Уже много километров осталось позади. Лошадь устала и еле тащилась. Где-то совсем близко тишину прорезали автоматные очереди. Справа у горизонта облака окрашивались в оранжевый цвет: там полыхало зарево большого пожара.
Впереди слышался лай собак. Карлов хотел было повернуть измученную лошадь в степь, в объезд станицы, но раздумал. Он бросил вожжи и вылез из саней.
Чуя близость жилья, умное животное медленно потащилось по дороге.
А Карлов повесил на шею трофейный автомат и зашагал в степь. За ночь он проехал километров сорок, а то и больше, и линия фронта представлялась ему где-то близко.
Ступая по глубокому снегу, Карлов огромным усилием воли заставлял себя переставлять ноги. Хотелось лечь в эту рыхлую, холодную массу и забыться. Он напрягал последние силы, когда услышал позади себя треск автоматных выстрелов.
Георгий вытянулся на снегу вверх лицом. Там, на дороге, откуда он шел, у самой земли, в, разных направлениях проносились зеленые и красные черточки трассирующих пуль. Этот сноп сверкающих нитей нестерпимо медленно перекатывался на запад.
Георгию не верилось, что так быстро он добрался до линии фронта. "Наверно, партизаны или небольшое разведывательное подразделение", - решил он и, когда все стихло, потащился дальше.
Рассвет застал его на снежной равнине. Голодный, усталый, он еле двигался. Осмотревшись кругом, он понял, что спрятаться негде. Ни одного стога сена не было видно. Впереди, километрах в двух, раскинулась какая-то станица.
Георгий в изнеможении опустился на снег.
На большой высоте проплыла на запад группа советских бомбардировщиков. Летчик долго всматривался в эти самолеты. Он ожидал вот-вот увидеть вспышки разрывов немецких зениток. Но по бомбардировщикам никто не стрелял, и они летели, не совершая противозенитного маневра.
"Неужели я уже на своей территории?" - радостно подумал он. И тут же услышал отдаленный воющий гул моторов. С десяток пикирующих "юнкерсов" устремились к земле. У горизонта выросли черные разрывы бомб. Трудно было разглядеть, что бомбят, но он понял, что в той стороне, куда он шел, уже наши.
Осторожно подходил Георгий к станице. Ему все еще не верилось, что линия фронта осталась позади. Он подобрался к задворкам крайней хаты и увидел на высоких шестах провода связи.
Карлов вытащил из снега один шест, взял в руку опустившийся провод. Сомнений больше не было - провод советский.
- Руки вверх! - из-за дома с автоматами наперевес выбежали два солдата в знакомых белых полушубках.
Георгий разглядел красные звездочки на их шапках-ушанках.
- Наши! - Он бросился им навстречу.
Лейтенант Карлов совсем забыл о синей шинели полицая, о немецком автомате, висящем на его шее, а потому не поверил, когда вновь услышал:
- Руки вверх, гад! Стрелять буду!
- Товарищи, да я же свой. Летчик я! - в недоумении остановился Георгий и поднял руки.
Спокойно вошел Карлов в хату, куда его привели связисты.
"Сейчас все выяснится, и поеду на аэродром, - думал он. - Пожалуй, придется попросить машину". Он был далек от мысли, что его всерьез могут принять за полицая.
Георгий готов был расцеловать этих двух бойцов, ему хотелось смеяться. от сознания, что кругом свои. Он уже не чувствовал усталости, не чувствовал боли в руке.
На табурете сидел старший лейтенант и читал газету.
- Товарищ командир! Вот, поймали. Что-то с проводами делал, - доложил связист.
- Ничего я не делал с вашими проводами, - улыбаясь, сказал летчик.
- А зачем тогда шест снял, провод в руки брал? - затараторил связист, по-видимому узбек. - Вот, у него отобрали. - Он выложил на стол трофейный автомат Карлова, маленький немецкий пистолет "Вальтер" и советский пистолет "ТТ". - До зубов вооружился, подлюга. Вот нож еще!
- Полицай? - спросил у Карлова старший лейтенант.
