Дмитру захотелось вскочить и куда–то бежать, чтобы навредить Грозе и Сливинскому. Но сразу одернул себя. Кто тебе поверит и кто вообще станет с тобой разговаривать? Резанут из автомата так, как ты в свое время… Ну что ж, может, это и справедливо…
Но чемодан! И Гроза с Отважным! Еще не один упадет, скошенный пулями, пока они на свободе! И не стоит ли попробовать хоть как–то искупить свою вину? Хоть умрет не последним подонком…
Вдруг подумал: а что, если просто уехать куда–нибудь? Никто не знает, где он околачивался полгода, всегда можно что–нибудь придумать - кто его будет проверять? Поехать куда глаза глядят - страна большая - и начать новую жизнь.
Сначала эта идея показалась спасительной, даже обрадовался. Но ведь он всегда считал себя порядочным человеком и гордился этим. Будет ли такой поступок порядочным? И не будет ли его всю жизнь грызть совесть?
Провалялся полдня, так и не зная, на что решиться. Священник, наверное, уже отобедал, потому что Ганя кричала работнику, чтобы запрягал. Сейчас явится сюда. Отец Андрий действительно заглянул на сеновал, близко не подошел: был одет и не хотел пачкаться. Окликнул:
- Где ты, Дмитро?
Заставный высунул голову.
- Куренной приказал, чтобы ты вечером отправился на Овчарову Леваду. Будешь ждать его там.
"Знаю", - чуть не сорвалось с языка, но вовремя спохватился.
- Угу… - пробормотал он.
Священник, не прощаясь, прикрыл за собой дверь. Теперь он сядет в бричку и завтра утром будет в городе. И чемодан…
Дмитро больше не колебался. Выглянул в оконце под крышей и, увидев, что бричка сворачивает на проселок, полез в дальний угол сеновала. Там, под сеном, прятал автомат с запасным диском - часто ночевал на сеновале, приходя сюда безоружным, и держал автомат на всякий случай. Решил: явится со своим оружием и сдаст его, чтобы не подумали, что он жалкий трус и пришел с повинной, потому что нет другого выхода…
Выждав полчаса, выскользнул с сеновала и метнулся в лес. Обошел озерцо, пробрался мало кому известной тропинкой через болото. Лес заканчивался низкорослыми кустами. Дмитро продирался сквозь них не прячась. Шел быстро, запыхался и часто вытирал со лба пот рукавом поношенного пиджака.
- Стой! - крикнули справа из–за деревьев.
Уже виднелись хаты Пилиповцев, значит, там "ястребки". Дмитро решительно повернул к ним, на ходу снимая с шеи автомат, когда из–за деревьев ударила очередь. Обожгло грудь и живот, ступать стало тяжело. Подкосились колени, и Дмитро упал лицом в траву.
- Вот гад, - выругался кто–то, - еще и стрелять хотел! Хорошо, что я его…
Из кустов вышли двое. Постояли, разглядывая, и, увидев, что бандеровец не шевелится, начали осторожно приближаться. Тот, что стрелял, длинный, неуклюжий, в полотняном картузе, сразу схватил автомат Дмитра и только после этого нагнулся над телом.
- Готов, - подтвердил, - я, брат, бью точно.
Другой, совсем еще мальчик, перевернул Дмитра. Всмотрелся.
- Дышит, - заметил он, - тоже мне снайпер…
Заставный открыл глаза. Жгло в груди, но боль была не такая нестерпимая, как утром. Два незнакомых лица над ним. Вспомнил - эти двое стреляли в него из–за кустов. Облизал губы, попросил:
- Немедленно позовите вашего начальника. Должен ему сообщить…
Парень в полотняном картузе захохотал:
- Ишь чего захотел! Сдохнешь и так, бандитская морда!
- Нужно, очень нужно… - простонал Дмитро. Теперь жгло всего, и он не знал, выдержит ли эту боль. - Скорее…
- Ты правду говоришь? - опустился перед ним на колени младший.
- Должен сообщить… - повторил Дмитро и потерял сознание.
Низенький сурово посмотрел на товарища.
- Чеши, Гнат, в сельсовет, - приказал он. - Кажется, приехал капитан, позови его или лейтенанта!
