Звёздные крылья - Вадим Собко 13 стр.


- Это нас не остановит, - небрежно отмахнулся Дорн.

- Распорядитесь снять этот винт, - уже тоном приказа продолжал Крайнев. - Для проекта мне нужно знать систему его крепления. Пойдем, Яринка…

Всякий раз после того, как распоряжение было отдано, Крайнев сам спешил войти в дом, чтобы не слышать оскорбительного напоминания Дорна.

Шторре, летчик и Дорн остались возле самолета. Вызванные техники уже снимали винт. Новый винт мог быть изготовлен не раньше, чем через три дня.

Дорн злился и хмурился. Но все же лучше подождать еще три дня, чем пережить неудачу, а может быть, и катастрофу.

Пилот и рабочие ушли, забрав с собой снятый винт. На аэродроме остались только Шторре и Дорн. Старый профессор хотел спросить Дорна, не получил ли он письма от Вальтера, но отложил свое намерение до встречи в гостиной.

- Надо поставить охрану, - не то спрашивая, не то утверждая, сказал Дорн.

- Куда? - не понял Шторре.

- Сюда, к самолету. Не может ли Крайнев его как- нибудь использовать?

- Каким образом?

- Вылететь.

- Ну, знаете, с таким же успехом можно полететь на полах своего собственного пиджака. Я еще не слыхал, чтоб самолеты поднимались в воздух без винтов.

- Да, но пилот не выпустил бензин из баков. Прошу вас сделать это.

- Зачем? Ведь винта нет.

- Я вас прошу.

- Но ведь это бессмысленно.

- Я приказываю.

- Хорошо. - Шторре пожал плечами. - Но это совершенно лишняя работа.

Кряхтя и охая, он полез на катапульту, чтобы выпустить из баков бензин. Дорн направился в помещение. Самолет без винта казался раненым.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Вечером профессор Шторре не выдержал. Какая, в конце концов, разница: спросит он о письме сына сегодня вечером или завтра утром, как было условлено? Решительно одернув на себе пиджак, профессор направился в кабинет Дорна.

- У вас есть какие-нибудь новости? - сразу спросил его Дорн. - Нет? Я не вызывал вас.

Шторре растерялся. Он не знал, как себя держать. Не находил нужных слов. А Дорн смотрел на него выжидающе. Молчать дальше становилось уже неудобным и невозможным. Шторре провел рукой по седой бороде и сказал:

- Я пришел спросить, не получали ли вы писем от моего сына?

Он умолк, со страхом наблюдая за изменениями лица Дорна. Он не мог понять, почему вдруг нахмурился лоб барона и сузились глаза. Он не успел ничего сообразить, но интуитивно почувствовал - все погибло. Дорн ничего не получал от Вальтера и не мог получить, потому что Вальтер погиб в кабине самолета.

А Дорн действительно оказался в затруднительном положении. Увлекшись победой над Крайневым, он совсем забыл о Шторре. Надо было сфабриковать фальшивое письмо и успокоить профессора. Теперь, очевидно, придется идти напрямик, ибо дальнейшие оттяжки просто опасны.

- Садитесь, пожалуйста.

Шторре медленно опустился в кресло, не сводя глаз с Дорна. Он ждал ответа, но Дорн, видимо, не торопился. Наконец барон заговорил:

- Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, профессор. Я хочу, чтобы сегодня мы договорились раз и навсегда и больше никогда не поднимали этого вопроса. Прошу вас спокойно выслушать меня, выслушать и понять…

Дорн глубоко затянулся дымом и помолчал. Рука Шторре лежала на столе, сухие старческие пальцы конвульсивно дрожали. Дорн продолжал:

- Ваш сын был коммунистом, и, к большому сожалению, это выяснилось незадолго до того, как вы начали работать в наших лабораториях. Сядьте! - повелительно крикнул он, заметив, что Шторре медленно поднимается с кресла. - Сядьте и слушайте!

