Марина опустилась в кресло. Было над чем призадуматься, усомниться. В последнее время у нее почему-то исчезла уверенность в правильности намеченного пути. Даст ли самолет типа летающего крыла большую скорость? Не повторится ли опять история с изобретением уже изобретенного?
Марина вышла из-за стола и подняла с полу газету. Аккуратно сложила ее и положила рядом с чертежом. Из тонких, едва заметных линий и пунктиров на чертеже связывались контуры странного самолета. Марина провела рукой по белому ватману, и ей показалось, будто металл боевой машины вибрирует под ее пальцами.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Шесть ударных бригад было переброшено на пятый участок для строительства тепляка. Все работы шли в напряженном, до сих пор невиданном на строительстве, темпе. Шесть бригад, одна другой лучше, с утра до ночи возились возле свежепахнущих досок и бревен. Прораб Полоз почти не ночевал дома. Днем и ночью его можно было найти возле тепляка или в маленьком домике конторы пятого участка.
Соколова и Матросов были частыми гостями у прораба. Из Киева по телефону тоже частенько запрашивали о судьбе ТЭЦ, и таким образом тепляк очутился в центре, всех разговоров, споров и мыслей. И чем выше поднимались его дощатые стены, тем больше волновался Полоз, суровее становились лица деда Котика и других бригадиров.
Сорока шести метров вышины вырастет махина! Высотные ветры будут налетать на тепляк. Каждая его стена будет как бы гигантским парусом.
Для того, чтобы огромная сила ветра не опрокинула, не разрушила легкую конструкцию, Полоз решил закрепить тепляк тросами-оттяжками так, как крепят высокие радиомачты. Закрепленная таким способом конструкция приобретала большую устойчивость, и можно было не бояться самых сильных ветров.
Однажды январским морозным утром дед Котик, как всегда, вместе со своими сыновьями пришел на работу. Тепляк имел вид громадной коробки без дна. Стены уже были выведены во всю свою сорокашестиметровую высоту. Снаружи они были закреплены толстыми тросами-оттяжками, доски прикрыты соломенными матами, которые должны были сохранять тепло. Оставалось уложить крышу и пустить пар из локомобилей, уже стоящих внутри тепляка.
Дед Котик хозяйским глазом окинул все вокруг и не спеша пошел к входу. Сыновья почтительно следовали за ним. Они проходили мимо закрепления одной из оттяжек. Большой двухтавровый швеллер был вбит в землю наискось. Вокруг него тугими кольцами, как черная змея, обвивался трос. Другой конец троса круто шел ввысь и был прикреплен к верхнему краю стены.
Семья Котиков вошла в тепляк. Пахнуло теплым запахом смолистого дерева.
К деду Котику подошли все пятеро бригадиров. Они совещались в сторонке, словно боевой штаб, - подойти к ним в эти минуты никто не осмеливался. Прораб Полоз не заставил себя долго ждать - он быстро выбежал из своей конторы, и боевое совещание открылось. Работа была распределена без проволочек и точно.
Пока шло совещание бригадиров, трое молодых Котиков отошли в сторону, разговаривая о чем-то своем, известном только им одним.
- Обязательно сегодня надо сказать, - настаивал Василь, - если дальше тянуть, прием закончится, и все наше дело лопнет.
- Вот ты и скажи. Ты у нас старший, ты и должен говорить первый, - смекнул самый младший из Котиков, Петро.
- Тебе надо говорить, - Василь кивнул на Петра. - Ты самый младший, ты любимчик, ты и говори.
Неизвестно, к чему бы привел спор братьев, если б их не позвал отец. Совещание закончилось. Бригады пошли наверх, на высокие стены, прямо в синеватые сумерки позднего зимнего утра. Василь карабкался с клетки на клетку и вспоминал, как они с Полозом взбирались по железным конструкциям, закрепляя швеллер.
Работа началась. Подвешенные на тросах, мягко и плавно проносились в воздухе балки, доски и готовые деревянные фермы. Иногда слышался окрик того или иного бригадира.
