Глава 4. Смешанные чувства
1
Витя проснулся ближе к вечеру. За окном начинало темнеть. Дверь в палату открылась, свет зажегся, и перед ним предстало ангельское лицо какой-то незнакомой молодой женщины. Черные волосы, затянутые в тугой хвост, обнажали белизну высокого лба. Темно-карие глаза искрили смехом, глядя на Витю. Она показалась ему чуть полноватой в белом больничном одеянии.
– Меня зовут Анна Валентиновна Бронникова, – сказала женщина, рассматривая Витю, – я невропатолог.
– Здравствуйте, – ответил тот, напустив на себя серьезность и вселенскую грусть. – К сожалению, не могу вам ответить тем же…
– Что так?
– Не помню. Ничего не помню. На вокзале, в зале ожидания себя обнаружил. Ни документов, ни денег, ничего. Что до этого было – вообще не помню. А здесь кормят? – спросил Витя, глядя в красивые глаза невропатолога.
– Да, – ответила Анна, – в шесть часов. Сейчас в мое отделение поднимемся, я тебя осмотрю, а там уже и ужин. Годится?
– Конечно. Более чем.
– Ну, пошли тогда. Одевайся и пошли.
Анна проводила его до своего отделения и, указав кивком на дверь в палату, куда ему следовало заселиться, ушла в ординаторскую, сказав, что подойдет через десять минут. Палата, в принципе ничем не отличалась от той, где Витя уже успел отметиться, только две из пяти коек были заняты; одна – средних лет мужчиной, худым, даже скорее жилистым, вторая – мужчиной постарше, импозантно седым, в красивом тренировочном костюме. Витя занял одну из свободных кроватей, поздоровался с соседями и стал вглядываться в окошко, в полумрак больничного дворика.
– Что, сынок, от армии косишь? – спросил седовласый джентльмен в костюме Bosco.
– Не знаю, – ответил Витя, – не помню ни фига. Вокзал, зал ожидания… А что до этого было – не помню.
– Везет тебе! – присоединился к разговору второй пациент, – Мне бы так, очнуться на вокзале и не помнить ничего, а… Ни как завод наш банкротили… Ни как Нинка моя болела… Морды эти наглые, которые управляют страной…
– Дурень! – заорал седовласый. – Зачем это забывать? Это твой опыт! Сокровище! Используй его для своего развития.
– Чего? – вскинулся худой. – Какое развитие в том, что мою Нинку чуть не залечили здесь… Ты, наверное, сволочь олимпийская, наш завод и банкротил!
Седовласый уставился на соседа, не очень, видимо, понимая, как реагировать на такое заявление. Ответил, подумав немножко:
– Я доктор наук вообще-то. Ученый. Где я – и где ваш завод?
Теперь немного задумался второй. В палату зашла Бронникова.
– Пошли, Найденов, – сказала она Вите, – на осмотр.
На все про все ушло полчаса – не больше. Сделали рентген, осмотрели голову на предмет ушибов и травм. Бронникова задала несколько наводящих вопросов:
– Вообще ничего не помнишь? Родился, рос, учился, женился?
– Вообще ничего.
– Профессия, навыки, друзья?
– Нет.
– Что, и Киркорова не помнишь?
– Нет.
– Везет же… – иронично пропела она. И вышла из процедурной, оставив Витю сидеть в одиночестве на белом больничном стуле. Вернулась минут через десять с какими-то карточками. Положив их на стол, снова села напротив Вити и, внимательно посмотрев на него, тихо произнесла:
– Давай так. Я знаю, что ты врешь. Если я работаю врачом небольшой по столичным меркам больницы, это еще не значит, что я – идиотка.
Витя, опешив, смотрел на нее, Анна же продолжала:
– Я была на практике и на повышениях квалификации в лучших медицинских центрах страны. Я видела больных с абсолютной амнезией. Видела частичную. Всяких видела. У всех есть общая черта. Взгляд. У них – другой. Такой не подделать. Опустошенный. Растерянный. Даже Женя Миронов так не сыграет. А ты – артист так себе.
Витя молча надулся.
