Пинцетом, глядя сквозь лупу, Борис поднимал зерна, бросал их в пробирку и следил за их движением… Первое зерно, самое крупное и по виду самое золотое, чуть погрузилось в жидкость и застыло, словно раскрылся над ним незримый парашют. И следующие пять зернышек тонуть не захотели - одно вовсе не погрузилось, а другое чуть опустилось и вынырнуло. Три зерна опустились медленно-медленно примерно на одну треть глубины пробирки и там остановились.
- Наверно, это зерна халькопирита - медного колчедана. У него плотность почти такая же, как у этой жидкости, - пояснил Борис.
Уже, казалось, все ясно, как вдруг - Борис даже вздрогнул! - желтенькое невзрачное угловатое зерно пошло вниз, напролом, все быстрее и ударилось, легло на дно пробирки. И еще четыре зерна - как нож в масло! Так погружаются только самые тяжелые минералы золота и платины. Эти на платиновые никак не похожи, и значит, есть золотые зерна на этом блюдечке, надо же, с голубой каемочкой!
И следовательно, его приезд не напрасен, а Степанков прав, подняв шум!
С трудом сдержав себя, Борис сказал подчеркнуто спокойно:
- Выводы делать рано, но можно предположить, что вы правы: среди этих зерен есть и золотые!
- Я же говорил! - обрадовался дедушка.
- Ты у нас молодец! - Андрей засмеялся счастливо, а вслед за ним и все остальные Степанковы, даже Алеша.
Борис тоже улыбался, но испытывал при этом чувство двойственное. Приятна была радость этих симпатичных людей, но лично для него было бы куда проще, если бы оказалось "медвежье" золото не золотом, и поспешил бы он назад, к своим неотложным делам. А теперь… "Опанасе, не дай маху!" - вспомнил он слова поэта и сказал себе торжественно: "Приступаю к расследованию!"
"ПРИСТУПАЮ К РАССЛЕДОВАНИЮ!"
Теперь для Бориса стали важными все подробности. Он спросил, показав глазами на блюдце:
- Тут все, что удалось собрать?
- Что ты! - махнул рукой Андрей. - Тут только малость, взял для образца, а на нем таких - как блох. Я трогать не стал, чтобы все было документально!
- А где он? - спросил Борис с невольным почтением.
- Километров восемнадцать отсюда. - Андрей рукой показал направление.
- Минутку!
Борис поставил блюдце и принес полевую сумку, новенькую, сильно пахнущую кожей, достал из нее карту и набор аэрофотоснимков. Он удивился, с какой быстротой Андрей разобрался в извивах линий на карте и показал на южном склоне кряжа Кедрового, который защищает Молокановку от северных ветров, в верховье речки Ряженки:
- Вот здесь - возле ручья Тихого!
Борис крестиком отметил на карте это место и записал название ручья.
Пришли еще два брата Андрея, родной - Сергей и двоюродный - тоже Андрей, которого, чтобы отличать, все звали Андрюшей. Все Степанковы карту и особенно аэроснимки разглядывали с интересом, радовались, больше всех Витянька, и удивлялись, что видны полянки среди тайги и даже охотничьи лабазы. Только дедушка сокрушался:
- Не различаю! Все, как сквозь слезы…
- Дед, не робей, скоро опять на охоту пойдешь! - Андрей пояснил Борису, что направление на операцию уже получено и ждут они вызова.
- Еще как знать… - засомневался Макар Васильевич, отирая слезящиеся глаза.
Борис заверил, что теперь катаракту с полным успехом без ножа режут - лучом лазера:
- Об этом во всех журналах пишут!
Макар Васильевич сразу же заметно повеселел и велел накрывать на стол.
К ужину приступили в очень хорошем настроении. Обе хозяйки радушно опекали гостя, для которого строганина из нельмы, копченая стерлядка, медвежий окорок - все было в новинку.
Затем, столь же неторопливо, шло чаепитие, под пироги и варенья. После третьего стакана, не испробовав и половины, Борис начал, по возможности незаметно, подавлять зевоту и был рад, когда Андрей, заметив его усталость, объявил:
- Пора на покой, завтра подъем ранний!
Он извиняющимся тоном сказал, что Алеша, бывает, всю ночь орет - зубы лезут, поэтому они приготовили гостю постель в конторе, там никто его не потревожит.
Борис поспешил заверить, что таким решением отнюдь не обижен. Хотелось остаться одному, чтобы повнимательнее изучить заветные крупинки - их он пересыпал с блюдца в бумажный пакетик и положил в полевую сумку.
