В то время "ублиетты" находились во многих камерах. Они представляли собой широкую каменную трубу, которая вела в реку. Человек, оступившийся или силой вытолкнутый туда, падая, натыкался сначала на железные острия и брусья, а потом его обезображенное тело уносило водой. Отсюда и произошло их название: "ублиетты" сулили вечное забвение.
Приведя в эту страшную камеру осужденного, Пибрак подвел его к дальнему углу и, при кровавом свете факелов показав зияющее отверстие, произнес:
- Король обещал повесить вас, дорогой господин Лашеней, но я попытаюсь отговорить его от этого неразумного решения. К чему столько помпы для такого незначительного человека, как вы? Просто мы утром спустим вас вот в эту каменную дыру, и делу конец. Затем Пибрак запер арестанта и ушел к Маликану.
- А вы и в самом деле серьезно озабочены, как видно! - сказал ему кабатчик.
- Господи, еще бы!.. Обстоятельства складываются так, что я не могу не беспокоиться. - Я с удовольствием рассеял бы ваши опасения, но… - Но ты поклялся ничего и никому не говорить? - Вот именно. Но скоро я буду свободен от своей клятвы. - А когда именно? - В полночь.
- Черт возьми! Я вовсе не любопытен по природе, но в полночь я непременно зайду к тебе. - Хорошо! - сказал Маликан. - Я буду ждать вас.
- "До полуночи еще далеко, - подумал Пибрак, возвращаясь домой. - Чем бы мне заняться в течение этого времени в интересах дела? Ага, знаю! Волей короля я поставлен в открытые враждебные отношения с Гизами, и все равно они объявят мне теперь войну. А у Лашенея в доме, наверное, найдутся какие-нибудь документы, способные окончательно скомпрометировать лотарингских принцев. Это и будет моим оружием против них. Итак, вперед! Однако сначала надо подкрепить силы обедом, а потом можно будет пойти в дом этой старой крысы".
Пибрак вернулся в Лувр, пообедал, отдал все необходимые распоряжения к порядку дня, касающиеся его обязанностей, и затем отправился к дому Лашенея. Но его ждала там совсем неожиданная картина, для объяснения которой нам необходимо вернуться немного назад.
VII
Двое швейцарцев, оставленных Пибраком сторожить дом и связанную Гертруду, комфортабельно устроились в кухне у камелька и стали ждать. Но вскоре они начали ощущать все неудобство своего поста; ведь они вышли из Лувра ни свет ни заря, и желудок властно вступал в свои права. Между тем Пибрак, казалось, совершенно забыл о них.
- Уж не думает ли капитан, что мы можем обойтись без еды и питья? - пробурчал один из швейцарцев.
- Но ведь есть и пить нам не запрещено, - ответил другой. - Мы только не смеем выходить из дома. Так почему бы нам не угодить голода и жажды здесь, на месте?
- Ты прав. У старой обезьяны, наверное, найдется хорошее винцо.
- Ну, и кусок хлеба да ломоть сала тоже должны найтись; надо только пошевелить старую ведьму! - и с этими словами швейцарцы подошли к Гертруде, лежавшей связанной в углу кухни. - Эй, ты, старая ведьма, - крикнули они. - Мы хотим есть и пить. Покажи нам погреб и кладовую! - А что мне за это будет? - спросила старуха. - Мы угостим и тебя тоже!
- Этого мне мало. Обещайте отпустить меня на волю, и тогда я предоставлю вам хозяйничать во всем доме.
- Да ты с ума сошла? Уж не хочешь ли ты, чтобы нас повесили? - Ну, так ищите сами, а я ничего не покажу.
- Э, нет, старая ведьма, так дешево ты от нас не отделаешься. Ну-ка, товарищ, возьмем ее на руки и сунем в огонь. Вот увидишь, как славно запахнет жареной свининой! Старуха испугалась угрозы и сказала:
- Да не могу же я показать вам погреб и кладовку, раз я связана по рукам и ногам. Развяжите меня сначала, а потом уже я достану все, что нужно.
Развязанная Гертруда приготовила им яичницу с салом и принесла шесть бутылок старого вина. Через час оба солдата были уже совершенно пьяны. Тогда старуха сказала им:
- Я вижу, что вы славные парни, а потому угощу вас вишневой наливкой собственного приготовления.
