Найти виновных - Любовь Овсянникова

Любовь Овсянникова

Вам, чье имя легко угадывается из текста

Автор

Найти виновных

Приключенческий рассказ

1

Александр с улыбкой удовлетворения отошел от зеркала. Сегодня он себе понравился, и это обстоятельство вдруг сообщило ему прекрасное настроение, весьма некстати, впрочем. Приятным показался одеколон, который он опрометчиво купил с рук у забредшего в их издательство торгового агента, а потом жалел; и чисто выбритая бархатная кожа, зачастую вызывавшая раздражение молочной белизной и розовым румянцем на ще­ках. Да ведь уже тридцать пять стукнуло, а лицо до сих пор как у младенца, - думал он о себе в такие минуты. Даже прямые, вечно рассыпающиеся волосы показались эдакой не­брежной деталью, придающей его виду особый шарм.

На самом деле Александр был к себе несправедлив. Его действительно несколько картинное лицо почти не выделялось на фоне ладно скроенной фигуры, ибо был он высок и строен. И хоть широкие плечи грешили легкой сутулостью, они не скрывали достоинства гордо посаженной головы, а всей фигуре придавали обаяние мужественности.

Особенно хорош был Александр, когда двигался. Его жесты, скупые, без лишней экспрессии, отличались скупостью и мягкостью. Такой же была и походка. Если представить себе Игоря Костолевского с лицом Владимира Конкина, то легко понять, что кино потеряло в нем прекрасного героя.

Но Александр не знал своих достоинств. Может, потому что ему о них никто не ска­зал, а может, не имел возможности видеть себя со стороны. Существовало еще одно объяснение, и оно, скорее всего, было самым верным, - его внешность… была не в его вкусе. Так случается иногда, и тут уж ничего не поделаешь. Родился человек с такой внешностью, которая не отвечает его представлениям об идеале, и пиши пропало, сетованиям не будет конца. Беда, конечно, так как за этим закономерно следуют комплексы, а за ними - тотальная неуверенность.

О, вот это, последнее, ему о себе было известно хорошо! Слишком хорошо. Оно мучило его, лишало покоя, тем самым, усугубляясь, усиливая внутреннюю драму.

Но природа редко бывает категоричной, только беспощадной или только расточительной. Довесив к его внешней привлекательности комплексов по ее поводу, словно спохватившись, прибавила горсть увлеченности в характер и направила эту увлеченность в самое то, что надо, - на деятельность. В работе Александр начисто забывался, переставал думать о себе, своих чертах и качествах, наполнялся азартом погони и боя за достижение цели.

Получалось, если суммировать, что был он объективно запрограммирован на удач­ную карьеру и неуспех у женщин. А это являлось сочетанием редким и тем более дорогим в глазах тех, вышедших из легкомысленного возраста, кто его окружал.

Как уже можно было догадаться, Александр не был женат, хотя это вовсе не означало, что он не замечал женщин или что ему никто не нравился. Были, были периоды острой влюбленности, робкие попытки заявить об этом, неудачи, разочарования, горечь.

К тридцати годам он познал весь спектр душевных тревог, сопряженных с прекрасным полом. Конечно, был уже не мальчик, но по-прежнему краснел в минуты неловкости. Таким и приехал когда-то в Киев из Тернополя, завершив там карьеру стилиста и надеясь начать здесь карьеру издателя, и обрести, наконец, личное счастье.

А что нашел? Что обрел?

2

Но сегодня был особый день - день его триумфа.

Он собирался в дорогу: укладывал свои вещи, припасенные подарки и вспоминал забытое.

"Забыть" - смаковал это слово. "За быть" - то есть "быть за". За чем? Мозг человече­ский представлялся морем, поверхностная гладь которого - это то, о чем мы помним, а глубинная часть - то, что и есть "быть за". Следовательно, забыть - означает: вывести из оперативного массива, оставить на потом, на случай крайней нужды. Какая же крайняя нужда подошла ко мне? - удивлялся он, вспомнив вдруг, как отец нес его на руках из детского садика. Декабрьский день погас, и на небо взобралась круглая тя­желая Луна.

- Кто это? - спросил он, показывая на это диво.

- Луна.

- Ее так зовут? - продолжал знакомиться, как и в детсаду, куда попал недавно и где период знакомств еще не завершился.

- Да, сынок, - усмехнулся отец.

- А как ее хомилия?

Отец не нашел, что ответить и промолчал.

Почему вспоминается все это?

Ему тогда едва исполнилось три годика. Человек не может так отчетливо вспоми­нать события из младенчества, ибо это еще не было даже детством. А он вспомнил, как будто это было вчера. И скрип снега под ногами отца. И пощипывание морозца.