Контора оказалась близко. Бревенчатая добротная изба, надвое разделенная высокой перегородкой, обставлена была как и положено конторе: несколько однотумбовых и один двухтумбовый стол. Табличка над ним гласила: "Заведующий". Им-то и оказался Андрей. Еще до армии он окончил пушной техникум, а сейчас учится в заочном институте. Рядом с этим столом - несгораемый шкаф, а в противоположном углу - телевизор, и даже исправный, что сразу же продемонстрировал Андрей. Над старинным диваном с высокой спинкой лозунг: "Перевыполним план по черной белке!", а на диване, нарушив конторский стиль, белоснежная постель с подушкой, поставленной пирамидой. Так она потянула к себе, что благое намерение продолжить изучение только намерением и осталось.
"ЗАЧЕРКНУТОМУ - НЕ ВЕРИТЬ!"
Геологу положено ежедневно записывать свои наблюдения простым карандашом, для лучшей сохранности, в специальном полевом дневнике. Шуточки на пронумерованных его страницах не положены. Это Борис понимал, но все же в аэропорту, в нудные часы ожидания, не удержался, вывел на первой странице заголовок:
ОПЕРАЦИЯ "МЕДВЕДЬ"???!!!
(Геологический детектив)
А ниже, подражая стилю старинных документов (их в архиве треста хранилось немало), он старательно написал:
Приказано: "Отбыть туда в самой скорости и приставить к одному медведю караул, дабы никто ни днем ни ночью, ни явно ни тайно то золото не мог исхититъ…"
После второй задержки рейса по метеоусловиям появилось продолжение:
Рапорт. "Докладую, что золото оного медведя оказалось "лягушачьим" золотом, иначе именуемом слудой флогопитовой…"
А еще через час, когда надежд на вылет почти не осталось, начертал он по диагонали начальственной рукой резолюцию:
"Случай сей считать по воле божьей решенным, а дело сдать в архив курьезов геологических…"
Все это отобразило не только скуку ожидания, но и почти уверенность в том, что бесславно завершится эта операция и никому дневник не будет нужен.
Утром, наедине, Борис снова повторил опыт с тяжелой жидкостью, отделил и долго разглядывал в лупу три крупинки, благородство которых сомнения не вызывало.
Он достал дневник и, зачеркнув первую страницу, написал: "Зачеркнутому - не верить!" и уже всерьез отобразил все, что узнал.
У Степанковых за чаем он сказал Андрею:
- Теперь сам понимаешь, как важно дочиста обобрать медведя.
- Не оплошаем, - заверил Андрей. - Мы с тобой и с Андрюшей пойдем к медведю напрямик, а…
- Ну, мам!.. - заныл вдруг Витянька.
- Еще чего! - отрезала она.
- Василий, тоже наш охотник, поедет на подводе, - продолжал Андрей, - и будет нас ждать в устье Ряженки - дальше не проехать.
- А без подводы мы что, золото не дотащим? - улыбнулся Борис.
- Медведь тоже ценность - собакам на корм, его все едино сюда тащить надо. И обобрать все, что на нем налипло, можно, только когда он в тепле полежит, оттает. А чтобы крупинки эти не растерять на пути, мы его в брезентовый мешок затарим.
На том и порешили. Когда завтрак, похожий на обед, подошел к концу, Борис достал карту, попросил Андрея нанести на нее путь, которым они пойдут, и внимательно следил за движением карандаша, стараясь все запомнить.
Пришел Андрюша, уже готовый в путь.
- Ну, мам!.. - опять заныл Витянька.
- Завел пластинку! - рассердилась она.
Борис начал одеваться и тут Витянькино "Ну, мам!.." зазвучало снова и снова, словно пластинку заело. Он не отрываясь смотрел на мать, а жался к деду.
Тот вдруг сказал, ни к кому не обращаясь:
- Такой случай, память, можно сказать, на всю жизнь!
И Андрей, натягивая сапог, добавил:
- За один-то день много в науке он не потеряет…
Все смотрели на Зину, а она на сына, хмуря брови… И вдруг улыбнулась:
- Но смотри, если будет хоть одна тройка…
Договорить она не успела, Витька подпрыгнул, чмокнул ее в щеку, а затем деда в седую бороду и выскочил за дверь. Вернулся он поразительно быстро, в сапогах, беличьей ушанке, полушубочке, опоясанном патронташем, а на плече, дулом вниз, ружьецо.
- Игрушечное? - спросил Борис.
Андрюша захохотал, а Витя надул губы, нахмурился.
- Он в каникулы этим ружьецом сколько белок взял! - пояснила Зина с уважением.
