- Так точно. - Снова настала долгая пауза.
- Подготовь акт передачи складов и прочего. Сегодня я сдаю комендантство новому военному коменданту майору Курочкину. С ним тебе будет легче.
- Та вы шо? Прогнать меня хотите! За що?!
- Вот чудак-рыбак! Я же о тебе, а больше о твоей Оксане забочусь. Чтобы не пришлось писать ей грустных писем. Уловил?
- Эх, Юрий Миколаевич! Шоб война кончилась успешно, то надо, шоб миллион таких хитрых Богунов, як я, не сыдили по тылам, а дали прикурить Хитлеру. Не знаете вы мене! Смотреть здалеку на войну - для мене все одно як карасю на горячей сковородци. Я буду при вас и при подполковнике Сысоеве. И мени, скажу я вам, дуже охота побувати у чужеземных странах, на капитализм посмотреть. Политрук наказував нам - мало, каже, побыты Хитлера, треба, щоб народы Европы могли жыты свободно, як захотят. И ще, скажу я вам, хитлеры забрали весь колхозный скот в моем колгоспу. Я тоди выберу немецких - у помещиков самый породистый скот! - и прыгоню в колгосп. Так шо давайте прямуваты на Берлин. Шо було - бачили, а шо буде - побачимо.
Глава девятая. РАЙОН БОЛЬШИХ ВЗРЫВОВ
Много на земном шаре театров военных действий: Тихоокеанский, Южно-азиатский, Средиземноморский, Атлантический..
Ночью с немецкого аэродрома стартует транспортный самолет. Это необычная машина: кенгуру. Кенгуру несет под своим брюхом другой небольшой самолет. Кенгуру летит на запад, пролетает над "великой гитлеровской империей". В Бельгии (второго фронта все нет как нет!) к нему присоединяются быстроходные военные самолеты дальнего действия. Вся группа направляется к Англии. Самолет-кенгуру отпускает своего детеныша и поворачивает обратно.
Теперь детеныш летит самостоятельно. Он не сбивается с пути, хоть на нем нет пилота: его ведет автопилот, управляемый радиосигналами с другого самолета, летящего выше своей группы прикрытия.
Внизу город. Стреляют зенитки. Самолет с автопилотом послушно устремляется вниз и…
Взрыв! Рушатся дома, группы домов, целые кварталы. Английские офицеры выяснили: это взрываются огромные воздушные самолеты-торпеды - "Фау-1". За ними начали охотиться. Английские самолеты научились сбивать их еще на полпути к цели.
…В воздухе нет "Фау-1", но опять неизвесные "Фау" разрушают кварталы домов. Гибнут тысячи женщин и детей. Вспоминается страшное пророчество Гитлера: "Да простит мне бог, но я применю такое адское оружие…" Ползет слух, что Гитлер повторил его в новой редакции: "Да простит мне бог, но после испытательных полетов "Фау-2" я начиню их таким адским средством истребления…"
Люди в панике. Активнее действуют военные. Теперь английская и американская авиация чаще бомбят Германию, сильно бомбят населенные пункты и промышленные районы, подозреваемые как центры производства "Фау-2". Что собой представляет "Фау-2", пока неизвестно. Предположений много. Английская авиация удачно разбомбила железнодорожный состав, который - по точным агентурным сведениям - вез запас тяжелой воды в Германию. Обыватели шутили - вот новость, оказывается, вода бывает и тяжелой и легкой… Подумаешь, достижение - уничтожили эшелон с тяжелой водой! Им непонятно, почему уничтожение запаса тяжелой воды, захваченной гитлеровцами, вызывает такое ликование у специалистов. Газеты не разъясняли, для чего употребляется тяжелая вода, не хотели даже намекать на возможность производства атомных бомб в фашистской Германии. Атомные бомбы в руках Гитлера!.. "Да простит мне бог, но я применю оружие такой адской силы…"
Второй фронт в Европе еще не был открыт, но Восточный фронт - главнейший фронт войны против гитлеровской империи - действовал, и действовал активно.
