По поручению Верховного Главнокомандующего Красной Армии я предлагаю вам немедленно сложить оружие и до 10 часов утра 29.11. прекратить всякое сопротивление, в противном случае вы все будете уничтожены.
Пришлите парламентера с белым флагом 29.11. к 10 часам в район скотобойни.
Не ожидая конца переговоров, выходите из блиндажеи и окопов с поднятыми руками и белыми флагами, без оружия. Так вы спасете свою жизнь.
Тем, кто добровольно сдастся в плен, гарантируется жизнь и возвращение на родину после войны.
По поручению Верховного Главнокомандующего Красной Армии -
Генерал-майор Королев Н. И."
Патрули гитлеровцев бегают по улицам, скверам, дворам и лихорадочно собирают листовки. Гитлеровские солдаты слышат из громкоговорителей тот же текст. Офицеры приказывают стрелять по громкоговорителям. Начинается пальба.
Хмурится морозное утро. 9 часов 35 минут. В длинных больших корпусах скотобойни темнеют бойницы. Пулеметы молчат. Автоматы молчат. Молчат минометы на огневых позициях позади здания. Молчат оба танка и две самоходки.
Противник тоже не стреляет.
9.50. В небе слышится гул. На город идет первая группа бомбардировщиков Ю-87. За ней движется вторая, третья. Авиабомбы падают на скотобойню. Шестьдесят бомбардировщиков Ю-87 стараются стереть скотобойню с лица земли. Взахлеб бьют наши зенитки. Падает объятый огнем "юнкере", падает второй. Противник стреляет по скотобойне из пушек и минометов. Это шквальный огонь! Когда налетели наши ястребки, а "юнкерсы" повернули восвояси, не досчитавшись одиннадцати машин, противник атаковал дымящиеся развалины скотобойни.
И ожили развалины!.. Загорелся наступавший гитлеровский танк. Начали падать атакующие. В контратаку шли наши танки и пехота.
Снова ночь, снова идет снег. И снова розовые вспышки зенитных снарядов, - наших снарядов. Стреляют по фашистскому самолету. На ВПУ полковник Орленков разбужен телефонным звонком. Докладывает Филиповский. Противник сбрасывает блокированным войскам парашюты с грузом.
- С каким?
Этого он не знает. Все парашюты ночью упали в расположение противника.
- Действуют радиомаяки. Но попробуйте захватить хоть один парашют! Неужели ветер не отнесет в сторону?
- Ветра нет. Штиль.
Начальник группы немецких войск, защищающих город, - командир 72-й пехотной дивизии - получил по радио шифровку: Командующий восьмой армией передавал приказ Гитлера - любой ценой удержать город "Ключевой". Фюрер указывает, что отпор в "Ключевом" будет иметь, посте Сталинграда, символическое значение. Отступление запрещается. Группе будет оказана помощь. Боеприпасы и продовольствие будут сбрасываться на парашютах. Решением фюрера для деблокирования города направляются два танковых дивизиона и одна моторизованная дивизия. Командующему воздушными силами даны указания об авиационной поддержке. Выдохшиеся в результате кровопролитных боев войска армии Королева, значилось в шифровке, демонстрируют наступление в направлении важнейшего для нас стратегического узла - рокадной дороги, обеспечивающей наше маневрирование. Цель этого маневра Королева - создать видимость окружения "Ключевого", напугать нас и добиться капитуляции городского гарнизона. Этот маневр красных следует разъяснить всем!
Задача гарнизона и группы войск в городе: сковать и отвлечь силы Королева, для чего теперь же перейти в решительное наступление. В дальнейшем, взаимодействуя с тремя дивизиями, наступающими от "Узла", по частям уничтожить корпус Королева, очистив город и правый берег Днепра. Еще раз повторялся приказ Гитлера: отличившиеся в очищении правого берега будут награждены орденом "Железный крест" и получат шестимесячный отпуск.
