Судно было построено на верфях Клайда в 1910 году и предназначалось для рейсов через Атлантику. Петч узнал его историю из старой записной книжки, найденной в каюте. Он даже сообщил, откуда произошло его название: Мэри - имя жены первого владельца, а Диар - его фамилия. В годы первой мировой войны судно дважды торпедировали. После ремонта оно участвовало в многочисленных конвойных перевозках. Затем в 1922 году оно столкнулось с небольшим айсбергом в заливе Святого Лаврентия, было перепродано и еще десять лет кряду бороздило моря. Годы депрессии застали судно ржавеющим в одном из портов Дальнего Востока. С возникновением угрозы новой войны и ростом стоимости грузовых перевозок оно снова сменило хозяина и стало осуществлять рейсы в бассейне Индийского океана и китайских морей. В 1941 году у самого Сингапура при перевозке войск его снова торпедировали. "Мэри Диар" кое-как добралась до Рангуна, там была отремонтирована и вновь отправилась в рейс, на сей раз в Сан-Франциско. Там впервые за двадцать лет судно было поставлено на капитальный ремонт, после которого снова вернулось в бассейн дальневосточных морей. В последние дни войны с Японией, уходя от артиллерийского огня, судно выбросилось на коралловые рифы. Половина днища его была вырвана, киль начисто срезан, снарядами снесена часть палубных надстроек. В 1947 году судно еще раз сменило владельца, приняв на этот раз "бирманское подданство", и, борясь со штормами, плавало из одного дальневосточного порта в другой. Четыре года спустя оно оказалось на кладбище судов возле Иокогамы, где ржавело до тех пор, пока его не приобрела компания Деллимера.
Рассказывая историю корабля, Петч невольно говорил о нем как о человеке. Если бы он сказал, что судно представляло собой груду металлолома, идущего своим ходом на кладбище, этим он невольно подчеркнул бы свои способности как моряка, сумевшего провести его сквозь жестокие штормы Бискайского залива. Но вместо этого он заявил суду, что "Мэри Диар" была прекрасным судном, легким в управлении, отметив, правда, что протечка переборок возникла лишь потому, что ремонт был осуществлен в технически слабо оснащенном порту. Его преданность кораблю произвела впечатление на аудиторию, но одновременно он лишился симпатии суда, которую мог бы легко завоевать.
После этого Холланд перешел к разбору подробностей плавания через Красное море, Суэцкий канал и Средиземное море, интересуясь командой, офицерами, взаимоотношениями между Деллимером и Таггардом. В результате вырисовывалась весьма неприглядная картина: команда - недисциплинированная, механик - недостаточно компетентный, к тому же заядлый картежник, играющий без разбора и с матросами и с офицерами, капитан вечно в своей каюте, почти не появлялся на мостике, а Деллимер болтался без дела по судну, обедал в своей каюте, иногда с Хиггинсом, часто запираясь на несколько часов с капитаном.
Суд притих, когда Холланд стал рассказывать о том, как Петч принял на себя командование.
- Согласно вашей записи в судовом журнале капитан Таггард умер утром второго марта. Это верно?
- Да.
- Доктора на борту не было?
- Нет.
Джанет Таггард всем телом подалась вперед, лицо ее сделалось белым как полотно, суставы пальцев, судорожно вцепившихся в спинку впереди стоящего стула, побелели.
- Вы сами лечили капитана Таггарда?
- Я делал что мог.
- А как вы лечили?
- Уложил его в постель. Пытался уговорить принять успокоительное, но он отказался. - Голос Петча замер, как только он взглянул туда, где сидела Джанет Таггард.
- И, вы заперли его в каюте?
- Да.
- Почему?
Петч не ответил.
- В судовом журнале вы указываете, что, по вашему мнению, капитан Таггард скончался от сердечного приступа. Пожалуйста, объясните суду, что послужило причиной сердечного, если это действительно было сердце, приступа?
- Мистер Холланд, - в допрос вмешался голос Боуэн-Лоджа, резкий, высокий. - Я должен напомнить вам, о чем уже говорил раньше. Я не считаю этот вопрос уместным или необходимым.
На этот раз Холланд заупрямился.
- При всем своем уважении к вам, господин председатель, я рассматриваю этот вопрос крайне уместным. Свидетель проявляет сдержанность в отношении заболевания капитана Таггарда. Однако характер заболевания влияет на качество руководства вверенным ему судном, и суд должен быть правильно информирован. - И, не дожидаясь разрешения, он обратился к Петчу: - Теперь вы знаете, почему был задан этот вопрос, и потому должны отвечать на него. Какова главная причина смерти?
Петч упорно молчал, и Холланд внезапно стал проявлять нетерпение.
- Человек умер в запертой каюте. Это верно?
Он выпалил это грубо. Петч был поражен этим, но все же кивнул утвердительно.
