Поправочка – попытался сделать. Ни Кондратьев, ни Мезенцев, да и Долматов тоже, не желали быть просто инструментами. Они всегда стремились к чему-то большему, даже если и не осознавали этого до конца.
Внизу послышался шум. Михаил опустился на одно колено. Ствол "Вала" готов был выплюнуть смертоносную дозу свинца в любой момент.
– Это я, не шуми, – пробурчал Удав, ловко взбежав по лестнице.
– Ты чего так долго? – шепотом спросил его Кондратьев.
– Задержать пытались, – ответил Макс, – пришлось преподать парням урок.
Михаил наморщил лоб.
– И как… все прошло?
Удав отстраненно махнул рукой.
– Долго думал, оставлять ли их в живых или прикончить.
Кондратьев сокрушено вздохнул.
– Тебе пора избавляться от своего нутра мясника.
– Как только так сразу, – усмехнулся Макс.
Михаил только покачал головой. Он не вправе был осуждать Удава. Он надеялся что со временем, Макс сможет смотреть на мир глазами, в которых добро хотя бы частично победит зло.
До третьего этажа добрались без происшествий. Похоже, охрана сосредоточилась на участке вокруг усадьбы и на первом ее этаже. Возможно некоторые бойцы залегли в подвальных помещениях великолепной дачи генерала, но наверху, там, где для диверсантов находилось все самое интересное, никого не было.
– Путь свободен? – неуверенно произнес Макс.
Похоже его что-то беспокоило, но он не хотел об этом говорить.
Кондратьев взглянул на дверь с резными золотыми ручками. За ней располагался рабочий кабинет генерала Суворова. Неужели их так просто пустят внутрь? Неужели их план сработал настолько здорово?
По спине Михаила пробежал легкий холодок. Сейчас, находясь в нескольких шагах от желанной цели, он вдруг ощутил слабый голос своей интуиции, которая подсказывала ему, что ситуация вокруг складывалась далеко не так радужно и однозначно. Чего-то он не учел, и это ужасно нервировало.
Будь у него больше времени на обдумывание своих ощущений, Кондратьев, скорее всего, повернул бы назад. Он был битым волком, тертым калачом, привыкшим доверять своим ощущениям, но сейчас… сейчас он решил рискнуть многим, если не всем. Игра велась по-крупному, и он поставил действительно серьезно.
Михаил сделал несколько шагов по направлению к заветной двери. Остановился, прислушиваясь. Сейчас он походил на хищника во время охоты, который точно знал, что его жертва находится где-то рядом.
Четыре метра до двери с золотыми резными ручками, три, два. Кондратьев затаил дыхание, протянул вперед руку, касаясь пальцами прохладной поверхности металла. Небольшое усилие, и ручка пошла вниз. Еще секунда, и дверь в покои генерала Суворова будет открыта.
В голове возник непонятный шум, словно помехи внутри радиоприемника. Михаил застыл на месте, часто-часто заморгал, стараясь избавиться от так не к стати выступившей слезы. Шум резко прекратился. Михаил повернул ручку двери на девяносто градусов вниз.
В голове раздался самый настоящий выстрел. Михаил инстинктивно пригнулся, упав сразу на оба колена. Рука сама собой толкнула дверь вперед. В ушах раздался далекий, но такой знакомый голос Григория Мезенцева, а потом перед внутренним взором суперсолдата расцвел букет красочных картинок и звуков.
Михаил отдернул руку, однако дверь продолжала открываться сама по себе, по инерции.
Времени уже ни на что не оставалось.
– Макс, защиту живо…
Что произошло дальше, он уже не видел. В следующую секунду его словно бы ударили по голове чем-то тяжелым.
Сознание поглотила тьма.
Глава 10
Нелегальное положение
Надоедливый, противный свист, казалось, напрочь оккупировал голову, поселился в ней основательно и надолго. Он настолько осточертел, что человеку, валявшемуся в траве лицом вниз, пришлось-таки открыть глаза.