– Смотри, по правилам больницы, если к нам напрямую обращается такой вот "забывашка", я после медицинских процедур должна пригласить участкового. Он приходит, фиксирует у нас присутствие "потеряшки" и проверяет, нет ли его в списках разыскиваемых людей. Понимаешь?
– Да, – хмуро ответил Витя.
– Отлично. И если ты мне сейчас все как есть не расскажешь, я тебя этому самому участковому и сдам, за вранье. И заметь – без капельки сожаления. Не люблю лгунишек. Понимаешь?
– Да.
– Тогда рассказывай.
Витя вгляделся в лицо Анны. Блефует? Похоже, что нет. Вздохнул и начал рассказ:
– Я Витя Смолин. Айтишник из Питера. Ехал к сеструхе в Кропоткин. В купе со мной были два парня. Мы выпили. Очнулся в зале ожидания. Ни денег, ни документов, ни вещей. Испугался. Чего делать? Телефона тоже нет. Пришло в голову только это… сунуться в больницу… по ящику видел…
– Айтишник, говоришь? – задумчиво произнесла Бронникова. – Из Питера?
– Да, – продолжил Витя; спокойствие Анны его ободрило. – Учился в Можайке. Я программист вообще-то. А так все могу. И сеть, и железо… И сайт сделать, если чего…
– Сайт сделать… – повторила Анна. – Ясно. Ты иди в палату, там сейчас на ужин позовут… Покушай, посмотри телек. Он в холле, там, слева от сестринской… Спать ложись… А с утра определимся, что с тобой делать.
Витя недоверчиво посмотрел на Бронникову. Убедившись, что она не шутит, поблагодарил и был таков. Анна посидела минутку в тишине, разглядывая шкаф. Из него треугольником торчал кусочек белой ткани халата. Достала телефон.
– Алла Николаевна! Я, кажется, нашла вам учителя информатики, пока Лоркин болеет. Что? Думаю, неделю точно сможет. – Улыбнулась. – Завтра сообщу точнее… И вам!
Убрала телефон. Подойдя к шкафу, убрала неопрятно торчащий оттуда кусочек халата. И направилась в свой кабинет.
* * *
Скрипник минуту сидел неподвижно, бездумно, глядя в полумрак карельского леса сквозь немного треснувшее лобовое стекло, абсолютно не осознавая случившееся. Лена лежала без сознания с запрокинутой наверх головой. Удар вынес ее тело на верхнюю часть сиденья. Правая часть лица – лоб и висок – стремительно темнели.
Борис Аркадьевич наконец очнулся от оцепенения. Ощупал Лену. Жива, дышит. Кроме травмы головы, вроде бы других повреждений нет. Аккуратно перенес ее назад, положил на сиденье, пристегнул ремнями безопасности. Смартфон спустя десять секунд после запроса выдал Скрипнику координаты его местоположения. Пятьдесят километров до Кеми, шестьдесят до Медвежьегорска. До Петрозаводска – двести десять. Подумал еще минутку, глядя на карты, и помчал в сторону Кеми. Доехал через полчаса. Навигатор четко привел его к городской больнице – чуть правее трассы, в глубине малоэтажной многоквартирной застройки. Скрипник припарковал внедорожник и побежал к приемному покою, оставив Лену, которая так и не пришла в себя, в машине.
В приемном покое полусонная блондинка средних лет одним глазом поглядывала в старенький телевизор, из которого громко кричал Андрей Малахов. Борис Аркадьевич, не обращая внимания на крикуна, обрисовал блондинке сложившуюся ситуацию. Он был невозмутим, будто ему вкололи большую дозу успокоительного. Женщина отвлеклась от телевизора и, набрав телефонный номер, громко проорала в трубку, чтобы некто Василич срочно бежал вниз, в приемное. Скрипник опустился на стул напротив, у стеночки, и молча уставился в телевизор. В приемном покое воцарилась тишина, периодически прерываемая воплями гостей в студии Андрея Малахова. Через две минуты появился Василич, крупный седой мужчина, и с ним второй санитар, высокий, помоложе.
– И чего, Валерия Иосифовна? – спросил у блондинки Василич. – Зачем вызывала?
Та кивнула в сторону Бориса:
– У товарища в машине девушка без сознания. Надо ее транспортировать. Вы что, джинны, чтобы вас вызывать? Я вас не вызывала, а вежливо пригласила. В целях исполнения ваших же должностных обязанностей.
