Лизогуб, подтянув шланг, наливал воду в бочку. Решили воспользоваться этим обстоятельством и пройти в дом, пока не заперта дверь. Приближалась полночь. Лизогуб, что–то бормоча себе под нос, свернул шланг и понес в сарайчик за домом. Ступак и еще один оперативник взяли его там - не успел и пикнуть. Шесть человек во главе с Левицким поднялись на крыльцо, вошли в переднюю. В гостиной, под мягким светом торшера, сидел отец Андрий и читал книгу. Услышав шум в передней, поднял голову. Не закричал, не произнес ни слова, только закрыл лицо книгой, будто хотел защититься. Левицкий пробежал мимо него в соседнюю комнату. Ступак гремел по лестнице, ведущей на мансарду. Кто–то выглянул из двери, метнулся назад - лязгнул замок. Лейтенант с разбегу ударил плечом, замок не выдержал, и Ступак, потеряв равновесие, растянулся на пороге. Это спасло ему жизнь - пуля свистнула над головой. Лейтенант выстрелил, целясь в руку с пистолетом, и попал - оружие упало.
Человек кинулся к окну. Он все равно бы не убежал, но Ступак не дал ему и выпрыгнуть - схватил за ногу, повалил. Подбежали остальные, скрутили.
- Нет второго? - заглянул в дверь Левицкий. - Обыщите подвал и сарай!
В гостиной сидели под охраной отец Андрий и Лизогуб.
- Где спрятался второй агент? - сурово спросил Левицкий.
Лизогуб сокрушенно покачал головой.
- Прошу извинить, но у меня снял комнату только этот гражданин. Мы еще не успели оформить договор и собрались завтра заявить в милицию. Вы можете узнать у участкового…
- Объясните тогда, когда и зачем приехал в Поворяны Дмитро Заставный. Или вы впервые слышите ату фамилию?
Лизогуб заморгал. Отец Андрий заговорил таким спокойным тоном, что даже Левицкий позавидовал его выдержке:
- Прошу проверить мои документы и отпустить меня. Тут какое–то недоразумение, и я сожалею, что заглянул сюда. Если же я понадоблюсь вам как свидетель, то господа всегда могут вызвать меня через епархиальное управление.
Левицкий ответил так же спокойно и деловито:
- Вы нам нужны именно теперь и, думаю, не как свидетель. Прошу вас пройти в машину. Вот, пожалуйста, ордер на арест. Понятые ждут во дворе, мы не хотели приглашать их сюда, потому что, к сожалению, не могли гарантировать полной безопасности.
- Дикое недоразумение! - возразил отец Андрий, но все же вышел из комнаты под конвоем.
Ступак доложил Левицкому:
- Все обыскали - нет ни чемодана, ни второго бандита.
Левицкий уже понял: где–то и в чем–то они сплоховали. Несколько секунд постоял молча, потом приказал:
- Отвезите арестованных! Двое останутся здесь, остальные - в управление!
Машина тронулась. Полковник, стоя на крыльце, смотрел вслед, пока не исчезли за поворотом красные огоньки, Вернулся к оперативникам.
- Надо перерыть все это логово от крыши до пола. Очевидно, тут есть тайник. А в нем может быть чемодан.
…Модест Сливинский, услышав выстрелы, догадался: Хмелевец сопротивляется. Грохнуло лишь дважды, - значит, Семен защищался недолго. Воцарилась тишина, потом зашумел мотор - подъехала машина.
- Сейчас будут выводить арестованных. Подай чуть назад, - негромко распорядился кто–то, но пан Модест расслышал каждое слово.
Автомобиль отъехал. Окна в особняке светились, будто ничего и не случилось, будто жизнь шла своим порядком и Хмелевец и отец Андрий с нетерпением ждут его, Модеста Сливинского.
"Вульгарная западня! - злорадно подумал он. - Ждите, уважаемые господа! Долгонько же придется вам ждать!"
Осторожно пролез по междурядьям, чтобы кукуруза не шуршала. Посидел еще несколько минут в картофеле и переполз в соседний огород. Там начиналась ложбина. Он сбежал в нее и по тропинке пробрался на пустырь, откуда вышел на соседнюю улицу. Тут облегченно вздохнул, отряхнулся и переулками направился к Городецкой. Вышел на нее уже в районе вокзала, где даже в этот поздний час попадались прохожие. Пристроился к компании железнодорожников, возвращающихся с работы, и через несколько минут уже открывал своим ключом дверь Ядзиной квартиры.