Не строил планы, не мечтал, а именно вспоминал, и это вызывало скорее недоуме­ние, чем умиление. И наполняло его щемящей, пророческой грустью.

Было лето, когда он купил эту квартиру на Оболони. Здесь только-только начали строить элитные дома - в стороне от проспекта Корнейчука, на берегу Днепра, где еще не­давно располагался дикий пляж, рос ивняк и по вечерам пели лягушки. Их дом вводился в строй одним из первых. Квартиры процентов на семьдесят были распроданы предвари­тельно, а на остальные, оставленные на самых "ходовых" этажах, объявили аукцион.

Соседями его скромной - по меркам этого дома, где меньших просто не было - обители на третьем этаже были две пятикомнатные двухуровневые квартиры.

- И кто же, кто же есть здесь, по соседству? - напевал он, расставляя мебель в комнате, отведенной под кабинет.

А наутро, выйдя за порог, как по заказу столкнулся с девушкой.

- А я - ваш сосед! - выпалил он от неожиданности, вполне в соответствии с тернополь­скими традициями. - Меня зовут Саша. Александр, - поправил он себя и протянул девушке руку для знакомства.

- Лариса, - официально представилась она и, лукаво улыбнувшись, совсем по-домашнему сказала: - Лара. До свидания, Александр, - махнула освободившейся от пожатия рукой и заспешила вниз по ступенькам, игнорируя скоростной лифт.

- Саша! - крикнул он ей вслед.

- Да, Саша! - услышал в ответ согласие общаться запросто.

Лариса была моложе его лет на двенадцать. Тоже, считай, не девочка, как судить по теперешним нормам. Но рыжие волосы и невыразительный цвет лица делали ее совсем молоденькой, почти юной. И Саше она начала сниться по ночам. Будто бежит навстречу по летнему, разморенному зноем лугу, размытая жарким маревом, неясная, загадочная. И неизменно в веснушках, хотя в действительности их у нее не было.

- Извини, соседик, ты опоздал, я выхожу замуж, - ответила Лара в какой-то из дней на его признание.

- За кого? - вырвалось у него.

- За Сергея, - как будто он должен был знать всех на свете Сергеев.

- Кто он? - Александра выбил из колеи такой ответ, и он задал, конечно, нелепый вопрос.

- Он живет в Кривом Роге, металлург.

- Металлург? - автоматически повторил Саша, словно удивляясь, что в это время уцелели такие экзотические, далекие от его издательской деятельности профессии.

Ларисе показалось, что он жалеет ее. Это было не так, в его тоне обозначились недо­умение и досада. Но ей самой очень не хотелось покидать Киев, новую родительскую квартиру. Она думала, что будет бояться жить в отдельном коттедже где-то на окраине Кривого Рога, и ей мерещилось, что ее все жалеют.

- Не волнуйся, у него все в порядке! - с вызовом ответила она.

- А я и не… - он не успел договорить, цокот ее каблуков опять стремительно удалялся вниз.

Да, он видел несколько раз, как Лара садилась в шикарный "Мерседес", но мало ли кто мог быть за рулем, предупредительно открывать перед нею дверцы. Может, это был их домашний шофер. Теперь он знал, что это не так - то был Сергей, видный, импозантный парень. Он его хорошо запомнил.

Приглашения на свадьбу от Ларисы не последовало, видимо, она не хотела доставлять ему лишних сожалений. Может, и правильно. Но перед отъездом зашла попрощаться, оставила свой адрес и телефоны, записала себе его номера.

Прошло совсем немного времени, где-то с полгода, и они встретились вновь. На этот раз виновником встречи стал-таки их домашний водитель. Возвращаясь с дачи, он не справился с управлением на мокрой дороге и разбился. В машине находились родители Ларисы, они тоже погибли.

Помнится, говорили, что кто-то выскочил из-за поворота к ним на встречную полосу и спровоцировал аварию, а сам удрал. Да разве от этого легче? Лариса какое-то время занималась этим вопросом, но к Александру больше не заходила. Не нарушал ее покой и он, понимал, что не имеет на это морального права. А вскоре она продала родительскую квартиру, чтобы уехать отсюда навсегда. На этот раз они попрощались теплее.

- Саша, обещай, что будешь навещать их могилу, - потребовала Лара. - Я не смогу теперь часто приезжать, - тут только он понял, чем объясняется ее полнота - Лариса ждала ребенка.

- Конечно, - пообещал он. - Можно звонить тебе? - ухватился за подвернувшийся повод к тому, чтобы иногда слышать ее голос, для него даже такая малость была бы праздником.

- Да.

