - Впрочем, ладно, продолжай. Чего ты хочешь?
- Я предлагаю вот что: перевезем все добро следующей же ночью в Нагабал, а затем через Пир-Панджал спустим в Индию и быстро продадим в Лахоре. Нам нужны деньги.
- А эта проклятая обезьяна? - Бадмаш сжал кулаки и вскочил. Его красивое лицо налилось от гнева кровью.
- Вернемся и расправимся с ним.
- Тхик! - промолвил, чуть подумав, Бадмаш. - Ты меня уговорил, Валла-билла! Неси вина и сладкого.
- Арэ! Арэ! - хлопнул в ладоши Али.
И тотчас как из-под земли вырос главный повар.
- Чего изволит хузур?
- Сангари и халву.
- Как скажет хузур! - И повар исчез.
- Позволь обратиться, - угодливо склонился перед афганцем Али. - Еще одна новость.
- Ну, говори! - лениво махнул рукой Бадмаш, устраиваясь поудобнее на ковре и потирая шею.
- Когда ты был в длительном отъезде и мы после успешной атаки на Зоджи-Ла перевезли все награбленное сюда, мне рассказали Айша и Сюй Цинь - две старухи, приставленные к невольницам и Кутиб-ханум, - что… что… - Он остановился, с опаской поглядывая на Бадмаша.
- Почему остановился, продолжай! - приказал афганец.
- …Что на перевале исчезла самая красивая невольница по имени Дарья.
- Что? - Бадмаш нахмурил брови и вскочил. - Куда же она делась? Может быть, ее случайно убили?
- Хузур! В том-то и дело, что нет! Я последним уходил с перевала и все там напоследок обыскал. Прикончил четырех раненых, но женщины нигде не видел ни живой, ни мертвой.
- Но где же она?
Али потупил голову, немного помолчал, а потом сказал:
- Наши люди видели ее в Сонамарге в компании этого фаренги и коричневой обезьяны.
- Что? Что ты сказал?
Бадмаш взмахнул рукой. Пиалы, бутылки, блюдо с халвой - все, что принес на подносе повар, покатилось со звоном на землю.
- Хузур! Более того! Они теперь пользуются здесь в Шринагаре покровительством Парвеза, личного ювелира субедара Мансур-хана.
- Пошли быстро в зенану! - крикнул Бадмаш, и оба почти бегом устремились в главный зал храма. Два чаукидара, охранявшие вход, почтительно склонили головы и стукнули об пол копьями. Миновав зал, Бадмаш и Али повернули налево в длинный коридор с каменными колоннами, в конце которого находилась зенана. Евнух у двери посмотрел вопрошающе.
- Осел! Ну-ка позови старух, живо!
Евнух поклонился и исчез внутри помещения, из которого, несмотря на позднюю ночь, доносились смех, женские голоса, звон посуды. Оттуда торопливо выскочили две женщины. Одна - уйгурка Айша в темно-зеленом халате и белых шароварах, вторая - совсем старая, морщинистая китаянка Сюй Цинь в длинной стеганой безрукавке поверх желтого платья. Обе остановились, с испугом посматривая то на Али, то на Бадмаша.
- Это правда, что у вас на перевале пропала одна невольница? - грозно спросил афганец, сверкая глазами.
- Говорите, не бойтесь, - с мягкими нотками в голосе добавил Али. - Хузур хочет все знать. Он вам ничего плохого не сделает.
Женщины переглянулись. Потом Айша сказала:
- Джи хан! Это правда. Среди наших невольниц была одна белая девушка дивной красоты, как молодая луна в месяц рамазан. Она была из Северной державы белого царя русов. С реки Итиль.
- Джи хан, джи хан! Очень белая и очень красивая, - прошамкала китаянка. - Пропала на перевале. Мы думаем, что ее убили, - она покачала головой. - Очень, очень красивая!
- Пусть его шайтан заберет! Эта вонючая обезьяна говорит, что чужое брать нельзя, а сам берет то, что по праву победителя принадлежит мне, - крикнул Бадмаш, топнул ногой и, изрыгая ругательства, бросился вон из храма. - Еще смеет называть себя раджей! Самозванец!
Пробегая по коридору, он в ярости сбрасывал с постаментов небольшие каменные фигурки индийских божеств, падавшие со страшным грохотом.
Выбежав во двор, Бадмаш остановился.
- Ты говоришь, она связана с этой компанией? - спросил он Али, который все время был рядом с ним.
- Да, хузур.
- И она действительно так красива, как говорят эти старухи?
- Я не видел, но так они говорят.
- Как ее зовут?.. Дарья, говоришь? Река, значит?..