Хмелевцу не было смысла что–либо отрицать: опознали по фотографии, а его "деятельность" в дивизии СС "Галиция" и преступления, совершенные во время отступления гитлеровцев, тоже были известны и подтверждались столькими документами и свидетелями, что Хмелевец плюнул на все и начал топить всех подряд. Уже на другой день Левицкий выяснил имя и фамилию второго агента, заброшенного бандеровцами для осуществления операции с чемоданом.
Модест Сливинский! Бывший заместитель министра "правительства" Стецко, гестаповский шпик и крупный делец черной биржи. Все эти сведения было не так уж и трудно собрать, но они не продвинули Левицкого ни на шаг. Что из того, что знаешь имя и фамилию врага и даже уверен, что он где–то тут, может, совсем рядом. В городе с чуть ли не полумиллионным населением. Это все равно что ничего не знать. Ведь ни в архивах гестапо, которые удалось захватить, ни в других делах ведомства нет фотографии Модеста Сливинского.
Отец Андрий Шиш сначала все отрицал, даже связи с братом - куренным Грозой. Усаживался поудобнее на стуле, клал руки на живот, вертя большими пальцами, преданно смотрел в глаза Кирилюку, ведущему допросы, и от всего открещивался. Не выдержал только очной ставки с Хмелевцем.
Того посадили напротив - держал руку на перевязи (рана оказалась незначительной - пуля не задела кость) и насмешливо смотрел на священника.
- Мелочь вы пузатая, святой отец, черт бы вас побрал! - уколол он. - Не вам ли передавал привет пан Воробкевич?
Отец Андрий даже подпрыгнул на стуле, завизжал тонким противным голосом:
- Уберите этого мужлана, мне противно смотреть на него!
- Уведите! - приказал Кирилюк. Когда за Хмелевцем закрылась дверь, спросил: - Так будете говорить правду?
- Пишите… - согласился отец Андрий: лишь бы быстрее все кончилось. А то докопаются еще, кто доставлял Грозе боеприпасы со склада каноника Долишнего, и будет (он незаметно перекрестился) куда хуже.
Лизогуб не отрицал ничего, надеясь искренним раскаянием добиться смягчения приговора. Знал, что делает. Если дадут меньше десяти лет - счастье, бога благодарить будет; никому не известно, где закопал кувшин с золотыми монетами. Отсидит свое - хватит до самой смерти…
А Левицкий ломал голову над тем, как найти следы Модеста Сливинского.
Стало известно, что правой руке Романа Шиша - сотнику Отважному удалось бежать, и он, очевидно, сумел предупредить Сливинского. Это и предвидел Дмитро Заставный. На всякий случай Левицкий приказал держать под наблюдением дом лесника за Путятичами, хотя и сомневался в рациональности этой меры. Ведь Андрий Шиш упрямо твердил, что не встречался в городе со Сливинским и не сообщал ему о месте встречи с Грозой.
Модест Сливинский! Полковник пожертвовал бы многим, лишь бы задержать бандеровского агента.
Кирилюку фамилия Сливинского показалась знакомой. Где–то он уже слышал ее, но как ни старался, не мог вспомнить, где именно. И все же она была знакома ему…
Несколько дней эта мысль не давала Петру покоя, и наконец он вспомнил. О делах Сливинского ему рассказывал когда–то Евген Степанович Заремба - кажется, предупреждал, что тот агент гестапо.
Петр позвонил Евгену Степановичу и пригласил его к себе: мол, придет Левицкий, попьем кофе, да и дело есть.
Катря собрала кой–какой ужин: с продуктами не густо - существовала еще карточная система. Евген Степанович принес корзиночку клубники. Катруся обрадовалась ей, будто не видела целый век; пожалела, что брат пренебрегает огородом - когда–то и у нее была клубника.
Катря накрывала на стол, а Петр, отозвав в сторонку Зарембу, спросил:
- Не помните ли вы некоего типа - Модеста Сливинского?
Заремба размял сигарету. Ответил не спеша:
- Слышал.
