7
- Нам ничего не остается, как самим переправить сведения в Реввоенсовет фронта. Ждать нового курьера нельзя. Сведения нужны сейчас, иначе они устареют, и им будет грош цена!
- Предлагаете самим идти через линию фронта?
- Да, и не откладывая! Кстати, как звали курьера?
- Это пока неизвестно. Находчивый был парень. Стрельбу открыл именно в кафе, чтобы дать знать о своем провале и предостеречь от появления в "Дарданеллах". Кстати, почему вы вторично пошли в кафе? Вас на это мы не уполномочивали. Могли запросто попасть в засаду.
- Когда я вторично пошел в кафе, то ничего еще не знал. Иначе бы не пошел. Впрочем, нет, - пошел, чтобы забрать шифровку. Иного выхода не было.
- И сейчас могли разговаривать не со мной, а с кем-либо из контрразведки.
- Я, между прочим, не лыком шит.
- Не стоит хвастаться. На вас это не похоже.
- Я не хвастаю, Пал Палыч. Но если бы шифровка оказалась в контрразведке - мы бы поставили под удар товарища Альта. А его надлежит беречь как зеницу ока.
- Это верно. Сведения у него, как говорится, из первых рук, даже перепроверять не надо. Чего вы улыбаетесь?
Магура действительно улыбался. Сидел напротив председателя подпольного ревкома Шалагина и откровенно, не стесняясь смеялся:
- Да вспомнил, как меня фаталистом обозвали! Не знал, признаюсь, на свою беду, кто это такой. Потом уж объяснили, что так называют тех, кто верит в неотвратимость судьбы и любит со смертью в прятки играть.
- Вы на самом деле поступили опрометчиво, - покачал головой Павел Шалагин. - Даже не заметили, что оказались в центре внимания всего кафе. Еще бы - занять место недавнего самоубийцы!
- Вот-вот! - кивнул Магура. - Фаталист, и только! Вроде товарища Альта, который в волчьем логове вынужден находиться.
- Товарищ Альт не фаталист, - не согласился Шалагин. - Он выполняет партийное задание. Трудное, и ответственное, где даже малейшая оплошность или ошибка с его или с нашей стороны может грозить разоблачением, а значит, гибелью.
- Взглянуть бы на него разок, хоть издали…
- Увидите, когда будет нужно. Итак, вы предлагаете не ждать нового курьера?
Магура привстал со стула и перегнулся через стол:
- Пусть комитет дает "добро" - мигом соберусь и завтра же буду на месте.
- Если мы и пошлем кого-нибудь через линию фронта, то только не вас. Вы, Николай, нужны в городе. И хватит об этом. Лучше подумайте: чем погибший курьер себя выдал?
- Под наблюдение попал…
- Но отчего? Почему за ним увязался "хвост"? Не за мной, не за вами, а именно за ним? И он ли этому виной?
- Думаете, предательство какое?
- Я просто размышляю. Курьер был первым человеком от наших, кто шел по цепочке.
- Выходит, обрыв произошел в цепочке.
- С кем у него были контакты в Царицыне?
- В поселке Портяновка - раз, и в городе - два. Но эти звенья вне всяких подозрений. В поселке курьера встречал известный вам Рогозин, в городе курьер пошел на явку к Никифорову.
- Рогозин и Никифоров знают, где вас найти?
- Нет. Законспирирован я для них, а зачем - и сам не пойму. Сам лично знаю, где их отыскать, а они про меня ведают лишь, что я из ЧК, да еще что являюсь членом подпольного ревкома. И все. Да вы не думайте плохое про Никифорова и Рогозина. Кабы что не так - их бы давно взяли. Так и товарища Альта можно под подозрение поставить…
- Я не страдаю манией подозрительности, но согласитесь: если погиб человек из штаба фронта, то, значит, где-то нарушено, как вы сказали, звено в цепочке. Где гарантия, что следующий курьер благополучно получит в Царицыне и доставит по назначению шифровку?
- Может, товарища Альта запросить? Вдруг ему известна причина провала курьера?
- У нашего человека в штабе Кавказской армии нет выхода на контрразведку. Да и не стоит его утруждать такой задачей: без нее у Альта хватает дел.
Они еще долго обсуждали создавшееся положение. Перебирали различные причины провала курьера и возможные варианты доставки собранных сведений в штаб 11-й армии Юго-Восточного фронта. Одним словом, "ломали головы", как выразился Магура. И наконец пришли к единому решению: поставить обо всем в известность подпольный ревком, для чего собрать его членов.