- Еще чего, сапоги топтать… - с издевкой усмехнулся владелец полотняного картуза.
- Кто старший? - выпрямился низенький. - Товарищ Маковка, приказываю вам!
- Сейчас, - согласился длинный, - сбегаю уж…
Натянул картуз на лоб и побежал, неуклюже прижав к бокам локти. Низенький сбегал к ручью, принес в старой фетровой шляпе воды и брызнул Дмитро на лицо.
- Пить, - попросил тот, не открывая глаз. Казалось, ударит свет - и снова затуманится голова… А он должен рассказать обо всем…
Низенький разорвал на нем рубашку, вынул индивидуальный пакет и начал перевязывать. Дмитро стонал, а он туго наматывал бинт, умоляя:
- Потерпи… Терпи… Сейчас будет легче…
Дмитро вспомнил, как пристреливал раненых Отважный. Подходил, деловито осматривал - дышит ли? - и стрелял в висок. Брызгала кровь и мозг, сапоги у Отважного всегда были покрыты рыжими пятнами.
Зачем он перевязывает меня?
Появился Отважный и наступил грязным сапогом на грудь. Да, на голенищах рыжие пятна - успел разглядеть Дмитро. Хотел сдвинуть сапог, но не смог, боль обожгла его всего, и парень снова потерял сознание.
Капитан Кирилюк был в Пилиповцах, когда "ястребок" в полотняном картузе добежал до сельсовета. Выслушав его, Петр вскочил.
- Я с вами! - схватил фуражку лейтенант.
У сельсовета стояли оседланные лошади, и офицеры галопом поскакали к болоту, где лежал раненый бандеровец.
- Фельдшера туда! - успел приказать ребятам Кирилюк.
Лейтенант, увидев Заставного, не сдержался.
- Вот сволочь, - выругался он, - старый знакомый! Я вчера проверял у него документы…
- Сейчас это не имеет значения, - резонно заметил Кирилюк. Посмотрел, куда ранен, сокрушенно покачал головой. - Приходил в себя? - спросил он "ястребка".
- Сейчас я принесу воды, - побежал тот к ручейку.
Вернувшись, пояснил:
- Я на него брызнул, он и очухался.
Петр намочил платок холодной водой, положил на лоб Дмитру. Тот вздрогнул, открыл глаза.
- Вы хотели что–то сообщить? - спросил Петр. - Я - капитан Кирилюк.
Лишь посмотрев на рану в животе, Петр понял, что этому парню осталось жить совсем недолго.
- Я из отряда Грозы… Дмитро Заставный. Слушайте меня, говорю правду: сегодня ночью Гроза с ребятами будут гулять на хуторе Бабляка. Утром отряд снимается и идет к Злочному. В село Путятичи… В двух километрах - домик лесника… - Задохнулся и попросил: - Воды…
Кирилюк дал ему несколько глотков. Поднял голову Дмитра повыше. Ждал.
- Возле Путятичей… - набрался сил Заставный, - Гроза должен встретить людей, которые приедут из города, людей с чемоданом…
- Что? - нагнулся еще ниже Кирилюк. - С каким чемоданом?
- Двое пришли из–за границы, - еле слышно прошептал Дмитро. - Я был вместе с ними в городе… - Лицо его стало белым как полотно, он пошевелил губами и замолчал.
Кирилюк послушал пульс.
- Фельдшера, скорее! - приказал "ястребку". - Возьми коня!
Тот поскакал, а Петр сидел, держа руку Дмитра, и чувствовал, как замирает жизнь в теле юноши. Сжимал руку крепче, будто еще мог удержать уходящую жизнь, и злился на свою беспомощность.
Дмитро заговорил совсем неожиданно, когда Кирилюк уже подумал, что парень отходит.
- Я помогал им охотиться за чемоданом, - сказал он четко и ясно, будто был совсем здоров. - В нем какие–то важные документы.
- Знаем, - не выдержал Петр.
Дмитро улыбнулся:
- Хорошо, что знаете. Только что к ним в город поехал отец Андрий Шиш. Должен предупредить о месте встречи. Но, - вспомнил он вдруг, - Гроза говорил, что, если с ним что–нибудь случится и не сможет выйти на Путятичи, пусть предупредит этих… зарубежных агентов…
- Как их зовут и где живут?
