- Люблю ли я его! Да ведь без вашего папеньки я был бы уже давно мертв. И умер бы ужасной смертью. Он спас меня. Я обязан ему жизнью. Я люблю его и полюблю вас, потому что вы его сын. Если вам будет угрожать опасность, я не пожалею своей крови, чтобы защитить вас. Я отдам ее за вас точно так же, как и за него, и за вашего брата Эдварда.
Англичанин взял обе руки Казиля и пожал их, прошептав с волнением:
- Доброе, благородное сердце! Ты любишь моего отца, любишь моего брата. А я, в свою очередь, буду любить тебя!
По бронзовой щеке молодого индуса скатилась слеза.
- Эти дикари не лишены чувств, честное слово, - вымолвил Стоп, с изумлением наблюдавший эту сцену. - Но я был бы еще более доволен, если бы у них была хорошая кухня.
Глава 3. Бледная голова
Прошло полчаса. Огонь продолжал горсть благодаря веткам, подбрасываемым Казилем в импровизированный костер. Ветер снаружи бушевал все сильнее, но дождь перестал, молнии блистали реже, изредка гремел гром.
- Гроза, кажется, проходит, - сказал путешественник, парусиновое пальто которого совершенно высохло.
- Да, - отвечал Казиль, - я ошибся, считая, что ураган продлится всю ночь, через два часа все кончится.
- И тогда мы сможем продолжать путь.
- Нет, господин. О путешествии раньше восхода солнца нельзя и думать.
- Почему?
- Нужно переждать, пока вода стечет с горных дорог. Поверьте мне и спите спокойно. Я вас разбужу, как только увижу, что можно двинуться в путь.
- Да, да, ваша светлость, - поддержал мальчика Стоп, едва сдерживаясь от зевоты. - Поспим, дремота одолевает меня…
- А ты? - спросил англичанин Казиля.
- Я буду бодрствовать.
- Разве ты из железа?
- Да, - просто ответил ребенок.
"Какой счастливец! - подумал Стоп. - Мне бы такую выносливость. У меня же подкашиваются ноги".
- Ладно, - сказал путешественник, - к тому же меня что–то лихорадит после этого ливня. Я с удовольствием отдохну час или два. Советую последовать моему примеру и мистеру Стопу.
- Благодарю, ваша светлость, я непременно воспользуюсь вашим позволением.
Казиль разложил подушки возле стены, и путешественник тотчас же прилег на них. Стоп, не имея подушки, растянулся на полу, проклиная жесткие плиты.
Что касается Казиля, то молодой индус, скрестив на груди руки, прислонился к стене напротив входа и стал насвистывать едва слышным образом куплеты индусской мелодии, сходные по монотонности с напевом колыбельной песни, которой кормилицы во всех странах мира убаюкивают детей.
Не прошло и трех минут, как Стоп захрапел.
Глаза его господина оставались открытыми немного дольше, но постепенно его взгляд, устремленный на мрачный купол храма, потерял способность различать цвет и форму. Усталость взяла верх. Веки опустились, и он тоже заснул богатырским сном.
Через некоторое время недалеко от круглой залы послышался слабый крик совы.
Казиль снова вздрогнул. Перестав петь, он стал внимательно вглядываться в кусты лиан, как бы выспрашивая у темноты, что это значит.
Крик ночной птицы больше не повторился, ничто не нарушало ночного спокойствия. Но зато некто, похожий на фантастическое явление, показался внутри круглой комнаты. Один из нижних барельефов, изображавших шестое воплощение бога Вишны, сдвинулся с места без какого–либо шума, образовав четырехугольное отверстие. Это отверстие находилось напротив подушек, на которых спал путешественник. Некоторое время отверстие оставалось незаполненным, но потом в нем показалась женская головка удивительной красоты. У женщины были черные роскошные волосы, заплетенные в густые косы, губы ярко–красного цвета и большие черные глаза, источавшие магнетические токи. Взгляд черных глаз устремился на лицо спящего и, казалось, не мог оторваться от него. Затем зрачки глаз оживились и блеснули в темноте подобно бриллианту. Губы открылись для улыбки, обнажив при этом ряд зубов, которые могли бы соперничать белизной с жемчугом.
