ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В комнате было сумеречно и тихо. Крайнев сидел за столом и задумчиво водил карандашом по бумаге. Ему было над чем поразмыслить. Все возрастающие требования современной войны выдвигали перед ним новые, совсем неожиданные задачи. Нужно было добиться большой скорости, создать принципиально новые конструкции самолетов. В чем должна заключаться эта новизна, Крайнев еще не знал. Он так задумался, что не заметил, как вошел Валенс.
Не первый день разрабатывал Юрий эту проблему. Прикидывая всевозможные варианты новой конструкции, размышляя над ними, он, наконец, пришел к выводу, что одних его сил для разрешения этой задачи мало. Надо было собрать товарищей-инженеров и сообща браться за эту, огромной важности, работу.
Крайнев хорошо понимал, что в этом труде ему будет принадлежать первое слово, от него будет зависеть, в какую сторону направить коллектив. Наметить первые вехи должен был он сам. В дальнейшем, в процессе работы, эти первые тезисы будут отброшены и забыты, истина родится в коллективном творчестве, но дать точку опоры, первый толчок - это дело его, Крайнева.
Однако не хотелось, чтобы намеченный путь впоследствии оказался неправильным. Он отлично понимал возложенную на него ответственность. Именно поэтому так настойчиво, так внимательно работал инженер.
В дверь постучали.
- Войдите, - сказал Крайнев.
- Простите, что я вас беспокою, - сказала Марина, входя в кабинет, - но здесь товарищ Валенс, а у меня к нему срочное дело. Эту бумагу нужно подписать, без нее я не получу необходимых материалов.
Пока Валенс читал бумагу, Крайнев и Марина молчали, изредка поглядывая друг на друга. Несколько странные отношения установились между ними с того дня, когда Марина увидела модель самолета в аэродинамической трубе. Она поняла, что Крайнев сделал в десять раз больше, чем она, что ей нужно многому у него учиться. Но где-то в глубине ее существа теплилась надежда, в которой Марина не осмеливалась признаться даже самой себе. Она мечтала о такой минуте, когда ее помощь Крайневу станет настолько необходимой, что они смогут работать как равные. Девушка была убеждена в своей талантливости. Значит, надо учиться и ждать, упорно и спокойно, ждать момента, когда она сможет проявить свои талант и силу.
Крайнев не часто думал о Марине. Однако всегда воспоминание о ней вызывало одну и ту же мысль: несмотря ни на что Марина стоит в стороне от его работы. Она учится жадно, настойчиво, но помогать коллективу не желает ничем. Юрий надеялся, что все это пройдет, когда Марина начнет изобретать, начнет творить сама. И все же при всех обстоятельствах он относился к этой девушке с глубоким уважением. В том, что она очень способный человек, он не сомневался.
Валенс подписал бумажку и отдал ее Марине. Девушка сделала шаг к двери, и тут Крайнев повернулся. Марина остановилась:
- Вы что-то сказали?
- Нет, - ответил Крайнев, - не сказал, но хотел сказать. Если вы располагаете временем, то я просил бы вас задержаться и выслушать некоторые мои соображения.
Марина посмотрела на него с интересом: Крайнев хочет говорить и даже советоваться с ней! Ради этого стоит отложить любую работу
- Я охотно выслушаю вас, - сказала она, усаживаясь в кресло и выжидающе глядя на Крайнева.
- Адам Александрович, ты сможешь уделить мне минут пятнадцать?
- Конечно, смогу, - ответил Валенс.
Юрий поднялся из-за стола и прошелся по комнате. Он говорил о своих колебаниях и сомнениях, о множестве вопросов, на которые пока еще нет ответов.
Валенс слушал с большим вниманием. Впервые приходилось ему слушать от Юрия такие вещи.
"Так должно быть, - думал он. - Каждый человек, доходя до места, где разветвляется дорога, должен хорошо подумать, прежде чем выбрать правильный путь. Крайнев как раз дошел до такого места. В том, что он выберет правильный путь, можно не сомневаться".