Снова ночь. На нашей (западной) окраине города бодрствует только боевое охранение. Слышится шум подходящих танков. Часовые окликают солдат, идущих впереди танков. Пароль правильный. Русская речь. И вдруг "свои" начинают стрелять. Боевое охранение смято. Танки рвутся в город. Взрываются противотанковые мины под танками…
На ВПУ звонит телефон. Докладывает Филиповский:
- Противник тридцатью танками и до батальона пехоты ворвался в район табачной фабрики. Передовые танки противника прорвались до Днепра. Части ведут бои.
Вдоль Базарной улицы стоят танки противника Прорваться-то они прорвались, но… все уничтожены. Еще гремят выстрелы, еще мелькают фигуры гитлеровских десантников…
Снова звонок: все десять танков уничтожены, десант тоже. Подробности получите в боевом донесении из штаба дивизии.
- А где же остальные двадцать танков?
- Ошибочка! - говорит Филиповский.
Село "Орешек" - белоснежное пятно среди черного леса. Село спит и не спит. По селу, от переправы и к пере-праве, движутся грузовые автомашины. Изредка вспыхнет фара и погаснет. Маленький луч фонарика в руке регулировщицы на перекрестке осветит машину, прохожего, - и снова тьма. А снежок сыплется и сыплется…
В большой классной комнате, превращенной в палату, полутемно и душно. Звуки доносятся сюда приглушенными, будто кто-то за стеной бьет палкой по листу фанеры. К запаху лекарств примешан тошнотворный сладковатый запах тлена. Слышится хриплое дыхание, сонное бормотание, стоны, бредовые выкрики. В этой палате лежат не просто тяжелораненые, здесь "отяжелевшие".
Юрий Баженов не спит. Он лежит в полузабытьи. Голова уже не раскалывается от бал и, как час назад. Пульсация крови отдается лишь ударами набата, методическими, гулкими. Не так уж много дней он лежит в этой длинной комнате с обсыпавшейся штукатуркой, с окнами без стекол, забитыми досками и затянутыми плащ-палатками.
В стене напротив - дверь. С входящими входит и морозный воздух. Двадцать две койки. Пустых не бывает.
Сейчас Баженову лучше. Кровь из двух ран на затылке перестала сочиться уже на второй день. В черепной кости обнаружили только легкую трещинку. Почему-то начались припадки острых болей в печени. Будто втыкают нож.
- Вам чертовски повезло! Пуля проехалась на миллн' метр от смерти, - сказал начальник полевого госпиталя военврач Матвей Иосифович Равич.
Раненый в углу справа от двери часто кричит в бреду: Вот они! Вот они! Да стреляй же гадов? Дай я, что ж ты не стреляешь?! Дай-ка я сам.'.." Он замолкает, но через минуту снова командует: "Пулеметчик, пулеметчик, длинной очередью, огонь!"
Слева от двери лежит офицер без руки. Страдая, тоже в бреду, он спрашивает тихим голосом, полным муки: "Как же ты не накормил бойцов перед боем? Нет, ты ответь мне, как же так, ты не накормил людей горячим?.. Ну и сволочь же ты… как же ты мог их не накормить?! Ведь людям в бой идти. Нет, ты ответь мне!"
У окна, в одном ряду с ним, крайним справа лежит младший лейтенант, совсем еще мальчик. Грудь упакована в вату и бинты. Днем, хрипло дыша, он рассказывает о боях в городе, о дуэли с немецким офицером, стрелявшим в него со второго этажа, из окна. Лейтенант стрелял со двора, без укрытия. Немец стрелял разрывными и попал в него. Бой за этот многоэтажный угловой дом вели с перерывами уже два дня, но тут бойцы яростно ворвались в него и уничтожили и этого офицера, и его отряд.
Ночью, в бреду, младший лейтенант пел тихим прерывающимся голосом.
"Темная ночь… только пули свистят по степи…"
Приходя в сознание, он протягивает руку и просит сестру подложить подушки под спину, через несколько минут - убрать их, потом просит повернуть его на бок…
Рядом с Баженовым лежит капитан, помощник майора Северцева. Его принесли три дня назад. Крошечный, как горошина, осколок авиабомбы пробил оконное стекло и глубоко врезался ему в живот. На ранке маленький кусочек марли, приклеенный по краям коллодиумом. В первый же день капитан объявил, что он здоров, и захотел уйти на работу. Его не отпустили. По утрам он требовал холодной воды для обтирания. Его красивое, сильное мускулистое тело обтирали одеколоном. Он кряхтел от удовольствия. А сейчас он в беспамятстве выкрикивает: "Смерть Гитлеру! Наше дело правое! Враг будет разбит!"