Советские бомбардировщики дальнего действия совершали массированные налеты на стратегические центры противника. Советский Военно-морской Флот все чаще топил в Балтийском море военные суда гитлеровцев. Советские войска, оставив далеко позади границы своего государства, успешно освобождали от гитлеровской оккупации другие страны.
Юрий Баженов сидел в автобусе перед освещенным экраном, разделенным линиями на сегменты. На экране появились колеблющиеся зеленоватые ромбики. Объявлять ли воздушную тревогу? Вызывать истребители или не вызывать? Сегодня последний день его стажирования на радарной установке. Все радаристы ушли обедать, уверенные, что на обученного офицера можно положиться. Радарный автобус стоит на холме. Вдали, на западе, расположился большой город; его упорно удерживает противник. Первый рубеж обороны противника - за рекой перед городом. Может, появление воздушной эскадрильи противника, о которой сигнализирует радар, предвещает контрнаступление? Как быть?
Юрий Баженов нажал на кнопки боевой тревоги.
По сигналу "Воздух" зенитчики изготовили орудия, бойцы поспешили в укрытия. В небе появились наши ястребки. Прибежали радаристы и отменили воздушную тревогу. Капитану Юрию Баженову объяснили его ошибку: он поймал на экране верхушки заводских труб и принял их за самолеты противника.
К счастью, в дежурке, куда он пришел, некому было над ним посмеяться. Все, кроме дежурного майора Корнилова, были в войсках. Все же Корнилов бросил:
- Ну и отличился… радарист!
Баженов сменил Корнилова. Войска были готовы к прорыву оборонительной полосы.
День был ветренный, с дождями, какие бывают поздним летом. Ровно в 5.00 началась артподготовка. Заговорили тяжелые орудия - двести двадцать стволов на километр фронта. Юрий Баженов стоял в гимнастерке во дворе и, не обращая внимания на дождь и ветер, смотрел, слушал и радовался.
Ему и до этого нездоровилось, и он переламывал себя, а часам к десяти сильно заныли суставы, заболела голова, и когда, сменившись, он явился в санчасть, градусник показал тридцать девять и восемь десятых. Пришлось лечь в постель.
Пришел подполковник Сысоев. Он сердился, зачем Баженов выскакивал ночью без шинели. Еще бы не сердиться. Войска начали наступление, надо ехать и работать, а он слег… Баженов послушно глотал лекарства, часто полоскал горло, потом заснул.
- Вставай, Баженов, одевайся и - к полковнику Синичкину!
Баженов с трудом открыл глаза. Утро. Рядом - майор Поротько.
- Но я болен! Понимаешь, болен. Мне трудно двигаться, больно говорить.
- Полковник знает. Болен, говорит, а подними. Все офицеры в войсках.
Баженов чертыхаясь оделся и пошел. Полковник Синичкин, ничего не объясняя, провел его к командарму.
- Знаю, ты болен, - сказал командарм. - Знаю, тебе надо лежать и поправляться. Но полковник говорит, что все офицеры в войсках, а случилось ЧП. Мы донесли "вверх", что линия обороны противника прорвана, что мы овладели городом, и войска, развивая успех, прошли пя: надцать километров за город. А полковник генштаба поехал на машине в город и напоролся на немцев. Еле спасся. Машину сожгли. Теперь он утверждает, что мы обманули Главнокомандующего и никаких пятнадцати километров за городом не заняли. Надо срочно проверить, занят нами город или нет. Мой "виллис" отвезет тебя на аэродром. Проверишь с самолета, так скорее. Сядешь в районе кожевенного завода на автостраду, узнаешь, какая из наших частей в городе, - и обратно.
Борис Орехов уже ждал его за рулем "виллиса".
- Ох и дает же нам жару полковник из генштаба! Ты там не задерживайся.
У командира эскадрильи Баженов потребовал пилота Васю-Василька. После памятного полета с ним к партизанам Баженов очень верил этому летчику, и они не раз летали на задания. Однажды даже горели - "мессер" поджег при взлете.
