- Постойте, - потер лоб Сливинский, - а если действовать от имени этой власти?.. - С минуту подумал и заговорил, будто советуясь со всеми: - Представим себе: к вам приходят, ночью, поднимают с постели… Из учреждения государственной безопасности… Точно, мол, известно, что у вас тогда–то и тогда–то скрывался известный оуновский преступник Воробкевич и оставил свой чемодан. Если даже будут отказываться, мы - обыск… Чемодан не иголка, найдем…
- Но ведь вы должны предъявить какие–то документы, - осмелился перебить его Дмитро Заставный. - А где взять удостоверения? И ордер на обыск?
Лизогуб подмигнул:
- Кажется, я тут могу кое–что посоветовать! Есть у господ советские деньги?
- Угу… - подтвердил Сливинский, - есть…
- Пятнадцать тысяч найдется?
- Наскребем.
- Две красные милицейские книжечки попробую организовать…
- Можно и милицейские, - одобрил Сливинский. - Удостоверение будем показывать издали. А как с ордером на обыск?
Лизогуб замялся.
- Если бы ко мне пришли сейчас и положили на стол любую изготовленную типографским способом бумажку с печатью, я бы поверил, что она подлинная. У нас что, знакомят граждан с формой ордеров на обыск? Я могу изготовить вам десять разных форм, и все десять сойдут за настоящие.
- В этом есть смысл, - согласился Сливинский. - Да где вы возьмете такие бланки?
- Это будет стоить еще три тысячи. Почти даром, - похвалился Лизогуб, зная, что тысячу из этих трех положит в карман (не говоря о половине денег за удостоверения!). - У меня есть тут один знакомый мужик. При Польше держал небольшую типографию, и у него все найдется…
Сливинский встал из–за стола. Почему–то расхотелось есть. Заходил по комнате.
- Риск есть, - начал он рассуждать. - Но не такой уж большой. Люди напуганы энкавэдэшниками и даже в критический момент постараются быть в стороне. Так, - он потер руки, - карта почти беспроигрышная. Да и другого выхода у нас нет. Как вы считаете, пан, то есть, извините, товарищ Барыло?
- Черт бы его побрал! - только и произнес Хмелевец, оторвавшись от тарелки.
- Значит, вы согласны, - не без иронии поклонился ему пан Модест. - А вам, мой юный друг, - обратился он к Заставному, - придется быть шофером и сыграть роль солдата, так сказать, при нас. Военную форму достанете? - спросил он Лизогуба.
- На барахолке, - провел тот ладонью над головой, - во! Полк можно обмундировать…
- А погоны?
- Что - погоны?.. Сами сделаем… Не такая уж это и хитрая штука.
- И то правда, - согласился Сливинский.
Дмитра захватила дерзкая идея Сливинского. Этот седой, чем дальше, тем больше и больше нравился Заставному - находил в нем черты, которые, считал он, должны быть присущи каждому человеку: широта мышления, интеллигентность, уверенность в своих идеалах и твердая рассудительность. Коробило лишь некоторое высокомерие по отношению к окружающим, возможно, чванство, но Дмитро легко прощал пану Модесту этот недостаток. Ведь он и правда был на голову выше окружающих - сравнить хотя бы с Хмелевцем… Пьет, жрет и только талдычит: "Черт бы его побрал!"
Дмитро даже улыбнулся этой мысли. Сливинский заметил улыбку и спросил серьезно:
- Мы не таились от вас, и вы должны оценить это, мой юный друг. Как вы относитесь к нашему предложению?
Заставному показалось, что пан Модест посмотрел на него подозрительно и тяжело, как бы обжег взглядом, но, должно быть, только показалось, потому что тот повторил мягко и даже ласково:
- Мы не заставляем вас, и вы должны сами обдумать этот вопрос для себя…
- Что ж тут обдумывать! - вырвалось у Дмитра. - Конечно, я согласен и охотно буду выполнять ваши приказы!