Одетый во что-то непонятное, мешкообразное, дымчато-серое с зелеными, бежевыми и коричневыми отливами, он, кряхтя и вяло матерясь, перевернулся на спину, прищурился от ударившего по глазам нестерпимого светового потока.
Через несколько секунд вялой возни в траве пришло понимание, что никто не пытается светить ему в лицо фонарем, просто его глаза отчего-то стали дико чувствительны к обычному дневному свету.
"Кто я? Где я?" – метались мысли в голове.
Мужчина, довольно молодой и симпатичный, попытался встать.
Что-то опустилось на его плечо, хлопнуло по нему пару раз.
– Живой? – раздалось где-то в стороне и, казалось, одновременно внутри головы.
Мужчина обернулся, сильно прищурился, пытаясь рассмотреть того, кто стоял рядом с ним.
Не сразу, но ему это удалось, и когда он увидел перед собой знакомую лысую фигуру, облаченную точно в такой же мешкообразный костюм, к человеку мгновенно вернулись все его воспоминания.
– Где это мы, Макс, – прокряхтел Кондратьев, садясь на землю.
Удав невольно окинул взглядом небольшую лесную полянку, на которой они с Михаилом очутились.
– Примерно в полутора километрах от дачи генерала, – ответил напарник, тоже немного щурясь от дневного света. – Теперь уже бывшей дачи.
– Бывшей?
– Да.
Кондратьев медленно поднялся на ноги, начал активно массировать лицо руками.
– И какого черта мы здесь с тобой забыли?
Лицо Долматова тронула едва заметная улыбка, довольно холодная и кровожадная.
– Спросишь об этом Суворова, когда мы его отыщем. На его даче была установлена система самоликвидации. Полагаю…, ты не знал о таком сюрпризе?
Михаил молча качнул головой.
Самоликвидация? Но это же означает, что…
– Не знаю, что уж прятал в подвалах своей резиденции господин генерал, – сказал Макс, – но долбануло знатно. Словно пяток фур с тротил разом сдетонировали. Теперь на месте усадьбы – большая воронка. Нам… очень повезло спастись.
– Мезенцев, – выдохнул Михаил.
– Что? – не понял Удав.
– Парень оказался не промах, – сказал Кондратьев. – Спас наши дражайшие задницы. Успел в последний момент.
Видя, что Макс не понимает, о чем идет речь, Михаил рассказал ему о мысле-передаче.
– Теперь мы обязаны ему жизнью, – сказал кинетик. – Ты тоже хорош, успел сориентироваться. Промедли ты еще на мгновение, и нас бы пришлось отскребать с окрестных деревьев.
Михаил поморщился словно от зубной боли.
– Черт, голова раскалывается.
– Ну уж, извини, – сказал Макс, – не до комфорта было.
– Что ты сделал? – вопросительно уставился на лысого Кондратьев.
– Ничего особенного. Кинетический барьер, как тогда в лесу при артобстреле. Его легкий аналог – это та сфера, которой я накрыл казарму ГБР.
– Легкий аналог?
– Ну да. Уровень энергий куда выше. Чем крепче барьер, тем больше энергии он требует на свое создание и поддержание, и, соответственно, на меньшее расстояние действует. А в нашем с тобой случае пришлось еще заякариться. Просто потрясающе. С каждым разом открываешь себя с новой стороны.
Михаил посмотрел на Макса таким взглядом, каким обычно студент-двоечник смотрит на читающего лекцию профессора.
– Что пришлось сделать? – спросил он, чувствуя себя не в свое тарелке.
– Обзавестись якорем. – Видя, что его объяснение никуда не годится, Макс попытался объясниться более развернуто: – Представляешь, как мы тут очутились? Это ударная волна, которая выкинула нас на полтора километра. Теперь представь себе, какое ускорение она нам придала. Представил? Вот и посчитай в уме, смог бы ты пережить такую перегрузку или нет. Если б не якорь, нас бы размазало внутри барьера. Я тебе не космический корабль из фантастических фильмов, у меня инерционной компенсации не предусмотрено. Единственное, что я смог сделать, это установить якорь, своеобразную связь между землей и моим защитным куполом, на разрыв которой ушла львиная доля энергии взрывной волны. Просто потрясающе. С каждым разом открываешь себя с новой стороны. Теперь мы живы и здоровы, а дачи генерала больше не существует, как и всех, кто ее охранял.