Одним словом, лицо женщины было столь дивной красоты, что ни перо писателя, ни кисть знаменитого художника не смогли бы передать его волнующего очарования.
Сверхъестественное или земное существо, которому принадлежало это личико, должно было быть или царицей, или феей…
Казиль, продолжавший неподвижно стоять, устремив взгляд на барельеф, ничего не заметил.
Спустя несколько минут головка исчезла, но отверстие не закрылось. Видение, видимо, должно было повториться. Еще не все закончилось.
Неожиданно одна из плит в круглой комнате отодвинулась почти у самых ног Казиля. Мальчик хотел закричать, но не успел. На месте, где раньше находилась плита, показалась бронзовая фигура индуса гигантского роста. Этот человек приложил палец к губам, а другой рукой сделал какой–то таинственный жест. Казиль, без сомнения, понял его, потому что губы, открывшиеся для крика, снова замкнулись. Отпечаток страдания и печали появился на его выразительном лице - он опустил руку и глубоко вздохнул.
Индус вылез из отверстия, подобно сказочным чародеям или демонам, остановился перед Казилем и, дотронувшись пальцем до его плеча, откинул широкий рукав, скрывавший мускулистую руку, и показал мальчику синий знак, глубоко вырезанный на бронзовом теле.
Казиль взглянул на знак и сделал слабое движение, вызванное страхом перед гигантом.
Индус, без всякого шума, приблизился к путешественнику, все еще глубоко спящему, и, став перед ним на колени, начал водить над ним руками, подобно гипнотизеру.
Головка с черными волосами опять появилась в отверстии и стала следить за каждым движением индуса.
Вскоре дыхание молодого человека стало порывистее и громче, его тело вздрогнуло. Потом наступило полнейшее спокойствие, скорее похожее на смерть, чем на сон.
Тогда индус вынул из–за складок пояса пузырек с красной, как кровь, жидкостью и, налив несколько капель на руку, потер ею виски англичанина, который тотчас же перестал дышать. Но это было только началом. Индус подошел к лакею и проделал с ним ту же операцию, что и с господином. Затем возвратился к англичанину и, по–видимому, уверенный в том, что тот уже не проснется, поднял его на руки с такой легкостью, как поднимают ребенка.
- Неужели сыновья Бовани решили умертвить иностранца? - спросил Казиль дрожащим голосом у проходившего мимо индуса.
Гигант отрицательно покачал головой.
- Какие будут приказания?
- Оставайся здесь.
- До какого времени?
- До моего возвращения.
- Когда же?
- В следующую ночь.
Казиль протянул руку по направлению к Стопу и спросил:
- А что делать, если проснется этот человек?
Улыбка пробежала по губам индуса:
- Он не проснется.
- Он жив?
- Да, но его сон очень похож на смерть, и он будет длиться целые сутки.
- Бахисы, несшие паланкин иностранца, не осмелились войти в пагоду и ждут снаружи.
- Пусть дожидаются.
- У них нет съестных припасов.
- Им принесут их.
- Повинуюсь…
- Хорошо.
Затем индус направился к отверстию и исчез в нем вместе с путешественником. Приподнятая плита захлопнулась и скрыла таинственный ход. В ту же минуту исчезла и прекрасная головка, наблюдавшая за всем происходящим в комнате. Нижний барельеф стал на свое место, и в круглой комнате снова воцарилось молчание.
Последуем за высоким индусом.
Спустившись по лестнице, он оказался в подземной комнате, слабо освещенной маленькой лампой, стоящей на большой глыбе гранита. В середине этой глыбы имелось углубление для стока крови, как будто еще вчера на нем совершали ужасное жертвоприношение. Подземная комната была такого же размера, как и круглая.