Сливинский облегченно вздохнул. Если бы этот молокосос отказался, пришлось бы его ликвидировать; это, в свою очередь, привело бы к лишним осложнениям: где взять шофера и кого послать к Грозе связным?.. Не хватало еще пану Модесту в такой сложной ситуации ломать себе голову над этими проблемами! Но все обошлось. Сливинский снова подсел к столу, потянулся к жареной рыбе.
- За успех! - поднял стакан, поморщился и выпил. Когда–то в этом городе он пил только высшие сорта коньяков, а теперь приходится глушить вонючую сивуху. Что ж, все течет, все изменяется. Дай бог схватить этот чемодан, и он никогда в жизни не вернется к такой гадости.
- Когда будут удостоверения и бланки? - спросил у Лизогуба, закусывая.
- Попробуем ускорить… - уклонился тот от прямого ответа. Да и что можно ответить, когда надо еще поговорить с участковым. Согласится ли? Риск большой, однако и деньги немалые. Лизогуб был уверен: согласится. Но ведь удостоверения на дороге не валяются, и участковый не бог Саваоф. Придется кого–то подкупить или незаметно украсть. Все не так просто.
- Не тяните, - попросил Сливинский. - Каждый день на счету.
- А деньги? - вырвалось у Лизогуба.
Пан Модест посмотрел на него, как породистый пес на дворнягу.
- Хотите сейчас?
Лизогуб почувствовал, что переборщил.
- Зачем сейчас, - пошел он на попятную, - можно завтра утром.
Валериан Долишний взял всю вину на себя. Утверждал, что склад оружия создали еще во время оккупации города и за ним должен был прибыть кто–то из оуновского подполья, но так и не появился.
Факты говорили о другом. Эксперты установили, что лишь месяц назад один из ящиков разбился и патроны закатились под дрова. Уже одно это обстоятельство говорило о тесных связях каноника с бандеровцами - материалов для суда набралось достаточно…
И все же Левицкий был недоволен. Дело с чемоданом не продвинулось ни на шаг, интуиция подсказывала: на истории с каноником можно поставить точку. О его аресте уже узнали кому надо, и вряд ли кто–нибудь сунет голову в капкан. Однако полковник приказал установить посты на квартире каноника и возле собора. Человека, который поинтересовался бы личностью Долишнего, немедленно задержали бы.
Кирилюка хотели госпитализировать, но он отговорился тем, что его жена - врач. Катря несколько дней не позволяла ему вставать с постели. Левицкий заходил по вечерам, развлекал Катрю рассказами о необыкновенных приключениях разведчиков. Петр знал, что Иван Алексеевич половину головоломных подвигов выдумывает, но жена принимала все на веру и с обожанием смотрела на Левицкого: Петр однажды шутя намекнул, что герой рассказов - сам полковник. Потом никак не мог переубедить Катрусю, что эти истории - вымысел Левицкого.
Заглянул однажды и Евген Степанович Заремба - бывший руководитель Кирилюка в подполье. Петр виделся с ним мимоходом, а теперь у него было вдоволь свободного времени, и он не отпускал Евгена Степановича. Уже перед освобождением города, когда Кирилюк ушел в партизанский отряд, Заремба попал в гестаповскую западню. Он как раз рассказывал о мытарствах в концлагерях, когда пришел Левицкий. Сначала Евген Степанович нахохлился, но полковник держался тактично, и через полчаса все разговаривали, как старые друзья.
Полковник приехал и на следующее утро. Напился чаю, похвалил Катрю за вкусное печенье, даже заглянул на кухню и только после этого начал издалека:
- Что скажет наш доктор о здоровье пациента?
Петр пожаловался:
- Хочу в госпиталь. Там тоже, говорят, не мед, но такого строжайшего режима…
Катря погрозила пальцем.
Левицкий незаметно подмигнул Петру.
- И все же когда кончится карантин?
- Два–три дня постельного режима, - отрубила Катря, - потом через день, если все будет в норме!
Петр схватился за голову.