8
Никифорова так и подмывало спросить штабс-капитана или поручика о парне в косоворотке, который недавно приходил на явку. Судьба курьера красных интересовала и изрядно волновала предателя: как-никак, а именно он, Никифоров, встретил на явке парня, а затем, чуть ли не из рук в руки, передал контрразведке. Неизвестность мучила Никифорова, и он решил осторожно, словно случайно, завести с Эрлихом или Грум-Гримайло разговор о большевистском курьере. Ведь если курьер жив-здоров, сумел скрыться от преследования и опять постучит в окно - будет нелегко ничем себя не выдать. А ежели парень схвачен - то опять, выходит, дрожать как банному листу: подпольный ревком мог узнать, какую роль в аресте курьера врангелевцами сыграл недавний сотрудник транспортной чека, оставленный на явочной квартире.
Заикнулся о парне в косоворотке Никифоров при первой же встрече со штабс-капитаном. Встреча была назначена на городском рынке-барахолке, неподалеку от графолога - старика в помятом фетровом котелке, который по почерку угадывал характеры и рассказывал, что ждет в будущем писавшего. Желающих узнать свою судьбу было мало, и старик клевал носом, спрятавшись от солнца под рваным зонтом.
На встречу штабс-капитан пришел вместе с поручиком, переодевшись в штатское. Стоило же Никифорову заикнуться о курьере, как Эрлих резко перебил:
- Есть справедливая и очень мудрая пословица: "Много будешь знать - скоро состаришься". Советую никогда ее не забывать.
- И еще есть поговорочка, - с усмешкой добавил Грум-Гримайло: - "Не суй нос куда не надо, а то прищемят"!
Пришлось Никифорову прикусить язык.
Они постояли возле престарелого графолога, затем отошли к забору, где были вывешены самодельные, кустарного производства бумажные ковры с грубо намалеванными на них пышногрудыми, томно разлегшимися на неправдоподобно ядовито-зеленой траве девицами.
- Вы ведете странную жизнь затворника. Второй день не высовываете из дому носа. Это может насторожить тех, кто приказал вам остаться в подполье, - напомнил Эрлих.
- Приболел я, ваше благородие… - несмело сказал Никифоров.
- Уж не медвежьей ли болезнью? - с ехидцей в голосе спросил поручик.
- Это самое… ишиас одолел, будь он неладен. Сил просто нет! Разогнуться не дает…
- Глядя на вас, этого не скажешь. Только бледны и как-то измучены, точно бессонницей страдаете.
- Вот-вот! - торопливо кивнул Никифоров. - В самую точку попали.
- Прекратите симулировать и разыгрывать перед нами комедию! - повысил голос Эрлих. - В ревкоме решат, что вы струсили. Немедленно выходите на работу - в депо вас несомненно ждут. Если подпольщики станут интересоваться курьером - расскажите все, как было.
- И про занавесочку тоже рассказать? Про сигнальчик, значит? - осмелел и решил пошутить Никифоров. Но тут же чуть не взвыл от боли: поручик наступил своим штиблетом Никифорову на ногу и сильно придавил ее.
- Вас большевики ни в чем не подозревают - можете не волноваться, - продолжал Эрлих. - Ни ревкому, ни тем более нам вы не нужны в качестве балласта. Сегодня же пойдете в депо. Постарайтесь увидеться с подпольщиками. Только не врите им про ишиас. От вас ждут действий.
- А ежели я кого встречу - это в смысле, что вас тот человек сильно заинтересует, в контрразведку спешить или как? - робко спросил Никифоров.
- Или как, - устав втолковывать, сказал штабс-капитан. - Никуда, и тем более в контрразведку, идти не надо. Строжайше запрещаю это. Не будьте глупцом, Никифоров, возьмитесь за ум и не стройте себе иллюзий, будто подпольный ревком состоит исключительно из одних олухов! Заметь они, что Никифоров вхож к нам, - несдобровать в первую очередь вам!
Сигизмунд Ростиславович хотел по привычке одернуть на себе китель, но вспомнил, что переоделся в штатское, и застегнул пиджак на все пуговицы.
- И хватит трусить, на вас противно смотреть! - посоветовал штабс-капитан на прощание и достал массивный портсигар с выгравированной на крышке монограммой "РЭ".