Потом настал день его тридцатишестилетия: гости, впервые приехавшие в его киевскую квартиру родители, суета и заботы. События, завихряясь и уплотняясь в ком, закру­тили, завертели его и на некоторое время отвлекли от тоски по Ларисе. Действительно, пока были живы ее родители, ему казалось, что и она где-то рядом. Это успокаивало, соз­давало иллюзию, что для него еще не все потеряно. А теперь не то.

Но вот его гости разъехались, он снова остался один, и как-то сразу стал замечать, что перешел в категорию старого холостяка и что его упорно сватают. "Досиделся! - досадовал он на себя. - Все считают, что я уже сам жениться не в состоянии". Его обуяла тревога, даже страх, и он стал, как сегодня, чаще заглядываться в зеркало.

Сначала их главный редактор, находящийся в его прямом подчинении (как ему каза­лось - славная и скромная женщина), намекнула, что у нее выросла дочь - чистая кра­савица. Потом эта дочь (действительно, девчонка - что надо!) зачастила к матери на ра­боту. И чем больше Александр ее узнавал, тем больше грустилось ему о чем-то упущен­ном, отошедшем навсегда. Он пытался понять, что же ушло: шанс, который случается раз в жизни; или возраст, в котором кажется, что время вечно, что его просто нет, а есть только странный счет минут, часов, дней?

Вскоре открылась причина его сосущей грусти: он упустил свое поколение. И пре­жде чем это знание возникло в сознании, оно уже томило невозвратностью и потерей без­отчетную душу.

Да, лучшие девчонки его поколения давно замужем. А эти компьютерные дивы, хорошенькие умницы, интеллектуалки с фигурами топ-моделей выросли не для него. Они из другой эпохи.

Второе сватовство случилось позже, когда пришлось сдавать очередной квартальный отчет. Его пригласили зайти к заместителю начальника Печерской налоговой инспекции. Он знал и немного побаивался эту строгую и неулыбчивую чиновницу, пропускающую мимо ушей шутки и остроты. Она была очень конкретной дамой, предпочитавшей короткий от­вет на корректно поставленный вопрос. Корректный в математическом смысле, то есть - грамотно и четко.

- Вы, кажется, у нас парень холостой? - спросила она вдруг после ничего не значащей беседы об отчете.

Александр начал было теряться в догадках, с чего такое внимание. Не иначе, как она готовит ему неприятности - уж очень издалека заходит да мягко стелет. А если нет, то зачем этот пустой разговор? Оказывается, вот оно что: "вы у нас парень холостой".

- Да, но это не связано с работой, не мешает, то есть, нормально работать.

- Недостатки не могут не мешать, - изрекла высокопоставленная чиновница с угрожающей категоричностью. "Недостатки?" - хотел спросить Александр, но она не дала ему высказаться, продолжив: - Правда, это легкопоправимый недостаток.

- Да, - согласился он на всякий случай.

- Вам ведь где-то тридцать - тридцать пять?

- Где-то, - улыбнулся Александр. - Тридцать шесть, если быть точным.

- О, прекрасный возраст. У меня дочь - ваша ровесница, - она нахмурилась. - Простите, что отнимаю у вас время. Захотелось поговорить, поделиться… - она искусно замялась, ожидая вопроса.

Александр начал нервно теребить новую книжку Сидни Шелдона ― оригинал, американское издание, - которую купил по дороге. Он и не предполагал, что, затягивая таким образом паузу, помогает ей, а не себе.

- Вот-вот, Шелдон, английский, Америка, - ухватилась налоговичка. ― Стася только что вернулась оттуда. Неудачный брак. Я страшно расстроена.

Он продолжал молчать, понимая, к чему клонит собеседница.

- Свой дом, своя машина, прекрасная работа. Казалось, у нее все есть для счастья. А вот видите…

- У нее там есть свое дело?

- Нет, она работает в частной страховой кампании программистом-консультантом.

- Да-а!

- Язык С++, чрезвычайно престижная специализация. Его мало кто знает в совершенстве. И поэтому Стася весьма прилично зарабатывает.

- Интересно, - поддержал он разговор.

- Двенадцать тысяч долларов в месяц, это не считая дополнительного заработка, когда случается срочная работа, оплачиваемая отдельно.

- Да, - Александр не знал, как уйти отсюда невредимым.

- Впрочем, я расстраиваюсь напрасно, ведь она - завидная партия. Здесь найдется немало желающих уехать жить в США. Верно? - закрепила она далее некуда прозрачные намеки. - Извините еще раз.

Провожая его из кабинета - ого! - она, как бы в шутку, обронила:

- Вы уверены, что у вас в издательстве все в порядке? Учебники - соблазнительный бизнес. Говорят, на районных типографиях можно легко делать подпольные тиражи. Возможно, вас надо проверить?