Не успел индус спуститься с последней ступеньки лестницы, как перед ним возникла таинственная незнакомка, укутанная в белое покрывало, усыпанное золотом.
Это была женщина среднего роста, прекрасно сложенная. На ее маленьких обнаженных ручках виднелись драгоценные перстни, а на почти детских ножках красовались миниатюрные туфли.
- Я исполнил ваше приказание, госпожа, - сказал индус негромким голосом. - Вот иностранец…
- Как он прекрасен, Согор, не так ли? - спросила молодая женщина.
- Не знаю, госпожа.
- Как не знаешь! Ты разве не смотрел на него?
- Конечно, смотрел, но не нахожу ничего особенного в красоте белого лица и в волосах солнечного цвета. Я не считаю мужчинами тех, которые похожи на женщин!
Незнакомка улыбнулась под вуалью.
- Согор, - спросила она, - где немые?
- В подземной галерее с паланкином.
- Хорошо, я отопру железную дверь.
- Куда мы пойдем, госпожа?
- Во дворец.
- Должен ли я идти впереди?
- Нет, немые отнесут иностранца в паланкине.
- Но там может поместиться только один человек
- Я пойду пешком.
- Но…
- Никаких но!
Молодая женщина прервала индуса повелительным жестом, не терпящим возражений.
Согор поклонился и замолчал.
В одной из стен подземной комнаты виднелась массивная железная дверь, похожая на те, которые обычно закрываются за осужденными на смерть. Незнакомка, отвязав от пояса ключ, отперла ее. За дверью шла галерея, которая, казалось, служила дорогой к центру земли. Двенадцать негров, одетых в красное платье, с цветными тюрбанами на голове, стояли возле паланкина, окрашенного в темный цвет. Двое факельщиков, с атрибутами, необходимыми для их профессии, находились тут же.
Все эти люди были действительно немы, и ни один из них не умел писать. Поэтому им смело можно было довериться, не боясь излишнего любопытства с их стороны.
Глава 4. Сцена из "Тысячи и одной ночи"
Негры при появлении незнакомки поспешно склонили лица к земле, как будто перед ними предстал один из небожителей.
Индус, которого, как мы уже знаем, звали Согором, открыл занавески паланкина и, положив на мягкие подушки бесчувственное тело англичанина, отдал приказание.
Носильщики тотчас же встали и, подняв паланкин на плечи, отправились в дорогу размеренным шагом. Впереди шел высокий факельщик. Согор и молодая женщина следовали за ними.
Галерея, в которую мы ввели наших читателей, по своим гигантским размерам представляла любопытное зрелище. Римляне, властители древнего мира, не создали ничего подобного.
Вообразите туннель длиною более чем в целое лье, сначала прорезывающий гранитную гору, потом спускающийся под наклоном и, наконец, оканчивающийся кирпичной лестницей в двести пятьдесят ступеней.
Согор, взяв на руки англичанина, быстро вышел из туннеля и, поднявшись по высокой лестнице, достиг медной двери. За нею находилась большая комната, украшенная с восточной роскошью и, без сомнения, служившая передней подземного дворца.
Индус, все еще обремененный своей ношей, прошел переднюю и, миновав анфиладу богато убранных комнат, остановился в круглом будуаре, освещенном золотой люстрой, спускавшейся с потолка. Этот будуар, обитый шелковой материей из самых ярких цветов, поражал своим великолепием и изысканностью. В нем не было никакой мебели, кроме одного широкого дивана, расположенного вдоль стены и поддерживаемого ножками из слоновой кости, упиравшимися в богатые персидские ковры. Шелковые занавеси закрывали все отверстия.
Именно в этой комнате Согор оставил англичанина, положив его у ног таинственной женщины, уже устроившейся на мягких подушках дивана. Затем индус низко поклонился и вышел из комнаты.
Молодая женщина сбросила вуаль, и ее лицо, ставшее при свете золотой лампы еще бледнее, показалось во всей своей дивной красоте. Большие глаза принимали странное, постоянно меняющееся выражение: то они сверкали лихорадочным блеском, то в них проглядывало сладострастие.
