- Как же вы потеряли товарища? - полушутя спросил Груздев, но посмотрел хмуро.
- Мне было приказано в любом случае следить за каноником Долишним, - вытянулся Ступак. - Не было оснований для нарушения приказа.
- Вы действовали правильно, - похвалил Трегубов. - Когда капитан Кирилюк вошел в собор?
- В половине первого началось венчание. Капитан пошел следом за гостями молодых.
- После венчания народ оставался в соборе?
- Может, несколько человек. Все разъехались…
- Собор заперли?
- Нет.
- Другого выхода нет?
- Единственный - на Карпатскую улицу.
- Садитесь, лейтенант, - пригласил Левицкий. - Итак, картина такая. Сейчас около десяти. Капитан Кирилюк исчез девять часов назад. Уверен, что, если бы у него была малейшая возможность связаться с нами, он так бы и поступил. Трудно делать прогнозы, но думаю: с капитаном что–то случилось.
- Не напали же на него в соборе!.. - поморщился Трегубов. - Такого у нас еще не бывало.
Левицкий нервно потушил сигарету:
- Не нравится мне поведение каноника. Явно создает себе алиби. И еще одно. Расскажите, лейтенант, как вел себя каноник, возвращаясь домой.
Ступак, стараясь ничего не пропустить, рассказал обо всем, что видел. С минуту сидели молча. Первым высказался майор Груздев.
- Надо обыскать собор! - категорично сказал он.
- Ох как нежелательно, - покачал головой Трегубов. - Бандеровцы могут воспользоваться этим, начнут распускать всякие слухи…
- Что же делать? - перегнулся через стол Левицкий.
Трегубов поднял правую бровь.
- Без обыска не обойтись. Но это ох как нежелательно… - повторил он.
- Подождем до двенадцати, - предложил Левицкий. - Если умно провести операцию, никто не узнает, что мы побывали в соборе.
- Без каноника не обойтись, - возразил майор. - Болен он там или нет, а придется брать с собой. А может, капитан нащупал какой–то узелок и распутывает его?
- Позвонил бы, - заметил Левицкий. - За девять часов так или иначе, а успел бы сообщить.
Трегубов встал.
- Следует уладить некоторые формальности, - объяснил он. - Разрешение прокурора на обыск, ну и пригласить представителя управления по делам церкви. Вы обедали, лейтенант? - повернулся он к Ступаку.
Год был не очень–то сытный - первый послевоенный год, - и лейтенант мог перекусить только в управленческой столовой, а она работала до девяти. И все же Ступак отказался, хотя и невольно проглотил слюну.
Трегубов догадался.
- Давай, лейтенант, давай. - Взял его за плечо: - Пойдем, у меня есть НЗ - накормлю.
Дальше отказываться было неудобно, тем более что впереди долгая ночь, и кто его знает, как все обернется…
После часу ночи две оперативные машины остановились у переулка возле собора. Отец Валериан вылез в сопровождении чекистов в штатском. Ступак взял у него ключ и открыл тяжелые, кованые двери. Они даже не скрипнули, петли регулярно смазывали - в соборе был хороший хозяин.
Каноник включил свет. Несколько лампочек осветили центральную часть собора. Хоры и купол скрывала темнота, темно было и в притворе, и в боковых закоулках, и Левицкому все время казалось, будто на него из темноты смотрят десятки суровых лиц - смотрят и осуждают. Пожал плечами, словно сбрасывая с себя какую–то тяжесть, и подозвал каноника.
- Вам уже сказали, - начал он, глядя прямо в глаза священнику, - почему мы вынуждены поступить именно так и что наши действия не имеют целью осквернить храм. Надеемся на вашу искренность и желание всемерно содействовать органам власти.
Отец Валериан ощетинился.
- Я протестовал и протестую против этого незаконного акта, - зло сказал он, - и буду жаловаться!
- Законный он или незаконный, судить не вам! - резко ответил полковник. - Вы имеете право жаловаться, но сможете это сделать только завтра, вернее, - он взглянул на часы, - сегодня днем.