- В конце Городецкой… слева…
Дмитро недоговорил. Не хватило дыхания. Еще раз открыл глаза, посмотрел в безоблачную голубизну, которая почему–то начала чернеть, как во время затмения. Вот и звезды вспыхнули, но почему они падают с неба? Падают и падают, оставляя сверкающие следы, как кометы.
- Красиво, - вздохнул одними губами Дмитро и умолк.
- Умер… - Петр отпустил руку Заставного, встал. - Жаль…
- И вы действительно жалеете этого бандеровского прихвостня? - спросил лейтенант.
Кирилюк нахмурился.
- Кто знает, - задумчиво сказал он, - может, из него со временем и получился бы человек… - Петр повернулся и пошел к коню: нужно немедленно связаться с районом.
Когда уже подъезжал к селу, увидел фельдшера и председателя сельсовета, пробиравшихся огородами.
Петр пришпорил коня. Он не имел права терять ни минуты, а председатель, как он знал, любил поговорить, особенно с приезжим человеком.
Начальник районного отдела госбезопасности майор Гусев ответил сразу же. Кирилюк знал, что подобные разговоры не ведут по телефону, но у него не было другого выхода. Насколько мог аллегорично рассказал обо всем, что случилось.
- Связываюсь с областью, - ответил Гусев, - жди у телефона.
В кабинете полковника Трегубова раздался телефонный звонок. Он снял трубку:
- Слушаю. Гусев? Что у тебя там? Что ты говоришь?! - Нетерпеливо замахал секретарю, просунувшему голову в дверь: - Я занят и никого не приму! Это не тебе, Гусев. Я слушаю… Не может быть! Говоришь, ночью будут пьянствовать на хуторе? Сам Гроза? Дела, дела…
Выслушав донесение, спросил:
- Что предлагает капитан Кирилюк? Конечно, попа мы встретим тут. Он выведет нас на всю шайку - никуда они не денутся, возьмем. Говоришь, капитан предлагает пропустить отряд Грозы к Злочному и окружить уже там… Не понимаю: для чего? Ну–ну, это глупости… Хотя постой, дай мне подумать…
Трегубов положил трубку на стол. В соображениях Кирилюка есть рациональное зерно. Вероятно, Андрий Шиш не захочет лично встречаться с пришедшими из–за рубежа, а сообщит им каким–нибудь другим способом. Короче говоря, если завтра не задержать этих двоих с чемоданом, они могут узнать о разгроме отряда Грозы и не выйти к Путятичам. Значит, не трогать сегодня ночью Грозу?.. Встретить на вокзале попа и попробовать арестовать этих двоих с чемоданом? А если Гроза не пойдет к Злочному? Вдруг ему что–нибудь помешает? Имеет ли он право упустить бандеровскую банду, раз может сразу ликвидировать ее? За одну ночь… А сколько зла может причинить еще Гроза!
Трегубов взял трубку и твердо сказал:
- Приказываю, майор Гусев, окружить и уничтожить сегодня ночью банду Грозы. Немедленно свяжись с подполковником Иваненко, пусть поднимает свой батальон. Я сам сейчас выезжаю к вам.
Солдаты окружили хутор Бабляка до полуночи. Провели их местные жители, хорошо знавшие здесь каждую горную тропу, у которых отряд Грозы давно уже сидел в печенках.
Крестьяне следили и за тем, чтобы кулаки не сообщили бандеровцам о передвижении войск в район Пилиповцев. "Ястребки" перекрыли все выходы - из села и окружающих хуторов.
В начале первого ночи Трегубов дал сигнал к атаке: в темное небо взлетела ракета.
…Ромко Шиш только поднес рюмку самогона ко рту, как увидел за окном в небе красную точку. Нахмурился.
- Скажите ребятам, чтобы не баловались! - крикнул он. - Хотя скоро и выступаем, да зачем это?
Он сидел на почетном месте под образами в лучшей комнате Бабляка. За столом - сотники и самые доверенные лица; рядовые стрельцы пьянствовали на кухне и во дворе. Собрались почти все бандиты - за исключением Отважного и еще нескольких, ждавших на Овчаровой Леваде, где в большом тайнике размещался склад отряда.