Левицкий сидел в уголке, смотрел исподлобья, вроде бы и не интересуясь.
- Кто он такой?
- Имел отношение к правительству Стецко. Потом как–то уцелел и торговал на "черном рынке". Агент гестапо.
- Вы видели его?
- И не раз…
- Помните в лицо? - обрадовался Петр.
Заремба пожал плечами:
- Конечно.
- И узнали бы?
- Не сомневаюсь.
- Не могли бы вы вспомнить все, что касается Сливинского?
- Это очень важно, Евген Степанович, - вмешался из своего угла Левицкий. - Нас интересуют его привычки, манеры, поведение в обществе, знакомства…
Заремба задумался.
- Этакий хлыщ! - начал он, наморщив лоб. - Не первой молодости, но любит красоваться. Хорошо одевался… Я, собственно, видел его лишь на расстоянии, ближе не доводилось… Но постойте… Это же ты, - ткнул он пальцем Петру в грудь, - должен знать о нем больше, чем я. Подпольная организация поручила тебе открыть в городе магазин. Если так, то обязательно пришлось конкурировать с "черной биржей". А Модест Сливинский был королем этой биржи.
- Вы же знаете, - развел руками Петр, - я только номинально считался главой фирмы, а всеми делами занимался…
Он не успел договорить.
- Фостяк! - воскликнул Заремба. - Как я сразу не догадался? Фостяк знает его как облупленного. Если ему пришлось конкурировать со Сливинским, должен знать. А впрочем… - Он подошел к телефону: - Мы сейчас все выясним.
- Евген Степанович… - хотела остановить его Катря, но он отмахнулся и завертел диск.
- Михайло? Заремба беспокоит. Что ты сейчас делаешь? Лежишь! И что с тобой? Ну это черт знает что, в твоем возрасте такая болезнь… Сердце испортить, брат, это свинство собачье… Как чувствуешь себя? Тогда вот что, мы к тебе придем. Хотел бы ты видеть Петра Кирилюка? Посылай тогда за бутылочкой, и немедленно!
- Надеюсь, - заметила Катря, догадываясь, к чему идет дело, - что тут собрались воспитанные люди, умеющие ценить труд хозяйки? Прошу к столу!
- А я проголодался, - признался Левицкий, - и не откажусь, особенно от винегрета. Сейчас вызовем машину, пока доедет, успеем поужинать.
Вчетвером быстро опустошили не очень–то заставленный стол, успели и кофе выпить, когда на улице засигналила машина.
Фостяк встретил их при полном параде, даже галстук повязал, хотя и чувствовал себя скверно. Обрадовался Петру так, что тот мысленно обругал себя последним подлецом: столько дней в городе, а не выбрался проведать! Дел, правда, по горло, но для Михайло Андриевича мог бы выкроить часок.
- Мы к тебе по делу, - пояснил Заремба, но Фостяк замахал руками, не желая слушать.
- Прошу к столу, - открыл он дверь в другую комнату.
Петро, увидев накрытый стол, сказал:
- А мы уже…
- Придется ужинать еще раз, - перебил его Фостяк. - И без возражений.
Выпили закарпатской сливовицы за здоровье хозяина и действительно с аппетитом поужинали еще раз, отдав дань уважения хозяйке за вкуснейшие маринованные грибы и поджаренную в сухариках спаржу. Фостяк все вспоминал, как торговал с Кирилюком во время оккупации.
Левицкому давно уже не терпелось расспросить Фостяка, но он сдерживался. Когда встали из–за стола, Михайло Андриевич спросил сам:
- У вас ко мне дело?
- Евген Степанович говорит, что вы хорошо знали Модеста Сливинского, - начал Левицкий. - Эта личность нас очень интересует.
- Имел неприятность быть знакомым с ним - сволочь, бандеровец, гестаповец и делец "черной биржи"…
- Так, так… Но не будем скрывать от вас: Сливинский сейчас в городе и мы разыскиваем его. Конечно, прячется под выдуманной фамилией и с фальшивыми документами. Дело это, Михайло Андриевич, очень серьезное, и каждый день - на вес золота. У Сливинского, очевидно, еще со времен оккупации сохранились знакомства, связи, может, есть кто–то из политических единомышленников. Гостиницы держим под наблюдением, все подозрительные квартиры и подавно, ведь…
- Понял вас… - Фостяк уселся в старинное кресло, мягкое и удобное. Откинул голову на высокую спинку, задумался, будто задремал. - Модест Сливинский, это я говорю вам авторитетно, подонок и пижон, но голова на плечах есть.
