СРОЧНОЕ ЗАДАНИЕ
Просвет появился неожиданно, когда уже подходил к концу третий месяц работы. Пластунов - они за это время хорошо сработались - вдруг пригласил его к себе на обед, в воскресенье. И оказался Борис в бревенчатом домике на окраине города в поселке, само название которого - Лиховеровка - хранило память о первом директоре треста.
Жена Пластунова, с такими же синими, как у мужа, глазами и белизной коротко подстриженных волос, встретила его так приветливо, что он легко освоился и вскоре оторвать его от книжных полок с синими томами "Библиотеки поэта" было невозможно. Это сразу же расположило к нему Елену Викторовну. Оказалось, что она искусствовед и в молодости работала в Эрмитаже.
Все здесь Борису понравилось, и он был рад, что тоже пришелся по душе. Елена Викторовна пригласила его на следующее воскресенье. А когда прощались, она доверила ему том Иннокентия Анненского.
Эти встречи стали частыми. Он жадно слушал рассказы Пластуновых о Ленинграде и о Колыме, где прошли их лучшие годы, о времени, таком еще недавнем и таком уже далеком. Постепенно он становился в их доме своим и даже полезным, освободив Сергея Степановича от колки дров и доставки тяжеловесных продуктов. Да и внимательный слушатель был им нужен.
Так шли дни. Весна ощущалась все сильнее, и не только по природным ее приметам. В тресте то и дело вывешивались приказы о результатах проверки готовности отрядов к выезду в поле, о противоэнцефалитных прививках, обязательных для всех. Начался большой разъезд. Борис еще не знал, как сложится его судьба, не застрянет ли он в "предпенсионном" отделе, но все же прививки сделал - терпел во имя будущего!
Вулканологический отряд, с которым связаны были надежды, уже прошел проверку и готовился к отъезду.
Борис совсем загрустил, как вдруг хорошая весть: дополнение к проекту прошло последний барьер!
- Завтра утром Шахов должен утвердить, и ты будешь при должности, - сказал Борису начальник отряда Старостин. - А там через три дня и в путь! Жди моего звонка!
Конечно, с самого утра Борис поглядывал на телефон и рванулся к нему, когда вскоре раздался звонок.
- Вас, Сергей Степанович, - разочарованно сказал он.
- Здравствуй, Костя! - Голос Пластунова прозвучал тепло. - Понимаю, коль звонишь, значит, пожарное дело! (Борис прислушался.) Поверь, послать некого! - Пластунов, словно в подтверждение, прижал ладонь к сердцу. - А с кем она внуков оставит? Хватился! Он уже второй год на заслуженном, рыбачит… У нее грипп. Он на овощной базе. И она тоже. Сам же ты на меня нажимал. Взял, не отпираюсь, но временно! - Пластунов украдкой взглянул на Бориса, и тот понял, что речь идет о нем. - Нет, не болеет. И внуков еще не завел… Но он только входит в курс и золотом не занимался… Угу! Ага! Всегда на меня! - Пластунов бурчал сердито и вдруг улыбнулся: - Знаешь, чем купить!
Повесив трубку, он подозвал Бориса, сказал:
- Придется тебе, Боря, срочно вылететь в Кадарский район, проверить заявку, она там какая-то особенная, скоропортящаяся… Пошли, ждет главный!
- Мне же сегодня должен быть оформлен перевод! - воскликнул Борис и даже побледнел от волнения.
- Послать больше некого. Я бы сам, да мотор не тянет…
Было слышно - дышит он тяжело, и Борис сдержался, подавил желание резко отказаться.
- А насчет перехода к вулканологам не беспокойся. Шахов в долгу не останется!
Молча шли они по длинным коридорам, и Пластунов прижимал ладонь к сердцу.
В приемной секретарь Зоя встретила Пластунова приветливой улыбкой.
- Здравствуй, дядя Степаныч, - сказала она, а на Бориса внимания не обратила.
…Шахов поднялся из-за стола, пошел им навстречу. Он протянул руку Пластунову, затем Борису. Тот пожал эту непривычную левую руку неуклюже, выше ладони, и заметно смутился.