– Это не моя сестра! – завопила женщина в телевизоре. – Ее подменили!
– А кто из врачей дежурит? – лениво спросил Василич.
– Петрова, – ответила блондинка, косясь одним глазом в телек.
– Позови ее сразу, – попросил Василич. – Вдруг там чего…
Валерия Иосифовна сделала еще один телефонный звонок. Напряженное ожидание продлилось еще около двух минут. Вся компания всматривалась в экран.
– Не надо мне здесь подсовывать не мою сестру вместо моей! – продолжала кричать женщина. – Я что, по-вашему, свою сестру не знаю?
Прибежала Петрова – худенькая женщина лет тридцати пяти, маленького росточка, с короткими черными волосами.
– Что здесь у вас? – она бегло осмотрела компанию, остановив взгляд на блондинке.
– У товарища в машине девушка без сознания, – повторила та, кивнув в сторону Скрипника. – Авария была. А ребята без вас отказываются транспортировать…
– Твою мать! – прикрикнула Петрова. – А ну-ка бегом!
И сама первая кинулась к двери на улицу. Санитары и Борис Аркадьевич бросились за ней. Молодой тащил носилки. Подбежав к машине, Скрипник открыл заднюю дверь и, аккуратно отстегнув Лену, отошел, освобождая место для врача. Петрова забралась внутрь и осмотрела художницу, насколько это позволяло освещение. Осторожно ощупала место удара. Затем вылезла на улицу и дала указания санитарам:
– Ребят, вынимайте осторожно. Глеб – фиксируешь голову. Александр Васильевич – а ты аккуратненько вытаскиваешь, аккуратненько… Вас как зовут? – обратилась она к Скрипнику.
– Борис, – ответил тот.
– Отлично. Борис, помогите Александру Васильевичу погрузить ее на носилки.
– Хорошо, – ответил тот, опасливо заглядывая внутрь автомобиля.
Операция по выносу Лены была проведена безупречно, и уже через пять минут девушку доставили в палату на третьем этаже. Петрова попросила Скрипника подождать в приемном покое:
– Заполните карточку пока у Леры. Данные по пациентке. А я осмотрю ее и спущусь к вам…
Борис Аркадьевич послушно поплелся обратно в приемный покой. Хотел было снова сесть напротив блондинки, однако увидел, что его место заняла пожилая женщина с красным, немного опухшим лицом. Немного постоял у двери и устроился на другом стуле, в самом углу. Время шло к восьми вечера, и за окном все погрузилось в непроглядную тьму. Редкие фонари горели странным блекло-желтым светом.
– Ты чего явилась? – спросила Валерия Иосифовна у пожилой женщины. Спросила не самым вежливым на свете тоном.
– Давление, Лера, – ответила женщина, глядя в пол.
– Пила?
– Немножко…
– Это сегодня немножко, а вчера?
– А вчера день рожденья был. У дочки. Вчера не считается…
– Опять двадцать пять! – разозлилась Валерия Иосифовна. – Отойди. Дай я мужчину сначала оформлю. Авария у них…
Женщина повернула красное морщинистое лицо к Скрипнику. Потом вновь обратилась к блондинке:
– Поставь укольчик, да я пойду…
– Отстань, а. Пересядь… Мужчина, идите сюда, поближе… Оформлять будем…
– Укольчик, один всего укольчик…
– Сестра! – снова завопили в телеке. – Она сестра моя! Отойди от нее! Змея подколодная!
Скрипник сорвался. Вскочил с места, опрокинув старенький стульчик. Подбежав к столу, вырвал небольшой ламповый прибор из розетки и, подняв над головой, со всей мочи долбанул его об стену. Краснолицая от неожиданности вскочила и, прижавшись к входной двери, с испугом посмотрела на Скрипника. Он с яростью топтал остатки телевизора, прыгая на них.
– Заткнись, заткнись, заткнись! – кричал он, разрушая старый корейский аппарат, который верой и правдой служил на благо карельского здравоохранения двенадцать долгих лет.
– Мужчина, так вы оформляться будете? – невозмутимо спросила Валерия Иосифовна.
– Сначала мне укольчик… – испуганно прошептала краснолицая.
