Гитлеровец подхватил с земли вторую трубку с набалдашником, похожим то ли на дыню, то ли на сплюснутый футбольный мяч.
Баженов навел автомат на гитлеровца и не отпускал гашетки, пока тот не упал. Все это исчислялось секундами, а казалось Баженову невероятно долгим. Не обращая внимания на выстрелы из блиндажей, он подбежал к раненому, стал тормошить его, выкрикивать ему вопросы в ухо, трясти перед его лицом этой самой трубкой, из которой он стрелял.
- Фауст-патронен? - со стоном переспросил гитлеровец, по-своему поняв Баженова. - Дорт, им Келлер…
Ага! Не "Фрау", а "Фауст-патрон" - вот название этой таинственной "эфки"! "Фауст"- это ж по-немецки означает "кулак"… Вот оно что! Везет же тебе, лейтенант Баженов! Вот это да!..
Теперь бы еще добиться от гитлеровца одного - объяснения, как пользоваться фаустпатроном…
- Там! - только и был в состоянии ответить фриц, показывая на распахнутые двери блиндажа.
Тем временем партизаны пустили в ход гранаты. На этом, строго говоря, и закончился основной бой. В руках Баженова был трофей, за которым он так долло охотился. Поэтому он не полез "на рожон" в указанную ему блиндаж-землянку, а послал туда на разведку двух партизан. Электрикам он велел обесточить сеть заграждений, а связистам - передать сигнал о победе "резерву". Спиртного, если найдут, приказано было не трогать
Обыскать все блиндажи. Кто сдастся - брать в плен. Раненым оказать первую помощь и перевести их в жилой блиндаж. Впрочем, всем этим уже занимался Бугаенко.
Двое партизан, посланные в крайний правый блиндаж-землянку, вывели оттуда двух гитлеровцев. Один, с забинтованной головой, был офицер, второй, поддерживающий его, - сержант.
Офицер на вопросы не отвечал и все прикасался пальцами к потемневшей от крови повязке на голове. Зато сержант торопливо сыпал словами, то и дело испуганно поглядывая на своего офицера.
Баженов сказал:
- Говори медленно. Иди! - и показал дулом автомата на землянку.
Справа у окна стоял отличный письменный стол красного дерева с двумя тумбами.
На нем стояла завешенная темным шелком, явно не походная, а городская настольная лампа и бросала яркий кружок света на раскрытую папку. Рядом находился полевой телефон.
- Еще есть свет? - спросил Баженов. Сержант с той же лебезящей угодливостью метнулся к стене и повернул выключатель. Комнату осветила люстра.
Справа у стены - второй стол красного дерева, но с витыми ножками. Прямо - две никелированные кровати с пружинными матрасами. На стенах - ковры. На полу - ковры. Горка с хрусталем и серебром. Не мародерского-родного происхождения были лишь винтовка и пистолет, валявшийся на ковре, два раскрытых железных ящика-сейфа с документами, картами и бутылками и шесть длинных деревянных ящиков, стоявших в два ряда у стены, один на другом. В ящике без крышки Баженов увидел фауст-патроны.
Перепуганный сержант, заметив, как повеселел советский офицер, приободрился и сказал:
- Фауст-патронен! - Он вытянул правую руку вперед, левый кулак прижал у правого плеча и воскликнул: - Бум!
- Покажи мне, как стрелять. Без провокации. Понимаешь? - Баженов выразительно приподнял автомат.
Сержант жестикуляцией и мимикой дал понять, что выполнит любые требования "товарищей партизан" и что с его стороны им никакой провокации не надо опасаться. Он помогал себе отдельными русскими словами и целыми фразами, заученными, видимо, уже давно.
- Я Адольф, абер нихт Хитлер, нева? Я хочу жить. Адольф, - он похлопал себя ладонью по груди, - есть очень хороший человек, нева?