- Может быть. Я, как вы, вероятно, знаете, заместитель директора по работе с авторами. Полиграфия, сбыт - не по моей части. Думаю, однако, у нас все хорошо. Директор - народный депутат Украины, член Национального Союза писателей. Зачем ему неприятности? Учебники - не газ и не нефть. Здесь криминальный риск ничем не оправдан.

- Посмотрим, - неопределенно пообещала чиновница. - Авторские права, гонорары, вы­бор авторов - тоже интересные темы. И при творческом подходе… - она не договорила фразу. - Всего доброго.

Ему явно угрожали, и это не могло нравиться. Конечно, в издательстве есть нюансы в работе с авторами, и при желании можно что-нибудь "накопать". Но это гораздо труднее, чем проверить, скажем, бухгалтерию. Мысль, что проверку легче начать не с его участка работы, успокоила Александра. "А дочь, видно, не ахти какая красавица, раз мама так напирает. Интересно, почему именно я попал в ее поле зрения? Ах, английский! Капи­тальный научно-технический поиск, грандиозно!" - догадался он. Да, английским языком он владел в совершенстве и для поддержания формы постоянно читал в оригинале попу­лярных англоязычных писателей, так как основную классику давно прочел.

Разговор оставил в душе легкий неприятный осадок, не более того.

3

А вечером позвонила Лариса. Она не жаловалась, не плакала, сказала глухим, сев­шим голосом:

- Погиб Сергей, авария при разливке металла. Это какой-то рок. У меня кроме тебя никого не осталось.

- Я приеду? - робко спросил он.

- Хорошо. Жду тебя послезавтра, ближе к вечеру.

- Лара?

- Да.

- Когда это случилось? Что-то нужно?

- Две недели назад. Ничего не надо, просто приезжай.

И вот он собирается, и нравится себе, у него хорошее настроение. Черт знает что! Ему представлялись различные ситуации, но о таком ужасе он, конечно, не думал. Но не лицемерить же перед собой! Лара стала свободной, и зовет его - разве не об этом он меч­тал?

Сделалось грустно. Видно грусть, - подумалось ему, - является обратной стороной победы. Победы? Разве он победил, разве боролся за то, что сейчас происходит? Разве стремился дока­зать свое превосходство, свою более преданную, чем у других, преданность? Свою более надежную надежность, более нежную нежность? Разве он бросал вызов сопернику? Нет, нет и нет.

Мысль не понравилась, и он понимал, почему не понравилась - потому, что была правдой. Его заслуга состояла только в том, что он заявил о себе, признался в чувствах. И все. А когда ему дали от ворот поворот - молча удалился. Да, не затаил обиду, не обоз­лился, не стал враждовать, а наоборот, поддерживал ровные дружеские отношения. И что из этого?

Надеялся ли он? Пожалуй, нет. Просто не отказывал себе в том удовольствии, кото­рого алкало сердце влюбленного: видеть, слышать, все знать о предмете своей любви.

Ему повезло, вот и все. Кощунственная мысль, грешная, - подумал он и отогнал ее от себя. Такое стечение обстоятельств можно назвать как угодно, только не везением.

Он не смог найти точного определения случившемуся, и это добавило досады. На­строение продолжало меняться не в лучшую сторону. "Вот так всегда, когда много бе­решь в голову. Вспоминается - ну и вспоминай на здоровье. Зачем анализировать, ко­паться, отчего да почему?" - выговаривал он себе. С тем душа получила свободу и снова уст­ремилась в прошлое.

Он снова отогнал витавшие в сознании мысли о победе и везении, запретил себе философствовать, заторопился, занервничал. Самоанализ, переоценку собственных ка­честв, сомнения - вот что подарил ему возраст. А как было хорошо без них. Буду думать о приятном, - пообещал себе Александр, выбирая подходящий галстук к новому костюму, который собирался надеть. Но настроение иссякло, пропало вдохновение, исчерпался подъем. Дымчато-сизой тучей начало надвигаться состояние странное, не имеющее названия. Движения стали автоматическими, а устремления души - согласованными с намеченным планом. Так цветок, распускаясь, наливается соком, азартом жизни, пружинит лепестками, истекает нектаром, а затем, истратив силы, стоит себе под солнцем, безмятежно и светло, но как бы ни в чем уже не участвуя, как бы отыграв свою партию, и покорно ждет неиз­вестного продолжения, зависящего уже не от него.

Господи, она сказала "к вечеру", так долго ждать! А время, как назло, замедлило бег. Он ничем не мог занять себя, не мог усидеть на месте. В день отъезда, несмотря на то, что поезд уходил поздно вечером, на работу не пошел. Ездил по городу, делал покупки себе, собирал подарки ей, готовился. Этот бесконечный день!