Это была красивая и напряженная работа. Все четверо Котиков работали на самом верху.
Четко очерченное оранжевое солнце поднималось над горизонтом, предвещая ясный морозный день. И вместе с солнцем над строительством появились самолеты. Они как бы играли в морозном воздухе. Легкие и юркие, они гонялись друг за другом, убегали и догоняли, падали до самой земли в глубоком пикировании, чтобы снова взымать в синее морозное небо.
Авиашкола находилась недалеко от строительства, кирпичные корпуса ее виднелись вдали, и дед Котик не обращал на самолеты никакого внимания: на строительстве все давно привыкли к их головоломным упражнениям.
Только молодые Котики проявляли к ним огромный интерес, хотя любоваться упражнениями у них не было времени - работа отнимала все внимание.
Время пролетело незаметно. Звонкие удары в рельсу над пятым участком возвестили час обеда. Три бригады, работавшие наверху, спустились на землю.
После обеда все Котики снова вернулись в тепляк и, отдыхая, уселись на кучу стружек. Помолчали, но вскоре Микола толкнул Василя под бок, и тот понял, что говорить придется все-таки ему.
В эту минуту самолеты опять появились над тепляком. В громадном прямоугольнике стен они казались особенно привлекательными.
Василь вздохнул и посмотрел на отца. Старый Котик сидел, ковыряя щепочкой в зубах. Наконец, Василь решился и сказал:
- Слушайте, батько. Мы вот долго советовались и решили стать летчиками. В выходной поедем в авиашколу и подадим заявления. Там как раз прием.
Дед отнесся к этому заявлению вполне спокойно. Он вынул щепочку изо рта, отбросил ее, провел пальцем по усам и посмотрел на Василя:
- Пока я жив, - спокойно сказал он, - будете вы столярами и никем другим. Наш род с деда-прадеда столярский. А время у нас такое, что на любой работе славу нажить можно. Вот вам мое слово - и думать бросьте про эти штуки.
Дед посмотрел наверх, где в тот момент, описывая мертвые петли, кружились два самолета,
- От хорошей жизни не полетишь, - уже совсем равнодушно присовокупил он и снова отломал щепочку.
- Да вы ж, батько, послушайте…
Не слушая Миколу, дед поднялся со стружек, отряхнулся и пошел к двери, где в эту минуту появилась высокая фигура прораба Полоза,
Василь в сердцах сплюнул.
- Я ж говорил - не надо спрашивать, - сгоряча вырвалось у Миколы.
- Ты говорил, - насмешливо протянул Петро, - все равно когда-нибудь да надо было спросить.
- Что же делать, хлопцы? - поинтересовался Василь.
Братья помрачнели и опустили глаза. Они привыкли во всём слушаться отца.
- Попытаемся ещё раз, - сказал Василь. - Это хорошо, что мы ему сказали. Он теперь про это думать будет, А там перекипит и разрешит.
В эту минуту снова прозвучали в тепляке звонкие удары. Перерыв окончился. Котики поднялись. Снова начиналась работа.
День спустя Полоз доложил Соколовой, что тепляк закончен точно в намеченный срок. Первые каменщики и бетонщики вошли в тепляк, ярко освещенный электричеством. Начались бетонные и кирпичные работы.
Первая и простейшая часть плана прораба Полоза была осуществлена.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Карп Иванович Гучко в последние дни чувствовал необычайный прилив сил и энергии. Началось это с того вечера, когда он, получая чертежи, галантно поцеловал ручку товарищу Берг. С того вечера, вернее ночи, Карп Иванович почувствовал себя снова молодым и готовым на поступки, свойственные людям младшего возраста.
Берг посмеивалась, наблюдая за ухаживаниями Карпа Ивановича, однако никогда не отказывалась от предложения пойти с ним в ресторан или даже поехать в город в театр.
Но всякие разговоры об одиночестве души и тому подобном, не колеблясь, безжалостно пресекала.
Несколько удивленный, Гучко стал подумывать, нет ли у него соперника. Но видимых соперников не было, и Карп Иванович долго ломал себе голову над причинами странного отношения к нему Берг, хотя придумать ничего не мог.