Причем здесь "нева" заканчивавшая каждую фразу немца, да еще в вопросительной интонации, Баженов никак не мог понять. Лишь потом, много позже, на практике ознакомившись с немецкой разговорной речью, он узнал, что этот "Адольф-не-Гитлер" попросту болтал на жаргоне. Литературное "нихт вар" ("не правда ли?") в его устах и превращалось в "нева"…
Сержант взял из ящика фауст-патрон, снял и снова надел толстый набалдашник. "Зо, нева?" - пояснил он: набалдашник был съемным. Свободный конец трубки он зажал справа под мышкой, придерживая его левой рукой у плеча, а правой показал, что нажимает на спуск.
Баженов взял трубку, повторил приемы и положил палец на курок. Сержант испуганно крикнул: "Нихт дох!", выбежал и тотчас вернулся с трубкой от использованного фауст-патрона. Он упер ее задний конец в правое плечо, сказал: "Нет-нет, нихт зо!", и жестом показал, что плечо будет разорвано, а солдат (тут он закрыл глаза, склонил голову на плечо и высунул язык) отдаст богу душу, "нева?". Хло-стнув себя по лбу, он воскликнул: "Айн-момент!", снял крышку со второго ящика и протянул Баженову листок.
Это была точная инструкция с рисунками, как пользоваться фауст-патронами. Баженов поднес листок к глазам, начал изучать его, но свет погас.
Баженов мгновенно направил автомат на пленного и вывел сержанта из блиндажа. После яркого света на дворе не было видно ни зги. На зов Баженова подошел Бугаенко
- Ох, и добра! - весело сказал он. - Патронов, гранат, мин - полным-полно. Я уже поставил хлопцев к немецким минометам, к противотанковым орудиям и пулеметам. А что делать с танками? Танкистов у меня нет. Поджечь?
- Погоди. А почему нет света?
- Та наш электрик мудрит, проверяет. Сейчас даст. И когда вспыхнула лампочка в землянке, прожектор не загорелся.
Теперь бы он помогал партизанам, но нашелся, как водится, услужливый дурак. Хлопец, который безуспешно пытался погасить прожектор до боя, теперь дорвался до бронебойных пуль и ими расколол-таки упрямое стекло…
В землянке зазуммерил телефон. Баженов взял трубку, крикнул "алло" и тут же мысленно обругал себя.
После изрядной паузы он наконец услышал напряженный голос, спросивший по-немецки:
- Кто у телефона?
- Казак, - было первое, что пришло на ум.
- Какой казак? Почему? Откуда?
- Казак из роты Клюева, - по-немецки же залопотал Баженов. - Мы искать партизан… Возвращаться дорога. Огонь. Нас огонь. Нам огонь. Ошибка. Сейчас мы здесь. Сейчас все очень хорошо.
- Почему свет не горит?
- Свет?
- Почему не горит прожектор? Позовите к телефону оберста Юнга
- Он… он нет здесь. Он динамо ремонт исправлять. Он скоро будет говорить.
_ Позовите сержанта Гоцке!
- Гоцке?
Пленный ткнул себя пальцем в грудь. Баженов передал ему трубку и погрозил автоматом.
Гоцке сделал жест - не беспокойтесь, я же понимаю обстановку… Баженов прильнул ухом к другой стороне трубки.
Теперь только он понял: свет прожектора обозначал, должно быть, что на опорном пункте все в порядке. Надо будет это учесть…
Гоцке положил трубку и взволнованно сказал по-немецки:
- К нам уже вышли танки. Я сказал, что не надо танков. Возвратят их или они придут сюда, не знаю. Нам надо быстро уходить.
- Зачем? - спросил Баженов, отлично поняв сержанта.
- Варум? - переспросил тот. - Абер… Огонь! Смерть. Нева?
- Нет: смерть - танкам. Понял?
- Яволь! - согласился Гоцке, но поспешно добавил: - оберста Юнга надо паф-паф. Очень, очень плохой человек оберст. Их, Адольф, сам буду паф-паф оберста.
- Нет, - запретил Баженов и приказал сейчас же собрать партизан. Он показал им на уже отработавшей трубке нехитрую премудрость, как стрелять фауст-патронами. В трубке - пороховой заряд, который и выталкивает головку. а она взрывается при ударе по цели. Почему взрывается с такой большой силой, он еще не знает. Но оружие это эффективное. Будем уничтожать гитлеровские танки - гитлеровским же оружием.