- …И сейчас я еще не знаю, - шагая по комнате, говорил Крайнев, - по какому направлению пойдет вся наша работа.
- Не знаю, сможем ли мы с товарищем Токовой тебе ответить, - заметил Валенс, - но хорошо, что ты об этом сказал. Тебе самому будет теперь значительно легче разобраться. Я только прошу учесть одно обстоятельство, - пока мы не сдадим в производство двухмоторный бомбардировщик, тебе нельзя браться ни за какую другую работу. Скорее заканчивайте проект, все детали и рабочие чертежи этого самолета, и тогда я дам вам полный простор для экспериментов. Я думаю, что Марина Михайловна тоже сможет тебе помочь.
Валенс вопросительно посмотрел в сторону Марины и остался доволен. Глаза девушки блестели от необычного возбуждения.
- Не думаю, - сказала она, - что смогу быть полезной Юрию Борисовичу в этой работе. Ведь я только ученица. Разрешите мне еще немного поучиться. Могу только поблагодарить вас - этот разговор для меня очень знаменателен.
И не пояснив смысла сказанного, Марина поднялась:
- Простите, мне пора идти.
Валенс кивнул головой. Марина вышла из комнаты. Все радовалось и ликовало в ее сердце, когда она шла по длинному коридору в свой кабинет. Вот она, давно взлелеянная, долгожданная минута! Именно теперь, когда Крайнев блуждает окольными путями, возьмется за работу Марина Токова, возьмется и покажет, на что она способна.
Она чувствует крылья за плечами. За несколько недель пребывания в институте Марина из птенца превратилась в сильную птицу. Она уже может летать одна. Смелым, исполненным дерзаний будет этот полет.
В своем кабинете Марина медленно опустилась на диван. Хотелось помечтать о той минуте, когда проект будет готов, и она будет докладывать о нем ученому совету института, и все будут удивлены работой молодой девушки. Марина еще не знала, как разрешит она свою задачу, - легче мечтать об успехе, чем на деле добиться его. Большая работа предстояла ей. Марина вздохнула, нехотя отрываясь от мечтаний, и села к столу - за книги, за работу.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Любовь Викторовна Берг приехала на строительство среди зимы. Ее появление не ознаменовалось ничем особенным. Просто в конструкторском бюро появилась женщина - техник-конструктор, переведенная сюда с одного законченного строительства на Урале. На третий день после своего приезда она приступила к работе. Специальностью ее была механизация строительства. Здесь, в конструкторском бюро, и познакомился с ней инженер Гучко.
Однажды он зашел в большую светлую комнату, где за высокими дубовыми столами сидели конструкторы, спросил товарища Берг и медленно направился к ее столику. Подойдя, он некоторое время молча смотрел на большой лист бумаги, где уже намечались контуры комбинированного полиспаста, потом взглянул на Любовь Викторовну и пригладил свисавшие вниз усы.
Многие работники конструкторского бюро знали чрезмерную нервозность прораба кузницы и с интересом наблюдали сцену, происходившую около столика Берг.
- Я прораб кузницы, - солидно отрекомендовался Гучко.
- Очень приятно, - приветливо откликнулась Берг.
- Вам очень приятно, - вдруг, не выдержав солидного тона, вспыхнул от гнева Гучко, - наши заказы маринуются здесь по три недели. Это вам тоже очень приятно?
- Ваш заказ поступил к нам вчера и будет готов завтра в два часа дня. Это очень короткий срок, но я постараюсь уложиться. Вчера вы сами согласились на этот срок.
Берг произнесла это без всякого намека на волнение или испуг. Она даже не смотрела в сторону инженера.
В первое мгновение Гучко остолбенел от неожиданности. С ним, с прорабом кузницы, могут так разговаривать?
- Приказываю вам сделать эти чертежи сегодня к одиннадцати часам вечера.
Голос его звучал резко, но на Любовь Викторовну это не произвело никакого впечатления. Она молчала.