Затем лежит он, Баженов, а слева, весь в бинтах, - танкист. Только один глаз не забинтован. И этот глаз все время смотрит. Еще дальше лежит артиллерист. Он самый шумный. Он командует в бреду: "Орудия, к бою! По наступающим - осколочными! Огонь! Прямой! Горит, гад… Огонь!"
Час назад, когда сестра напоила танкиста и ушла, раненый в дальнем углу громко зашептал на всю палату:
- У сестры под халатом… передатчик… Видал, как мигает?.. Радирует фашистам… Шпионка… Все они, тва-ри… Сейчас войдет - задержать… Слушай мою команду! - истошно закричал он.
И было столько власти в его голосе, и такова была сила Дисциплины, что на койках начали подниматься тяжелораненые.
- Отставить! Слушай мою команду! - что было сил крикнул Баженов. - Приказываю всем лежать! Ложись! Это же бред! Товарищ бредит!
- Слушай мою команду, - не унимался гот. Держи Шпионку! Вон у нее передатчик… Хватай его! Встать
Баженову, врачу и сестрам с трудом удалось успокоить раненых. Но и ему потребовалось впрыскивание пантопона.
Сейчас он испытывает приятное полузабытье, но одна и та же мысль мучит его: "Уйти отсюда куда угодно. Уйти!"
Перед утром Баженов заснул, а проснулся почти здоровым. В голове стучали дятлы. И лишь когда он потянулся к градуснику, лежавшему на подоконнике, дятлов сменил набат. Температура была почти нормальной. Баженов попросил сестру вызвать начальника госпиталя.
- Чего мы хотим? - спросил военврач Равич еще от дверей. С ним Баженов познакомился когда-то в приемной члена Военного совета.
- Чего хочу?.. Чего? О, так желаний много! Так к выходу их силе нужен путь, что кажется порой, их внутренней тревогой сожжется мозг и разорвется грудь…
- Бред, а глаза осмысленные, - удивленно покачал головой военврач и коснулся пальцами его запястья. - Пульс нормальный…
- Это не бред. Это монолог Огарева, или доказательство, что я в здравом уме и светлой памяти. Вы правы, пульс нормальный, я совершенно здоров. Поэтому пусть мне вернут обмундирование, и я покину ваш гостеприимный кров.
- У меня работы по горло, а вы разыгрывать меня вздумали.
- Но я вполне здоров.
- Послушайте, если вы в здравом уме. У вас же в затылочной кости - трещина. Я бы на вашем месте остерегался даже громко декламировать. Единственное, что я могу сделать, это перевести в другую палату, там будет не так… - он не договорил.
Прибежала сестра, что-то взволнованно шепнула ему, и оба быстро покинули палату.
Баженов завтракал, когда дверь отворилась и в сопровождении начальника госпиталя и еще двух военных вошел член Военного совета генерал Соболев.
- Здравствуй, Баженов. Сиди, сиди! А вы, товарищ Равич, говорили: "Палата отяжелевших". Да он молодцом! Как себя чувствуешь?
- Хуже нельзя!
- Что так? Плохо лечат?
- Уже вылечили. Но какой смысл держать меня здесь, здорового?
Соболев вопросительно глянул на Равича.
- Старая песня всех раненых, - кивнул тот и стал объяснять генералу вполголоса, что старшему лейтенанту надо еще лечиться: сотрясение мозга, контузия с осложнением на печень и еще что-то по-латыни - Для убедительности, вероятно. - Так что лучше бы старшему лейтенанту пока не капризничать, - это уже прямо Баженову.
Баженов встал, ухватился за марлю на лбу, дернул ее вверх и назад и повернулся спиной к генералу. На выбритом затылке красовались два небольших ранения, входное и выходное отверстия. Выходное начало кровоточить.