Бадмаш сжал кулаки, затопал в истерике, выкрикивая что-то нечленораздельное, потом набросился на Али:
- Пошел вон отсюда, собака! Плохо мне служишь. Ничего вовремя не говоришь!
Тут он вспомнил об унижении, которому его подверг Дангу, и рассвирепел еще больше. Он хватал все, что попадалось под руку - кувшины с водой, бутылки с вином, подносы, уставленные блюдами и пиалами, - и швырял на каменные плиты пола, яростно топча мешанину из еды и осколков посуды. Вдруг так же внезапно Бадмаш успокоился и поманил Али, который лежал на полу, всем своим видом выражая рабскую покорность. Он знал крутой нрав хозяина.
- Ладно! Вставай! Прощаю на этот раз! Подойди ко мне, слушай, что скажу…
Али встал на колени, быстро подполз к Бадмашу, наклонил голову.
- Прости, господин, - льстиво прогнусавил он. - Я твой верный слуга, исправлюсь, не погуби!
Он осторожно поднял ногу афганца и поставил себе на затылок.
- Ладно, ладно! Вставай, - совсем уже мирно произнес Бадмаш. - Слушай, мы завтра утром сделаем налет на караван-сарай Кальяни и захватим эту девушку! У нас сейчас много людей! А?
- Хузур, этого делать нельзя никак!
- Почему? Разве я не силен? Разве я не претендую на трон Кашмира, а?
- Господин! Сейчас не время. Мы уже устроили переполох из-за этого фаренги. Теперь караван-сарай наверняка охраняется, а дом Парвеза - уж точно. Может быть, девушка там. Люди субедара сейчас настороже.
- Но я хочу иметь эту девушку. Она принадлежит мне. Как и весь этот гарем, - он махнул рукой на храм. - Это все мое! Не так ли?
- Да, хузур! Это верно, она твоя по праву. Это твоя добыча. Но подожди немного. Мы выберем более удобное время для похищения. И я хочу тебе дать вот какой совет: завтра переоденься стариком, чтобы тебя никто не узнал, и сходи к караван-сараю Кальяни, посмотри на девушку сам. Может, она тебе не понравится, и все на этом кончится.
- Вах ва! Мне по душе твой совет! - Бадмаш захохотал, хлопнул Али по плечу. - Ты все-таки хорошо мне служишь. У тебя голова прекрасно работает. Вот тебе от меня подарок. - Он сунул руку за пояс, порылся там и вынул золотой перстень: - Лови!
Али ловко поймал драгоценность, сверкнув глазами и удовлетворенно хмыкнув, поцеловал и надел на палец.
- Да ниспошлет Аллах владыке благополучие! Спасибо!
- Позови сюда Махмуда и Шакли, мы обсудим мой костюм для завтрашнего представления. Ха-ха-ха! И надо наконец хорошенько выпить, чтобы забыть эту вонючую обезьяну, - и Бадмаш поежился, потирая шею.
Ранним свежим утром, когда жара еще не опустилась на просыпающийся Шринагар, к воротам караван-сарая Кальяни подошел, прихрамывая, босой, немного сгорбленный старик, одетый в длинную рубашку навыпуск и шаровары серого цвета, очень грязные и поношенные. Огромная копна черных волос на голове, заплетенных в небольшие косички, борода, густые косматые брови и большие усы придавали ему несколько устрашающий вид. За спиной висела небольшая котомка, в руке он держал длинную суковатую палку. Его можно было принять за бродягу - авара или нищего попрошайку - бхикшу, каких было немало на дорогах Кашмира.
В воротах караван-сарая стояли два сипая. Они внимательно посмотрели на старика, но пропустили его. Он не торопясь прошел во внутренний двор, где уже просыпались постояльцы. Они убирали свои топчаны, сворачивали в аккуратные валики покрывала. Несколько человек мылись у источника, кто-то приводил в порядок одежду и вещи, в дальнем углу богомольцы совершали утренний намаз, в съестной лавочке на большом очаге кипели в чанах утренние яства, заспанные мальчишки разносили в пиалах холодную воду, дымящийся овощной кари, лепешки, горки кислого тамариндового варенья и ласси с тростниковым сахаром в высоких чашках. Надо всем висел негромкий гул голосов переговаривающихся людей, кашель, звон посуды.
Старик остановился, осматриваясь и прислушиваясь к голосам, подождал немного, потом двинулся в сторону съестной лавочки, схватил за руку пробегавшего мимо него мальчишку и спросил:
- Скажи-ка, тут остановились фаренги?