Шторре послушно опустился на свое место. Взгляд его стал безумным, глаза казались сделанными из мутного стекла. Он смотрел на Дорна и не видел его. Барон продолжал:

- Завтра или послезавтра первый реактивный самолет поднимется с нашего аэродрома, и профессор Шторре будет объявлен конструктором этого гениального аппарата. Профессора Шторре узнает весь мир. Ваше имя будет на устах каждого культурного человека. Вам…

- Довольно… - тихо и спокойно произнес Шторре. - Довольно, убийца! - крикнул он, срываясь с места, но силы изменили ему, и, покачнувшись, он тяжело рухнул в кресло.

- Выпейте воды и успокойтесь, - сказал Дорн. - Я вполне понимаю ваши чувства, у меня тоже есть дети.

Но поймите, что ничем помочь было невозможно. Будь это в моей власти, ваш сын не умер бы.

- Умер, - повторил Шторре, - умер, умер. Странное слово. Оно тут ни к чему. Его убили. В самолете. Значит, правда все, что мне рассказали…

- Успокойтесь, профессор…

- Я спокоен. Я совершенно спокоен. Смотрите на меня, Людвиг Дорн. Вам не страшно? Вам должно быть страшно, Людвиг Дорн. Думайте о своих детях… думайте и ужасайтесь.

На профессора Шторре, действительно, страшно было смотреть. Лицо его оставалось почти спокойным, но глаза горели диким огнем, искажая это старческое лицо. Он медленно поднялся с кресла и, не глядя на Дорна, направился к двери. Силы покидали его, но он напрягал их, делая последние усилия, чтобы не обнаружить перед Дорном своей слабости. Так он вышел из кабинета, точным движением притворил за собой дверь, но за порогом сразу же пошатнулся и тяжело привалился к дверному косяку. Передохнув, медленно, держась за стену, пошел он по коридору.

Дорн выглянул из кабинета. Профессор Шторре, пошатываясь, шел по ярко освещенному коридору; он весь дрожал и ежеминутно опирался о стенку.

"Вам должно быть страшно!" - эти слова, казалось, висели в сумеречной тишине дома. Дорн с минуту смотрел вслед профессору, потом пожал плечами и вернулся в кабинет.

Что ему до профессора Шторре, если Крайнев, сам Крайнев работает на него! Завтра Шторре превозможет себя и снова примется за дело. Из-за него не стоит и волноваться.

И Дорн принялся за письмо. Из Берлина требовали ежедневных донесений о состоянии работ, и Дорн с гордостью скрывал готовность самолета к полету. Он хотел провести первые испытания сам и только после этого уже вызвать начальника из столицы. Спектакль надо было хорошенько подготовить.

Тем временем профессор Шторре, держась за стену, добрался до гостиной. Ноги его заплетались. В комнате царил обычный полумрак. Чувствуя невероятную слабость, он тяжело упал в кресло.

- Что с вами, профессор? - бросилась к нему Яринка, сидевшая около аквариума.

Профессор полулежал, закрыв лицо руками. Тело его вздрагивало.

- Что с вами, профессор? Успокойтесь.

Яринка присела на подлокотник и провела рукой по жесткому пиджаку профессора. Шторре поднялся. Глаза его влажно блестели.

- Вы говорили правду. Они убили его, убили Вальтера. Убили и лгали мне…

В горле у него хрипло заклокотало, и голова тяжело упала на колени Яринки. Ее ладони ощутили глубокие морщины на лбу. Горячие слезы падали ей на руку. Шторре плакал. Плечи его судорожно вздрагивали.

Яринка нежно гладила серебристый ежик его волос, но профессор этого не замечал. Весь мир казался ему темной могилой.

- Бегите. Бегите отсюда, - поднялся, наконец, Шторре, обводя гостиную лихорадочным взглядом. - Бегите, потому что они убьют всех. И Крайнева, и вас…

- Вы поможете нам?

- Я не могу… Но если б мог, то отдал бы жизнь, чтобы спасти вас. Хотя кому сейчас нужна такая мелочь, как моя жизнь, если мой сын, мой Вальтер умер?..

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

В то утро блеклый рассвет долго не мог пробиться сквозь толщу облаков и хлопья густого тумана. А когда, наконец, свежий ветер разогнал туман и облака, наступил ясный холодный день.