- Никогда не женитесь на врачах! - простонал он.
- Неблагодарное существо! - блеснула глазами жена. - И это после того, как я так угождала ему…
Левицкий подхватил Катрю, закружил в шутливом вальсе.
- При–дет–ся зав–тра встать!.. - пропел он, будто не слышал ее слов.
Но Катря сердито вырвалась.
- У него еще не зажила рана, - сказала она жалобно.
- И это называется рана! - сел на кровати Петр. - Паршивая царапина, а не рана. Посмотрите только… - Он сделал попытку размотать бинт, но Катря охнула и отвела его руку. - Нет, теперь только в госпиталь!
- Разбулькался, как гречневая каша… - превратил все в шутку Левицкий. - Но ведь есть дело, и как хорошо было бы, если бы занялся им.
Катря поняла - настаивать не стоит. К тому же муж и правда окреп, и она держала его в постели больше для перестраховки. Но все же что–то недовольно пробурчала, ушла в кухню и демонстративно загремела там кастрюлями.
Еще не веря в победу, Кирилюк вопросительно посмотрел на полковника. Тот кивнул, и Петр, сбросив осточертевшую пижаму, взял рубашку.
- Дело такое, - начал Левицкий, не ожидая, пока Петр оденется, - пять дней назад пропали без вести заведующий облфинотделом и заместитель председателя Поворянского райисполкома. Ехали на машине в город и не доехали.
- Бандеровцы?
- Да.
- Но какое же это имеет отношение?..
- Не спеши! - перебил Левицкий. - Как правило, эти бандиты поджигают машину или просто бросают ее. А тут автомобиль исчез. Подняли на ноги автоинспекцию. Час назад я разговаривал со старшиной, дежурившим в тот день на контрольном пункте. Он помнит эту машину - хорошо знает облфинотдельского шофера - и удивился, что за рулем сидит какой–то парень. Но тот сразу рассеял его сомнения: мол, шофер заболел, а я подменяю… Назвал фамилию, имя и отчество настоящего водителя. Ну и документы в порядке - никакой зацепки. Старшина проверил документы и у пассажира, сидевшего впереди. Тот предъявил удостоверение на имя заведующего облфинотделом. К сожалению, старшина не запомнил его. В машине сидел еще один пассажир, водитель пояснил: из райисполкома. У него старшина документов не спросил - и так все было ясно…
- Постойте, постойте, - заволновался Петр, - и вы считаете…
- Я ничего не считаю. - Левицкий закурил, постучал папиросой о край пепельницы. - Но основания для подозрения есть… Во–первых, на машину напали в районе, где бесчинствует банда какого–то Грозы. Те двое, из Мюнхена, могли ведь связаться с Грозой? - спросил он сам себя. - Могли. Далее. Им надо прорываться в город. Рискованный, но вполне реальный план. Небольшая и не такая уж сложная манипуляция с документами убитых - и они в тот же вечер, как английские лорды, въезжают на машине в город. Обрати внимание, автомобиль не бросают. Стало быть, нужен им. Не кажется ли тебе, что они не знают точно, где этот чемодан, и используют машину для разъездов по городу?..
- Тут их первая ошибка, - вмешался Петр. - Даже если они сменят номер, мы, зная марку машины, можем взять их.
- Конечно, - согласился Левицкий. - "Опель–олимпия" серого цвета. Милиция уже разыскивает ее. Однако я не верю, чтобы они сделали такую ошибку. Надо обладать либо огромным нахальством, либо быть совсем глупыми, чтобы ездить по городу в машине, которую - а они должны понимать это - разыскивают.
- Вы, пожалуй, правы, - задумчиво сказал Кирилюк. - Кстати, почему вы говорите о шофере и пассажирах машины как об убитых? Могло же случиться, что кто–нибудь спасся.
- Найдено место нападения на "олимпию". Девятнадцатый километр от Поворян. А в двухстах метрах от дороги - могила с убитыми…
- Опознаны?
- Да.