- Почему вы заперли его в каюте? - И когда Петч снова промолчал, Холланд задал свой главный вопрос: - Правда, что вы специально заперли его в каюте, так как он буйствовал?
- Он совершенно потерял рассудок, - пробормотал Петч.
- Он что, дезорганизовывал команду?
- Да.
- Обвинял экипаж?
- Да.
- В чем обвинял?
Петч с несчастным видом оглядел зал и сказал:
- Он обвинял офицеров в краже спиртных напитков из его каюты.
- Теперь, пожалуйста, ответьте на такой вопрос. - Холланд наклонился вперед: - Что явилось, на ваш взгляд, главной причиной смерти капитана Таггарда?
Петч, вероятно, промолчал бы снова, но в это время раздался высокий голос Боуэн-Лоджа:
- Свидетель, будьте любезны ответить на вопрос, поставленный адвокатом. Я повторяю его: что явилось главной причиной смерти?
Петч колебался.
- Пьянство, сэр, - ответил он с неохотой.
- Пьянство? Вы хотите сказать, что он умер от алкоголя?
- Да, именно от этого.
Напряженную тишину, царившую все это время в зале, разорвал девичий голос:
- Это неправда! Как вы можете такое говорить о мертвом?! - Голос был пронзительным, высоким, дрожащим.
- Прошу вас, мисс Таггард, перестаньте! - Просьба Холланда звучала мягко, по-отечески. - Учтите, свидетель под присягой.
- Мне безразлично, под присягой он или нет, но он лжет! - Она безутешно рыдала. Лицо Петча сделалось бледным как полотно. Фрэзер всячески пытался усадить Джанет на стул, но она обратилась к председателю: - Пожалуйста, остановите его, - всхлипывала она, но затем, резко вскинув голову, гордо заявила: - Мой отец был прекрасным человеком, знакомством с которым может гордиться любой из присутствующих здесь.
Холланд откашлялся.
- Еще один вопрос. Сколько спиртного ежедневно потреблял капитан Таггард?
- Не могу сказать. Я не знаю, - голос Петча был едва слышен.
- Вы хотите сказать, что не видели, какое количество он потреблял?
Петч кивнул.
- Но вы, может быть, знаете, что он обычно пил. Виски?
- Да.
- А кроме этого?
- Иногда пил коньяк. Временами - ром.
- Сколько?
- Я не знаю.
- И это продолжалось на протяжении всего рейса?
- Да, я так думаю.
- Вероятно, как ближайший его помощник, вы все-таки интересовались, сколько он выпивал каждый день?
Петч помолчал и неохотно ответил:
- Стюард говорил - бутылку-полторы, иногда - две.
- Понятно.
В тишине послышались приглушенные рыдания.
- Значит, он не был способен командовать кораблем?
- О нет, - Петч тряхнул головой. - К концу дня опьянение почти проходило, и он, на мой взгляд, вполне контролировал действия экипажа.
- Вы хотите сказать, - вмешался Боуэн-Лодж, - что он сохранял свою дееспособность, несмотря на выпитые две бутылки?
- Да, сэр. Точнее - большую часть дня.
- Но вы сказали, что он бушевал и вам приходилось запирать его в каюте. А если это так, то, наверное… - Брови председателя поднялись вверх в немом вопросе.
- Когда он напивался, то уже не бушевал, - ответил медленно Петч.
- Тогда отчего же он приходил в ярость?
- От ликера.
Потрясенный зал молчал. Джанет Таггард прекратила плакать. Она сидела, словно окаменев, и смотрела на Петча полным ужаса взглядом.
- Прежде чем идти дальше, я бы хотел окончательно прояснить этот вопрос, - сказал Боуэн-Лодж спокойным, выдержанным тоном. - Значит, на ваш взгляд, капитан Таггард умер не от потребления спиртного, а от его недостатка? Так будет правильнее?
- Да, сэр.
- Вы действительно полагаете, что его убило отсутствие спиртного?
- Я не знаю, - ответил Петч разбитым голосом. - Я знаю, что он держался на спиртном, а когда он не получил его, он просто сошел с ума и умер. Мне казалось, что он совсем ничего не ел.
На следующем этапе рейса никаких происшествий не произошло, но все же Петч вынужден был рассказать обо всех мелочах - о том, что между завтраком, обедом и ужином стол в кают-компании не прибирался, что не давали покоя тараканы, что у нескольких матросов завелись вши, что камбуз не мыли, в шлюпках не было запаса провианта, что в драке был ранен один матрос, что один раз пришлось остановить машины для замены перегревшегося подшипника. В целом складывалось впечатление, что люди, от которых зависел порядок, наплевательски относились к своим обязанностям.