- Чепуховые ранки! - вырвалось у генерала Соболева.
- Вот именно, - подхватил Баженов.
- Вот именно, - в тон ему повторил Равич. - И трещина в затылочной, кости. И воспаление печени. И все чепуховое.
- Лечись, Баженов, поправляйся! - вздохнул генерал Соболев.
- Товарищ генерал! И не с такими болячками люди в строю остаются! Ну, поверьте мне: я здоров. А тут меня снова сделают больным. Я очень прошу, очень! - совсем по-граждански закончил Баженов.
- Товарищ военврач, а может, рискнем да и выпишем
Баженова?
- И снова пошлем его в бой? Это самоубийство и убийство…
- А если он не будет участвовать в боях? - спросил генерал.
- Если не участвовать в боях, не делать резких движений, не переутомляться… - Равич с сомнением пожал плечами. - В общем, в санаторий?
- Да я и в бой могу! Здоров я. Товарищ член Военного совета, прошу, прикажите выписать меня!
- И рад бы помочь и боюсь беды наделать… Хочешь в газету- временно, в редакцию, без выездов?
- Никак нет!
- Ну откуда ж я тебе должность добуду такую, чтоб и не в тылу, и не воевать… впрочем, есть одна вакансия. - Генерал усадил Баженова на постели и сам подсел с краю. - Мне скоро потребуется знающий, энергичный и честный офицер. Полковник Ивашенцев говорил, если мне память не изменяет, что ты изучал материалы о взаимоотношении офицеров и населения в местности, только что освобожденной от оккупации, так?
- Готовился к докладу.
- Вот и отлично. Хочешь быть военным комендантом города Ключевого?
- Это следить за тем, ходят ли офицеры в белых подворотничках и ведут ли себя достойно? - в голосе Баженова слышалось разочарование.
- Ты только не путай! Есть военные коменданты городов, уже освобожденных от войск противника, уже находящихся в нашем тылу; а есть военные коменданты первой линии, - когда в городе еще идут бои, но часть города освобождена. Это дело трудное, и я бы не предлагал тебе, если бы в городе Ключевой было население. Но там, можно считать, населения нет. Будешь регулировать через своих помощников размещение тыловых частей в указанных для них границах и записывать боевые эпизоды. А освободят весь город, передашь обычному военному коменданту и снова отправишься на ВПУ. Подумай. - Генерал поднялся.
Чего уж тут думать, решил Баженов. Главное - вырваться из госпиталя.
- Согласен, товарищ генерал!
_ Ну, вот и поправляйся. Товарищ Равич пойдет нам навстречу да? А сейчас я от имени Военного совета должен вручить награды отличившимся.
- То же и Баженов! Ура! Товарищи разноначальники, встать! - весело скомандовал старший лейтенант Чернявский, дежурный по ВПУ в Герасимовке.
- А говорили, что ты… - начал Помяловский.
- Баженов мощный парень, - перебил его Филиповский.
- Дорогой! Генацвале! Скоро обед. Зайдем ко мне!
- Он наш, и мы будем его угощать.
- Я не пью, мне нельзя.
- Я тоже не пью, - сказал Филиповский: - двое лей, я держи! Ура!
- Ой, задушите, черти! Пустите! Меня ж нельзя трясти. Я треснутый. Где полковник? Пусть помогает выйти из окружения!..
Полковник Орленков говорил по телефону. Увидев Баженова, он кивнул ему на стул. Положив трубку, неодобрительно посмотрел на него и спросил:
- Ты понимаешь, как ты перемудрил?
- В чем?
- В чем? Дав согласие быть комендантом первой линии, вот в чем.
- Так ведь населения в городе нет. Буду с помощниками наводить порядок в размещении тылов воюющих в городе войск. Буду изучать опыт боев в городе. Буду поправляться, - улыбался Баженов.