Однажды вечером Карп Иванович пригласил Берг на вечеринку к знакомому инженеру. Любовь Викторовна охотно согласилась. Условились, что Карп Иванович зайдет за ней, чтобы отправиться туда вместе.
Точно в семь часов Гучко зашел за Берг. Она была уже одета. Вышли на улицу, и Гучко предупредительно взял свою спутницу об руку. Стук каблучков Любови Викторовны звонко разносился в морозном воздухе. Смех ее звучал для Гучко самой приятной музыкой. В тот вечер она была любезнее, чем всегда, и это обстоятельство даже Карпа Ивановича делало остроумным.
Оки проходили мимо дома № 1 как раз тогда, когда Соколова и Полоз садились в закрытую машину. Автомобиль рванул с места, свернул на главную магистраль и помчал в город.
- Развлекаться поехали начальнички, - усмехнулся Гучко. - Значит, и нам, смертным, развлечения не запрещены.
Берг не успела ответить. Она не успела как следует даже вникнуть в эти слова: высокий человек в бушлате остановился перед ней, пристально вглядываясь в ее лицо.
- Если не ошибаюсь, - человек сделал паузу, как бы что-то вспоминая… - товарищ Берг?
Любовь Викторовна казалась искренне удивленной.
- Вот не ожидала встретить вас здесь, - Берг произнесла эти слова сердечно и приветливо, и в сердце Гучко сразу шевельнулась ревность.
- Да. Встреча неожиданная, что и говорить. - Незнакомец произнес эти слова, приятно играя красивым низким голосом. - Давно вы здесь?
- Месяца полтора. А вы?
- Приблизительно столько же.
- И все на той же работе?
- На той же, - ответил он и, помолчав, добавил: - Заведую складом на первом участке. А вы тоже до сих пор ire сменили работу?
- Нет, мне трудно ее сменить. Все проектирую да рассчитываю.
- Разрешите зайти к вам, вспомнить знакомых, посплетничать? - спросил незнакомец.
- Да, конечно, - быстро, как бы испугавшись, согласилась Берг. - Заходите на работу, домой неудобно, я не одна живу. Работаю я в проектном бюро. Буду очень рада вас видеть.
С этими словами она протянула ему руку. Человек пожал ее и почтительно поклонился.
- Простите мне эту маленькую задержку, - сказала Берг, поспешив к стоявшему в стороне Гучко. - Я встретила старого знакомого. Мы вместе работали в Сталинграде. Я не видела его уже несколько лет. Какие все-таки странные встречи бывают на белом свете.
Гучко снова взял Любовь Викторовну под руку, но настроение у него было уже испорчено. Берг это заметила. Двух-трех улыбок и немного более ласковых, чем обычно, взглядов оказалось совершенно достаточно, чтобы развеселить Гучко, а первая же рюмка в веселом обществе окончательно смыла следы подозрений о возможном сопернике.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Разрезая морозный зимний воздух, машина мчалась по шоссе туда, где на горизонте неясно вырисовывалось зарево. Соколова и Полоз сидели рядом.
Быстро пронеслись мимо заснеженные поля, и автомобиль въехал в город. После густой темноты степной ночи слишком яркими выглядели залитые светом улицы и огни витрин. Так бывает, когда стоишь ночью у окна вагона и мимо тебя проносятся освещенные окна встречного поезда.
Машина скользнула заторможенными колесами по асфальту и остановилась у входа в театр.
- Приехали, - сказал Полоз, открыл дверцу и вышел.
Фойе встретило Соколову и Полоза сдержанным гулом
большой толпы, непринужденными приветствиями знакомых и заинтересованными взглядами. Идя к своим местам в партере, они невольно обращали на себя всеобщее внимание, что несколько смущало непосредственного Полоза. Несколько минут прошло в неловком молчании. Потом прозвучал удар гонга, свет стал медленно гаснуть, и тяжелый бархатный занавес пополз в стороны, открывая сцену. Спектакль начался.