- Да нет, какой я полицай? Я летчик, - ответил Георгий. - Четыре дня к своим топаю. Еле добрался.
- Документы есть?
- Документов нету.
- А ну-ка, обыщите его, - приказал, старший лейтенант.
Солдат быстро вывернул карманы Карлова. На столе к оружию прибавились ручной компас, часы, кисет с табаком, какие-то бумажки и удостоверение полицая.
- Документов, значит, нет, - со злобой выговорил, старший лейтенант и поднес к лицу Карлова удостоверение. - А это что?
- Да это же не мое! Это мы предателя убили. Я у него забрал. И шинель эта его, и автомат тоже.
- Кто поверит твоим басням? Или ты нас за дураков считаешь? - сказал старший лейтенант. Он повернулся к связистам и приказал: - Ведите его в особый отдел. Знаете где?
- Я туда линию тянул, - ответил солдат.
- Правильно, Алиев. Эти трофеи,тоже с собой возьмите, - кивнул на стол командир связистов.
- Ну, шагай, живо! - солдат показал на дверь.
Георгий вышел, посмеиваясь в душе над курьезным положением, в котором очутился. "А все-таки дошел, добрался до своих", - подумал он.
Правда, не такой представлял он свою встречу с советскими бойцами, когда шагал ночами по снежной целине. Не такой мыслилась ему эта встреча и тогда, когда он, коченея от холода, коротал в сене короткий зимний день.
"Ничего, сейчас позвонят в штаб воздушной армии, и все выяснится", - успокаивал он себя.
Георгий шел, провожаемый ненавидящими взглядами людей. Он посмотрел на бойцов. И, хотя он не знал за собой никакой вины, невольно опустил голову, чтобы не видеть эти презрительные взгляды.
На минуту он почувствовал себя одиноким среди людей в знакомых солдатских полушубках, с родными звездочками на шапках, среди людей, которые были ему такими дорогими и близкими.
"Какие найти слова, чтобы они поверили мне? - подумал Георгий и сам же ответил: - Нет, не поверят они... Не поверят ни одному слову человека, на котором шинель предателя".
Он представил, себе удивление бойцов, когда им объявят, что это не полицай, а советский летчик, и улыбнулся: "Скорей бы только узнали!"
- Как волк ни скрывался, а все равно попался, - так встретил Георгия капитан, сидевший за столом в пустой хате особого отдела.
Связист доложил, что предатель что-то делал с проводами связи, и стал выкладывать на стол оружие, компас, часы и документы полицая.
- Значит, не успел драпануть с хозяевами? - поинтересовался капитан.
Плечи уполномоченного особого, отдела обтягивала образцово выглаженная гимнастерка. Под ней чувствовались упругие мышцы натренированного тела. Пуговицы начищены до блеска. Все это мало гармонировало с осунувшимся, хотя и чисто выбритым лицом, с усталыми, покрасневшими от бессонных ночей глазами. Он взял со стола кожаный портсигар, вытащил из него папиросу и, разминая пальцами табак, в упор посмотрел на Карлова.
- Ну, рассказывай, за сколько Родину продал?
- Я не предатель. Это недоразумение. Я летчик-штурмовик. - Георгий назвал номер своего полка. - Позвоните, пожалуйста, в штаб воздушной армии. Вам подтвердят, что меня сбили всего несколько дней назад.
- Отдельные сволочи умудряются Родину за один день продать, - сказал капитан. - А куда звонить - без тебя разберемся. Правду говорить будешь? - бросил он на Карлова хмурый взгляд.
- Да я же правду говорю, - как можно убедительнее произнес Георгий.
- Что ты с проводами делал? Зачем они тебе понадобились?
- Хотел узнать, кто в селе, вот и посмотрел, чей провод.
- Ну, правильно. Убедился, что наш, а убежать не успел.
Георгий молчал.
- Садись, - капитан указал на табурет, стоявший недалеко от стола.
Георгий сел, снял перчатки.
- Разрешите взять часы? - попросил он.
- Возьми.