В такие дни небо синеет какой-то прозрачной голубизной. Это не кристальная синева зимнего неба, когда глазам больно смотреть вверх, потому что воздух насыщен колючими блестками снежинок. Это не бурная бирюза весны, когда в небо мощно врываются потоки ветра. Это не ультрамариновая синька летнего неба - удовлетворенная и успокоенная жаркая голубизна.

Нет, это минорная, холодная и ясная синева, подчеркнутая лучезарными красками листвы поздней осени.

В то утро солнечные лучи не приносили с собой ни капли тепла. Ровный, не очень сильный ветерок гнал легкие облака, они летели на восток, к солнцу, прихотливо меняя форму, одно обгоняя другое.

Даже бетонная стена искрилась кристаллами инея и не казалась такой гнетущей и тяжелой, как обычно. Солнце висело совсем низко над аэродромом, холодноватое и задумчивое. Как бы нехотя, оно медленно ползло вверх.

Яринка сидела на невысоком сундучке с инструментами и смотрела на солнце. Неуемная дрожь сотрясала ее тело. Она пыталась успокоиться, плотнее куталась в пальто, но ничего не помогало.

Крайнев возился у самолета. Казалось, он выполняет работу чрезвычайной важности. Несколько синих чертежей лежали на рельсах катапульты близ тяжелых колес самолета. Руки Крайнева двигались быстро и уверенно, Он был целиком увлечен своей работой.

Но, присмотревшись внимательнее, можно было увидеть, что его движения удивительно однообразны. Он копался в одном и том же месте в управлении самолета движения его все время повторялись. Он отворачивал две гайки и тут же снова аккуратно затягивал их ключом Когда обе гайки были прикручены, он опять отворачивал их, и все повторялось сначала.

Правда, иногда можно было заметить, что Крайнев на миг отрывался от своих гаек, незаметно взглядывал на большие часы, прикрепленные над дверью дома, выжидающе смотрел на дверь, после чего снова принимался за свою странную работу.

Буш должен прийти ровно в восемь. Вчера Крайнев с ним твердо договорился.

Яринка молча сидит внизу. Она ждет, нетерпеливо и настороженно. Никто не знает, каких усилий стоит ей эта кажущаяся выдержка.

Стрелка электрических часов стоит точно на восьми. Крайнев замер, глядя на дверь. Сейчас стрелка сделает маленькое, едва заметное движение, и начнется девятый час. Точно в восемь должен прийти Буш. Неужели он тоже провокатор и не придет?

Стрелка дернулась и переступила на девятый час. Дверь оставалась неподвижной. Медленно, уже совсем машинально, Крайнев снова начал отвинчивать и завинчивать гайки. Сказывалось страшное напряжение. В голове стоял тонкий пронзительный звон.

Яринка сидела неподвижно. Она еще и еще раз мысленно проверяла план Крайнева. Он был действительно гениален по своей неожиданной простоте. Кто подумает, что самолет может подняться в воздух, когда главная движущая сила - винт - снят и только оголенный вал торчит из-под капота мотора.

И все же он мог взлететь. Он мог взлететь силой реактивных ускорителей, поставленных под крыльями, точно так, как взлетают в воздух разноцветные праздничные ракеты.

Для этого он сам должен превратиться в ракету огромной подъемной силы и дальности действия. И такому самолету им предстояло доверить свою жизнь…

Яринка тяжело задумалась. Не было ли безумием положиться на такую необычайную машину? Да и взлетит ли она вообще без винта?

Но Крайнев сказал, что самолет полетит. Ни Дора, ни Шторре не могли бы даже допустить такой возможности. Для этого у них не хватает ни широты технического кругозора, ни перспективы. В этом безусловное преимущество Крайнева, и, лишь воспользовавшись этим преимуществом, он может добыть себе волю.

А минутная стрелка на часах передвигалась все дальше и дальше, бездушная, неумолимая. Макс Буш не показывался. Либо он обманул, либо попросту испугался. Теперь уже Дорн наверняка знает обо всех их планах. Странно только, что он еще оставляет Крайнева около самолета. Должно быть, непоколебимо верит в невозможность полета без винта.

Когда часы показывали без четверти девять, Крайнев понял; дольше ждать нельзя. В последний раз закрутив и проверив гайки, он вытер руки и спустился к Яринке.