Шла пьеса, хорошо известная во всех уголках Советского Союза. История проходила перед глазами зрителей. Суровые моряки Черноморского флота топили собственные корабли, выполняя приказ партии не отдавать эскадру врагу. Спектакль захватывал, заставлял забывать все окружающее. Существовали только чувства, суровые и трагические чувства моряков.
Соколова и Полоз выходили в антрактах в фойе, гуляли по длинным коридорам и разговаривали мало, углубленные в свои мысли. Занятые работой, они редко могли себе позволить такое развлечение, как театр. Поэтому каждая поездка в город становилась чем-то значительным, обостряла мысли, заставляла внимательнее относиться к себе и к друзьям.
Началась последняя картина, самая выразительная во всем спектакле: моряки моют свой корабль, чтобы чистым отдать его морю. Эта молчаливая сцена глубоко волновала зрителей. Полоз сидел неподвижно и вдруг почувствовал, как тонкая пелена застилает ему глаза.
Но вот исчезли линкоры, и черный силуэт последнего эсминца поглотили сверкающие солнечные зайчики на поверхности воды.
Полоз вздохнул и поглядел на Соколову. В зале прозвучали последние слова команды. Моряки двинулись в далекий путь, неся возле сердца флаги своих боевых кораблей; занавес медленно опустился.
В зале вспыхнул свет. Полоз, поддерживая Соколову под руку, прошел с ней к вешалке. Машина ждала у подъезда театра. Через пять минут их поглотила темнота ночи.
Некоторое время Соколова и Полоз молчали. Образы драмы все еще жили в воображении. Трагическое мужество моряков вызывало глубокое волнение.
- Я думаю, - нарушила тишину Соколова, - очень страшно уничтожать машины. Это напоминает убийство беззащитного доверчивого существа. Нужно обладать неимоверной силой воли и чувством долга, чтобы решиться на это. Я так хорошо понимала колебания Гайдая, будто была на его месте.
Полоз промолчал, но про себя отметил, что мысли его полностью совпадают с тем, что сказала Соколова. Беседа продолжалась, и между собеседниками неожиданно установилось взаимное понимание. Казалось, и не нужно заканчивать мысль, чтобы тебя целиком поняли.
Машина въехала на пригорок. Вдали замелькали огни строительства, и разговор оборвался. Огни приближались. Они пролетали мимо яркими вспышками, порой сплетались в причудливые созвездия. Автомобиль, круто свернув и подняв тучу сухого снега, остановился.
Инженер вышел, глубоко вдохнул морозный воздух и посмотрел на небо. Звезды зеленые, яркие горели совсем близко. Они казались одинаковыми, только красноватый Марс резко выделялся среди них.
Машина отъехала. Соколова стояла рядом с Полозом. Идти домой не хотелось. Однако мороз, звонкий и злой, покалывал кожу острыми иголками, от ветра захватывало дыхание.
Они подымались по лестнице. Шли спокойно, не торопясь. На площадке второго этажа, возле квартиры Полоза, остановились. Постояли немного молча, не зная, прощаться или нет.
- Зайдем ко мне, - неожиданно для самого себя сказал Полоз.
Сказал и сам испугался своей смелости. Наверное, Соколова сейчас рассердится, пойдет к себе, и он сегодня ничего не сможет ей сказать.
Но Соколова не рассердилась. Она взглянула на своего спутника и сделала шаг к двери.
Полоз проводил гостью в свой кабинет - комнату с более чем скромной меблировкой. Инженер не знал, что говорить, как держать себя с гостьей.
Он стоял у стола и следил за каждым шагом, каждым движением Соколовой.
- Ну, что ж это мы замолчали? - неожиданно спросила она, подходя к Полозу.
Полоз взглянул ей в лицо и почувствовал, как внутри у него все похолодело. Такой красивой он еще ее никогда не видел. Желание обнять ее, поцеловать нежно и сильно овладело им.
Он покраснел, потому что в глазах Соколовой прочитал, что она понимает его мысли. Что теперь она подумает о нем? А как исправить дело - Полоз не знал. Понимал, что просить о свидании по меньшей мере смешно, но даже слова о прощении не приходили ему на ум.