Незнакомка опустилась на колени перед диваном и в течение нескольких минут любовалась белокурой, прелестной головой спавшего. Потом нежно поцеловала его в лоб, вынула из–за лифа флакон, как две капли воды похожий на склянку в руках Согора, и дала его понюхать молодому человеку.
Слабое, едва заметное дыхание англичанина в тот же момент стало учащенным, а веки приподнялись.
Увидев, что пробуждение вот–вот наступит, незнакомка поспешно поднялась, вскочив подобно испуганной газели и, пройдя будуар, подняла портьеру, исчезнув за ней.
Прошло две или три минуты. Англичанин окончательно проснулся, приподнялся на диване, открыл глаза и осмотрелся.
Легче понять, чем описать охватившее его чувство удивления. Заснув в пагоде, под мрачным куполом круглой комнаты, он проснулся в восхитительном будуаре, переполненном благоуханиями.
Но растерянность продолжалась недолго. Мысль, быстрая как молния, озарила его сознание, и он, улыбнувшись, прошептал:
- Сказывается влияние Востока… Индия - страна фантазий и сказок - вскружила мне голову… Я грежу и в своих сновидениях уношусь в чудеса "Тысячи и одной ночи". Если со мной произойдет что–либо еще более необыкновенное, я этому не удивлюсь…
Едва он успел закончить свой короткий монолог, как вдали послышалась тихая, приятная музыка, поражавшая своей мелодичностью. Играли на каких–то не известных ему инструментах, и аккорды смешивались с женскими голосами, певшими какую–то страстную мелодию.
Но где же находились таинственные музыканты? Англичанин никак не мог установить это. Звуки раздавались всюду: и наверху, и внизу, то удаляясь, то приближаясь…
Молодой человек улыбнулся и снова прошептал:
- Мой сон продолжается… он очарователен! Грезить таким образом - значит жить вдвойне… я…
Но он не успел договорить. Часть стены без шума раздвинулась, и он увидел комнату с мраморными стенами. В середине комнаты был разбит фонтан, вода в котором переливалась всеми цветами радуги при свете ламп, окружавших фонтан.
- Прекрасно, прекрасно, - бормотал англичанин, - сон усложняется. Лучшего не покажут и в театре Дрюлилан, в нашем славном Лондоне. Не хватает только танцовщиц балета!
Казалось, что таинственная, всемогущая сила решила исполнять все желания и прихоти путешественника. Едва его губы успели прошептать последнюю фразу, как несколько баядерок, с волосами, распущенными на плечах, вбежали в комнату и принялись исполнять один из тех сладострастных танцев, которыми так славится Восток.
Прозрачность костюмов открывала пластическую красоту их форм, достойных сравнения с античными статуями. Баядерки образовали очаровательные группы, кокетливо переплетаясь друг с другом. Временами они оставались почти неподвижными, и тогда их танец состоял только в быстрых движениях стана и ног, наводящих на грешные мысли.
Англичанин с удивлением и восторгом наблюдал это зрелище, тихо говоря про себя:
- Мне следовало бы аплодировать, но боюсь… ведь я могу проснуться, а тогда прощай наслаждение.
Неожиданно свет от серебряных ламп стал гаснуть, музыка затихла, баядерки исчезли одна за другой, стена будуара стала на прежнее место.
- Неужели они выступали только для меня? - думал англичанин. - Какая ждет меня развязка? Неужели мой сон окончится подобно какому–нибудь рассказу из "Тысячи и одной ночи"? Не сойдет ли ко мне принцесса Бадруль–будур? Или королева Анна, владетельница этого таинственного дворца, и не станет ли говорить со мной о любви?
В этот момент приподнялась одна из портьер, и в будуар вошла женщина, одетая в восточный костюм; бархатная полумаска скрывала часть ее лица.