Сейчас они летели низко, чтобы не привлекать внимания "мессеров". В небе начиналась "воздушная карусель", воздушный бой. Внизу стлались дымы. Пожаров было много - и маленьких и больших. Интересно с самолета осматривать поле боя. Видишь много такого, что и невдомек наземному наблюдателю. Подлетая к городу, Баженов приметил цепь наших бойцов, залегших метрах в двухстах от первой линии домов. Бойцы махали им. А вот и первые дома с остроконечными крышами. Улицы пусты. На площади перед костелом тоже пусто. По дороге справа от города в бинокль виднелись подводы и красноармейцы. Значит, "активные штыки" уже впереди. В бинокль видна была и наша артиллерия на той же дороге, уже за городом. Артиллерия шла в походном порядке. Чего же испугался полковник генштаба? Баженов отнял бинокль от глаз, взглянул на двор дома, который они уже пролетели, и увидел солдат, гитлеровских солдат. Они стояли, задрав головы, и смотрели на медленно пролетавший самолет, который вел себя очень мирно.
Вася-Василек так круто повернул назад, что "уточка" легла набок. Гитлеровцы открыли стрельбу. Баженов не слышал выстрелов за ревом мотора, но он видел наведенные на них дула винтовок, автоматов и пулеметов. На крыльях то здесь, то там возникали мотыльки из разорванной пулями материи.
Мотор чихнул раз, второй, третий и замолчал. Вот теперь Баженов услышал справа и слева свист пуль. Самолет потянуло к земле.
- Давай! Дальше! Жми! - заорал Баженов. И, будто испугавшись его крика, мотор снова взревел. Захлебывался, но все же тянул помаленьку.
Кусты были уже близко, но это была еще ничейная земля - расстреляют в упор! Мотор то взревет, то замолчит, и в этих паузах слышны и стрельба и визг пуль.
"Ну, все! Отвоевался!" - решил Баженов и откинулся на спинку сиденья. Страха не было, только удары сердца отдавались в горле. Вася-Василек нацелил самолет на поле перед кустарником. Там сейчас же возникли разрывы мин. Попробуй, сядь! Вася-Василек сделал все что мог, "уточка" только коснулась колесами тонких веток и через секунду бодро запрыгала за кустами. Они соскочили на землю. Хохотали и хлопали друг друга по плечам. Осмотрели самолет - весь как решето. И как только их не задело! Но долго радоваться не пришлось: прилетели первые мины. Можно бы расстаться с "уточкой" и - где ползком, где бегом - добраться до своих. Но Вася-Василек, не обращая внимания на разрывы, занялся мотором.
- Проводку перебило! - обнаружил пилот, и они спешно стали соединять перебитые провода.
- Крутни! - крикнул Вася-Василек со своего места. Мотор взревел.
- В городе противник, - докладывал Юрий Баженов. - Видел батарею противотанковых, батарею полевых пушек. Войск на улицах не видно. Только группы солдат во дворах первых домов, в окопах между домами и в одиночных зданиях. Наши части уже за городом. Наверное, обошли - в надежде, что части второго эшелона очистят город. А они лезут в лоб. Зашли бы с тыла. - Все ясно! Спасибо! Иди, болей. А выздоровеешь, получишь особое задание.
Баженов вышел от командарма и остановился. Ложиться в постель ему не хотелось, и он пошел завтракать. После недавних сильных ощущений он все еще пребывал в ратном раже. Именно этим он объяснил свой зверский аппетит. Когда же он разделся и лег в постель, то ни спать, ни лежать не хотелось.
"Вот ведь как перевозбудился, - подумал он, - даже температуры не чувствую". Измерил температуру - нормальная! Не поверил. Какая-то чертовщина! И горло не болит. Не иначе, микробы испугались стрельбы и удрали!
Баженов оделся, разыскал Сысоева и рассказал об этом ЧП в медицинской практике. Сысоев смеялся. Баженов спросил его, знает ли он, на какое "особое задание" намекал командарм.