Михаил заскрипел зубами. Его кулаки непроизвольно сжались.
– Суворов отдал приказ на ликвидацию Мезенцева, – глухо проговорил он. – Эта сволочь у меня во всем признается.
Долматов похлопал рукой по ствольной коробке своего автомата.
– Об этом тебе Мезенцев… сообщил?
– Да. В воспоминания того парня, которые он мне переслал, содержался фрагмент, как генерал лично отдает такой приказ. – Он резко присел, потом столь же резко встал, разминая ноги. – Нам надо спешить. Григорий в опасности. Думаю, у нас времени в обрез. Если за ним послали команду ликвидаторов, то применить иные рычаги воздействия Суворову не составит большого труда.
– Думаешь, его вновь попытаются ликвидировать? – спросил Макс.
Кондратьев подобрал с земли свой "Вал", отомкнул и вновь примкнул магазин.
– Может статься, что и так, но я думаю, что генерал будет действовать иначе. Точно пока не могу сказать. В любом случае, парня нужно выручать. Фейерверк на генеральской даче нас с тобой однозначно выдал. Теперь люди, которые стоят за Суворовым, знают, что мы, возможно, живы и очень опасны. Они будут делать все, чтобы уничтожить нас или найти доказательства нашей смерти.
Удав сверкнул глазами, и от его взгляда у любого человека мороз бы пробежал по коже.
– С нетерпением жду с ними встречи.
Кондратьев посмотрел на боевого товарище, зло усмехнулся.
– Я тоже.
* * *
Говорят, что, если человек видит сны, то его мозг в это время работает. Из этого заявление вытекает вполне логичный вывод: если ночью человеку снятся сны, то его организм отдыхает не в полной мере. Зато, если человек спит без снов, он, мол, способен выспаться полностью.
Когда Мезенцев открыл глаза, он совершенно точно помнил, что ему ничего не снилось. Он провалялся в самой темной, глубокой яме, которую только мог себе вообразить, и при этом чувствовал себя прескверно, словно после дикого перепоя, в котором, кстати сказать, никогда не оказывался. Голова болела невыносимо, слезились глаза, во всем теле ощущалась дикая слабость. Ему было тяжело дышать. Да что там дышать… лежать было тяжело, не говоря уж о чем-то большем.
Сильно болела грудь. Складывалось такое впечатление, что на нее положили пару десятков килограмм груза, и теперь Григорию приходилось дышать, преодолевая этот вес.
Он с большим трудом открыл глаза, осмотрелся по сторонам. Все та же палата реабилитационного центра, те же приборы над головой, капельница, провода, шланги, мониторы – ничего не изменилось. Хотя…
Первым по-настоящему неприятным сюрпризом стал факт обнаружения себя прикованным к больничной койке. Запястье левой руки было закольцовано в холодную сталь наручников, а короткая цепочка не позволяла совершать руке сколько-нибудь сложных действий.
Кроме того, Мезенцев обнаружил у себя еще один нежелательный сюрприз. Его правая сторона лица была парализована. Парень понял это, когда попытался получше открыть глаз, который был закрыт лишь наполовину. Это ему не удалось. В добавок ко всему, не слушались губы, да и лицевые мышцы с правой стороны не хотели подчиняться простым и привычным командам. Полностью отсутствовала всякая мимика, складывалось такое впечатление, что Григорий получил сильную дозу ультракаина или другого анестетика. Мезенцев неоднократно лечил зубы, и с подобными ощущениями сталкивался не единожды, вот только сейчас парень сильно сомневался, что этот паралич пройдет столь же быстро.