Девушка встретила Крайнева вопрошающим взглядом. Она ждала решения. Он должен ответить не колеблясь. Скоро девять, и явится Людвиг Дорн.

Крайнев посмотрел вверх, как бы проверяя погоду. Она была прекрасна. Легкий ветерок гнал на восток перламутровые облака, и Крайнев подумал, как хорошо было бы лететь навстречу солнцу и даже навстречу смерти, лишь бы только лететь…

Переведя взгляд на Яринку, он спокойно и задумчиво, как бы оценивая ее силы, сказал:

- Мы сделаем так: ты сейчас сядешь в самолет, я выпущу тебя в воздух. Будешь лететь до тех пор, пока хватит горючего. Потом ты приземлишься там, где тебе покажется удобнее. Надеюсь, ты не разобьешься, потому что эта машина, даже без винта, должна планировать вполне удовлетворительно. Постарайся, чтоб на земле тебя увидело как можно больше людей; говори всем, что Юрий Крайнев жив. Если удастся долететь до СССР - то там ты уже сама знаешь, как себя вести. Вот и все. Ну, марш наверх, в машину. Ты включишь ракеты на слабое горение и будешь смотреть на меня. Когда я взмахну рукой, ты дашь полное горение. Вот и все, - повторил он.

Яринка смотрела на Крайнева удивленно, даже несколько опечалено. Терпеливо ждала, пока он закончит, и сказала тихо, решительно:

- Все это прекрасно и придумано довольно удачно. Будет только одно небольшое изменение. В самолет сядешь ты, а я останусь здесь. Если я улечу, то тебя здесь так упрячут, что никто вовеки не найдет.

Она говорила твердо и серьезно, без тени колебания.

- Я имею право тебе приказывать, и ты должна повиноваться! - с ударением сказал Крайнев.

- Здесь никто не имеет права приказывать. Прошу тебя, не теряй времени, иди в машину…

- Это смешно. Я тебя здесь не оставлю.

- А я не позволю, чтобы Юрий Крайнев остался здесь.

Упорство и до сих пор не свойственная Яринке непоколебимость чувствовались в этих словах. Крайнев дивился, не узнавая тона этой мягкой, всегда такой нерешительной девушки. Она смотрела ему прямо в глаза уверенно, спокойно, и Крайнев понял, что уговорить Яринку не удастся.

Он улыбнулся одними губами и сказал, вынимая из кармана коробок спичек:

- Мы будем тянуть жребий. Кто вытянет надломанную, тот взлетит. Иначе я ни за что не соглашусь сесть в кабину.

Яринка колебалась. Должна ли она согласиться на предложение Крайнева? Впрочем, если вытянет Юрий, то ему непременно придется лететь, а если жребий падет на нее, то она уж как-нибудь найдет повод отказаться от своего права.

- Согласна, - сказала она, и Крайнев сразу же вынул две спички.

- Летит надломанная, - повторил он, протягивая Яринке руку.

Несколько секунд девушка смотрела на два красноватых кусочка дерева, торчавших из зажатой ладони Юрия. Она протянула руку. Пальцы ее заметно дрожали. Нерешительно смотрела она на ладонь Юрия, словно ворожила, затем резким движением вытянула спичку и ахнула: спичка была надломана.

- Ну, марш в машину. - Спокойным, размашистым движением Крайнев далеко отбросил через плечо вторую спичку. - Быстрее! Сейчас явится Дорн…

Яринка не слышала его. Она смотрела туда, куда упала вторая спичка, и подозрение закралось в ее душу. Она хотела поднять эту спичку, но Крайнев загородил ей дорогу.

- Куда ты? Иди в машину.

- Пусти, - сказала девушка. - Ты обманул меня.

Неожиданный шум привлек их внимание. Дверь распахнулась, и Дорн появился на пороге, приветливо улыбаясь Крайневу.

- О, вы стали рано подыматься, - любезно сказал он. - К великому сожалению, винт сделают только к завтрашнему вечеру. Специальное литье задерживает нас.

Яринка и Крайнев не могли смотреть друг другу в глаза. Столь удобный случай был упущен. Каждый молча обвинял другого в задержке. Кто знает, когда еще представится такая возможность?