Полковник прошелся по комнате, насмешливо взглянул на Баженова к сказал:
- Я получил приказание от генерала о твоем назначении, и я обязан выполнить приказ. Но мне хотелось бы, чтобы ты хорошо понял, на что ты согласился. Ты будешь военным комендантом не с обычными, а с чрезвычайными полномочиями… как на переправе. Ты одновременно будешь и начальником гарнизона со всеми правами - и тоже чрезвычайными. На эту должность, как правило, назначают самого старшего офицера, но сейчас у нас особое положение. Гарнизона в обычном смысле, кроме взвода автоматчиков из комендантской роты, у тебя не будет.
- Так это же капля в море!
- А ты забыл, сколько у нас активных штыков в полку? Как офицер ВПУ ты должен бы помнить: наша главная задача - овладеть "Узлом". Противник отверг наш ультиматум. В район "Узла" подтянул три новых дивизии… Разумеется, люди и тебе нужны. Дадим полтора взвода автоматчиков. Дадим тебе и зенитчиков со счетверенными и с крупнокалиберными пулеметами. Попроси Льоху, пусть даст партизан… если ему разрешат. Военнообязанные партизаны уже зачислены в наши части. А ты как начальник гарнизона особо проследи за обороной на западной окраине. Было дело: ночью через поля в наши кварталы пробилось десять танков - повторили ваш ночной рейд. Танки сожжены. Одним словом, интересуйся. Население, хоть это и запрещено, уже проникает… и под видом населения… Уже было несколько случаев: убивают наших. Из винтовки. Понимаешь, в нашей части города, на поперечной, не простреливаемой противником улице. Объяви город на осадном положении. Твоя задача - обеспечить железный порядок в занятой нами части города. Чтобы никаких диверсий, никакого мародерства. Чтобы прибывающие не подрывались на минах, а мин везде много, всяких и разных… Генерал сказал, что он тебе верит, вспомнил о доставленном золоте, взятом на власовце, вспомнил другие твои заслуги.
Действуй в городе так же энергично, твердо, принципиально, сообразуясь с обстоятельствами, - вплоть до применения самых решительных мер. Впрочем, не зарывайся, не забывай, что в для тебя существует военный трибунал… И еще генерал сообщил, что твоим заместителем по строевой будет майор Бичкин.
- Начальник штаба запасного полка?
- Ты его знаешь?
- Знакомы по запасному полку. Человек неглупый, но уж слишком любит весело пожить. Выпивоха и лентяй.
- Приказ есть приказ. Приструга". Второй твой заместитель, по политчасти, - майор Свешников. О нем отзываются как о знающем, толковом и тактичном офицере. К тону же он лектор политотдела. Пусть займется и населением. В случае нужды особого порядка обращайся к Северцеву.
- Когда выезжать?
- Хоть сейчас. Передай приказание через Чернявского, чтобы из Песчаного вызвали выделенных тебе автоматчиков. Они приедут на грузовых, и эти машины останутся в твоем распоряжении. Вызови и обоих помощников. Свешников находится во втором эшелоне.
- Я прошу дать мне старшину Богуна из комендантской роты. Его давно пора произвести в младшие лейтенанты.
- Тогда надо откомандировать на курсы младших лейтенантов.
- У него огромный опыт!
- Ладно, представь. Перешлю генералу Соболеву. Еще что?
- Прошу дать роту саперов. Ведь в городе, сами говорите, всюду минировано.
- Взвод саперов дадим. Используй дивизионных, находящихся в городе. Телефон тебе поставим от нашего узла связи. Штабы в городе пусть тянут свои нитки к тебе.
- Если придется включиться в бои на улицах, хорошо бы иметь батарею минометов Сотника, - размечтался Баженов.
- А танков и орудий не надо? Без авиации-то справишься?
Баженов вернулся к реальности.
- Понятно, - сказал он. - Использую фауст- патроны. Да попрошу двух радистов… на всякий случай.
- Дадим. Ты поезжай и осмотрись. Надо будет - генерал приказал помочь. Не забывай, что ты офицер ВПУ, и я тоже буду давать тебе поручения.
- Тогда я прошу дать Чернявского.
- И Филиповский и Чернявский будут в наших войсках от ВПУ. Прикажу им выполнять распоряжения, которые я буду тебе давать отсюда. Желаю успеха.