Григорий попытался произнести простую, элементарную фразу. Вышло с пятое на десятое. Язык заплетался, губы практически не слушались, рот перекосило. Что же с ним произошло, пока он провалялся в отключке? Он хорошо помнил, как за ним пришли ликвидаторы, посланные самим генералом Суворовым. Он помнил, как попытался предупредить Кондратьева и Макса об уготованной им ловушке, но что было потом? Судя по всему, ему удалось выжить после той дикой энергозатратной работы, но что случилось дальше? Кто нацепил на него наручники? Он что, под арестом?
Открылась дверь, и в помещение вошел человек в белом халате. Не Тамара Геннадьевна – врач выглядел незнакомо. Конечно, Мезенцев не мог похвастаться тем, что знал всех работников реабилитационного центра в лицо, но этого джентльмена он совершенно точно раньше не видел. И еще у Григория сложилось такое впечатление, что доктор был здесь чужим. Поведение человека, который первый раз видел то или иное помещение, кардинальным образом отличалось от поведения человека, который много раз там бывал. Мезенцев это видел. В конце концов, он был специалистом по чтению людей.
– А вы крепкий экземпляр, – произнес незнакомец, пристально, словно под микроскопом, разглядывая лежащего пациента. – Мне еще никогда не приходилось работать с таким интересным… человеком.
Григорий попытался возбудить свой паранормальный резерв, чтобы узнать о человеке, говорившем с ним, несколько больше.
Ничего не вышло. С таким же успехом он мог бы попытаться сдвинуть гору. Его организм истощился до предела, и требовался довольно большой промежуток времени, чтобы восстановить силы, как физические так и парапсихические.
– Как-то не важно выглядите вы, молодой человек, – сказал незнакомец, критически осматривая Григория. – Неужели мой помощник переборщил со средствами?
Интересно развивалась ситуация. О каких средствах шла речь? Пока он спал, ему что-то вкололи? Зачем? Уж не для того ли, чтобы обезопасить себя от сверхспособностей псионика Мезенцева?
– Фто фы имеетхе ффиду? – прошамкал Григорий.
Говорить было неудобно. Язык во рту ощущался как самое настоящее инородное тело. Управлять им было непривычно.
– О чем? О спецсредствах? – Незнакомец развел руки в стороны, словно собрался с кем-то обняться. Он мило улыбнулся, но его глаза сверкнули леденящим душу холодом. Он был опасен и очень расчетлив. – Видите ли, молодой человек, вы представляете собой не совсем обычный экземпляр, точнее, совсем не обычный. У вас имеются неординарные способности, и огромный потенциал для их использования. Даже находясь не в лучшем физическом состоянии вы смогли себя защитить. Мои вам аплодисменты. Однако… мне бы не хотелось пострадать от ваших необдуманных поступков. Молодость, знаете ли, горячность, способны толкнуть вас на лихие дела. Оно вам надо? Мне – точно нет, поэтому я перестраховался и ввел в ваш организм кое-какие препараты.
Внутри Мезенцева все перевернулось. Только сейчас он постепенно начал осознавать, чего именно его лишили. Это походило на то, если б ему отняли руку или ногу. Как можно существовать неполноценным?
– О, не волнуйтесь вы так, – человек напротив замахал руками, – они не смертельны, и полностью покинут ваше тело в течении нескольких дней. Я дико сожалею, что, похоже, незначительная передозировка одного из компонентов привела к этому досадному недоразумению с вашим лицом. Третичный нерв – вещь тонкая и в случае воспаления кране неприятная, но это излечимо. Современная медицина способна творить чудеса.
По правде сказать, Григория меньше всего сейчас волновали его лицо и какой-то там нерв. Отсутствие способностей, с которыми он не расставался на протяжении последних двух лет, – вот что действительно напрягало. И очень сильно.
– Штхо, фы отх меня хотхитхе? – задал вопрос Мезенцев.
Он успел понять, что очутился в лапах противника, с которым совсем недавно боролся. Несмотря на свое совсем уж незавидное положение, парень не собирался сдаваться. Он решил действовать по ситуации, а любая ситуация становится понятнее, если появляется исчерпывающая по ней информация.