- Тут вот на обороте написано, кто я такой, - проговорил летчик, показывая крышку часов.
- "Георгию Карлову за досрочную уборку хлеба", - вслух прочитал уполномоченный особого отдела и улыбнулся.
"Теперь, наконец, поверил", - решил Георгий, облегченно вздохнув.
- Часы, значит, за трудовые подвиги получил. А это, - капитан кивнул на немецкий пистолет, - за службу фюреру?
Внезапный взрыв не произвел такого впечатления на Пузанка, как эти слова капитана на Карлова.
Он весь напрягся и опустил голову. Он понимал, будь партийный билет и документы при нем, ему не пришлось бы вести этот разговор, не пришлось бы выслушивать оскорбления, и теперь раскаивался в том, что не спрятал документы где-нибудь под одеждой.
Раздумывая над этим, Георгий машинально приподнял левую руку и начал надевать часы.
- А это что у тебя? - спросил капитан, увидев грязный свалявшийся бинт на руке Карлова.
- Перед полетом ранил себя нечаянно.
- Придумал бы что-нибудь поинтереснее. Насколько я понимаю, в авиации раненых летчиков у нас кладут в госпиталь.
Капитан снял с аппарата телефонную трубку и покрутил ручку.
- "Волга", "Волга". Дайте мне "седьмого"...
На несколько секунд воцарилось молчание. Капитан вертел в свободной руке маленький пистолет "Вальтер", отобранный у Карлова.
- "Седьмой"? Здорово. Это я - "девятнадцатый". Пришли-ка мне срочно врача... Да нет, на пару минут. - Он опустил трубку.
- Послушай, чего ты упираешься?..
Капитан вопросительно посмотрел на Карлова.
- Я вам все сказал. По-моему, товарищ капитан, чем зря время терять, позвонили бы лучше в штаб воздушной армии.
Он начал рассказывать, откуда взял шинель полицая.
Отворилась дверь, и в комнату вошел человек в военном полушубке.
- Вот, Александр Дементьевич, посмотри, пожалуйста, что у него с рукой, - попросил капитан. - Вы можете идти, - отпустил он бойца-связиста.
- Ну что тут у вас, показывайте.
Георгий протянул руку и помог военврачу размотать бинт.
Повязка присохла к ране.
- Отдирать не будем, и так ясно. Явный самострел, - заключил врач. - Посмотрите, кожа опалена,вокруг раны.
- М-да... - протянул капитан, приподнимаясь из-за стола и пристально рассматривая ладонь Георгия. - Спасибо за консультацию. Можете идти, - разрешил он доктору.
Карлов взглянул на капитана. В глазах уполномоченного особого отдела застыла усмешка. Эти глаза красноречивее слов говорили, что ему все ясно.
Карлов тяжело вздохнул. То, что ему казалось таким простым, то, над чем он даже не задумывался, пробираясь к своим, оказалось исключительно сложным. Он понял, что сам, без вмешательства командования ничем не сможет доказать свою правоту.
- Так вот, в молчанку играть некогда, - властным тоном сказал капитан. - Время-то военное. - Он выжидающе посмотрел на Георгия. - Тут один тоже упирался, басни рассказывал. Таким ягненком прикинулся, что я было по мягкости поверил ему... Отпустить хотел. Да спасибо местные жители помогли... Опознали предателя. Так что зря не тяни время. У меня и кроме тебя дел по горло.
В комнату вбежал запыхавшийся лейтенант.
- Товарищ капитан! - заторопился он. - Там генерал приехал, разносит нашего "хозяина". Говорит: "Почему не продвигаетесь? Другие полки воюют, только ваш мягко спать любит". Наш и приказал срочно сниматься отсюда. А комдив сидит в штабе, говорит: "Посмотрю, во сколько вы уложитесь".
Капитан встал из-за стола.
- Товарищ Дмитриев, - обратился он к лейтенанту. - Знаете, где тюрьма размешается? Это в той станице, которую вчера вечером проходили.
- Конечно, знаю. Мы же, товарищ капитан, с вами туда заезжали.