В приемный покой влетела Петрова. Посмотрела на женщину, на перекошенное от ярости лицо Скрипника и с удивлением воззрилась на блондинку:
– Что это здесь у тебя?
– Укол требует! Давление, говорит!
– Ну так поставь ей! Знаешь ведь, что не отстанет! А этот чего? Борис, чего вы?
Скрипник промолчал. За него ответила Валерия:
– Перенервничал. Ну и Андрюша Малахов перегнул палочку… Надо мастера вызывать…
– Думаешь, починит? – хмыкнула Петрова.
– Надеюсь… – пожала плечами Валерия.
Петрова снова повернулась к женщине, которая все так же испуганно стояла у двери:
– Вам нельзя пить, слышите? Нельзя! Хватит! А вам, Борис, наоборот – выпить просто необходимо.
– Что с Леной?
– Уложили вашу Лену, – пояснила Петрова. – Пока сложно сказать. Нужен рентген. Похоже на кому. Сильный был удар. Завтра примем решение. Думаю, повезем в Петрозаводск. Завтра часам к трем подходите. А сегодня выпейте немножко… Поезжайте в "Причал". Там и кафе и гостиница.
– Я не умею немножко, – пробурчал Скрипник, направляясь к выходу.
– И еще, Борис… С вас новый телевизор, – грустно улыбнулась Петрова.
– А оформиться? – обиженно спросила Валерия Иосифовна.
– Завтра оформим, – остановила ее Петрова. – Пусть идет… А вы – на укол, – сказала она краснолицей, и та буквально подскочила от радости.
Скрипник вышел из больницы и медленно побрел к своему внедорожнику. Сел за руль. Посидел молча минутку.
– Ну что, порисовала? – спросил он, глядя на себя в зеркало заднего вида. – Порисовала?
Глаза наполнились слезами. Скрипник смахнул их и, включив зажигание, поехал, пока не очень понимая куда.
* * *
Во вторник с самого утра Денис разрывался между Фарухом и шведами. В начале десятого позвонил Клаус, финансовый директор скандинавского конгломерата, озвучив просьбу своего шефа.
– Как сам-то, Клаус? – завопил в трубку Дмитриевский. Он не очень-то понимал английский шведа, а тот, в свою очередь, не очень-то понимал русский Дениса и не смог должным образом оценить его фонетическую шутку. В итоге вроде разобрались, что шведы хотели ехать и смотреть участок около двух часов. Договорились и распрощались.
А потом начал звонить Фарух. Скрипник вчера успел озвучить Дмитриевскому задачу, но Фарух хотел все, включая предварительный договор и порядок расчетов. Денис, обсудив с ним детали, замкнул его на Аблокатова и, соответственно на, Ро, которая, как тень, ходила за Костей все последнее время, а сам плотно погрузился в шведов. Аблокатов проворчал что-то вроде "этого мне только не хватало" и попросил Марианну принести все бумаги по земельному участку на Уральской. Та пошла в архив, а Костя отправился к кофемашине и увидел колдующую над чашкой американо Орлову.
– Вот черт! – выругалась та, увидев приближение Аблокатова.
Ольга выдумала себе одну примету. Поверив в нее всеми силами своей бессмертной души, она вдохнула в нее жизнь и неукоснительное исполнение. Если с утра, до начала рабочего дня она встречала в офисе Аблокатова, то вечером того же дня он обязательно оказывался у нее дома. Вот такая примета. Ольга ухватила наполненный до краев стаканчик кофе и начала отступать к своему кабинету.
– Орлова! – завопил Костя, увидев ее маневр.
Та от неожиданности чуть-чуть ускорила шаг и наткнулась на рекламщика Василия, который выходил из ближайшего кабинета.
– Вот черт! – снова выругалась Ольга, и этой небольшой заминки оказалось достаточно, чтобы ее настиг Аблокатов. Вася также не остался в долгу, проворчав в сторону Орловой:
– Смотри куда идешь… На своих цицах…
– Наступила на тебя, Вась? – поинтересовался Костя, глядя на новые туфли Орловой. – Что это, Оленька? "Феррагамо"?