Как бы в ответ на слова куренного, совсем близко, за огородами, прозвучала автоматная очередь.
- Я же сказал!.. - стукнул кулаком по столу Гроза, но не успел закончить.
- Окружили! - закричали во дворе. - "Ястребки" на хуторе!
Теперь автоматы строчили повсюду. Гроза бросился к окну, высадил раму.
- Не подпускай к хутору! - заорал он. Схватил автомат и выпрыгнул в окно.
Началась паника. Одурманенные самогоном, перепуганные насмерть, бандеровцы в темноте били друг в друга, ругались, неистово кричали. Были уже убитые и раненые. Огненное кольцо сжималось.
Гроза сразу протрезвел. И дурак бы понял, что хутор взяли в плотное кольцо, из которого не вырваться. Если организовать оборону, можно продержаться лишь несколько часов - днем их все равно перестреляют. Куренной пригнулся и побежал мимо риги в огороды. Пули свистели всюду, но он не обращал на них внимания и бежал, надеясь добраться до кучи навоза, под которой был замаскирован тайник. О нем знал только Бабляк - тоже надеялся отсидеться.
Когда выскочил на огороды, понял: поздно. Солдаты были уже неподалеку от тайника - темные фигуры перебегали по картофельному полю. Злоба и отчаяние затуманили голову. Упал на грядку, почти не целясь, выпустил длинную очередь. Потом выругал себя - ведь запасного диска нет, - удобнее умостился и начал бить прицельно, короткими очередями.
Черные фигуры исчезли - упали, затаились в густом картофеле. Гроза знал: подползают и скоро будут рядом. Отполз на несколько метров и, когда снова увидел тени, открыл огонь.
По нему стреляли с нескольких позиций, но он был словно заговорен - никак не могли попасть; наконец кто–то из солдат догадался метнуть гранату. Она упала рядом с Грозой - в лунном свете он успел заметить, как катился на него маленький железный шар. Взрыва он уже не услышал…
Бандеровцы оборонялись недолго. Сложили оружие, и только двое особенно упорных засели на чердаке и отстреливались, пока не кончились патроны. Солдаты хотели взять их живьем, но, взобравшись на чердак, увидели два трупа. Видно, много преступлений было у бандитов на совести…
Когда все кончилось, на хутор приехал полковник Трегубов.
- Грозу взяли? - первое, что он спросил.
Майор Гусев показал на крыльцо, возле которого лежали тела убитых. Трегубов посветил фонариком.
- Этот? Эх, - нахмурился он, - не могли взять живьем…
Гусев ничего не ответил, и полковник понял.
- Хотя, - повеселел он, - черт с ним! Банду ликвидировали - и квиты.
Кирилюк, подходя, услышал последние слова Трегубова.
- Только бы знать, что все они тут… - сказал он сокрушенно. - Разрешите мне допросить арестованных?
- Допрашивайте, - согласился Трегубов. - Думаю, все в порядке.
Весь день Модест Сливинский провел у Ядзи и вернулся к Лизогубу в хорошем настроении. Вчера, когда Хмелевец за обедом снова набрался до чертиков - не без его, пана Модеста, помощи, - Сливинский нанял машину и перевез чемодан на улицу Менжинского. Запихнул на антресоли и вздохнул с облегчением - пусть теперь Семен ищет; не всегда подтверждается истина: кто ищет, тот найдет…
Сегодня или в крайнем случае завтра ждал отца Андрия. Рассчитал: Дмитро Заставный попал в Пилиповцы в тот же день или утром следующего. Прибавил еще сутки его милости на связь с Грозой. Выходило, что священник мог уже прибыть в особняк на Июньской.
Пан Модест медленно шел, насвистывая мелодию модного фокстрота. Сливинский изображал эдакого, уже не первой молодости, гуляку.
Темнело… Пахли цветы… Сливинский с наслаждением вдыхал горьковато–пряные запахи, которые немного кружили голову и настраивали на лирический лад…
На углу Июньской, у открытой калитки, на скамеечке, сидела пара. Увидев ее, Сливинский замедлил шаги. Сам не мог понять, почему поступил так, как–то это получилось само собою, интуитивно… Дом был пуст, с запертой калиткой - и вдруг… Ведь до этого пара сидела спокойно, но, увидев Сливинского, парень притянул к себе девушку - сделали вид, что целуются…
В Сливинском проснулся бывший гестаповец: замечал все, что делается вокруг, не пропустил бы ни малейшей подозрительной детали. Продолжая насвистывать тот же модный фокстрот, даже не взглянув в сторону влюбленных, уверенно свернул на Июньскую.