- Так вот. Забирайте его, - капитан кивнул на Карлова, - вот документы. Пусть там тыловые с ним разбираются, а нам некогда, воевать надо. Сейчас я напишу бумагу и отвезете его туда на-моей машине.
- Слушаюсь!
Через замерзшее окно Георгий не видел, что делается на улице, но по шуму заводимых моторов, по крикам и гомону понял, что часть начала движение.
- Как бы мне вашего генерала повидать? - робко спросил он.
Капитан поднял голову.
- Больше нашему генералу делать нечего. Всю жизнь мечтал с тобой поговорить, - усмехнулся он и уже серьезно добавил: - Если ему с каждым полицаем беседы проводить, тогда и воевать некогда будет.
- А я не полицай, я летчик. Поймите вы это наконец.
- Я вас в тыл и направляю, чтобы там разобрались - полицай вы или летчик. По удостоверению и по виду вы для меня полицай, предатель. Других-то документов у вас нет, - развел капитан руками. - И генерал тоже прикажет отправить вас в тыл для выяснения личности.
Георгий знал, с каким отвращением относится каждый фронтовик к предателям. Понимая, что шинель полицая и немецкое оружие изменили его облик, он не осуждал солдат, задержавших его, старшего лейтенанта - командира роты связи. Не осуждал он и этого усталого, измученного человека. Георгий сознавал, что в огромном потоке наступающих войск просто не до него. И вместе с тем он не мог понять, почему капитан не хочет запросить о нем по телефону.
Георгий не знал, что еще вчера войска фронта начали стремительный бросок вперед и в этом перемещающемся клубке по всем проводам неслись боевые приказы, распоряжения и донесения.
В бессильной злобе он решил сам позвонить в штаб воздушной армии и, привстав, потянулся к телефону, рядом с которым лежал пистолет и трофейное оружие.
Капитан, неправильно истолковав намерение Георгия, схватил со стола пистолет.
- Не шевелись! Застрелю на месте.
- Что вы испугались? Я только позвонить хотел.
- Я тебе позвоню, - чеканя слова, процедил сквозь зубы капитан, убирая со стола автомат и пистолеты.
Какая-то апатия, полное безразличие овладели Карловым. Нервное напряжение и усталость надломили его. Он понял бесполезность дальнейшего разговора с капитаном.
- Возьмите, здесь все написано, - протянул тот бумажку лейтенанту. - А с тобой в тылу еще разберутся, выяснят, что ты за птица, - загадочно предупредил он Карлова на прощание.
Они тряслись на старой, заезженной эмке. Ехали молча. Навстречу двигались к фронту пехотные части, тягачи тянули орудия, катились машины, груженные ящиками с боеприпасами; шли танки, обгоняя и тех и других, проносились "виллисы".
Въехав в полуразрушенную станицу, эмка остановилась у небольшого кирпичного здания. Угол его был снесен снарядом. Около входа валялась пробитая осколками железная вывеска с надписью, "Дойче комендатур" - все, что осталось от немцев.
В приемной за невысоким барьером сидел дежурный.
- На, принимай полицая, - обратился к нему сопровождавший Георгия лейтенант.
Георгия вновь обожгло это слово - "полицай".
- Давай его в камеру, - приказал дежурный, обращаясь к стоящему у двери сержанту.
В потолке узкого коридора, через который повели Георгия, зияли дыры. Когда свернули за угол, его втолкнули в небольшую комнату, где находилось несколько арестованных. Двое из них были в форме полицаев, остальные - в разношерстных пальто и шубах. На полу валялась осыпавшаяся щебенка. Стекло в единственном окне было выбито, но толстая решетка сохранилась. Георгий, еле державшийся на ногах, прошел в угол.
На промерзших стенах, за проседью инея виднелось множество косо нацарапанных надписей, в конце каждой стояла дата.
"Сколько людей побывало в этом фашистском застенке", - подумал Георгий.
Ноги подкашивались. Он опустился на пол. Любопытные взоры обитателей камеры шарили по его лицу.