- Стреляет надежно, - подтвердил отец, надевая куртку.
- Это я по неопытности, не в насмешку, - оправдался Борис и тоже стал собираться.
Не только Витя и Галуня - все взрослые с интересом разглядывали его доспехи: на груди бинокль (ремешок вокруг шеи), ниже, на поясе куртки, в футлярах шагомер и компас, по бокам фотоаппарат и полевая сумка, за плечами рюкзак и в руке молоток на длинной рукоятке.
Как положено перед дорогой, все присели, помолчали. Дедушка перекрестился (двумя перстами, как заметил Борис) и сказал:
- В час добрый!
У крыльца их уже ждали повизгивая Чула и Чарли.
Было сумрачно, лишь за рекой, над кряжем Угрюмый, чуть розовели облака. Они прошли огородом к оврагу, перебрались через ручей по заледенелому бревну и по узкой тропке начали подъем на кряж Кедровый. Андрей шагал первым, и Борис еле за ним поспевал. Скользила под ногами прошлогодняя трава. Пришлось расстегнуть воротник и следить за дыханием. Три шага - вдох, один - выдох.
На первую гряду поднялись всего за полчаса. Борис так устал, что даже часам не поверил.
Отсюда хорошо было видно во все стороны. Внизу - серые крыши, стога сена и огороды Молокановки вдоль левого берега реки Шатровой. По ней одиноко плыла запоздалая льдина. За рекой, над кряжем Угрюмым, облака уже сверкали золотом и пурпуром. Хотелось постоять, подождать, когда произойдет великое чудо - появится солнце, но Андрей поторопил:
- Путь долгий, а оно еще полчаса карабкаться будет! - Он показал Борису: - Там вон, за седловиной, гора Белая, правее - Острая, а в-о-о-н там - Билимбей, его обогнем и - привет топтыгину!
Только в бинокль был отчетливо виден этот Билимбей - плешивая каменная голова, чуть приподнятая над тайгой.
Осмотревшись, Борис понял, что, как зайдут они в тайгу, затеряются эти ориентиры. Поэтому следовало сразу же начать съемку - привязать к карте свой путь, определяя направление компасом, а расстояние - шагомером. Но с этой нудной, трудной работой едва ли к вечеру доберешься до места. Поэтому Борис легко убедил себя в том, что охотники верно определили место на карте, а проверить их он сможет позднее, если медведь окажется по-настоящему "золотоносным".
Шли то по тропкам, то виляя между могучими кедрами и скалистыми выступами, обходя овраги, забирая все выше и выше. Усталость как-то незаметно прошла, Борис дышал легко. Пахло сосной, прелью, а в низинах тающим снегом. Поглядывая больше по сторонам, а не на геологическую карту, он невольно ожидал какой-нибудь встречи и у каждого скалистого выступа отбивал образцы в надежде увидеть что-нибудь интересное.
Уже взошло над Угрюмым солнце, и тайга повеселела, стала прозрачной. Ни одной живой души не попадалось, и только стук молотка нарушал тишину. И на всех скалах было обнажено одно и то же: мелкозернистые слюдистые сланцы. Поэтому к концу второго часа Борис охотно уступил молоток Вите. Тот вместе с собаками мелькал то здесь то там и отовсюду приносил камни. Глаза его сияли, и Борис о каждом говорил: "Это интересно!" - хотя попадались все те же унылые сланцы. Каждый раз Витя смотрел на шагомер и радостно объявлял, сколько осталось позади. Он успевал на ходу обеспечивать всех брусникой и кедровыми шишками, смолистыми, с удивительно вкусными, крупными орешками.
- Коль сохранились до весны такие самопады, значит, не опустели еще беличьи кладовые, - пояснил горожанину Андрей и на ходу добавил с какой-то грустью: - Прошлое лето было урожайное, а он откормиться не смог, отощал до времени…
- Старость - не радость! - заключил Андрюша.
И дальше молча шагали, след в след, вроде и не быстро, но к концу третьего часа, уже на Билимбеевском склоне, когда показал шагомер пятнадцать тысяч, Борис начал спотыкаться от усталости и запросил передышки.
Бессильно повалился он на мох, повыше поднял ноги, уперся ими в сосну и жадно съел горсть брусники. Стало легче.
У СНЕЖНОЙ МОГИЛЫ
С Билимбеевского перевала Андрей повел их напрямик, сквозь густой еловый подлесок, и через полтора километра спустились они в овраг, как раз там, где у одинокой сосны сугроб был аккуратно прикрыт еловыми ветками.