- Я пойду домой, - сказала Соколова, и Полоз понял, что бесполезно просить ее остаться. Он молча помог ей надеть пальто.
Вера Михайловна отворила дверь и остановилась на пороге. Оглянулась, посмотрела на Полоза и не смогла сдержать улыбку - лицо инженера было мрачным, растерянным.
- Спокойной ночи, - сказала она, и дверь за ней захлопнулась.
Полоз постоял у порога, вслушиваясь в ее шаги. На третьем этаже хлопнула дверь. Все стихло.
Полоз вернулся в кабинет. Во всем виноват только он один и больше никто. Полоз шагал по комнате, ходил, чтобы хоть как-нибудь отвлечься, забыться. Остановился у стола, где недавно стояла Соколова. Прислушался на миг и вздрогнул: наверху, на третьем этаже, в квартире Соколовой отчетливо слышались размеренные шаги. Он бросился к телефону, хотел позвонить, но не решился.
Наверху ходили взад и вперед, медленно, спокойно, ритмично.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Непослушные шуршащие листы ватмана сами сворачивались в трубки. Чтобы получше рассмотреть проект нового самолета Марины Токовой, пришлось на углы листов положить тяжелые книги. Крайнев просматривал лист за листом, иногда останавливаясь на какой-нибудь особенно интересной детали. Уже несколько листков в большом блокноте были исписаны замечаниями. В кабинете стояла тишина, изредка нарушаемая шуршанием бумаги.
Юрий работал быстро и сосредоточенно - до начала заседания ученого совета института оставалось около часа. Все члены совета уже успели ознакомиться с проектом. Крайнев - председатель совета - просматривал его последним.
Перед ним лежал лист, где самолет был начерчен в собранном виде. Стройная и грациозная машина вырисовывалась на бумаге.
Крайнев еще раз прочел объяснительную записку. Все было просто и понятно. Он отодвинул в сторону книги, прижимавшие листы, и чертежи сами свернулись в тугой рулон.
Юрий откинулся на спинку кресла и глубоко задумался. Несмотря на ясность проекта, много вопросов должен был еще разрешить Крайнев, Некоторое время он сидел неподвижно, словно окаменевший. Лицо его приняло суровое выражение. Ресницы опустились вниз. Вдруг он шевельнулся и протянул руку к телефону. Марина откликнулась сразу. Она была возбуждена, радостна, она ждала этого заседания ученого совета, как праздника, как своего долгожданного и заслуженного триумфа.
Однако она знала, что победа не придет сама. Право на праздник надо было завоевать. В ее голосе Крайнев почувствовал тревогу.
- Зайдите ко мне на минутку, - сказал Юрий, - у меня к вам неотложное дело.
- Это касается моего проекта?
- Да.
- Все разговоры о проекте я откладываю до заседания ученого совета.
- Прошу извинить за то, что потревожил вас, - сухо сказал Юрий и положил трубку на рычажок.
Резкий ответ Марины не удивил его. Беспокоило другое: боязнь за нее, желание помочь.
А в том, что Марина нуждалась в помощи, сомнений быть не могло Слишком много проектов прошло через руки Крайнева, чтобы он мог ошибиться. Жаль, очень жаль, что Марина отказалась прийти.
Юрий перелистал странички блокнота. Они были исписаны крупными, похожими на детский почерк буквами. Закрыл блокнот, положил в стол.
Дверь отворилась. Крайнев поднял голову и встретился глазами с Мариной.
- Я вас слушаю.
Слова эти прозвучали, как вызов.
- Я хочу посоветовать вам снять с сегодняшнего заседания ученого совета обсуждение вашего проекта.
- Вы думаете, что ученому совету некогда заниматься такими пустяками?
- Нет, этого я не думаю. Я хочу вам помочь.
- Заранее благодарна. Вы очень любезны.
- Вы не дали мне договорить. Я хочу спасти вас от провала.
Марина побледнела.
- Что вы хотите этим сказать?