- Да, бабуджи! Их было трое. Но вчера один исчез, а двое других - очень высокий мужчина и красивая девушка - ушли в дом к Парвезу. Девушка так плакала…
- Шайтан! - выругался старик. - Эта обезьяна была тут.
Он сунул монету словоохотливому мальчишке и заковылял прочь из караван-сарая. Он знал, где находится дом Парвеза, и, не теряя времени, поспешил туда, лихорадочно соображая, как ему увидеть Дарью.
Через полчаса он подошел к нужному дому. Вооруженный стражник, стоявший у входа, вопросительно посмотрел на него. Старик жалобно заныл, стараясь как можно естественнее изобразить обездоленного, несчастного бродягу:
- Господин! Да будет тебе удача во всех делах, да благословит Аллах субедара Кашмира, блистательного Мансур-хана! Да будет ниспослана милость Аллаха на дом благочестивого Парвеза и всех домочадцев и на тебя, храбрый воин, тоже!
Видя, что стражник не гонит его и благосклонно слушает, старик льстиво продолжал:
- Скажи мне, несравненный, стоящий на страже как лев, не здесь ли живет белая красавица фаренги из Северной державы?
Стражник получил от Парвеза лишь один приказ - от ворот не отходить и никого не впускать. Что же касается вопросов прохожих, то здесь указаний от хозяина никаких не было, и поэтому он простодушно ответил:
- Да, девушка живет здесь.
Первая часть задуманного плана удалась, глаза старика радостно сверкнули под мохнатыми бровями.
- О могучий и мужественный воин! Дело в том, что я проделал большой путь сюда из той самой Северной державы белого царя русов, откуда пришла эта девушка. У меня есть для нее письмо. Не позовешь ли ты ее сюда, отважный страж! Не бойся, я совершенно безобидный человек, у меня нет никакого оружия. Я передам ей это послание и тихо удалюсь. - Он сунул руку за пазуху, вынул оттуда кусок пальмового листа и помахал им.
Стражник кивнул головой:
- Давай сюда твое письмо, я отнесу его, - и протянул руку.
- Нет, нет, что ты! - быстро проговорил старик. - Мне приказано передать ей послание прямо в руки!
Видя, что стражник заколебался, Бадмаш прибавил:
- Я дам тебе рупию, Валла-билла! Все, что у меня есть.
Стражник удовлетворенно хмыкнул, что-то крикнул во двор и буркнул старику:
- Сейчас придет!
Вскоре за дувалом раздался голос. Стражник встрепенулся:
- Давай монету! И стой по эту сторону калитки. Понял? Во двор не входи и передавай, что хотел!
Старик закивал.
Калитка заскрипела, открылась, и Бадмаш охнул, потрясенный красотой Дарьи.
- Что ты хотел, старик? - спросила девушка.
- Прости, красавица, ради Аллаха милостивого и всемогущего! - забормотал тот растерянно. - Я вижу, что я ошибся и попал не в тот дом. Мне нужна черная девушка, а ты белая как снег.
- Но постой, - грозно вмешался в разговор стражник, - ведь ты хотел… - Он не договорил, осекся и почтительно повернулся - позади Дарьи выросла громадная фигура Дангу. Старик вздрогнул, втянув голову в плечи, и, не сводя глаз с юноши, начал пятиться.
- Ты что здесь делаешь, Дарьюшка? Пойдем, ведь Григо надо лечить. - Он повел девушку обратно во двор, не обращая внимания на старика, который все дальше и дальше отступал назад, а затем повернулся и побежал, что-то бормоча. Стражник остался в полном недоумении.
СТОЛКНОВЕНИЕ
Тр-р-р-ам, тр-р-р-ам, тр-р-р-ам - разносилась время от времени короткая дробь барабана, перекрывая шум пестрой бурлящей толпы на Бори-Базаре. Затем слышался гнусавый голос зазывалы:
- Эй! Эй! Уважаемые кашмирцы! Мы продаем и покупаем шали и шафран! Оптом! Оптом!
Зазывала с барабаном сидел в проходе между двух белоснежных палаток - тамбу, большой и маленькой. Из большой палатки вылез невысокий тщедушный человечек. Загорелое до красноты морщинистое лицо и светлые волосы выдавали в нем европейца. Он начал прохаживаться перед палаткой, поправляя белую тряпку, натянутую между двух высоких кольев. На полотнище было написано по-английски:
Saffron and shawls merchants Co. England
Немного пониже эта же надпись повторялась на урду.
- Эй! Эй! Уважаемые кашмирцы! Подходите, пожалуйста! - снова понеслось над базаром после короткой дроби барабана.