Гучко стал задыхаться, злость душила его. Он круто повернулся и пошел к начальнику конструкторского бюро. Конструкторы проводили его глазами до самых дверей. Только одна Берг не смотрела туда, словно инженера Гучко и не было. Дверь в кабинет начальника с грохотом захлопнулась, и в комнате наступила тишина. Несколько минут конструкторы работали спокойно. Потом к ним донесся шум голосов. Еще через минуту в двери показался вконец разгневанный прораб. Начальник бюро шел за ним, пытаясь его в чем-то убедить.
Эти попытки оказались явно безуспешными, и. поняв это, начальник тоже рассердился и сказал:
- Завтра в два часа все будет готово. Так мы вам обещали и свое слово сдержим. Разговаривать с вами сегодня я больше не намерен.
Он резко повернулся и скрылся за дверью своего кабинета.
Гучко кинулся к столику Берг.
- А вы что, тоже со мной разговаривать не собираетесь.
- Завтра в два часа все будет готово, - приветливо сказала Берг.
- Вы понимаете, что послезавтра полиспаст нужен мне уже готовый, а не только начерченный.
- Я сделаю все, что в моих силах, но думаю, что о полиспасте вам следовало позаботиться на несколько дней раньше.
Гучко ничего не ответил и направился к выходу. Он и сам прекрасно понимал, что дело с полиспастом затянулось исключительно по его вине, как раз это и бесило его больше всего. Прошло полчаса, и тишину в бюро нарушил телефонный звонок.
- Товарищ Берг, вас просят, - сказал один из конструкторов.
- Наверное, Гучко, - улыбнулась Любовь Викторовна, подходя к телефону.
- Вряд ли…
- Слушаю. Товарищ Гучко? Да, это я, Берг.
В трубке что-то неразборчиво булькало и захлебывалось. Конструкторы улыбались, и только одна Берг оставалась совершенно серьезной.
- Нет, товарищ Гучко, - наконец сказала она, - к одиннадцати никак не успею, но к двум ночи постараюсь сделать. Оставьте людей на третью смену, а я вас не подведу.
Конструкторы удивленно переглянулись. Берг послушала еще минуту, как Гучко рассыпается в благодарностях, и повесила трубку.
- Не стоило такой свинье одолжение делать, - послышался тихий голос.
- Разве это ему одолжение? - удивилась Берг.
- Сам кашу заварил, сам пусть бы и расхлебывал.
Берг в ответ только пожала плечами.
Поздно ночью, когда тишина заполнила коридоры главной конторы, инженер пришел за чертежами. Берг вручила ему их точно в два часа. Прораб был до того растроган, что поцеловал ей руку.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Полоз сидел в глубоком, немного для него низком кресле. Валенс смотрел на него из-за стола. Он внимательно слушал, что, а главное - как говорит прораб Полоз. Инженер Бабат неподвижно стоял у окна.
Полоз очутился в этом большом кабинете неожиданно для самого себя. Причин, заставивших Полоза приехать в Киев, было несколько. Основной была та, что на строительстве некоторые инженеры, среди которых был и Гучко, категорически возражали против проекта Полоза ставить тепляк, а потом уже строить в нем ТЭЦ. Поэтому пришлось срочно лететь в Киев за разрешением высшего начальства.
Полоз рассказал Валенсу обо всем: об опоздании чертежей окончательного варианта электроцентрали; о необычайно лютой и снежной зиме; о своем проекте строительства ТЭЦ в тепляке; о консультации деда Котика и еще нескольких плотников. Под конец Полоз хотел сказать, что если ему не позволят строить тепляк, то он снимает с себя ответственность за окончание ТЭЦ в установленный срок, но подумал и не сказал.
Валенс смотрел ка стол, на листок белой бумаги, лежавший возле чернильницы, и не торопился с ответом. Инженер Бабат не собирался говорить первым и потому сосредоточенно молчал.