Выяснились и другие вещи. Плохо велся судовой журнал, количество питьевой воды не учитывалось, и чаще всего эти беспорядки лежали на совести Хиггинса, ставшего первым помощником Петча. Петч показал, что он больше полагался на помощь своего второго офицера Джона Райса. Таким образом, можно было сделать вывод о том, что этих двух людей объединяло возникшее между ними чувство товарищества.
О Деллимере Петч упомянул дважды. Один раз Петч столкнулся с ним по поводу плохой работы машиниста.
- Деллимер поощрял моего главного механика, Берроуза, к игре в карты. Я вынужден был настаивать, чтобы он перестал отвлекать Берроуза от работы. Они играли в карты ночи напролет, и, таким образом, вся ответственность за исправность машин ложилась на плечи Рафта, второго механика.
- Высказывал ли мистер Деллимер какие-либо возражений? - спросил Холланд.
- Да. Он говорил, что это его судно и он будет делать то, что ему нравится, и будет развлекать офицеров, которые ему по душе.
- А что вы отвечали на это?
- Что это угрожает безопасности судна и моральному состоянию машинистов, и что капитан я, а не он, и порядки на судне установлены мною, а не им.
- Другими словами, вы поругались?
- Да.
- И он прекратил карточные игры с главным механиком?
- В конечном итоге, да.
- В конечном итоге? Вы что, неоднократно убеждали его?
- Да. Я сказал, что отдал строжайший приказ Берроузу и если он не выполнит его, то я знаю, какие меры предпринять.
Второе упоминание о Деллимере возникло почти случайно.
Петч перед этим заверил суд, что, как только судно попало в тяжелые погодные условия возле берегов Португалии, он лично проверял все четыре трюма. Холланд тут же с присущей ему въедливостью сделал вывод, что Петч не поверил рапорту Хиггинса, в котором тот сообщал, что груз в трюмах не перемещается.
- Значит, вы ему не доверяли?
- Честно говоря, нет.
- Скажите, а в действительности мистер Хиггинс осматривал трюмы?
- Я не знаю.
- Очевидно, вы так мало о нем думали, что даже не спросили его, проверил ли он трюмы?
- Да, я думаю, вы правы.
- А кроме вас, кто-нибудь осматривал трюмы?
Прежде чем ответить, Петч немного подумал.
- Я полагаю, мистер Деллимер проверял их, - сказал он потом.
- Вы думаете, что он проверял?
- Очевидно. Ведь он находился в трюме номер один, когда я осматривал груз через смотровой люк. Я предполагаю, что он находился там с той же целью.
Холланд, казалось, раздумывал над тем, что сообщил ему Петч.
- Понятно. Но ведь это входит в обязанности одного из офицеров. Мне кажется странным, что владелец счел необходимым лично проверять груз. У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет?
Петч отрицательно покачал головой.
- Что за человек был мистер Деллимер? - спросил Холланд. - Каковы ваши впечатления о нем?
"Вот сейчас, - подумал я, - именно сейчас он и расскажет всю правду о Деллимере". Ему так необходима была эта лазейка. Но Петч стоял, не произнося ни слова, бледный, и только на щеке возле рта подергивался нерв.
- Вот что мне хотелось бы узнать, - продолжал Холланд. - Мы сейчас подходим к событиям вечера шестнадцатого марта. Именно в тот вечер исчез мистер Деллимер упал за борт. Вы знали о том, что во время войны мистер Деллимер служил в военно-морском флоте?
Петч кивнул утвердительно.
- Он служил на корветах и фрегатах и плавал главным образом в Атлантике. Там он неоднократно попадал в шторм. - Холланд выдержал многозначительную паузу. - Как он себя вел, когда судно попало в полосу штормов? Вы не заметили в нем чего-нибудь необычного?
- Пожалуй, нет, - произнес Петч сдавленным голосом.
- Но вы все-таки не уверены.
- Я не особенно хорошо его знал.
- Вы были с ним на одном судне более месяца, но большую часть времени он провел в своей каюте. Однако мне кажется, что у вас все-таки должно было сложиться впечатление о его психическом состоянии. Он был чем-нибудь обеспокоен?
- Да, пожалуй, что так.
- Беспокойство личного свойства или же он боялся за судно?
- Я не знаю.
- Тогда я поставлю вопрос конкретно. Как вы расценили его действия, когда увидели, что он осматривает груз?
- Я никак не расценил их. - Петч снова обрел голос и отвечал четко и ясно.
- Что вы ему сказали?
- Я попросил его покинуть трюм.
- Почему?
- Потому, что ему нечего было там делать. Груз его ни в коей мере не касался.
- Совершенно верно. Но я поставлю вопрос иначе. Нельзя ли было расценить его пребывание в трюме как испуг, предположить, что его нервы расшатаны? Однажды во время войны его судно было торпедировано, и он длительное время находился в воде, пока не был подобран. Как вы считаете, не мог ли на него подействовать опыт войны?