Они сели в кресла, у круглого столика, возле стеклянного шкафа с красивыми, крупными образцами.
Шахов, не скрывая любопытства, окинул взглядом мальчишеское лицо Бориса, его удлиненную прическу и усики, мохеровый свитер и джинсы.
Невольно он примечал, как с годами меняется облик молодых специалистов. И всегда, как сквозь туман, видел он рядом с ними товарищей своей юности и себя в залатанной фронтовой гимнастерке, уже без руки.
Когда-то Шахов прочитал, что только очень ограниченные и самоуверенные люди доверяют первому впечатлению, считают его самым надежным. Причислять себя к таким Шахову, разумеется, не хотелось, но решать в считанные минуты, "кто есть кто" и на что способен, ему приходилось часто - по выражению лица, движениям рук, ответам на задаваемые им вопросы, вроде бы случайные, а на самом деле выработанные многолетней практикой. Результаты привели к выводу, что он обладает даром психологических блицоценок.
Задавать Борису свои контрольные вопросы Шахов не стал, доверяя положительной оценке, которую дал Пластунов по телефону, хотя она и ограничилась междометиями "угу" и "ага". Он сказал:
- Давно нам следовало познакомиться!
Пока Борис соображал, что ответить, вмешался Пластунов:
- Из этого не следует, что надо нарушать план нашей работы!
- Не хотелось бы напоминать, кто, вопреки всем планам, воспользовавшись моим отсутствием, захватил молодого специалиста! - в тон ему ответил Шахов.
- Все было по договоренности, временно! - улыбнулся Пластунов.
- Знаем, но, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное! - прищурил левый глаз Шахов.
- Ну уж нет! - всполошился Борис. - Договорено, что я перехожу в караширский отряд, к Старостину, и как раз сегодня…
Пластунов кивнул в подтверждение.
- Передайте Старостину, что перевод состоится после того, как будет изучена, можно сказать, новая геологическая формация - медведь! Запишите, Борис, и зарегистрируйте как заявку. - Шахов обстоятельно пересказал сообщение охотника Степанкова.
Стремительно открыв дверь, заглянул в кабинет Кравков, спросил:
- Ну, что, назревает в Молокановке великое открытие?
- Об этом скоро будет представлена исчерпывающая информация молодым специалистом Борисом Струниным! - Шахов указал на него глазами.
Ответ удовлетворил Кравкова, дверь закрылась.
Пластунов сказал, потирая лысину:
- Да-а, такого у нас еще не случалось… Ну, был когда-то заявлен золотоносный тетерев - в зобу у него самородочек нашли…
- И что же? - заинтересовался Борис.
- Да ничего! Ищи ветра в поле…
Борис подумал: "Обидно, что из-за такой ерунды откладывается мой переход…"
Шахов, словно поняв его, сказал:
- Не будем спешить с выводами. Чудеса тем и хороши, что иногда случаются! Поэтому прошу отнестись к порученному заданию серьезно.
И он пожелал Борису приятного знакомства с медведем, Андреем Степанковым и его дедушкой.
НАПУТСТВИЕ
- Беспокоюсь я, времени для подготовки мало! - сказал Пластунов, когда отдышался. По длинным коридорам он шагал быстро, словно подгоняла его эта мысль.
- Успеем! Как в том анекдоте про экзамен. - Борис беспечно махнул рукой. Уж больно несерьезным выглядело все это "медвежье" задание!
- От экзамена след только в зачетной книжке, а здесь, - Пластунов пристально посмотрел на Бориса, - можно наследить, что называется, на всю жизнь… Был у нас такой случай. Один молодой - тоже, между прочим, с отличием закончил - проследил среди глинистых сланцев горизонт, весь в сверкающих точках. Обрадовался, телеграфировал: "Крупное месторождение мо эс два!" Так он для сохранения тайны молибденит формулой обозначил. А оказалось - не молибденит это, а графит! Спутать их при мелкой вкрапленности немудрено, все признаки сходятся, но - кому до этого дело! - повеселил он весь трест. Так и прилипло к человеку на всю жизнь прозвище "мо эс два", и всерьез его уже никто не воспринимал.