"Отцовский. По наследству, видно, достался", - подумал Грум-Гримайло и, чиркнув по коробку, протянул зажженную спичку.
Но закурить Эрлих не успел. В толчее барахолки кто-то взвизгнул, затем над толпой прокатился гулкий пистолетный выстрел, и люди, что запрудили рынок, в панике бросились в разные стороны, подгоняемые полицейскими свистками.
- Облава? - спросил Грум-Гримайло.
- Похоже, что да, - согласился Сигизмунд Ростиславович.
Он прислонился к забору, наблюдая за патрулем, не вовремя решившим устроить проверку документов.
9
- Они пришли-с, ваше превосходительство!
Барон Врангель вопросительно уставился на адъютанта.
- Полковник Холмэн из военной миссии Великобритании. Вы изволили назначить ему прием на час тридцать, - напомнил адъютант, продолжая стоять навытяжку.
- Кто еще?
Адъютант взглянул в листок:
- Граф Гендриков по личному вопросу, редактор "Неделимой России" господин Набоков и именитый горожанин, содержатель магазина Яблоков.
- Что нужно последнему?
- Пришел с жалобой. Просит снять повешенного возле его магазина большевика. Плачется, что покупатели обходят магазин, и торговля поэтому пришла в полный упадок.
- Гоните его в шею и пригрозите контрразведкой! - насупил брови барон и резким движением смахнул на край стола пачку депеш: - Редактору передайте глубочайшее извинение и сошлитесь на мою исключительную занятость. Графа выслушайте лично и окажите помощь. А полковника и сопровождающих его лиц просите.
- Слушаюсь!
Адъютант неслышно выскользнул в приемную.
Барон встал из-за стола. Высокий и сухопарый, он чуть не коснулся бритым затылком низко свисающей с потолка люстры.
Короткий взгляд в большое, занимающее чуть ли не весь простенок зеркало в дорогой раме успокоил барона: в казачьей форме - белой черкеске с серебряными глазырями - он выглядел, как считал не без оснований, внушительней, нежели в генеральском мундире и корниловской фуражке с красной тульей и черным околышем.
Барон парадно откинул голову и уставился на дверь, которая тотчас распахнулась перед двумя англичанами и щеголеватым ротмистром.
"Хорошо, что захватили переводчика. Иначе пришлось бы беседовать на скверном французском", - подумал барон и сделал шаг навстречу делегации.
- Господин полковник Холмэн, личный уполномоченный миссии генерала Бриггса! - кавалергардно, что пришлось по нраву барону, выкрикнул ротмистр. - Представитель русского отделения военно-торгового совета королевства Великобритании сэр Мак-Корди!
Англичане уже имели честь быть представленными главнокомандующему Кавказской армией на банкете, который закончился где-то за полночь и при воспоминании о котором у барона начинало побаливать в висках. Но церемония есть церемония, и Врангель вновь чопорно приветствовал именитых гостей.
Первым в кожаное кресло уселся полковник, второе кресло занял сэр Мак-Корди. Ротмистр остался стоять за спиной Холмэна.
"Субординацию соблюдает! Добрый малый! Молод, правда, но молодость, как говорится, дело проходящее", - подумал барон и вернулся за стол.
Холмэн что-то отрывисто проговорил и кивнул ротмистру, который четко, без запинки перевел:
- Господин полковник еще раз благодарит за теплый прием, который оказан ему и сэру Мак-Корди в Царицыне, и имеет честь передать приветствие от генерала Бриггса. А также высказать всеобщую неподдельную радость по поводу успешного и планомерного выполнения договора командованием вашей доблестной армии.
"Еще бы! - сжал губы барон. - Он доволен! И как может не радоваться этот Бриггс, когда согласно заключенному Деникиным на 15 лет договору от черноморских причалов в Англию чуть ли не ежечасно уходят корабли с нашим хлебом, цементом, рудой?"
- Долг платежом красен, - проговорил Врангель и, увидев замешательство ротмистра, улыбнулся: - Затрудняетесь с переводом?
- Так точно, ваше превосходительство, - смутился ротмистр. - Это не переводимо, так сказать, типично русское идиоматическое выражение!
- Не утруждайтесь, - милостиво позволил Врангель. - Переведите другое: наша армия и правительство единой и неделимой России считают за честь выполнять все пункты договора. В свою очередь мы признательны правительству короля Англии и сенату Соединенных Штатов Америки за неоценимую помощь, в вооружении белого движения. Благодаря оружию Антанты мы одерживаем на полях сражений победу за победой против наших общих врагов - социалистов и большевиков.