- Нет, я бы… Я не знаю.
Холланд некоторое время молчал, а потом сделал неопределенный жест плечами. Он искал правду и вопросы свои задавал, основываясь на имеющихся письменных показаниях. Но теперь он изменил тактику и попросил Петча рассказать о всех событиях той ночи, когда "Мэри Диар", борясь с ветром, вспарывала воды Бискайского залива, не прерывая его вопросами, не вмешиваясь в повествование.
И Петч рассказал всю историю в скупых фразах, по-деловому, и зал слушал с интересом. По мере того, как он говорил прямо и откровенно, находясь в свидетельской ложе, я следил за его лицом, и у меня возникло странное чувство, что все это время он что-то не договаривает, обходя какой-то факт. Я взглянул на председателя. Он сидел молча, слегка подавшись вперед и подперев подбородок правой рукой. Его губы плотно сжаты, лицо непроницаемо.
Факты, сообщенные Петчем, были достаточно красноречивы: барометр неуклонно падал, море вспенивалось, ветер крепчал, судно переваливалось с борта на борт медленно и методично, постепенно на фальшборт стали наваливаться водяные горы, судно вползало на их гребни, а затем медленно скатывалось с них. Вечером Петч был на мостике. Там же находились Райс, рулевой и вахтенный матрос. Все случилось примерно в 23.20 - легкий взрыв, какое-то сотрясение. Он прозвучал так, словно волна ударилась в борт и рассыпалась. Но в тот момент волны не было, судно не кренилось. Оно находилось в провале и медленно взбиралось в гору. Волна набежала позднее, последовал удар, и белая пена накрыла всю носовую часть судна.
Никто в тот момент не произнес ни слова, и только чуть позднее сквозь рев шторма прорезался голос Райса: "Мы на что-то наскочили, сэр?" Тогда Петч послал Райса вниз посмотреть, нет ли протечки воды в трюмах, особенно в трюме № 1. Он приказал включить помпы в обоих носовых трюмах, а сам остался на мостике, наблюдая, как зеленая вода перекатывается через бак. Тогда на мостик поднялся Деллимер, бледный и испуганный, а с ним вместе - Хиггинс. Они говорили о том, чтобы оставить корабль. Похоже, они считали, что судно идет ко дну. Да и Райс, вернувшись на мостик, сообщил, что среди команды паника.
Петч оставил мостик на попечении Хиггинса и вместе с Райсом спустился на верхнюю палубу. Четверо матросов в спасательных жилетах готовили к спуску на воду шлюпку № 3. Они были очень напуганы, и Петч даже вынужден был ударить одного из них. Только тогда они оставили шлюпку и вернулись к своим обязанностям. Он собрал всех, кого удалось разыскать, примерно человек десять, и под командой третьего механика послал их укрепить переборку между трюмом № 2 и котельным отделением. В то время, когда Петч осматривал трюм, рулевой передал в машинное отделение, что мостик наполнен дымом.
Когда, собрав полдюжины людей, он появился на мостике, там оказался только рулевой, вцепившийся в штурвал, глаза его слезились, и он отчаянно кашлял.
Пламенем была объята радиорубка, расположенная, чуть выше и позади мостика. Нет, он не представлял, как это могло произойти. Радист побежал вниз надевать спасательный жилет. Он остался там, чтобы прийти в себя и выпить какао. Хиггинс ушел на корму проверить рулевой механизм. Нет, Петч не знал, куда девался Деллимер. Он сожалеет, что среди спасшихся не оказалось рулевого.
Для тушения пожара они применили пенные огнетушители. Но жара оказалась столь нестерпимой, что внутрь рубки проникнуть не удалось. Помогла частично обрушившаяся крыша рубки, через которую стали проникать брызги разбивающихся волн, которые и залили пламя.
Ветер достиг двенадцатибалльной силы. Петч поставил судно по ветру и приказал пустить машины на "малый ход". В таком положении судно находилось в течение четырнадцати часов, помпы работали в полную силу, и он и Райс непрерывно следили за состоянием переборки, периодически укрепляя ее, особенно там, куда волна била больше всего, а также пытались удержать команду от паники и следили за тем, чтобы все матросы находились на своих местах и помогали судну бороться со стихией.
Около шести часов утра, после двадцати двух бессонных часов, он пришел в свою каюту. Ветер начал стихать, стрелка барометра снова пошла вверх. Он лег спать не раздеваясь, а через два часа его разбудил стюард Сэмюэль Кинг, негр с Ямайки, который сообщил, что не могут найти мистера Деллимера. Обыскали все судно, но без успеха. Человек исчез.
- Мне осталось только предположить, что он упал за борт, - сказал Петч и замолчал, ожидая вопроса Холланда, и тот спросил, не опрашивал ли он по этому поводу членов команды.