Борис потер затылок.
- Даже жутко стало при мысли, что и я могу вот так влипнуть! - признался он.
- Тогда будем считать воспитательную работу законченной, - решил Пластунов, - и начнем работать, чтобы у нас все было в порядке.
Сразу же составили список дел. Их оказалось много: оформить командировку, получить аванс, купить билет, послать телеграмму в Молокановку, предупредить вулканологов, получить походную минералогическую лабораторию, топографическую и геологическую карты района, компас, бинокль, фотоаппарат, сапоги, меховую куртку, спальный мешок и т. д.
Все сотрудники отдела давали ему советы, просили Пластунова не забыть вставить в заявку ящики тушенки и сгущенки.
("Главный не откажет: такое дело требует калорий!")
Пластунов кивал согласно, но ничего не добавил, попросив всех не мешать.
Закончили список самым важным: вспомнить о золоте все, что положено знать специалисту, закончившему вуз с отличием. Освоить способы определения золота так, чтобы не получилось "мо эс два", получить представление о географии и геологии района, чтобы провести дознание на должном уровне. И так далее…
- На оформление и получение наверняка уйдет весь день, - определил Пластунов. - Надо успеть, кровь из носа, чтобы на науку остались не только две ночи, но и один день!
Дальше все было на бегу. Сбор подписей - на каждую бумагу их потребовалось в среднем четыре, - штурм бухгалтерии, кассы, складов в разных концах города, и всюду оказывалось, что человек, который тебе нужен, только что вышел!
Секретарь Зоя оказалась на месте. Она охотно и очень мило воспроизвела разговор с Молокановкой, выписывая удостоверение. Ее то и дело отрывали, но Борис терпеливо ждал, позабыв, что дорога каждая минута, и остался очень доволен, когда она попросила:
- Когда вернетесь, расскажешь мне про медведя. - Она так и сказала, путая "ты" и "вы".
К концу рабочего дня Борис ввалился в отдел с деньгами в кармане, огромным рюкзаком за плечами, спальным мешком в руке и отрапортовал: "Все!" Пластунов уже приготовил ему ("Из библиотеки - до утра…") монографию Н. В. Покровской "Самородное золото", определитель минералов и еще несколько книг.
В общежитии Борис впервые изумил соседа, решительно попросив создать ему условия и на сегодняшний вечер и на завтрашний. И без помех до рассвета Борис, как перед экзаменом, заполнял пробелы в образовании.
Утром он вместе с Пластуновым в минералогической лаборатории проиграл весь ход диагностики золота: от промывки пробы до определения его чистоты по цвету черты на пробном камне.
И три часа сумели они выкроить для ознакомления с районом в геологических фондах. А вечером, когда опустел отдел, Пластунов, распахнув окно и жадно вдыхая, сказал:
- Не удержусь, продолжу воспитательную работу! Будь, Боря, очень внимателен, присматривайся и к минералам, и к местности, все отмечай, наноси на карту… Если дело потребует - не торопись, телеграфируй, командировку продлим… И к людям приглядывайся - случается, наводят тень на плетень!.. Привезут откуда-нибудь богатые образцы, раскидают, а то и в трещины горных пород кувалдой загонят да зачистят так, что не отличишь… Даже из ружья золотым песком, случалось, стреляли - подсаливали россыпь!
- Такое, наверное, только в старину бывало, - ответил Борис, вспомнив, что читал в романе академика Обручева "Рудник "Убогий"", как такими приемами пытались подороже продать бедную россыпь.
- И в наши дни еще встречаются артисты… Один такой совсем недавно три года всех за нос водил. Но как веревочка ни вьется!.. У тебя там вроде дело чистое - "золотить" медведя никому корысти нет. Впрочем, бывает, что и не из корысти, а, как говорится, для смеху могут маскарад устроить. Поэтому семь раз проверь…
Прощаясь, Пластунов обнял его так душевно, словно предстояла долгая разлука.