- Откуда взяли? - громко спросил у него один из них.
Карлов, не отвечая, глубоко вздохнул и закрыл глаза. Хотелось хорошенько осмыслить все, что с ним произошло.
"Почему никто не попытался разобраться, кто я такой?" - с горечью думал Георгий.
В камеру принесли обед. Георгий не притронулся к пище. Он ждал, что вот-вот его вызовет какой-нибудь начальник и все выяснится. Так в томительном, ожидании, то засыпая, то вскакивая, чтобы потопать и согреться, провел он весь день.
Вечером он окончательно почувствовал себя одиноким, затерявшимся в огромной массе людей. Последним усилием воли он пытался взять себя в руки.
"Ничего - самое страшное позади. Главное, добрался, перешел линию фронта, а все остальное - недоразумение".
Как ни заставлял себя Георгий заснуть, ничего не получалось. Невеселые мысли лезли в голову. Тело било ознобом.
Так прошло несколько томительных часов. Лишь под самое утро Георгий забылся, будто провалившись куда-то.
- Выходи во двор! - раздалась команда.
Закопошились, заторопились арестованные, подгоняемые окриками: "Живей! Живей! Шевелись!" - и друг за дружкой начали выходить на темный двор.
- Становись!
Толкая друг друга, выстроились в шеренгу.
Лейтенант пересчитал всех.
- Можете вести, - разрешил он другому лейтенанту.
По бокам выстроившихся стали конвойные с автоматами. Послышалось: "Марш"! - и небольшая группа людей медленно потянулась за ворота.
Рассветало. Георгий был рад, что они двигались. На ходу он согрелся.
Медленно тащились конвоируемые через разрушенные хутора и станицы. Днем на окраине какой-то станицы был устроен привал. Арестованным выдали хлеб. Пока они отдыхали, к ним присоединилась еще одна группа людей. Дальше двинулись вместе.
Пройдя еще километра три, Георгий почувствовал, как сильно заболели стертые ноги. Он вышел из строя и, сев прямо на снег у обочины дороги, снял валенок. Портянка сбилась на пятке. Карлов перематывал уже вторую ногу, когда к нему подошел конвоир:
- Вставай, вставай! На привале надо было портянки мотать.
Он бы, возможно, толкнул Карлова прикладом, но Георгий метнул на него тяжелый непрощающий взгляд.
- Небось наших-то сразу... без разговоров расстреливал, - пробормотал конвоир, оправдывая себя за допущенную резкость.
- Не полицай я, дурья твоя башка. Я советский летчик, - с болью в голосе произнес Георгии.
- Летчики наши вон... летают, - ответил солдат, показывая в небо, где издалека доносился гул моторов.
- Сбили меня недавно, чудак ты эдакий, вот и пробирался я к своим, а тут видишь, как встретили.
Карлов уже натянул валенок.
- Ладно, там разберутся. Догоняй своих.
Идти стало легче, и Георгий быстро пристроился в хвост колонны.
Рядом с ним, сутулясь, шел высокий пожилой человек с острой седеющей бородкой и маленькими усиками. Его, очевидно, арестовали только вчера - на щеках еще не успела вырасти щетина. "Интеллигент", - подумал Георгий, посматривая на соседа.
- Скажите, - вдруг обратился тот к Карлову, - как вы думаете, я вот был бургомистром при немцах, будут нас судить или так расстрелять могут?
- Я бы таких давно повесил, - с ненавистью ответил Георгий.
- Позвольте, но вы ведь тоже служили новому порядку, - изумился бывший бургомистр.
Карлов размахнулся здоровой рукой и с силой ударил его по лицу. Предатель свалился с ног.
- Эй, чего там не поделили? - крикнул конвоир. - Не сметь драться, а то руки свяжу.
- Не понимаю, - поднявшись, быстро заговорил бургомистр. - Может быть, я резко выразился. Ну пусть не служили, но сотрудничали же.
Карлов опять замахнулся, но тут же опустил руку. Бургомистр успел отскочить в сторону. Теперь он шел на почтительном расстоянии от Георгия.