Гертруда действительно принесла пузатую бутылочку, и содержимое последней очень понравилось солдатам. Но едва только они выпили по стаканчику, как ими овладела непреодолимая сонливость, и доблестные стражи без памяти свалились под стол. Тогда старуха поспешно взбежала на первый этаж и, высунувшись в окно, стала смотреть. Улица была совершенно пустынна, так как Пибрак ограничился в смысле охраны дома Лашенея теми двумя швейцарцами, которых опоила Гертруда, а остальных увел с собой. Что же касается прохожих, то их тоже не было в этом глухом углу, если не считать какого-то молодого человека, взад и вперед прохаживавшегося в отдалении от дома. Приглядевшись, старуха узнала в этом человеке приказчика Лашенея и сейчас же крикнула: - Эй, Патюро, Патюро! Иди сюда! Патюро с опаской подошел поближе и сказал: - Хозяина-то арестовали!
- Да, но мы должны принять меры, чтобы его не повесили. Иди сюда скорее!
Гертруда затащила молодого человека в дом и провела его в комнату Лашенея.
Здесь она открыла известный ей тайник и достала оттуда связку документов, причем, подавая их Патюро, сказала:
- Сама я не умею читать, но мне не раз приходилось слышать от хозяина, что в этой связке достаточно материалов для громкого процесса. - Значит, эту связку надо сжечь? - сказал Патюро.
- Нет, боже упаси! Просто ее надо припрятать в надежное место, а самым надежным будет, если ты спрячешь бумаги у себя на квартире. Кому придет охота искать важные документы у такого незначительного человека, как ты?
- Но ведь такая охота все же может прийти кому-нибудь, и тогда… - с отчаянием воскликнул Патюро.
- Берегись, Патюро! Нашего хозяина все равно выпустят из тюрьмы, а тогда тебе несдобровать.
- Да я не отказываюсь взять эти бумаги, а только представляю вам свои соображения! - испуганно спохватился приказчик. - Если же вы находите, что так будет лучше, то я готов взять их.
Гертруда передала ему бумаги, и они вышли из дома, причем старуха, заперши выходную дверь на ключ, спрятала последний в карман.
Патюро принес опасную связку бумаг к себе домой и здесь погрузился в глубокую задумчивость. У него не было ни малейшей привязанности к Лашенею, который обращался с ним очень грубо и безжалостно помыкал им. Чего же ради рисковать жизнью из-за такого хозяина? Между тем у Патюро уже давно горела в душе мечта прикопить денег и вернуться к себе на родину. Где там станет разыскивать его Лашеней или даже сами лотарингские принцы? Вот если бы обратить эти бумаги в деньги… Но чего же проще? Ведь ни для кого не тайна, что лотарингские принцы злоумышляют против короля; значит, королю будет очень важно проникнуть в подобные планы заговорщиков, а следовательно, он не откажет вознаградить того, кто выдаст их. Одна беда, как пробраться к королю?
Тогда Патюро пришло в голову действовать через посредство Пибрака, который, как он знал, был постоянно вхож к королю, и с этой целью он направился к Лувру. Ему посчастливилось, так как Пибрак попался ему на полпути. Но Патюро был робок, а Пибрак задумчив в этот момент и не расслышал негромкого оклика бедно одетого горожанина. Тогда Патюро решил пойти следом за Пибраком, и таким образом они дошли до дома Лашенея.
Было уже около девяти часов вечера, на улицах стояла темь, и Патюро удалось дойти до самого дома, не будучи замеченным Пибраком. Только тогда, когда капитан несколько раз безуспешно постучался в дверь, Патюро вынырнул из тени и подобострастно предложил Пибраку свои услуги. - Кто ты такой? - спросил его капитан. - Патюро, приказчик Лашенея! - ответил тот. - Почему дверь заперта?
- Потому что Гертруда опоила ваших солдат и сама скрылась, заперев дверь. - А ты можешь открыть запертую дверь? - Мы можем пройти через магазин, ключ от которого у меня. - Хорошо, веди меня!
Патюро провел Пибрака в дом, и тут капитан гвардии мог воочию убедиться в плачевном состоянии оставленной им стражи.