Дом Лизогуба шестой справа - в самом конце улицы. Сливинский шел, помахивай рукой, казалось, никуда не смотрел, и все же знал, что делается вокруг: научился видеть, еле скашивая глаза, и быстро ориентироваться в обстановке.
На всякий случай миновал дом Лизогуба, даже не посмотрев на него. За поворотом стоял грузовик, и шофер, подняв капот, копался в моторе. Бросил мгновенный взгляд на Сливинского, но пан Модест знал такие взгляды: посмотрел, словно сфотографировал.
Третий дом справа стоял в глубине сада. Калитка никогда не запиралась; тут жило несколько семей - дом большой, двухэтажный. Владелец его сбежал с гитлеровцами, и дом забрал коммунхоз.
Сливинский, давно обследовавший все вокруг дома Лизогуба, знал, что его появление во дворе никого не удивит - пришел гость к кому–то из жильцов. В освещенной яркой лампочкой беседке играли в домино. Никто и не взглянул на Сливинского, и тот, не дойдя до здания, свернул на дорожку, ведущую через заросли сирени к огородам.
Стемнело. Пан Модест постоял несколько минут среди кустов и, выбрав удобный момент, юркнул в кукурузное поле. Кукуруза еще не очень высокая, но густая, и, сидя в ней, можно незаметно следить за домом Лизогуба.
Прошел час, и Сливинский услышал урчание мотора: шофер наконец завел машину и уехал. Пан Модест подумал, что, вероятно, все его подозрения абсолютно беспочвенны, и все же решил подождать.
Еще через час Сливинский возблагодарил бога за свою осторожность: в соседнем с лизогубовским садике мелькнула тень - кто–то, пригнувшись, побежал к огородам, навстречу ему с картофельных грядок встали двое. Значит, догадался Сливинский, дом уже давно окружен и каждый, кто входит туда, попадает в ловушку. Посмотрел на часы - половина двенадцатого. Сперва хотел выбраться отсюда - наверное, все уже легли и не заметят его, - повернет направо, по темной улице выйдет на пустырь, но, поразмыслив, остался еще. Улицу могли перекрыть, и такой поздний прохожий в этом районе не мог бы пройти незамеченным. Лежал, стараясь не шевелиться, и дышал тихо–тихо, как мышь.
…Отца Андрия встретили на вокзале и уже не выпускали из поля зрения. Несколько часов он провел в епархиальном управлении. Потом священник отстоял обедню в кафедральном соборе и пообедал в первоклассном ресторане. Ни с кем подозрительным не встречался и не обменялся ни единым словом. Полковник Левицкий допускал, правда, что Андрий Шиш мог договориться со своим сообщником в епархиальном управлении и передать ему функции связного, но сам не поверил в это - считал, что священник обязательно пойдет на Городецкую.
В начале девятого отец Андрий сел в трамвай, идущий мимо вокзала, и сошел в конце Городецкой. Видно, бывал тут не раз, потому что, не расспрашивая, уверенно ориентировался в лабиринте кривых переулков. Позвонил у калитки дома с мансардой на Июньской улице.
Быстро установили, кому принадлежит особняк и кто в нем проживает.
Около одиннадцати Левицкий приехал на место событий. Трегубов еще не вернулся из Поворянского района.
Иван Алексеевич разделял точку зрения Кирилюка о нецелесообразности ликвидации отряда Грозы до его передислокации в район Злочного. Но сейчас, приехав на Июньскую, успокоился. Лейтенант Ступак доложил: в доме Лизогуба кроме самого хозяина и Андрия Шиша есть еще кто–то. Установили это довольно просто. Лизогуб поливал грядки за домом, когда вдруг загорелось маленькое окно на первом этаже и почти одновременно в мансарде погас свет. Итак, непрошеные гости тут, дом окружен так, что и мышь не выскользнет, и можно начинать операцию.