- Ну и ну, - покачал головой Петр. - Но ведь прошло пять дней, как бандеровцы в городе. Они могли уже давно найти чемодан - и теперь смеются над нами.
- Все может быть, - вздохнул полковник. - Даже и то, что так хорошо разработанная нами версия не стоит выеденного яйца. Не допускаешь ли ты, что, например, этому Грозе надо было проникнуть в город, скажем, за оружием? К тому же канонику хотя бы?.. Возможно, тут у него явочная квартира и он хотел передать срочное сообщение или связаться с другим бандитом… Вероятны десятки вариантов…
- Но может оказаться реальной и ваша версия.
- Может, - согласился Левицкий, - именно поэтому я и хочу командировать тебя в Поворяны.
- Зачем? - не понял Петр.
- А что, если они, найдя чемодан, уже вырвались из города и теперь ищут пути к Грозе? Мы приблизительно знаем, где дислоцируется эта банда: в лесах к северу от Поворян. Надо создать такой заслон, чтобы эти двое или трое - считая и шофера - не смогли пробиться сквозь него.
Петр подумал и согласился.
- Когда я должен выехать? - спросил он.
- Завтра утром. Начальник райотдела уже ждет тебя.
Дмитро вывел машину в час ночи. Старались ехать боковыми, незаметными улочками. Номера на "олимпии" стояли другие, но Сливинский долго ворчал и тихонько ругался, прежде чем сесть в машину. Предупредил Заставного:
- Не выезжай на центральные улицы. Если будут останавливать, сбивай машиной - и ходу. Задержат - конец…
Дмитро и сам знал, что будет, если задержат. Ощущение опасности горячило ему кровь, но парень не потерял голову, пристально всматривался в безлюдные улицы, готовый к любым неожиданностям.
Доехали без происшествий. Дмитро поставил "олимпию" в тупике, подальше от чужого глаза, и все трое осторожно, стараясь не топать на лестнице, поднялись на третий этаж почерневшего от времени дома. Лизогуб накануне побывал тут и узнал у дворничихи, что Кутковец вместе с женой занимает отдельную двухкомнатную квартиру.
Хмелевец позвонил несколько раз - резко и требовательно. С минуту подождал и снова нажал на кнопку.
- Не хватало еще, чтобы не ночевали дома, - недовольно пробормотал он.
Словно в ответ, за дверью послышалось шлепанье босых ног, посмотрели в глазок и спросили озабоченно:
- Кто там?
- Откройте, из милиции! - властно ответил Хмелевец.
За дверью затихли. Хмелевец хотел еще раз позвонить и повторить приказ, но вот лязгнула цепочка, и тяжелая дверь, обитая вдоль и поперек металлическими полосами, открылась. На пороге стоял низенький человечек с брюшком в пижамных брюках и майке.
Хмелевец, грубо оттолкнув хозяина, шагнул через порог. Сливинский пропустил вперед Дмитра, одетого в военную форму с малиновыми петлицами внутренних войск, и закрыл за собой дверь. Проверив, защелкнулся ли замок, спросил у человечка:
- Вы - Кутковец Владимир Васильевич?
Тот почему–то вытянулся, втянул брюшко и жалобно ответил:
- Да.
- Кто еще дома?
- Жена.
- Пройдемте в комнаты.
В комнате горела настольная лампа. Пан Модест поискал возле входа выключатель, зажег верхний свет. Вынул из бокового кармана красную книжечку, повертел, не раскрывая, перед носом Кутковца:
- Мы из органов государственной безопасности. - Положил на стол бумажку с печатью. - Ознакомьтесь - ордер на обыск квартиры. Лейтенант Тыщук, пройдите в комнату и поднимите супругу этого, - показал глазами на Кутковца, - бандеровского подпевалы.
Хмелевец усмехнулся, шмыгнул в открытую дверь, чуть не столкнувшись с растрепанной женщиной в незастегнутом халате.