Сквозь отверстия в маске глаза ее блистали, а пунцовые губы открывали необыкновенной белизны зубы. Тонкая и гибкая талия таинственной женщины, круглые белые руки, бархатистые плечи, как будто изваянные из мрамора, свидетельствовали о молодости в полном блеске.
В течение нескольких секунд она стояла на пороге. Можно было подумать, что застенчивость мешала ей идти дальше.
- Ах! - воскликнул англичанин, - какое чудесное видение! Но почему это только сон? Я отдал бы целый год из своей жизни, чтобы этот сон превратился в действительность!
Он не успел окончить этой фразы, как незнакомка, преодолев свою нерешительность, вошла, наконец, в будуар и, приблизившись к дивану, спросила приятным голосом:
- Как тебя зовут?
Англичанин встрепенулся.
"Как мне быть, - подумал он. - Должен ли я отвечать? Разговор с призраком, очевидно, вещь невозможная! Едва я открою рот - видение исчезнет. А это будет досадно…"
- Почему ты молчишь? - продолжала таинственная незнакомка. - Сегодня ночью ты мой гость, и я имею право знать имя человека, которому оказываю гостеприимство. Ну, говори, отвечай мне, как твое имя?
Путешественник, наконец, решился:
- Меня зовут Джорджем Малькольмом.
Глава 5. Сцена из "Тысячи и одной ночи" (Продолжение)
- Джордж Малькольм, - прошептала незнакомка, - мне кажется, что я уже слышала это имя.
Потом она спросила:
- Ты англичанин?
- Да, сударыня, - ответил путешественник.
- Дворянин?
- Один из моих предков сражался рядом с Робертом Брюсом.
- Когда ты выехал из Англии?
- Два месяца тому назад.
- Что привело тебя в Индию?
- Желание моего отца, к которому я еду.
- Как зовут твоего отца?
- Сэр Джон Малькольм.
- Какую должность он занимает?
- Он главный судья в Бенаресе.
Незнакомка вздрогнула и тихо прошептала:
- Джон Малькольм! Главный судья! Опасный сыщик! Я не ошиблась, так как действительно слышала это имя!
Наступило молчание. Потом незнакомка продолжала:
- Что ты думаешь о своем присутствии здесь?
- Вы требуете откровенного ответа? - с улыбкой спросил молодой англичанин.
- Конечно.
- В таком случае, я думаю, что нахожусь под влиянием очаровательного сна и что только от вас зависит сделать его еще прекраснее.
- Что я должна для этого сделать?
- Снять маску, скрывающую от моих глаз часть вашей красоты.
- Почему ты решил, что я красива?
- То, что я вижу, заставляет меня предполагать это.
- Ты можешь ошибаться.
- О, нет, сударыня, я не ошибаюсь. Вы в состоянии обворожить всех святых в раю! Я ощущаю это по волнению, которое испытываю, находясь рядом с вами. У меня ускоренно бьется сердце!
Незнакомка улыбнулась.
- Ты говоришь про сердце? - спросила она. - И как часто оно начинает у тебя биться?
- Нет, сударыня! Лишь вы одни смогли взволновать его.
- Ты говоришь это всем женщинам!
- Я не говорил этого ни одной женщине, потому что не умею лгать.
- И ты никогда не любил?
- Никого серьезно! Ни одна женщина не очаровывала меня так сильно, как вы.
- Ты ведь не знаешь меня…
- Я восхищен вами.
Джордж Малькольм - ничто не мешает нам называть его этим именем - приподнялся с дивана и, схватив нежные ручки незнакомки, страстно поцеловал их.
- Сударыня, - продолжал он, видимо, охваченный страстью, - заклинаю вас, снимите маску. Позвольте мне взглянуть на ваше лицо и удивиться его чудным очарованием. Разрешите мне обожать вас!
- Даже рискуя лишиться твоего обожания, я не могу исполнить того, чего ты желаешь: я не сниму маску…
- Но почему?
- Не хочу!
Последние слова были произнесены твердым, не терпящим возражений и привыкшим повелевать голосом.