В МОЛОКАНОВКЕ
Вылет откладывали по метеоусловиям четыре раза, но все же выпустили!
Борис не знал, встретит ли его Степанков, и поэтому очень хотел прибыть в Молокановку засветло. А десятиместный самолетик, пробившись сквозь облака, казалось, задремал, прижавшись к ним, как к подушке. Дремали и пассажиры. Посапывал, выбрасывая табачнодымный дух, сосед Бориса - краснолицый, длиннобородый, подстриженный под кружок, - он еле втиснулся в кресло.
"Наверно, Степанков похож на него", - почему-то подумал Борис.
Захотелось спросить про Степанкова, но сосед заснул мгновенно.
Вскоре облака расступились, заблестело под солнцем крыло самолета, и открылась величественная панорама гор и долин.
Самолетик, дрожа от напряжения, упрямо карабкался ввысь над склонами, почти на бреющем переваливал водоразделы, плавно скользил в долины и снова устремлялся вверх.
Борис смотрел то в окно, то на карту и радовался, верно определяя хребты и реки. В натуральную величину предстало "древнее темя Азии" - знакомая по учебникам тысячекилометровая скалистая глыба, свидетель всей истории планеты.
Проследив глазами четкие очертания Луйской впадины, Борис поднялся из кресла и даже рукой отдал салют. Хотелось крикнуть "ура", но дремали соседи, не сознавая величия момента. Самолет пересекал Полярный круг! 66°31′ - единственная в северном полушарии широта, где в день зимнего солнцестояния, 22 декабря, солнце вовсе не восходит, а в летнее солнцестояние, 22 июня, вовсе не заходит. Вспомнился его любимый Джек Лондон. "За тех, кто в пути!" - прошептал Борис.
Все дальше на север уходил самолетик. Борис так увлекся, разглядывая с высоты Сибирскую платформу, что позабыл про свои дела и Молокановку.
И вдруг мелькнули под крылом, словно игрушечные, домики в два ряда вдоль речушки. Снизились резко, сильно болтало, и стало видно, как ползут по земле белые змейки.
Сосед проснулся, навалился на Бориса, заглядывая в окно.
- Не примут, - определил он, - вишь, как метет-то, в Кадар потащат!
Круто накренившись, пошли на второй круг, и вскоре запрыгал самолетик по кочковатому полю, подрулил к избушке с яркой даже в сумерках вывеской: "Аэропорт".
Не успел Борис и десяти шагов ступить по земле, как молодой человек в синей нейлоновой куртке с красной отделкой протянул ему руку и сказал, улыбаясь:
- Здравствуй, Борис Михайлович Струнин, с приездом!
Беличья шапка оттеняла румянец его щек, блеск глаз.
- Здравствуй, - ответил Борис выжидательно. Совсем не таким представлял он таежного охотника.
А тот, возможно поняв это, поспешно добавил:
- Я - Степанков Андрей!
В руке он держал телеграмму. Тут уж Борис заулыбался, обеими руками сжал руку Степанкова вместе с телеграммой, а затем, отступив на шаг, спросил:
- А ты меня как определил?
- Запросто! Остальные все свои!
"Как это хорошо, когда все свои!" - подумал Борис.
- А это мой сын Витянька, - представил Андрей.
Борис насторожился - уж не шутит ли он? Сынок был папе до плеча - лет четырнадцати, а Андрея Борис определил как ровесника себе. Но сходство отца и сына было явным: такое же открытое лицо, нос с горбинкой, румянец во всю щеку и пушистые ресницы. Вместе с Витянькой подошли, деловито обнюхали Бориса две собаки, очень похожие, длинношерстные, палевые, с черными узкими мордами.
- Это Чарли, а это Чула, - представил их Андрей, - у нее передние лапы, видишь, черные, как в чулки одетые.