– Самую малость, – улыбнулся лже-доктор. – Я хочу, чтобы вы чисто сердечно и абсолютно правдиво ответили мне на несколько вопросов. У нас это не займет и пяти минут, при условии, если вы, конечно, будете со мной искренни. После чего, я покину сие гостеприимное заведение, и вами займутся врачи.
– А если я отхошшусь? – поинтересовался Мезенцев.
Улыбка не покинула лица человека в больничном белом халате, но его глаза буквально метнули молнии.
– Тогда наш с вами разговор затянется, и он… будет неприятен. Для вас не приятен. – Человек резко развернулся на сто восемьдесят градусов, подошел к окну, посмотрел на улицу. – За свою жизнь я повидал очень много. Я служил государству, оказывал услуги иным представителям власти, но от меня всегда требовали одного: четко и в срок выполнять задачи. И знаете что? – Он обернулся, взглянув псионику прямо в глаза. – Я ни разу не прокололся. Я никогда не отступал перед трудностями и всегда добивался успеха. Не советую вам вставать у меня на пути. Не советую сопротивляться. У вас просто нет опыта, чтобы водить меня за нос. Я и не таких раскалывал, поверьте мне. Я очень не люблю всю эту… жестокость, но, порой приходится заниматься своим делом. Что касается вас, молодой человек, то я искренне надеюсь, что у вас достанет мозгов ответить на мои вопросы честно и… в режиме "А". Согласны со мной?
Делать было нечего. Григорий находился не в лучшем состоянии, чтобы сопротивляться допросам, тем более, если они будут вестись с пристрастием.
– Я схохласен, – сказал Мезенцев, морально готовясь к трудной беседе.
Незнакомец хлопнул в ладоши, потер одну руку об другую.
– Я знал. Я знал!! – воскликнул он столь радостно, словно на краткий миг перенеся в свое детство и получил в подарок дорогущую машинку на пульте управления. – Меня, собственно, не так много интересует. Вы ведь с господином Кондратьевым довольно близкие люди, так?
Глупо было утаивать истину, которая была многим известна.
– Тхак. Тфаа гхотха снаем друх дйухха, – прошипел Мезенцев.
– Отлично, просто отлично, – расплылся в улыбке незнакомец. – А раз два года вы друг друга знаете, то наверняка должны быть в курсе его секретов. Так?
"Вот значит в какую сторону собирается склонять беседу этот затейливый дядечка, – подумал Мезенцев. – Интересно."
– Смотйя кхахие секйетхы, – аккуратно ответил Григорий.
– Например, про то, что Михаилу Кондратьеву известно о делах генерала Суворова. Это, собственно говоря, мой первый вопрос, а второй касается некоего Максима Долматова. Полагаю, вам знакомо это имя? Или может быть вы предпочитаете его позывной? Как там, Удав? Я ничего не путаю?
– Утафф, – Мезенцев подтвердил слова незнакомца.
– Да, я знаю, – с готовностью кивнул дознаватель. – Так вот, что вы о нем знаете? Что вам известно? Меня интересуют все, подчеркиваю это слово, абсолютно все подробности. Удовлетворите мое любопытство?
Григорий бы с радостью это сделал. А еще с большей радостью, проломил бы череп этому придурку. Но в настоящее время силы оказались не равны, и парню пришлось играть по чужим правилам.
– Кхонтратьефф фместе с Максом отпьяафились на тачу к генейалу. Он претатель. Нушны докасательстфа…
Чем больше он говорил, тем хуже слушались его язык и губы. Мезенцев почувствовал как его жевательные мускулы наливаются свинцом, начинают болеть зубы. Он почувствовал горько-соленый привкус крови.
– Доказательства измены генерала Суворова, я полагаю?
– Аха. Я… снаю, что он послал наемникоф сса… мной.
Глаза дознавателя буквально пригвоздили Мезенцева к койке.