Баженов приказал Гоцке выстрелить в сторону. Гоцке Держался, как конферансье на сцене. Он показал, как надо Удерживать левой рукой трубку под мышкой, высовывая ее конец подальше, затем велел задним отойти и прицелился. За его спиной вырвался сноп пламени. "Балбешка", как прозвали партизаны головку, метнулась вперед, ударила ч сосну и взорвалась.
Сосна, перебитая пополам, рухнула на дорогу.
- Устраивайте завалы! - напомнил Баженов, - Ноне этой штуковиной! "Балбешки" используйте только против танков.
Партизаны посмеивались, ахали, но на новое оружие поглядывали с опаской. Тогда выстрелил Бугаенко, и сразу появились охотники овладеть новым оружием.
Отрядили группу партизан с фауст-патронами для усиления тех, которые уже сидели в засаде у обочин дороги на Ключевой и на Герасимовку с противотанковыми гранатами и противотанковыми минами на веревках.
На опорном пункте Баженов и Бугаенко организовали круговую оборону. Баженов начал было показывать партизанам, как для стрельбы прямой наводкой целятся через дуло танковой пушки, но Бугаенко напомнил, что в прошлом он был артиллеристом и сам тут обучит, а Баженову пора "поспешать" к Льохе.
На облюбованный Баженовым бронетранспортер было уже догружено десять ящиков фауст-патронов, ящики с фанатами, патронами, снарядами для противотанковой пушки, которую прицепили к крюку бронетранспортера. Саперы восседали сверху. Они "расстарались и разжились" трофейным съестным и кое-чем в бутылках и фляжках.
- Только не налегайте, - предупредил Баженов, пребывавший по случаю нахождения "эфки" в добродушнейшем настроении.
С собой он взял сумку с немецкими картами и бумагами, захватил Гоцке и оберста.
Когда Баженов садился за руль, его начало лихорадить. Тревожило - сумеет ли, справится ли с задачей? Уж кто-кто, а он-то понимал, какую роль могут сыграть фаустпатроны против танков.
Для включения зажигания ключа не требовалось, надо было повернуть выключатель. Назначение рычагов и педалей, расположение скоростей - все было графически изображено неметаллических табличках перед водителем.
Когда мотор заработал и бронетранспортер, качнувшись, двинулся "со двора", талеры закричали "ура" и так дружно запели "Распрягайте, хлопцы, коней", будто ехали не в бой, а на свадьбу.
Надо бы послать разведчиков вперед. А вдруг дорога минирована, или встретится немецкий патруль? Баженов думал об этом и ехал, ехал…
Часы показывали половину третьего. Либо войска еще не начали форсировать Днепр против "Орешка", либо фашисты ничего не заметили? В той стороне было тихо.
Довольно сильно стреляли и позади, и справа - у железнодорожного моста. Стрельба доносилась и с северо-востока, выше Станиславовки, где приземлялись десантники. Вот сейчас и позади опорного пункта сильно грохнуло. Противотанковая мина сработала или фауст-патрон?
Лязг танковых пусениц по булыжнику впереди, на дороге, они услышали, не доезжая трех километров до "Орешка". Как быть? Имеет ли он право стрелять по танку и тем самым поднимать тревогу в еще тихом "Орешке"? А если не стрелять, то что делать? Прежде всего - замаскировать бронетранспортер в лесу.
Пока саперы обследовали, нет ли мин, а Баженов, оставив противотанковое орудие на дороге, пятил бронетранспортер задом в лес, послышалась сильная стрельба возле Днепра у "Орешка". Тогда Баженов послал вперед четырех саперов с фауст-патронами.
Он устанавливал противотанковую пушку, когда вернулся запыхавшийся сапер и доложил, что шли на них два танка, но оба повернули обратно, как только началась стрельба на берегу.
- Надо было догнать, уничтожить их, эх вы! Ведь танки обрушаться на наших же. Слышите?