- Я очень болен, - начал каноник, - поднимать с постели больного человека негуманно.
- Наш врач не нашел у вас никаких болезней, - вмешался Трегубов. - Он считает, что эта прогулка не повредит вам. Скажите, - вдруг спросил он, - есть ли под собором подвал?
Каноник выдержал его пытливый взгляд.
- Только усыпальница под алтарем.
- Можно посмотреть?
- Прошу.
Трегубов сделал знак подчиненным, чтобы начинали, а сам с Левицким проследовал за каноником.
В усыпальницу было проведено электричество, и отец Валериан включил свет. Смотрел с нескрываемой иронией, как шарили непрошеные ночные гости - ощупывали все гробницы, выстукивали каменные стены. "Ищите, голубчики, ищите, тут сам дьявол ничего не найдет, не то что вы…" Сел на ступеньку и демонстративно углубился в молитвенник.
Через час обыск закончили, и старший группы доложил Трегубову, что ничего подозрительного, тем более каких–нибудь следов капитана Кирилюка, в соборе не обнаружено. Трегубов отвел Левицкого в сторону.
- Придется извиниться и отпустить попа, - поднял он правую бровь.
- Не нравится он мне, - признался Левицкий, - слишком уж спокоен. Переборщил святой отец. Или действительно нервы у него железные…
- Но ведь доказательства… Где доказательства? Можете идти… - Трегубов махнул старшему группы. - И вы тоже, - отпустил он представителя управления по делам церкви. - Мы сейчас выйдем.
В соборе стояла такая тишина, что было слышно, как каноник листает страницы молитвенника. Левицкий и Трегубов отошли на середину церкви и разговаривали шепотом.
- Может, напрасно так поступили, - засомневался и Левицкий. - Кирилюк мог выйти из собора вслед за каноником, и с ним что–нибудь случилось…
- Несчастный случай? - улыбнулся Трегубов. - Исключено. Если бы в городе что–нибудь случилось, я бы знал. Что у вас, лейтенант? - обернулся он к дверям.
Левицкий посмотрел туда же и увидел Ступака, делавшего какие–то знаки, Понял: лейтенант не хочет привлекать внимания каноника - и слегка подтолкнул Трегубова к притвору.
- Вот… - Ступак осторожно развернул клочок газеты я показал два обыкновенных автоматных патрона. - Нашли тут рядом, в сарайчике.
- Ну и что же? - не понял Трегубов. - Мало ли их тут валяется!..
- Свежесмазанные… - возразил лейтенант. - Кто–то потерял совсем недавно.
- Где сарайчик? - заинтересовался полковник. - Проводите нас туда.
В сарайчике хранились дрова. Распиленные и нарубленные, они были сложены аккуратными штабелями у задней стенки. Тут же стояли козлы, валялся топор. Левицкий машинально поднял его и провел пальцами по лезвию. Видно, давно уже не пользовались им - выщерблен и затуплен, с пятнами ржавчины.
- Вот тут нашли. - Ступак посветил фонариком у входа. - Конечно, этого добра после войны всюду хватает, но будто вчера потеряны…
- Как попали сюда? - полюбопытствовал Трегубов.
- Для сержанта Батаева это не замок.
- Надо было взять ключ у каноника, - не одобрил Трегубов, - а впрочем… - равнодушно махнул рукой. - Сухо тут, опилки… Патроны и закатились… - Он постоял на пороге, ощупывая сарай ярким лучом фонарика. Ощупал даже потолок - добротный, из крепких досок. Подошел к сложенным у стены дровам, потрогал я даже зачем–то понюхал полено. - Сухие, - сказал он, - как у хороших хозяев. - Взял у Левицкого топор, поставил торчмя полено, тюкнул. - Таким топором не порубишь. - Отодвинул козлы к выходу, сел, похлопал рядом, приглашая Левицкого. - А ну, ребята, - направил он луч фонарика на большую кучу дров в углу, - раскидайте их.