- Успели убедиться, - мрачно признал Левицкий.
- Я, пока отбил у него клиентуру, хорошо помучился. Прыткий и скользкий, но это, - как–то вяло улыбнулся Фостяк, - из сферы, так сказать, мемуарной. Но послушайте, - вдруг оживился он, - есть у него пунктик: не может пройти мимо красивой девушки. Погодите, погодите, я часто видел его вместе с одной потаскушкой, даже в ресторане встречал… Дай бог памяти… Как же ее, красивая, чертовка, ничего не скажешь… - Задумался на несколько секунд. - Вспомнил! Теперь она работает официанткой в ресторане "Карпаты". Ядзя, панна Ядзя - так ее зовут… Большие глаза, и все это, - он показал, что и где, - на месте.
Левицкий посмотрел на часы. Сказал решительно:
- Четверть одиннадцатого. Вы будете смеяться, но придется еще раз поужинать. Едем в "Карпаты". - Он крепко пожал руку Фостяку: - Сердечно благодарен вам, но…
- Понимаю… - ответил тот слабым голосом. Видно, сердце давало о себе знать. - Заходите, если что–нибудь понадобится…
- Обязательно зайдем, - пообещал Кирилюк. - А вы, может, вспомните еще кого–то из знакомых Сливинского? Я позвоню…
В "Карпатах" пел цыганский хор, и Заремба еле отыскал свободный столик. Заказали бутылку вина, легкую закуску. Петр изображал пьяного, пристально разглядывал девушек и отпускал не очень скромные комплименты официанткам… Задержал молоденькую, с черными густыми бровями.
- Принеси нам, девушка, еще вина, - попросил он. - Ты такая красивая, красивее Ядзи! Где она, что–то не вижу?
- Ядзя сегодня не работает, - нагнулась к нему девушка: мужчина красивый, в хорошо сшитом костюме. - Какого вина желаете? Я вас не обслуживаю, но передам…
- А завтра Ядзя работает? - не успокаивался Петр.
Девушка рассердилась:
- В отпуске ваша Ядзя! - и побежала к буфету.
- Вот тебе и фокус! - насторожился Левицкий. - Интересно, давно ли?
- Сейчас мы выясним. - Петр, не очень твердо ступая, подошел к метрдотелю, фамильярно взял его за пуговицу. - Папаша, - покрутил он ее, - где Ядзя? Назначила мне свидание - и вот на тебе…
- Товарищ, - сделал тот попытку освободиться, - вам уже пора домой…
- Точно, - согласился Петр. - Но где Ядзя?
- В отпуске.
- Давно?
- Не все ли равно? Допустим, с сегодняшнего дня.
- А мне надо знать! Назначила свидание и…
- У нее заболела мать, и она срочно уехала, - старался отцепиться от настырного посетителя метр.
- А как ее фамилия, папаша?
- Зачем это вам?
- Ин–те–рес–но… - еле ворочал языком Петр. - Люблю разные фамилии.
- Радловская ее фамилия.
- Прекрасная фамилия! - восхищенно воскликнул Петр. - Д–давай, папаша, выпьем!
- Вам пора домой.
- Домой так домой, - покорно согласился Кирилюк. - Раз Ядзи нет, можно и домой…
Пошел к выходу, незаметно посмотрев на Левицкого. Полковник уже рассчитывался.
- Почему нет Радловской? - остановился Петр перед швейцаром. Тот посмотрел на него наметанным глазом, подтолкнул к дверям. Но Кирилюка нелегко было сдвинуть. - Почему нет Радловской? - повторил он.
- В отпуске… - Швейцар решил не связываться и почтительно открыл дверь: - Прошу вас…
- В отпуске с сегодняшнего утра, - сообщил Кирилюк, когда сели в машину.
- Неужели опять прошляпили? - не выдержал Левицкий и раздраженно постучал кулаком по щитку. - Фамилия?
- Радловская.
- Немедленно в управление!