Началась стрельба на западной окраине "Орешка". Едва они выехали за поворот, как увидели метрах в двухстах танк на дороге у села. Он стоял к ним боком и стрелял в западном направлении, в лес.
- А ну хлопцы, - сказал Баженов той же четверке саперов. - берите по два фауст-патрона и действуйте. Знаете, где школа? Мы будем метров триста западнее, в лесу, где на карте отмечена сторожка.
Выслушав Баженова, Льоха сказал: "Молодцы мои орлята, та й у нас не перелывки. Ворвались мои хлопцы в село, почти половину заняли, а тут немецкие танки и пехота насели: и в лоб, и с боку, и с тылу - ну, нас и потеснили. Часть хлопцев осталась было в домах, я их вывел и вызвал огонь артиллерии - слышишь, бьет по западной окраине?"
- Шум-гром слышу. Только это ведь не прицельная стрельба, а по площади. От нее тогда прок, когда есть время. А нам сейчас же надо наступать навстречу армии. Дай приказ прекратить огонь.
- Так ведь нас танки не пустят!
- А где твоя противотанковая пушка?
- Здесь, да без снарядов.
- Значит, с моей у нас две противотанковые плюс ручная артиллерия. Фауст-патроны
- Это еще что такое?
- То самое пехотное противотанковое оружие. Идем, покажу.
Льоха приказал передать артиллерии сигнал "прекратить огонь". Он был трезв. Баженову понравилось, как он командовал.
Партизаны пошли в атаку.
Баженов был удивлен и обрадован, когда, промахнувшись по танку, он попал фауст-патроном в дом, откуда тоже стреляли гитлеровцы; стены дома рухнули, обваливались балки, начался пожар. Гитлеровцы побежали, пулеметчики косили их. Значит, "фаусты" эффективны и против домов!
Трижды Льоха спасал Баженова. Один раз опередил автоматчика, стрелявшего по Баженову из окна чердака, второй раз спас от снайпера, третий раз опрокинул на землю, спасая от пулеметной очереди.
- Да ты что так осатанел? Не лезь на рожон! - Льоха приставил к нему четырех автоматчиков, которым приказал находиться неусыпно при начальнике штаба в качестве личной охраны.
Уже вновь заняли почти половину села; заняли бы больше, но как выковырять из окопов у дороги посреди села гитлеровцев, которых поддерживают танки?
Баженов и Льоха понимали, что главным препятствием сейчас была артиллерия противника, стрелявшая с близких позиций в лесу. Она же прикрывала и эту группу танков. Танки били из своих окопов, и как только рядом начинали рваться снаряды, танк быстро выбирался из окопа и нырял в другой.
Это было весьма интересно с точки зрения изучения тактики противника… но если подойдут танки из села Луковицы, отрежут партизан от леса и ударят с фланга, то может создаться весьма критическое положение - и не только для партизан.
Прискакал на коне посыльный от Мацко и сообщил, что вначале их отряду удалось занять село Луковицы, но потом гитлеровцы контратаковали со стороны Станиславов-Ц танками и пехотой, выбили их, и сейчас партизаны ведут бой в лесу у дороги.
- Отсиживаетесь! - закричал Льоха.
Посыльный далее рассказал, что большая группа танков, штук тридцать, уже выстроилась на дороге Луковицы - "Орешек", но еще не двинулась.
Второй связист прибежал из леса. Курослепов передавал: в лесу собралось несколько сот парашютистов. Он приказал им идти и помогать отряду Мацко, а парашютисты его не хотят слушаться и даже задержали его до выяснения. Пусть Баженов поскорее прибудет к командиру бригады.
Десантники предприняли было атаку на Станиславовку, но успеха не имели.
Только сейчас Баженов вспомнил, что, увлекшись боем он забыл послать донесение. Да, сейчас он действительно виноват! Связался быстро, доложил обстановку, включая данные о десантниках. Начштаба приказал основные силы, включая десантников, бросить на овладение "Орешком". Баженова подмывало опросить, почему же десантникам не ставится задача продолжать действовать на главном направлении, то есть на Станиславовку, да он не посмел.