Заговорив, барон уже не мог остановиться. И забыв, что ротмистру надо дать возможность перевести, с жаром продолжал:
- Именно здесь, на юге, решается сегодня судьба России! И мы не остановимся ни перед какими жертвами, чтобы водрузить наши овеянные славой знамена над белокаменной первопрестольной Москвой! Однако…
Барон не сознавал, что перед ним лишь трое, к тому же это люди, которых агитировать за лояльность к белому движению - значит, напрасно терять время и силы. Врангель забыл, что находится у себя в кабинете, а не на площади, забитой народом и армией, где все внемлют ему - надежде России, ее освободителю, удостоенному королем Георгом V рыцарского звания и ордена св. Михаила и Георгия.
Боящийся пропустить хоть одно слово главнокомандующего, ротмистр решил робко напомнить о своей трудной миссии:
- Извините, ваше превосходительство, - несмело сказал он и развел руками, давая понять, что гостям скучно дальше слушать генерал-лейтенанта и ничего при этом не понимать.
- Да, да, переводите, милейший, - благосклонно разрешил Врангель и глубоко вздохнул.
В душе он был рад, что ротмистр дает передохнуть и собраться с мыслями. Пусть гости из военной миссии спрашивают, задают вопросы.
Качнувшись в кресле, Холмэн что-то сказал, взглянув сначала на барона, затем на ротмистра.
- Господин полковник имеет честь доложить, что за последнее время настояниями правящей в Великобритании партии консерваторов для деникинской армии отгружено десятки тысяч пар сапог, винтовок, тяжелые танки и пулеметы системы "Кольт".
Выслушав новую тираду полковника, ротмистр добавил:
- К русским портам идут пароходы "Блэк" и "Доше" с очередными военными поставками. Господин Холмэн говорит, что на войну против большевистской чумы уже израсходовано более ста миллионов фунтов стерлингов. И теперь господа советники желали бы знать дальнейшие планы армии русских союзников.
- Планы у нас едины: не позже конца этого года взять Москву, как предусматривает директива Антона Ивановича . "Добровольческая" армия генерала Май-Маевского вступит в столицу, взяв Курск, Орел, Тулу. Донская армия под командованием генерала Сидорина ведет наступление в двух направлениях: Воронеж - Козлов - Рязань и Новый Оскол - Елец - Кашира. Моя же армия совершит фланговый маневр в северо-западном направлении через Пензу, Нижний Новгород, Арзамас и Владимир. Переведите!
Барон залпом осушил стакан воды. Затем уперся руками в край стола и, сощурившись, посмотрел на англичан, словно спрашивал:
"Ну как? Перестанете теперь тыкать нам в нос своей "бескорыстной" помощью?"
Барон оказался прозорливым: гости остались довольными и, как выразился полковник, не сочли возможным дальше отвлекать господина командующего от его служебных обязанностей. Члены военной миссии поблагодарили за сообщенные им ценные сведения, пообещали немедленно уведомить о них свое командование и пригласили барона на церемонию награждения отличившихся в боях на Волге авиаторов королевских воздушных сил Великобритании.
- Я сам лично приколю на грудь героев ордена, - сказал барон и вышел из-за стола, провожая членов миссии.
У двери Врангель тронул за локоть ротмистра.
- Мне знакомо ваше лицо. Но никак не могу припомнить, где встречал вас прежде.
- Имел честь служить под вашим командованием!
- Награды?
- Солдатский "Георгий", ваше превосходительство! - молодцевато, с какой-то мальчишеской удалью, отрапортовал ротмистр.
- Отменно. Хвалю.
Барону по-отцовски было приятно смотреть на переводчика английской военной миссии и слушать его короткие и точные ответы. Глаза Врангеля потеплели, в них растаял недавний холодок.
- Фамилия?
- Синицын, господин генерал!
Англичане были уже за порогом кабинета, а барон все продолжал разговаривать с ротмистром, любовался выправкой и молодостью Синицына.
- Вскоре я жду прибытия американской делегации, представителей Русского отделения военно-торгового совета США и военного министра Штатов мистера Кроуэлла. Буду рад вновь увидеть вас у себя в роли переводчика, ротмистр Синицын!
Фамилию ротмистра барон Врангель произнес нарочито четко, сделав на ней ударение, давая этим Синицыну понять, что постарается не забыть переводчика.