- Знаю и готовлюсь. Если ты здоров - я доложу начштаба.
Командарм был весьма удивлен мгновенным выздоровлением Баженова, даже позвал свою жену, приехавшую навестить его. Военврач Нестерова объяснила: по-видимо-му, сказалось нервное перевозбуждение, погасившее грипп. Такие случаи известны, но это не значит, что следует обобщать такой, с позволения сказать, метод лечения гриппа. Она лично предпочитает менее остродействующие средства. Например, стрептоцид.
Командарм посмеялся, а потом сказал:
- Особое задание для вас - разыщите секретный военный завод, делающий "Фау". Даю вам, как говорят моряки, "свободное плавание". Но не вырывайтесь вперед, действуйте в районах, занимаемых нашими войсками. Только если риск очень оправдан - рискуйте, но расчетливо, умно. Поедете, чтобы не выделяться, на своих трофейных машинах. Как они, в порядке?
- Моя "Испано-суиза" в порядке, - сказал Сысоев.
- И мой Мерседес-бенц" работает как часы. - Баженов улыбнулся.
- Рации с собой возьмите, но брать ли с собой автоматчиков, и сколько, а также все прочие вопросы, решите с Георгием Васильевичем.
То был еловый лес, скучный лес, посаженный по линейке. Точно отмеряниые междурядья, без подлеска, без кустарника, просматривались далеко. И его увидели лежащим, - прятался, где спрятаться невозможно.
Богун и Бекетов справа. Рябых и Мацепура слева, в два счета окружили его и повели к машинам. Впервой сидели Баженов и Ольховский, во второй - Сысоев и Чернявский. Три часа назад они свернули с шоссейной дороги на лесную, но не были уверены, что уже не едут по ничейной земле, и фронт остался позади.
Перед ними стоял пожилой истощенный мужчина с черной с проседью бородкой, такими же длинными волосами и усами. На нем была полосатая одежда. Поняв, с кем он встретился, он заплакал. Жестами попросил поесть: он не говорил ни по-русски, ни по-немецки, ни по-английски, только по-французски, но французского языка никто из них не знал, если не считать двух-трех слов, известных Чернявскому.
- Так шо ясно, - сказал Богун, - как я понял, камрад родом из Пари и был в концлагере.
- Пари - это Париж, а что из лагеря, так это и без переводчика видно, - заметил Чернявский.
Заключенный жадно ел шоколад, галеты и запивал вином. Как выяснилось, француз бежал из лагеря, расположенного совсем недалеко. Он показал на пальцах количество километров - 12; показал, в какой стороне находится концлагерь.
- Комбьен там этих, ну… гитлерзольдатен? - лез из кожи Чернявский.
- Дэ сольда д'Итлер? - сразу же сообразил француз и показал на пальцах - получалось три десятка. Но то, что он объяснил дальше с помощью не столько слов, сколько жестикуляции и мимики, насторожило всех. Он дал понять, что они делали "се терибль фау-дё* - "эти страшные Фау-два", и он показал два пальца.
- "Фау"? - повторил Сысоев и тоже поднял два пальца. Француз утвердительно закивал головой.
- В концлагере? - допытывался Сысоев, для ясности потеребив арестантскую одежду узника.
Француз отрицательно качнул головой и показал пальцем в землю. Это и решило вопрос, ехать ли дальше. Француз жестом попросил дать ему карандаш и бумагу и стал рисовать план. По мере того, как он наносил на бумагу подробности, сопровождая каждую из них забавными пояснениями ("та-та-та-та" - это был, видимо, пулемет), они обсуждали план действий. Решили сперва захватить сторожевую железобетонную будку с крупнокалиберным пулеметом у ворот, одновременно снять часовых на угловых сторожевых башнях. Сысоев распределил и уточнил задачу для каждого из них, а закончил так:
- Упорного сопротивления охраны при нынешней военной ситуации ожидать не приходится.
Это было поразительное "шествие из ада", как выразился Баженов.