- Я уж доберусь один… - открыл дверцу Заремба.
- Зачем же, мы вас довезем.
- Нет, - Заремба решительно стукнул дверцей, - вам нельзя терять времени.
Модест Сливинский валялся на диване, задрав на спинку ноги в пижамных брюках. Лежал, курил, читал какую–то польскую полупорнографическую галиматью в дешевой бумажной обложке, а думал о своем…
Сколько раз он говорил, что есть бог на небе и что этот бог - персональный защитник его, Модеста Сливинского! Лишь с божьей помощью можно было выпутаться из этой истории - его и до сих пор трясло, когда вспоминал выстрелы и тени энкавэдэшников на огороде. Слава богу, обошлось, и у него есть возможность слушать музыку, пить кофе и читать сексуальные романы, чего абсолютно лишены и Хмелевец, и их квартирный хозяин Ярема Лизогуб, и отец Андрий Шиш. Когда пан Модест позвонил сегодня из одного уличного автомата и спросил, есть ли телеграмма из Поворян, то услышал грустный ответ, что племянник захворал скарлатиной. Стало быть, и у самого Грозы дела не очень–то утешительные. У всех, кроме него, Модеста Сливинского. В конце концов, можно и правда поверить в свою счастливую звезду…
Пан Модест не то чтобы утешал себя покровительством небес. Вернувшись в эту злосчастную ночь к Ядзе, до утра не закрывал глаз, все обдумал, все взвесил… Был уверен, что Хмелевец или отец Андрий расколются на допросах и что органы безопасности если еще не знают, так в самое ближайшее время будут знать его настоящую фамилию и приметы. Правда, вряд ли у них есть его фотография, а особых примет, кроме седины, у него нет. И все же утром Сливинский начал серьезный разговор с Ядзей.
- Не могла бы ты сейчас взять отпуск?
- Зачем?
- Поедем в Трускавец. Устал я, хочется отдохнуть.
Ядзя задумалась. Перспектива поехать на курорт за чужой счет привлекала, но хотелось не в Трускавец, а куда–нибудь к морю, увидеть пальмы или по крайней мере кипарисы. Предложила:
- Ты не так уж и болен, чтобы промывать ночки нафтусей. Лучше поедем в Сочи или в Ялту.
- Потом можно и в Сочи, - согласился пан Модест, хорошо зная, насколько нереально его обещание. - А сначала - в Трускавец.
Ядзя прикинула: теперь она возьмет отпуск за свой счет - скажет, что заболела мать, и ей не откажут, - а потом для поездки на юг оформит очередной, - согласилась:
- Когда поедем?
Сливинский сокрушенно заметил:
- Можно было бы завтра, но есть некоторые обстоятельства… Ты, конечно, понимаешь, что мои отношения с Советами оставляют желать лучшего, и мне не хотелось бы появляться на вокзале или на автобусной остановке. Нет ли у тебя знакомого шофера, который бы, за известную сумму конечно, согласился бы отвезти нас, скажем, в Дрогобыч?
- Есть такой. Наш, ресторанный, и ты сможешь спрятаться в будке с продуктами. Парень оборотистый, возьмет недешево.
- Тысячи хватит?
- Достаточно и семисот.
- Ну и прекрасно, - повеселел Сливинский. - А сейчас ты пойдешь на толкучку и купишь мне костюм. - Он бросил на стол пачку денег. - Желательно коричневый или темно–серый. Пятьдесят второго размера. И обязательно достань краску для волос. Осточертело быть седым. С такой привлекательной дамой хочется молодеть и молодеть…
Ядзя все поняла, но ничего не сказала. Какое ей дело, что натворил пан Модест и почему его разыскивают! Если даже это кончится плохо, ее оштрафуют за нарушение паспортного режима, ну, предупредят, а она чихать хотела на все предупреждения. Пусть только попробуют придраться: она - жена советского офицера (Ядзя еще не оформила развод), и даже самое большее, в чем ее можно обвинить, - это в женском легкомыслии.
Спрятала деньги в сумочку, подставила Модесту щеку для поцелуя:
- Сегодня я договорюсь с шофером и подам заявление об отпуске. Поедем завтра или послезавтра.
- Лучше завтра.
- Все будет зависеть от шофера…