Ступак с сержантом принялись за работу. Трегубов, внимательно наблюдая, как пролетали мимо них поленья, пояснил Левицкому:
- Нарубили их уже давно - сухие, даже звенят, - а сложить не удосужились…
- Лето, - заметил Левицкий, - зачем теперь дрова? В городе газ и…
- Для настоящего хозяина, - кивнул Трегубов на кучу, - это - как ножом по сердцу. Вон какие штабеля выложили, крыша без единой щелочки, пол каменный, а топор ржавый и зазубренный. Не по–хозяйски это…
Левицкий понял ход мыслей Трегубова.
- Думаете… - начал он.
- Не знаю… - перебил тот. - Но подозрительно.
Трегубов сидел на козлах в удобной позе и не отрывал взгляда от кучи дров, которая все уменьшалась. Наконец не выдержал, вскочил и принялся помогать Ступаку. Отбросив последнее полено, чуть не лег на пол, выгреб из угла толстый слой опилок.
- Так я и знал! - крикнул радостно. - Приведите, лейтенант, попа.
Левицкий присел рядом с Трегубовым. Тот провел пальцем по едва заметной щели в полу, сдул опилки. Возле самой стены в каменном полу было кольцо. Трегубов потянул за него, но безуспешно. Уперся коленом в стену, напрягся - крышка не поднималась.
- Очевидно, какой–то секрет, - отпустил он кольцо, - или заперто снизу. А впрочем, уже ведут попа, и мы все сейчас выясним.
Он направил луч фонарика на дверь так, чтобы увидеть, как отреагирует каноник на их открытие. Тот остановился на пороге, стоял прямо, ослепленный, и смотрел перед собой не моргая. Только сложил руки на груди и переплел пальцы, сильно сжав их, чтобы не дрожали.
Трегубов опустил фонарик, осветил угол, вырвав из темноты крышку люка, и снова перевел луч на лицо священника:
- Куда ведет этот ход? И как открывается люк?
Впервые за все время каноник показал свой характер.
- Может, уважаемые господа не будут играть в сыщиков?! - громко и зло спросил он. - Я старый человек и нуждаюсь в отдыхе…
Услышав эти слова, Трегубов неожиданно засмеялся. Фонарик задрожал в его руке, и Левицкому показалось, что каноник покачнулся, но это лишь показалось. Трегубов замолк, луч перестал дрожать. Каноник оперся о притолоку и прищурил глаза. Трегубов придвинулся к нему, сказал с презрением:
- Так, святой отец, может, прекратим эту игру? Вы разоблачили себя, хотя нервы у вас действительно железные.
Каноник не отвел глаз. Смотрел мрачно, как на провинившегося ребенка.
- Я не люблю провокаций, господин… - не знал, как назвать, - господин начальник. Уже поздний час, и вы должны сказать, в чем обвиняете меня…
- Вот что, ваше преподобие, - серьезно сказал Трегубов, - при уровне современной техники мы этот люк рано или поздно поднимем. Думаю, за полчаса управимся. Но не советовал бы вам чинить нам препятствия - попытка запутать следствие только отягчит вашу вину.
Каноник сокрушенно перебирал четки и беззвучно шептал молитву.
- Вы слышите меня? - повысил голос Трегубов.
Каноник не ответил. Аккуратно спрятал четки, пощупал рукой в углу над люком и потянул за кольцо. Крышка пошла легко - священник и правда был хорошим хозяином и регулярно смазывал петли.
Трегубов первым полез в темное отверстие. Посигналил оттуда фонариком. Но Левицкий, не ожидая приглашения, уже протискивался вниз.
Просторное подземелье заканчивалось крутой каменной лестницей, за ней была низкая дубовая, обитая железными полосами дверь. Левицкий налег плечом - не скрипнула. Трегубов саркастично улыбнулся:
- Дюймовка, ее голыми руками не возьмешь. Спустите сюда каноника! - крикнул он Ступаку.
Отец Валериан скользнул в узкое отверстие, как угорь. Он уже овладел собой, потому что смотрел спокойно и даже вызывающе.
- Ключ?.. - показал Трегубов на дверь.