"Как по пеленгу шел! Никогда мне так не суметь!" - с уважением и даже завистью подумал Борис.
- Все в порядке, - определил Андрей, убедившись, что свежих следов на снегу нет.
Чула и Чарли уткнулись носами в сугроб, начали разгребать снег лапами, но, подчинившись команде Андрея, сразу же отошли.
Отбросили ветки, обнажили из-под снега край брезента и, ухватившись за него, сдернули в сторону сугроб.
Зарычали, свирепо скалясь, собаки.
Не было для Бориса неожиданности в том, что предстояло увидеть, и все же он вздрогнул. Показалось, что это человек в меховой шубе лежит лицом вниз, опираясь на руки и силясь подняться. Поза его была так динамична, что не выглядел он мертвым.
Сходство с человеком и то, что в смертный свой час медведь не сдавался, так растрогало Бориса, что он задумался и стоял, как на похоронах, позабыв о своих делах.
К реальности его вернул Андрей.
- Смотри, - сказал он, опустившись на колени, и, осторожно смахнув с медвежьей спины снег, начал перебирать, разглаживать клочковатую рыже-бурую шерсть.
Борис присел на корточки рядом. Витянька и Андрюша наклонились над ним, а Чарли протиснулся у него между ног.
Андрей, примяв шерсть, обнажил на загривке медведя участок с ладонь, весь будто усыпанный желтыми "блохами".
- И сюда смотри! - он переместил руки на левый бок медведя, и там тоже заблестели желтые "блохи".
- Ворочался он… то на спину, то на бок! - определил Андрюша.
Борис достал лупу, разглядел те же минералы, что и в пробе, изученной вчера. В лупу кое-где были заметны и натеки льда, - это они так прочно закрепили "блох". Перебирая жесткую шерсть - пальцы ощутили мертвенный холод медвежьего тела, - Борис обнаружил еще несколько скоплений. И отдельных "блох" попадалось много.
- Теперь смотри сюда!
По значительности тона Борис понял, что самое главное Андрей отложил напоследок. Он с силой повернул голову медведя и, ухватившись одной рукой за нос, другой за нижнюю челюсть, оттянул ее.
На верхних и нижних зубах сверкал желтый металл.
- Ну и ну! - пробормотал Борис.
Лицо его с широко раскрытыми глазами и ртом выглядело таким изумленным, что Андрей захохотал и разжал руки.
Пасть медведя сомкнулась, и голова, медленно описав полукруг, заняла прежнее место - медведь уткнулся носом в землю.
- Убедился, что я шум не напрасно поднял? - спросил Андрей, не скрывая ликования.
- Что тут и говорить! - Борис в подтверждение так энергично махнул рукой, что рукавица далеко отлетела в сторону. Ее на лету подхватил проворный Чарли.
Борис приготовил фотоаппарат и сказал Андрею:
- Первым делом я должен тебя рядом с ним увековечить! Присядь и раскрой ему пасть.
Потом рядом с медведем сфотографировал всех, включая собак. Он извел почти всю пленку, не надеясь, что снимки выйдут хорошо - в овраге было сумрачно.
- А теперь за дело быстрее, уже второй час, - определил Андрей, посмотрев почему-то не на часы, а на солнце. Оно уже пошло на снижение, вершины кедров остались в тени.
Витяньке было поручено вырубить десяток жердей, а остальные занялись упаковкой медведя.
- Видишь, на груди у него белая манжетка, - обратил внимание Бориса Андрей. - Таких князьями зовут, они самые сильные и опасные!
Принесенный с собой огромный брезентовый мешок натянули медведю на голову и - раз, два, взяли!
Когда медведь оказался в мешке, топориком разрыхлили землю и подобрали снег, где он лежал, чтобы ни одна "блоха" не пропала. Крепко завязали мешок.
После этого расстелили задубевший под снегом брезент и с трудом переместили на него медвежью тушу.
- Богатырь был! - решил Андрюша. - Как отощал, а все равно два с лишним центнера тянет!
Богатыря запеленали в брезент, почти как младенца, и крепко обвязали капроновым шнуром.
Витянька уже притащил жерди, их связали между собой, образовав нечто вроде саней, и снова - раз, два, взяли! - перекантовали на них медведя и крепко привязали. Затем в голове саней укрепили три лямки разной длины. В первую впрягся Андрей, за ним Борис и Витя. Андрюша, тоже опоясавшись лямкой, шел за санями, придерживал их на раскатах, предохранял от ударов о деревья.
Шли вдоль русла ручья, по жухлой траве, по снегу и камням, обходя преграды, приподнимая сани и медведя там, где иного пути не было.