- В–вы, - Кутковец начал заикаться, - в–вы ошибаетесь, уважаемые т–товарищи… Я–я никогда не имел связей с бандеровцами…
- Молчи, гад! - замахнулся на него Сливинский, Сел на стул, вытянув ноги, и уставился на Кутковца злыми глазами. - Полгода назад вы давали приют известному оуновскому преступнику Северину Воробкевичу! - отчеканил он. - За это вас будут судить. Только чистосердечное раскаяние смягчит вашу судьбу.
Они стояли посреди комнаты - низенький человечек с брюшком и его жена, на голову выше его в вылинявшем красном халате. У входной двери торчал Дмитро Заставный. Вытащил пистолет и демонстративно держал в руке. Из соседней комнаты доносилось сердитое ворчание Хмелевца, переставлявшего мебель и что–то швырявшего на пол.
- Сядьте на диван, - показал пальцем супругам Сливинский, - и отвечайте на мои вопросы. Только правду, ибо мы знаем все и сразу поймаем вас на лжи.
- Извините, любезный господин, - заговорил Кутковец, - у нас нет секретов от органов власти, мы честные люди и с удовольствием расскажем вам все…
- Молчать! - оборвал его Сливинский. - Укороти свой поганый язык и отвечай только на вопросы! Так вот, прятали ли вы на своей квартире бандеровца Северина Воробкевича?
Кутковец заморгал, обдумывая ответ. Очевидно, решил не отказываться - может, этого Воробкевича арестовали или узнали о нем каким–нибудь другим образом.
- А откуда же мы могли знать, что Воробкевич - бандеровец? Я его знал еще до войны как честного и порядочного человека. Уважаемые господа, я работал лесничим, а он в том же городке преподавал в гимназии…
- Какие мы тебе господа? - вдруг гаркнул Сливинский, и Дмитро Заставный подумал: в этом седом человека погибает незаурядный актерский талант - играет свою роль блестяще, ни разу не сфальшивил. - Почему не прописал его в милиции?
- Так я, товарищ начальник, не очень разбираюсь в этом. Приехал старый знакомый, пробыл три ночи и уехал…
Сливинский сделал вид, что записал этот ответ в блокнот. Хотелось смеяться - старый лис этот Кутковец, такого не сразу припрешь к стене. Как бы между прочим спросил:
- Как был одет Воробкевич и были ли у него вещи?
Подумал: Воробкевич не такой дурак, чтобы открывать этому пройдохе тайну чемодана, и, если не оставил его здесь, Кутковцу нет смысла лгать.
- Он носил черное драповое пальто и гранатовую шляпу. На нем был шикарный костюм из довоенного материала, серого, в клетку. Привез с собой чемодан и саквояж. Красивый чемодан, желтый, крокодиловой кожи.
- Ничего у вас не оставлял?
Неожиданно вмешалась жена. Затараторила:
- Я бы ни за что на свете не разрешила… Квартира маленькая, мы честные люди, зачем нам чужие вещи? Может, еще краденые… Я сразу подумала - чемодан краденый… Поставил его в угол и ни разу не заглянул…
- Помолчи, - перебил ее муж, - товарищу начальнику нечего слушать глупую женщину…
Сливинский потерял интерес к этому человеку - убедился, что Воробкевич не мог оставить чемодан здесь. Лично он тоже бы не оставил - старый пройдоха обязательно докопался бы до долларов. Этому палец в рот не клади - откусит…
И все же следовало доиграть комедию до конца. Заглянул в соседнюю комнату, где хозяйничал Хмелевец, подфутболил подушку с пола.
- Тут - ничего, - со злобой выдохнул Хмелевец, - вот только, - ткнул на кучу шерстяных кофточек, свитеров, новенького белья. - Мелкие спекулянты, черт бы их побрал…
- Бог с ними, надо осмотреться в первой комнате, займись ты, а я загляну в переднюю.
Они быстро закончили обыск, так ничего и не найдя. Сливинский снова сел за стол, побарабанил по нему пальцами, как бы размышляя.