- Очень сожалею, но ничем не могу помочь господину. - Каноник наклонился вперед, как бы кланяясь, и его голос зазвучал искренне: - Я не спускался сюда года два, ключ хранился у отца эконома монастыря… Он недавно умер… очевидно, передал все хозяйство старосте…
- Куда ведет дверь?
- В бывшую монастырскую усыпальницу.
- Из собора есть ход в нее?
- Не слышал о нем…
Левицкий подошел к люку.
- Подайте мне топор, - попросил Ступака, - и, может, где–нибудь найдется лом.
Тупой топор отскакивал от мореного дуба, оставляя на нем только царапины, но Левицкий бил и бил, дверь жалобно стонала, словно повизгивая под ударами. Его сменил Трегубов - он обладал незаурядной силой, и с третьего или четвертого удара раскрошил доску у замка. Хотел бить дальше, но в подземелье спрыгнул Ступак с ломом.
- Одолжил у соседского дворника, - сказал он, хотя никто не требовал пояснений.
Трегубов уступил лейтенанту место, и тот ударил так, что исклеванная топором доска сразу затрещала. Через несколько секунд замок сбили. Трегубов пнул сапогом дверь, шагнул внутрь. Почти сразу Левицкий услышал его радостное восклицание и бросился вслед за ним. Ничего не увидел - полковник закрывал плечами узкий каменный коридор, - но когда он нагнулся, удалось заглянуть и Левицкому. Не поверил глазам: о мокрую каменную стену оперся человек со всклокоченными волосами, с окровавленным лицом и в разодранной гимнастерке.
Точно, Кирилюк!
- Как вы попали сюда, капитан? - спросил Трегубов, но, сразу поняв неуместность своего вопроса, крикнул: - Врача сюда!
- Дайте мне напиться. - Кирилюк сделал шаг, покачнулся, и Трегубов поддержал его.
Побежали за водой. Левицкий пропустил Петра впереди себя.
- А–а, святой отец! - встретился тот взглядом с каноником. - Рука у вас крепкая и бьет хорошо, но все же не рассчитали. Или голова у меня каменная? А, святой отец?!
Каноник попятился.
- Арестовать! - приказал Трегубов. - А вы, капитан, немедленно в госпиталь.
- Там склад оружия. Карабины и автоматы в гробах, - будто не слышал его Кирилюк и кивнул на отверстие.
- Разберемся! - уверенно ответил Трегубов.
Владелец особняка на окраине принял гостей приветливо. И действительно был рад: наконец–то мог свободно, не таясь, поговорить, позлословить о Советской власти, вспомнить добрые старые времена, зная, что все это найдет искренний отклик в сердцах собеседников. Щедро накрыл стол, поставив все, что было, не пожалел и самогона. Это добро не переводилось: Ярема Лизогуб гнал сам и даже потихоньку приторговывал - что поделаешь, скромной зарплаты бухгалтера не хватало, а пускать в ход золотые десятки, закопанные в саду под яблоней, не хотелось. Лизогуб твердо верил, что Советы продержатся недолго, а золото есть золото, лишь бы нашлись деловые люди…
В буржуазной Польше у Лизогуба была небольшая гостиница с рестораном, тоже небольшим, но там всегда вертелись девицы, охотно посещавшие клиентов в номерах. Гостиница и ресторан давали приличный доход, с девиц Лизогуб тоже брал свой процент - жить можно было, и Ярема Андриевич всегда умилялся, когда вспоминал те дни. Глупец, последний глупец - он еще фрондировал против правительства, записался в ОУН. Смотри–ка, своего, национального, захотелось! Теперь этого национального сколько угодно, бери, жри его - под ногами валяется, но - увы! - нет уютной гостиницы, ресторана с джазом, и девицы поразбежались… Вот и приходится по вечерам гнать вонючий самогон. Еще слава богу - домик на безлюдье и забор высокий, да и участковый уполномоченный - свой человек. Прекрасный мужик: любит и лишнюю сотню положить в карман, и от литра самогона не отказывается. Зато не беспокоит Ярему по мелочам, а когда нужно - и предупредит: так, мол, и так, сегодня проверка документов; или: пришла жалоба - гонит самогон. Завтра придем проверять. А проверка такая: если участковый один, то возьмет с собой бутыль; если еще с кем–нибудь, то облазит все уголки, накричит на Лизогуба, напугает… Золотой человек, знает ведь, что аппарат в подполье, в сарае. Но попробуй найди этот ход!..