Тогда, отложив счеты с пьяницами-солдатами до их протрезвления, Пибрак обратился к Патюро: - Знаешь ли ты, где твой хозяин?
- Знаю, ваша честь. - А знаешь ли ты, что его ждет? Он будет повешен завтра на восходе. Между тем ему было легко сохранить свою жизнь: стоило только отдать мне важные бумаги, которые я у него требовал. Так вот не желаешь ли ты составить компанию своему хозяину? Если нет, тогда укажи мне, где то, чего я ищу. Патюро набрался храбрости и ответил:
- Если я не укажу этих бумаг, меня ждет виселица; но что ждет меня, если я укажу их? Ведь согласитесь, ваша честь, что в здешнем мире все оплачивается. - Значит, ты можешь дать полезные указания? - Могу, ваша честь, если… если это будет стоить того! - Ну, так вот тебе пистоль.
Патюро не взял монеты, протягиваемой ему Пибраком, и улыбаясь ответил:
- Ваша честь смеется надо мной! Разве бумаги, которые вы ищете, стоят всего только пистоль?
- Дурак! - спокойно сказал Пибрак. - Я могу попросту повесить тебя, а вместо этого предлагаю тебе целый пистоль, от которого ты отказываешься.
- Ваша честь, - возразил Патюро, - я предлагаю вам то, что вам очень нужно в данный момент, а вы отказываетесь. - То есть как это я отказываюсь? - Ну конечно! Раз вы повесите меня, то ничего не узнаете.
- Ладно, милый мой! Стоит тебе только увидать веревку и перекладину, как живо выболтаешь все, и притом совершенно даром.
- Не рассчитывайте на это, ваша честь! Ведь за выдачу важной тайны мне все равно будут мстить, и если я попаду в руки герцога Гиза, то он тоже рассчитается со мной веревкой. Значит, для меня только тогда есть смысл выдать вам бумаги, если сумма, которую я получу за это, даст мне возможность скрыться из Парижа. - Сколько же ты хочешь? - Сто пистолей, ваша честь.
- Да ты белены объелся, что ли? Нет, брат, видно, нечего с тобой говорить. Я просто разнесу весь дом в щепки, найду, что мне нужно, а тебя повешу. - Бумаг в этом доме нет, ваша честь. - Где же они?
- Это моя тайна, за открытие которой я хочу получить сейчас же на руки сто пистолей. - Да откуда взять такую большую сумму офицеру?
- От короля, который рад будет получить столь важную тайну за маленькую для него сумму.
Ну, так вот что. Ты знаешь меня? Да? Так, если я дам тебе честное слово, что завтра до полудня ты получишь свои сто пистолей, поверишь ты мне или нет? Помилуйте, ваша честь… - Но бумаги мне нужны теперь же! - Хорошо, ваша честь, пожалуйте за мною! - сказал Патюро.
Он немедленно провел Пибрака к себе в дом, вручил ему там связку бумаг Лашенея и рассказал Пибраку при этом, каким образом он сам овладел этими важными документами.
Пибрак провел часа два в бедной комнате Патюро, рассматривая полученные документы, а затем тщательно спрятал их под камзол и ушел, думая: "Этого совершенно достаточно, чтобы герцог Гиз с братцами - герцогом Майнцским и кардиналом Лотарингским - отправился на Гревскую площадь".
Раздумывая о свойстве полученных документов, Пибрак дошел до Луврских ворот. Здесь он застал какого-то монаха, который умолял часового пропустить его к королю.
- Я во что бы то ни стало должен видеть короля, чтобы рассказать ему об одном приключении, имеющем отношение к королеве-матери! - ответил монах.
Пибрак вздрогнул и поспешил отвести монаха на несколько шагов в сторону. Здесь он сказал:
- Простите, ваше преподобие, но теперь уже поздно, его величество спит, и будить его без важных оснований нельзя. Поэтому потрудитесь рассказать мне, в чем дело.
Монах - это был тот самый, у которого герцог Гиз отобрал письмо Екатерины Медичи, - сообщил Пибраку о странном приключении, случившемся с ним, и в заключение сказал:
- Когда я вернулся в монастырь, отец-настоятель остался очень недоволен происшедшим и приказал мне сейчас же отправиться в Лувр, чтобы лично доложить королю все, что случилось.