- Как там поживает Соколова? - неожиданно спросил Валенс.
Полоз не ожидал такого вопроса. Он ответил, что Вера Михайловна прекрасный инженер, а еще лучший начальник строительства.
Выслушав ответ, Валенс взглянул на Бабата:
- Что скажет товарищ Бабат?
- У нас еще нет практики строительства таких высоких тепляков, - медленно и осторожно ответил Бабат. - Следует учесть, что конструкция деревянная, а дерево очень непрочный материал. Я бы советовал хорошо подготовить и организовать все работы, чтобы весной быстрыми темпами закончить строительство.
Валенс помолчал.
- Вы думаете, это дело безнадежное?
- Может быть, и не безнадежное, но, во всяком случае, очень рискованное.
Валенс перевел взгляд на Полоза. Тот понял его взгляд, как приглашение высказаться.
- Товарищ Бабат совершенно прав, - сказал прораб, - предприятие это рискованное. Но одно дело стремглав бросаться с моста в воду, не зная броду, и совсем другое - если на основе точных расчетов я собираюсь строить тепляк. Я отвечаю за каждого человека ка своем участке и за сроки строительства.
- Вы знакомились с проектом? - Валенс круто повернулся а Бабату.
- Правильность расчетов в данном случае ничуть не уменьшает опасности.
Валенс подумал еще с минуту.
- Послушай, Полоз, - сказал он, неожиданно переходя на "ты" и сам этого не замечая. - Я разрешу тебе строить тепляк. Рискнуть мы имеем право. Но ответственность лежит только на тебе. Разрешаю тебе подумать и отказаться. Еще не поздно. Отказаться завтра я уже тебе не разрешу.
- Спасибо, - сказал Полоз, поднимаясь, - большое спасибо. Откровенно говоря, другого я и не ожидал.
Бабат сделал короткое движение. Валенс это заметил:
- Вы хотите возразить?
Инженер покачал головой, и нельзя было понять, согласен он или возражает. Валенс не допытывался.
- Мне можно идти?
- Да. В кабинет товарища Бабата. Там составишь докладную записку и приложишь к ней копию проекта. Завтра получишь письменное разрешение.
* * *
Сергей Павлович Матросов был седой, но еще не старый человек. Он всегда курил длинную тонкую трубку, а когда волновался, покусывал мундштук крепкими ровными зубами, чуть пожелтевшими от табака.
Матросов прожил долгую жизнь, прожил честно, никогда не избегая боя, и теперь, избранный секретарем парткомитета строительства, чувствовал себя, тем же командиром крупного вооруженного отряда. Для Веры Михайловны он был руководителем и советчиком, человеком, к которому можно обратиться в самую трудную минуту жизни, зная, что всегда сможешь рассчитывать на помощь. В тот вечер она специально пригласила его в свой кабинет; с минуты на минуту должен был приехать Полоз и сообщить о результатах переговоров в Киеве, с нетерпением ожидаемых Соколовой и Матросовым.
Сам Матросов, когда Полоз поведал ему о своих сомнениях, настоял на том, чтобы рискнуть и попытаться соорудить тепляк. Именно он и посоветовал Соколовой послать инженера в Киев, чтобы утвердить проект тепляка. Дело это становилось уже не только делом одного инженера Полоза. Потому-то они с таким напряжением и ждали Полоза из его короткой командировки.
- Мы пошли на огромный риск, - говорила Соколова. - Я почти уверена, что нам не разрешат. А как мы тогда выкрутимся - не представляю.
- Пустяки, - откликнулся Матросов. - Партия учит нас дерзать в любом деле, а иначе не может быть настоящего движения вперед. Там сидит Валенс. Я его давно знаю. Разрешит.
В этот момент распахнулась дверь. Полоз вошел в комнату веселый, возбужденный.
- Ну что? - одновременно спросили Соколова и Матросов.
Полоз молча вынул из портфеля большой чертеж, на котором в углу стояла надпись: "Утверждаю. Под полную ответственность прораба Полоза".