Из ворот, сорванных фауст-патроном, шла длинная толпа мужчин в полосатых одеждах. Видимо, сюда подбирали людей по профессии и здоровью. Они даже не были особенно худы. Шли чехи, англичане, поляки, французы, итальянцы, болгары, венгры. Было и шестнадцать русских.
Да, работали. Да, делали детали. Гитлеровцы говорили им, что это запчасти для моторов, а потом кто-то шепнул - "Фау-два"… Но если гитлеровцам становилось известно, что кто-то из заключенных что-то знает, тот исчезал.
- А где помещается завод? - спросил Сысоев.
- Не знаем.
- Но ведь вы же работали на нем?
- Работали.
- Так где же он?
- Не знаем. Никто не знает.
- Да ведь вы там работали!? В какой он стороне?
- Поезд приходил с севера.
- Какой поезд?
- Товарный. По этой колее, что проложена на территории концлагеря.
- Рассказывайте подробно.
- А что рассказывать! Рано утром на территорию концлагеря подавали товарный состав без окон. Нас загоняли в вагоны. Закрывали наглухо двери и куда-то везли. Куда - не знаем. Около часа везли. Потом поезд останавливался и опускался.
- Как так опускался?
- Не знаю, как и где, а только когда нам открывали двери, то мы выходили в помещение завода. Дневного света не было. Был только электрический. Подземный завод.
Их уже три дня как не возили на работу. Один эшелон заключенных вывезли куда-то этим утром, должны были и за ними приехать.
Сысоев расспросил и собрал узников-коммунистов, бойцов сопротивления, организовал пять групп и вооружил их трофейным оружием.
У телефона в канцелярии сели два немецких коммуниста, хорошо знавшие местные порядки и фамилии гитлеровских начальников. Сел возле телефона и Чернявский.
Было три телефонных звонка. Вызывали Зигельмана, начальника лагеря, и, узнав, что Зигельман отлучился, передали распоряжение - подготовить заключенных к срочной отправке. Во второй раз опять настойчиво требовали Зигельмана. На это ответили, что начальник лагеря и еще двое с ним ушли и до сих пор не вернулись. Гитлеровец выругался и велел позвать Бюге. Заключенный у телефона, подражая хриплому голосу начальника охраны эсэсовца Бюге, выслушал приказ: срочно вывести заключенных из лагеря в каменоломню и там расстрелять их. Чтобы покончить с этим поскорее, в каменоломню сейчас же отправят отряд эсэсовцев.
Третий звонок раздался через пять минут.
- Вывели? - поспешно спросил эсэсовец.
- Выводим, - был ответ.
- Возвратите обратно, уничтожайте заключенных на месте своими силами и срочно выезжайте на шоссе № 8, к штабу!
Гитлеровцам было явно не до них. Нападения можно было не ожидать. Сысоев приказал своей группе, чтобы каждый подобрал себе гитлеровскую шинель по фигуре и головной убор. Солдатам - солдатское, офицерам - офицерское. На всякий случай.
Чернявский "отличился". Он снял трубку - отозвалась телефонистка. Он потребовал соединения с далеким Берлином, и хоть линия была перегружена, этот секретный завод был, видимо, столь важным объектом, что его соединили. Он вызвал военного коменданта Берлина, долго морочил ему голову, а потом сказал:
- Ждите меня, советского генерала Якова Чернявского, к себе в гости. Ауфвидерзейн!
Рано утром они двинулись на машинах вдоль железнодорожной узкоколейки. Вскоре достигли крошечного полустанка. Людей на нем не оказалось. Отсюда рельсы расходились в трех направлениях.
- Прямо поедешь, - сказал Баженов, - голову потеряешь. Направо поедешь - домой не вернешься. Налево поедешь - жизни лишишься. Решай, Петер, вместе поедем или отдельно.
- Ехать вместе - меньше риска, но у нас мало времени. Надо рискнуть.
Все еще раз внимательно изучили карту. Никаких железных дорог в этом районе не было обозначено, а позади леса значилась шоссейная дорога.