– Нет, – сухо ответила она, разглядывая только что посаженное пятно от кофе на правом рукаве модной белой сорочки. – Смотри, что из-за тебя получилось! – Сунула рукав Васе под нос. – А у меня сегодня два суда…
– А ты пропусти, Ольга Сергеевна, – съязвил Аблокатов. – Как же можно, в таком виде…
– Пошел ты, – буркнула Ольга и направилась к своему рабочему месту. Навстречу ей шла Марианна с небольшой папкой бумаг в руках.
– Давай сюда, – потянулся было за ними Костя, но Марианна, демонстративно увернувшись, скрылась в своем кабинете, сказав что-то вроде "сейчас сама посмотрю"…
Наступила очередь Аблокатова выругаться. Орлова же расплылась в улыбке:
– Что, не подчиняются тебе сотрудники? А ты ей взятку предложи…
И, смеясь, пошла дальше по коридору, на ходу отхлебывая уцелевший кофе. Василий также поспешил исчезнуть, а Костя уныло поплелся за Марианной.
Дмитриевский выехал из офиса около часа и направился к Пулковскому шоссе. Он хотел приехать на участок чуть раньше шведов, чтобы успеть перекинуться парой слов с управляющим Валей Фединым, но не тут-то было. Клаус с коллегой, высоким крупным блондином, и переводчицей Леной уже топтались у входа в кирпичное административное здание, а Валентин что-то старательно объяснял им, пританцовывая вокруг переводчицы. Денис один раз уже встречался с Леной, когда шведы в прошлый раз приехали в город, месяца два назад. Ее феноменальная внешность запала ему в память. И действительно, более красивую девушку сложно себе представить. Прямые каштановые волосы, большие зеленые глаза, точеная фигурка. Шведы вели себя более-менее спокойно, видимо, попривыкнув, а Валя, похоже, попался на эту зеленоглазую удочку и юлой крутился вокруг Лены.
Денис вклинился в их тесный круг, поприветствовав собравшихся, и они всей честной компанией пошли на земельный участок. Провозились часа полтора. Шведы скрупулезно осматривали каждое здание, сверялись с документами, которые тут же предъявлял им Валентин. А Лена что-то щебетала по-шведски, водя красивым наманикюренным пальчиком по скучным кадастрово-правовым документам. Напоследок Клаус сделал несколько фотоснимков территории, и гости засобирались восвояси. Дмитриевский, довольный завершением этой части Марлезонского балета, держал радость в ежовых рукавицах дипломатичности, а Валентина, видимо, сильно опечалило, что красавица Елена собралась покинуть это место вместе со своими работодателями. Он предпринял слабенькую попытку остановить неумолимый рок событий.
– Елена, а что вы делаете сегодня вечером? – не стал особо оригинальничать Валя, посмотрев в ее огромные зеленые озера. – У нас здесь рядышком есть ресторан. Азербайджанский. Вкусно там! Внешне, конечно, так себе, но зато внутри – просто дворец. Сходим?
– Спасибо большое за приглашение. – Лена была сама дипломатичность. – Но я сейчас должна проводить Клауса и Отто в отель. Затем в офис на часик. Потом у меня фитнес. Часов в восемь надо быть дома: вернется Игорь, хоть что-нибудь ему приготовлю, а то опять начнет бубнить…
– Понятно, – буркнул Валя. – С последнего бы и начали…
Елена лишь молча улыбнулась в ответ. Народ растекался по своим автомобилям. Попрощавшись со всеми и договорившись о встрече послезавтра в офисе у шведов, Дмитриевский сел в машину и, включив зажигание, пробежался по неотвеченным вызовам, которые скопились за полтора часа осмотра участка. Первым он набрал Аблокатова, который должен был встретиться с собственниками участка на Уральской и выяснить условия продажи. Со времен последнего контакта (два месяца назад) все могло поменяться. Может, вообще продали уже. Костя ответил почти сразу, как будто ждал звонка:
– Дозвонился до Сотникова только. Иванов – вне зоны.
Дима Сотников и Ваня Иванов были партнерами в фирме, владевшей участком, на который нацелился Фарух. Вопросы решали сообща.
– И чего он?
– Говорит, что продается. Ценник, правда, двухмесячной давности, рублевый, в евро перекинул, по курсу двухмесячной же давности…