Баженов и Льоха предложили Киселеву взять две группы партизан и устроить засады на дороге Луковицы - "Орешек". На узкой лесной дороге танки не могут маневрировать. Надо перед ними заминировать дорогу, применить и "ползучие" противотанковые мины, "фаустников", ПТР, горючие бутылки, гранаты - что угодно, но не пропустить их. Мало не пропустить: надо, чтобы отряд Мацко организовал засаду на дороге позади танков и уничтожил бы отступающих.
Основной отряд продолжал бой в "Орешке", но прорваться через окопы посреди села не мог. Мешала артиллерия противника. Вызвать огонь своей артиллерии, не имевшей НП, было опасно.
На левом, низком берегу Днепра не было высоток, с которых можно было бы просматривать местность и командовать артиллерийским огнем. Даже если влезть на самое высокое дерево, и то не увидишь ничего, кроме прибрежных зарослей, деревьев на восточной окраине села "Орешек" и стены деревьев на опушке леса.
Поэтому через Днепр переправились артиллерийские офицеры со связистами, чтобы командовать огнем с поля боя. Капитан Першин из артуправления и еще группа артиллерийских офицеров-наблюдателей, высадившихся на берегу с первым же рейсом, прошла дальше, чтобы выбрать пункт для наблюдения.
Противник вел огонь. Танки противника шли в контратаку.
Группа Першина попала в трудные условия: вражеский танк расстреливал дом, в котором они находились. И тогда Першин, взяв командование на себя, приказал бежать за ним - не назад, откуда нельзя было наблюдать, а в лес; оттуда он надеялся выйти к деревне. Командиры батарей попробовали было спорить - дескать, не имеем права бросать пехотных командиров. Но приказ старшего по званию и положению надо выполнять.
Вся группа скрылась в лесу. Оттуда они дважды пытались выйти к селу и оба раза натыкались на огонь гитлеровцев.
Вот тогда Першин и предложил захватить тяжелые немецкие орудия на огневых позициях, стрелявшие с южной опушки по селу.
Там, у этих огневых позиций немцев, и встретились Першин с Баженовым.
- Ждите и не вмешивайтесь, - оказал Баженов. - Наше дело - захватить орудия, а ваше дело - стрелять из них.
И захватили. Это не обошлось без потерь, но захватили.
Трудно описать панику в селе среди гитлеровцев, когда по ним начала бить их же артиллерия.
Першин сам наводил тяжелое орудие на танк в окопе и стрелял. Каждое попадание вызывало могучее "ура!" партизан. И все офицеры Першина кричали "ура", как мальчишки.
Ночь с двенадцатого на тринадцатое. Все готово к наступлению.
Командарм, генерал Дубинский и полковник Коломииц сидели в блиндаже на наблюдательном пункте ВПУ, отдыхали в ожидании "большого Ч", когда вошел подполковник Казюрин и внешне спокойно доложил, что противник поджег несколько деревень в районе Станиславовки, чтобы осветить небо. Видны опускающиеся парашюты, по которым противник ведет интенсивный огонь.
Все поспешили наверх.
Командарм хорошо видел в стереотрубу множество розовых от зарева парашютов, окруженных бесчисленным роем красных и белых искр - трассирующими пулями.
В небе вспыхивали разрывы шрапнели. Командарм смотрел н надеялся. На что? На то, что танки дивизии СС < Викинг" не успеют подойти к приземлившимся десантникам?
Даже если бы танки не подошли и противник не вел такого сильного огня, то едва ли удалось бы быстро собрать десантников, настолько беспорядочно рассылали их транспортные самолеты. Конечно, виноваты и тучи. А вывод? Вывод весьма неутешительный: вряд ли следует рассчитывать на взаимодействие с авиадесантниками на направлении главного удара. Разве что отвлекут силы противника от Станиславовки, и то хорошо, А вообще - плохо. Но этого никак нельзя показывать окружающим. Настроение командира, тон его голоса, а тем более его мнение - это дирижерская палочка. Не известно как, какими путями, но передаются ее колебания в самые низы…