- В таком случае, - сказал Пибрак, - соблаговолите прийти сюда завтра утром, и я проведу вас к его величеству. Скажите только, каков был собою дворянин, предводительствовавший всадниками, отобравшими у вас письмо?
- Он молод, высок, крепок и очень красив; через все лицо у него идет глубокий шрам. В этот момент на колокольне пробило двенадцать часов.
- А, вот как! - сказал Пибрак. - У него шрам во все лицо? Так, так! Значит, до завтра, ваше преподобие! Монах ушел, а Пибрак подумал:
"Этот герцог Гиз, прозванный "Балафрэ". Но чтобы меня черт побрал, если я тут что-нибудь понимаю. Пойду-ка я к Маликану… ведь уже пробило полночь, и он освободился от своей клятвы!"
VIII
Маликан уже поджидал Пибрака, хотя в кабачке и не было огня. Но, как выразился кабатчик, "у слов нет цвета", а потому они решили из осторожности говорить, не зажигая огня.
- Мне кажется, что я догадался сам, - начал Пибрак. - Наваррский король похитил королеву-мать. - Совершенно верно, - согласился Маликан. - Это отчаянный поступок, но… конец венчает дело!
- В этот момент всякая опасность уже миновала, - наваррского короля и его добычи не догнать никому. Да и некому догонять, потому что еще никто не знает и не подозревает истины.
- Ошибаетесь, герцог Гиз уже прозрел планы наваррского короля и преследует его по пятам! - и Пибрак рассказал Маликану все, что только что узнал от монаха.
- Это неприятно, но нашему королю не помешает, - возразил Маликан, отлично знавший план Генриха. - У него все рассчитано и принято во внимание. Однако что это такое?
Они оба насторожились и в ночной тишине ясно расслышали стук копыт лошади, мчавшейся бешеным галопом. Стук становился все яснее и, видимо, близился к кабачку. У Маликана и Пибрака сердце сжалось неясным, но жутким предчувствием. Но вот стук копыт замер у дверей кабачка, и знакомый голос крикнул по-беарнски: - Отворите!.. Скорее!..
- Господи Иисусе Христе! - простонал Маликан. - Это он! Что же случилось? - и встревоженный кабатчик поспешил отпереть дверь. - Боже мой, это вы, государь? - сказал он, увидав Генриха Наваррского.
- Да, это я. Спаси меня! Мы погибли! - крикнул Генрих и вбежал в зал кабачка. Несмотря на царившую там тьму, он различил какую-то человеческую фигуру, стоявшую посредине, и крикнул, хватаясь за шпагу: - Кто здесь? - Друг, - ответил голос. - Это Пибрак? Вы… все слышали?
- Я все знаю, но не я же предам своего государя! - сказал капитан королевской гвардии.
- Нет, вы не все знаете, Пибрак, потому что вы не знаете, что мы погибли! - ответил Генрих, в изнеможении бросаясь на скамью. - Не знаю, что сыграло с нами злую шутку - предательство или несчастная случайность, но, проехав Блуа, мы не нашли заказанных свежих лошадей. А в это время нас настиг отряд из пятнадцати человек, которым командовал… - Герцог Гиз. '
- Вы это тоже знаете? Каким образом? Пибрак рассказал Генриху о монахе. Выслушав его, наваррский король продолжал:
- Произошла жаркая схватка. Мои молодцы бились как львы, но враги задавили нас численностью. Лагир и Ноэ попались в руки герцога Гиза, а мне с Гектором удалось убежать. Около Парижа моя лошадь пала, и тогда Гектор отдал мне свою. Что у него за лошадь! И вот я примчался сюда. Маликан, зажги лампу и дай мне поесть, я умираю с голода.
- Но почему же вы не ехали к себе в Гасконь, государь? - спросил Пибрак.
- Как, вы хотели бы, чтобы я покинул своих друзей на произвол судьбы? Ведь их ждет эшафот, от которого я должен спасти их!