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Теперь Марина хорошо знала, что ей нужно делать. После того знаменательного разговора с Крайневым ока как-то изменилась, старалась больше быть в одиночестве. Друзья и сотрудники заметили эту перемену, но не придавали ей особого значения. Только Валенс иногда неодобрительно покачивал головой, встречая задумчивую Марину в коридорах института. А она теперь вообще избегала встреч, разговоров, споров. Аккуратно и точно выполняла всю нужную работу, но мысли ее всегда были там, в небольшом кабинете, где на широком листе бумаги уже наметились первые контуры будущего самолета.
В принципе свою задачу Марина решила быстро и без колебаний. То, что так тревожило Крайнева, казалось ей совсем простым и понятным. Ей было совершенно ясно, что наибольшего успеха можно добиться, придав машине форму летающего крыла. Правда, лишенный фюзеляжа самолет мог легко терять равновесие, но Марина надеялась разрешить и эту, довольно-таки сложную, проблему.
Работа ее облегчалась тем, что к ее услугам были прекрасно систематизированные и разработанные данные исследований Крайнева.
Ежедневно, сразу же после занятий, Марина спешила в свою комнату, Марина знала, что не располагает ни одной лишней секундой. Она трудилась напряженно, как в лихорадке, все-таки заставляя себя проверять каждый шаг, каждый расчет, чтобы не совершить ошибки.
Самолет должен был быть прекрасной машиной, безупречно точной в полете и совершенно безотказной. Марина ясно представляла себе его, и сердце ее сжималось в предвкушении славы.
Однажды поздним вечером, когда во всех коридорах института уже погасли огни, Валенс пошел к Марине. Он постучал, терпеливо ожидая, пока Марина разрешит ему войти, но все же в приоткрытую дверь успел заметить резкое движение, которым она накинула газету на большой лист ватманской бумаги. Ничем не выразил он удивления по поводу такого недоверия. У каждого из сотрудников института могли быть свои секретные до поры до времени работы или проекты.
Валенс пришел к Марине по небольшому, но интересному делу: один инженер предложил проект нового крыла для самолета, и директор хотел услышать мнение Марины, по этому поводу.
Вначале неожиданный приход директора вызвал в ней раздражение. Валенс отнимал у нее драгоценное время, отвлекал от основного дела. Однако то, с чем он пришел, оказалось очень интересным и во многом поучительным.
Девушка бегло ознакомилась с чертежом, отметила его оригинальность и попросила Валенса оставить чертеж для детального рассмотрения - через несколько дней она сможет дать даже письменные замечания.
Валенс охотно согласился. Тема разговора была исчерпана. Наступила минута молчания. Директор поднялся со стула, Марина поднялась тоже. Неловким движением смахнула со стола газету, и она с тихим шорохом сползла на пол, открывая большой лист ватманской бумаги и уже почти готовый чертеж самолета.
Валенс удивленно остановился:
- Вы конструируете новый самолет?
Марина молчала. Как злилась она на себя за неловкое движение! Валенс смотрел удивленно, выжидающе. Еще секунда, и он подойдет к столу и начнет рассматривать чертеж.
- Да, Адам Александрович, - сухо промолвила Марина, - я работаю над новой конструкцией самолета, но до окончания мне бы не хотелось кому-нибудь показывать ее. Очень прошу вас никому не говорить о ней. Скоро я закончу и буду просить вас дать мне возможность сделать доклад на ученом совете института.
Некоторое время Валенс смотрел на Марину, обдумывая ответ, потом утвердительно кивнул головой:
- Пожалуйста.
Сказав это, он пошел к двери. И тут все сомнения, все догадки, которые тревожили Марину, нахлынули на нее широким потоком. Захотелось остановить Валенса, попросить выслушать ее, помочь разобраться в собственных мыслях.
Едва слышные шаги Валенса затихали в ночной тишине. Вот они уже замерли. Вот уже только тревога, отзвук движения остался в коридорах.