- Пойдемте завтракать, - сказал Дорн, ничего не замечая. - Сегодня у нас будет совершенно свободный день.

Яринка и Крайнев медленно последовали за Дорном.

У порога он остановился и спросил:

- Скажите откровенно - вы знали, что эта скотина Буш - коммунист?

У Крайнева от волнения горло перехватило. Так вот почему не пришел Буш…

- Ночью его арестовали. Это поразило меня, как громом. Что он вам говорил? Небось, обещал помочь?

- Нет, - спокойно ответил Крайнев. - Он мне ничего не говорил. У него были все основания недолюбливать меня.

Они дошли до поворота в коридор, где помещались спальня Мэй и кабинет Дорна.

- Подождите меня одну минутку, - сказал Дорн, сворачивая к комнате дочери. - Я сейчас вас догоню.

* * *

После завтрака Крайнев и Яринка снова вышли на аэродром. О побеге не могло быть и речи. Теперь, когда Буш арестован, Дорн, вероятно, все время не будет сводить с них глаз. Следовательно, надо запастись терпением.

Они подошли к самолету. Его металлические крылья сверкали на солнце, которое уже сияло в зените. Оно величаво плыло по небу, затянутое легкими прозрачными облачками. Ветер почти утих.

Крайнев оглянулся. В окнах никого не было видно, но неизвестно, откуда может наблюдать за ними Дорн. Тут дверь отворилась, и профессор Шторре появился на пороге. На него страшно было смотреть. Дыбом стоящие волосы и сверкающие глаза придавали ему вид умалишенного. Пошатываясь, как пьяный, подошел он к Яринке и Крайневу.

- Что вы тут делаете? - хрипло и презрительно спросил он. - Обдумываете план побега? Уповаете на милость бога и барона Дорна? Смешио! Только смерть - вот выход из этой могилы.

Внезапная мысль пронизала сознание Яринки. Она была такой безумной, что в возможность ее осуществления трудно было поверить. Тем не менее Яринка подошла вплотную к профессору и посмотрела в его синие сумасшедшие глаза.

- Вы согласны помочь нам?

- Пробить лбом эту стену? Не согласен, - отрезал Шторре и отвернулся. Но тут перед ним появилось побледневшее лицо Крайнева.

- Нет, профессор, - тихо сказал Крайнев, - не лбом стену. Мы садимся в самолет. Вы включаете механизм катапульты, я включаю ракеты, и мы летим…

- Кто из нас сумасшедший? Я или вы? Куда ж вы полетите без винта? Я считал вас более умными…

- Ракеты понесут нас лучше, чем винт.

- Сделайте одолжение!.. - театрально расшаркался профессор. - Если вам захотелось применить столь оригинальный способ самоубийства - могу отправить вас прямым сообщением на тот свет… Впрочем, это, быть может, единственный способ вырваться из тюрьмы…

Он сильно потер лоб, пытаясь осознать происходящее, потом вдруг заторопился, подошел к катапульте, проверил механизм, еще раз потер лоб и скомандовал:

- Садитесь!

Повторять приглашение не пришлось. Крайнев и Яринка быстро взбежали по шаткой лесенке и сели в самолет.

Лицо профессора перекосила дикая усмешка, глаза горели, как раскаленные угли, нервная лихорадка судорожно сводила ему руки.

Наступил, наконец, час его мести. Кровь Вальтера Шторре, пролитая в далеких лесах, жгла грудь и требовала расплаты. Будущее Дорна находилось теперь в руках профессора. Сейчас он выпустит в воздух последнюю надежду барона Людвига фон Дорна. Он боялся только, чтобы кто-нибудь не помешал, и дергающиеся его губы шептали: "Скорее, скорее".

- Ну, прощай, Яринка, - повернулся к ней Крайнев. - Сейчас полетим.

Яринка смотрела ему прямо в глаза. Она была бледна, ни один мускул не шевелился на ее лице.

- Прощай, - скорее понял, чем услышал Крайнев.

Он хотел улыбнуться, но почувствовал, что не может, и выглянул за борт кабины. Профессор Шторре стоял внизу, держа в руках выключатель, и ждал сигнала Крайнева.

Назад Дальше