Маликан принес еду и питье, и Генрих с жадностью стал утолять голод и жажду. В это время Пибрак сосредоточенно думал о чем-то. Когда Генрих утолил первый голод, капитан спросил его:
- Я вижу, что вы были замаскированы, государь. Ваша маска не развязалась в сражении? - О, нет. - Значит, вашего лица никто не видел? - Никто, как никто не слыхал моего голоса.
- В таком случае никто не может доказать, что вы были в числе похитителей. Вам следует сейчас же вернуться в Лувр, государь, а завтра утром повидаться с королем. - Сначала надо посоветоваться с королевой Маргаритой. - Ее величества нет в Лувре. - Как? Пибрак достал письмо Маргариты и, подавая его, сказал: - Королева-мать исчезла, ваше величество - тоже, королева Маргарита - тоже. Я не знал, что случилось, и потому взял на себя смелость вскрыть адресованное вам письмо.
Генрих прочел поданное ему письмо и упавшим голосом сказал: - А ведь я так любил ее!
- Полно, ваше величество! - сказал Пибрак. - Теперь не время думать о любви. У меня в голове составился полный план спасения, и я расскажу вам его в Лувре. Идем!
Генрих, пошатываясь от усталости, встал и оперся на руку Пибрака, который сказал Маликану: - Побывай завтра у меня; ты, может быть, понадобишься мне.
Затем они направились к Лувру. Генрих так плотно закутался в плащ, что часовой не узнал его и лишь почтительно отдал честь капитану.
Последний, по прибытии в комнату наваррского короля, сказал: - Должно быть, вашему величеству очень хочется спать? - Я умираю от усталости!
- Тем не менее вам придется пересилить ее, государь, и просмотреть вместе со мной вот эти бумаги, - с этими словами Пибрак выложил перед Генрихом бумаги, взятые у Патюро, и прибавил: - На сто пистолей здесь достаточно, по крайней мере для того, чтобы снести голову герцогу Гизу.
IX
Просмотрев бумаги, Генрих Наваррский убедился, что некоторые из них были шифрованными - очевидно, самые важные; кроме того, судя по цвету чернил, они принадлежали к самому недавнему времени; следовательно, в них-то и крылась наиболее опасная для Гизов тайна. В нее необходимо было проникнуть… но как?
Хотя Генриху и очень хотелось спать, но он понимал, что время не ждет и надо до утра привести себя в такое состояние, чтобы быть во всеоружии. Единственно, кто мог открыть тайну шифра был Лашеней; поэтому, преодолевая страшную усталость, Генрих решил последовать предложению Пибрака и отправиться в камеру к Лашенею, чтобы постараться заставить агента герцога Гиза открыть всю истину.
Они застали Лашенея сидящим в углу своей камеры. При свете факелов узник вышел из охватившей его моральной оцепенелости и вскочил на ноги. Узнав в спутнике Пибрака наваррского короля, он удивленно и испуганно посмотрел на него, решив, что раз злейший враг герцога Гиза явился в тюрьму, где заключен вернейший слуга герцога, то нечего ждать пощады. Пибрак уловил этот испуганный взгляд и сказал:
- Не бойтесь ничего, милейший Лашеней! Стоит только вам быть благоразумным, и вам ничего не грозит. Мы пришли, чтобы покончить утренний разговор. - Но ведь я все сказал! - упрямо ответил Лашеней.
- О, нет, милый мой Лашеней, вы сказали далеко не все! - возразил Пибрак. - Вы не сказали, например, что у вас в доме имеется потайной ящик, в котором хранятся очень интересные документы.
- Вот этот, например! - прибавил Генрих Наваррский, расстегивая камзол и доставая шифрованную бумагу.
- Какие странные значки! - сказал Лашеней, выдерживая принятую на себя роль.
- Да, милый мой, они очень странны, и вы должны удовлетворить наше любопытство, объяснив, что здесь написано! - сказал Пибрак. - Но откуда же мне знать это? - Полно притворяться!
- Я не знаю, что здесь написано, и поэтому не могу ничего объяснить вам! - упрямо повторил верный клеврет лотарингских принцев.
- В таком случае придется пустить в ход решительные средства! - сказал Генрих Наваррский. - Ну-ка, милейший Пибрак, воткните свой факел в землю и помогите мне приподнять этого молодца.
- Что вы хотите сделать со мной? - тревожно спросил Лашеней.