В поселок пошли не по дороге, а напрямик, по тропке, через лесок. Было так тихо, что Борис невольно прислушивался, - после самолета эта тишина казалась какой-то неправдоподобной. Только когда вышли на улицу, где-то вдалеке затарахтел движок и разом засветились окна во всех домах, сначала тускло, а затем светлее, светлее. На дощатый тротуар, гулко повторявший шаги, легли веселые тени окон, цветов, расшитых занавесок. Встречные люди замедляли шаги, здороваясь, и внимательно поглядывали на Бориса. И собаки - их было больше, чем прохожих, - отличали его, бросались яростно, казалось, вот-вот вцепятся, но Чула и Чарли встречали их свирепым оскалом, и те сразу становились вежливыми, лишь обнюхивали новичка.
Перешли овраг по мостику.
- Вот и наша избушка! - Андрей остановился у высокого крыльца.
- На курьих ножках, - добавил Борис, сосчитав восемь окон по фасаду обрамленных затейливой резьбой.
- Еще дедовская! - не без гордости пояснил Андрей.
Через холодные сени прошли в сени теплые, такие же просторные. Чула и Чарли там остались - порядок знают. Там встретила их русоволосая молодая женщина.
- Супруга моя, Зина, - представил Андрей. - А это наша Галуня, уже в первый класс ходит, а все за мамкину юбку цепляется!
- Прошу в залу! - поклонилась хозяйка.
В этой, на четыре окна, зале сошлось старое и новое: огромная печь с лежанкой, покрытой медвежьей шкурой, самодельный буфет, толстоногий стол, окруженный дюжиной тяжелых стульев с резными спинками, а ближе к окнам - журнальный столик, отделанный медью, торшер, три вращающихся кресла перед телевизором. На бревенчатых строганых стенах, в красном углу, тусклая икона, а поодаль - ветвистые оленьи рога, чучело лебедя, распластавшего крылья в полете, и много картинок, вырезанных из журналов.
И вдруг из-под стола вылез, шагнул по полу, крытому рядном…
- Алешенька это, наш меньшенький! - просияла Зина.
Дверь отворилась…
- Мамаша моя, Анна Михайловна!
Круглолицая, глазами схожая с Андреем, она явно принарядилась - белый воротник и узорчатая шаль.
- А это дедушка мой, Матвей Васильевич!
Этот без прикрас: потертая меховая душегрейка, "музейные" брюки галифе с кожаными наколенниками, в шерстяных чулках, как в сапогах. Высокий, стройный, он двигался легко и руку Борису пожал крепко. Старили его только глаза с белесоватыми, тусклыми зрачками. Он привычно сел во главе стола, огладил седую бороду и вступил в беседу с уверенностью человека уважаемого. Рассказал Борису, что в молодости, на Бодайбинских приисках, золота повидал всяко-разно, припомнил, сколько зарабатывал: "За два дня хромовые сапоги, но в студеной воде золото мыть - голосом выть!"
Все же он четыре сезона отработал, а вернувшись, этот дом поставил и больше от своего охотницкого дела не отрывался, но золото вроде бы не забыл, а там вы уж судите сами!
НЕОЖИДАННОСТЬ
Андрей достал из буфета и осторожно поставил перед Борисом блюдце.
"Дно проруби было желто, как горчичник…" - мгновенно вспомнилась строка из Джека Лондона, потому что и дно блюдца было таким.
Борис пристально разглядывал песчинки, достав лупу, и все Степанковы смотрели на него.
Среди песчинок преобладали желтые - блестящие и тусклые, округлые и остроугольные, но было немало серых, прозрачных, зеленоватых.
Он наклонял блюдце в разные стороны, чтобы лучше падал свет, но чем дольше разглядывал желтые зерна, тем хуже их видел, и, казалось, вылетели из памяти признаки, отличающие золото от похожих минералов. Твердо остался в памяти лишь совет Пластунова - "Не торопись!"
Следовало отложить изучение на утро, сославшись на усталость, пояснив, что электрический свет обманывает… И все же Борис раскрыл походную лабораторию - очень уж хотелось приблизиться к истине!
Глядя сквозь лупу, он длинной иглой отделил десятка два зерен - все разновидности, похожие на золото.
Затем налил в пробирку зеленоватую тягучую жидкость, пояснив, что она в пять раз плотнее воды и поэтому утонуть в ней могут только тяжеловесы.