Потому–то и решил Ярема Андриевич рискнуть. Когда стемнело, открыл ворота в сад. Тихонько, не включая фар, загнали в сарай машину. Запасные номера Заставный (умный паренек, он сразу же понравился Лизогубу) прихватил с собой, а судя по всему, автомобиль понадобится…
Сливинский, как только познакомились, принялся расспрашивать Ярему Андриевича, но тот отложил деловой разговор до вечера.
- За столом, - подмигнул он, - разговаривать легче.
- Свой человек, черт бы его побрал, - обрадовался Семен Хмелевец, - все понимает!
Когда выпили по первой, пан Модест начал издалека:
- Дело у нас деликатное, и мы надеемся, пан, на вашу помощь.
Лизогуб, подхватив на вилку кусочек селедки, согласно кивнул головой.
- Насколько нам известно, у вас останавливался пан Северин Воробкевич…
Лизогуб пожевал селедку и снова кивнул.
- Был у него большой желтый чемодан из крокодиловой кожи? - оживился Сливинский.
Лизогуб опять кивнул.
- Так где же он? - почти закричал пан Модест.
- А кто ж его знает… - равнодушно сказал Ярема Андриевич и нацелился на толстый кусок сала. - А для чего он вам нужен?
Сливинский сердито покосился на Дмитра Заставного: парень вроде и свой, но… В конце концов все равно узнает. Решительно сказал:
- В этом чемодане были документы, которые не должны попасть в руки большевиков. Довольно важные бумаги…
Лизогуб не донес сало до рта.
- Так вот оно что! - щелкнул он пальцами. - Начинаю понимать, почему Воробкевич так трясся над этим чемоданом.
"Еще бы, - подумал пан Модест, - носил с собой двести тысяч долларов".
- Надо разыскать чемодан, - вмешался Хмелевец, - и как можно скорее. Там, - неопределенно качнул головой, - ждут его, а мне не очень приятно дышать одним воздухом с коммунистами.
"А мне?" - хотел обидеться Лизогуб, но на всякий случай сдержался. Кто их знает, что за птицы. Ответил кратко:
- Все, что от меня зависит, господа… - и приложил руку к сердцу. - Но что я могу?
- Вспомните все адреса, где скрывался Воробкевич, - попросил Сливинский.
- Это дело несложное… Он жил у меня, пока один человек не предупредил, что должны проверять документы. В тот же день Воробкевич переехал к Кутковцу́. Это его знакомый, был лесничим, а сейчас работает в областном управлении сельского хозяйства. Через три дня перебрался к Валявским. Вдова с дочкой, супруга его бывшего товарища, умершего во время войны. Две ночи спал у профессора университета Янышевского, а потом уже перешел на явочную квартиру, где его и выследили.
- Чудесно! - довольно сказал Сливинский. - Думаю, чемодан лежит в одной из этих квартир.
- Завтра наведаемся и выясним! - решительно заявил Хмелевец. - Чемодан от нас не убежит.
- Ох, это не так просто, - заметил Лизогуб. - Люди сейчас не те, свиньи, а не люди… Может, они и не догадываются, кто такой Воробкевич и что это за чемодан. Пан Северин, очевидно, предупредил, что вернется за ним. И вот появляетесь вы… Мол, по поручению пана Воробкевича: не у вас ли, случайно, чемодан? Ко мне бы пришли, например, так я с вами и разговаривать бы не стал - идите ко всем чертям, никакого Воробкевича не знаю и знать не хочу!
- А мы, - вспыхнул Хмелевец, - черт бы его побрал, за горло! Чемодан или, - он сделал выразительный жест, - к праотцам.
- В городе, - сухо ответил Лизогуб, - пока что, к сожалению, твердая власть, и авантюрные фокусы не пройдут. Стоит поднять шум, и через несколько минут вас задержат.