Николай присел на табурет, привалился спиной к стене и сомкнул веки. Со стороны можно было предположить, что чекист задремал. Так и решил Грум-Гримайло.
- Прошу прощения, но вынужден вас побеспокоить, - сказал поручик и встал напротив Магуры, чуть картинно выставив вперед ногу. - Нам необходимо поговорить. Без свидетелей и протокола. Как себя чувствуете?
- Сносно, - ответил Магура и в свою очередь спросил: - Это вы меня у Никифорова шарахнули?
- Я, - признался поручик и щелкнул каблуками.
Магура коснулся рукой затылка и с интересом посмотрел на Грум-Гримайло.
- Я не стану пугать пытками и расстрелом, что грозит вам, если наша беседа не приведет к желаемому результату. Надеюсь, что вижу перед собой человека, умеющего трезво смотреть на факты и понимающего, что его игра проиграна. У вас нет другого выхода, как только чистосердечно признаться в своей принадлежности к большевистскому подполью.
- Это пожалуйста, - согласился Магура. - Признаюсь. Глупо было бы не признаться.
Поручик присел на стоящий у стены табурет, положил ногу на ногу и повесил на колено фуражку с высокой тульей и черным околышем.
"Когда же успел до поручика дослужиться? - подумал чекист. - Из молодых, да ранних…"
- Я не спрашиваю о ревкоме, оставленном в Царицыне, не спрашиваю, кто входит в вашу подпольную организацию. Это не столь важно.
- Так ли? - усмехнулся Магура.
- Да, нас интересует ревком! Весьма интересует. Из-за деятельности вашего ревкома в городе главенствуем не мы, истинные хозяева, а подпольный комитет большевиков. И это при наличии законной власти, пришедшей на смену красной чуме.
- Мы гордимся этим, - сказал Магура.
- Конституционная монархия, и только она, может дать России свободу и кровью завоеванные права! Вы же несете смуту, гибель и готовы затоптать всю страну!
- Нет сейчас неделимой России, господин поручик, - заметил Магура. - У вашего барона и Деникина она своя, у нас другая. Вы воюете не с нами, а с народом, а это равносильно поражению.
- Вы оперируете расхожими лозунгами. Лично мне они давно набили оскомину. К тому же мы отвлеклись от главного в нашей беседе, уйдя в дебри политики.
- Вы первый затеяли этот разговор, - напомнил Магура.
- И первым ставлю в нем точку. - Поручик смахнул с фуражки невидимую пылинку и четко проговорил: - Кисет. Нам нужен кисет. Тот, что находился у Никифорова. Где кисет с шифровкой?
- И я бы хотел это знать, - ответил Магура. - Дорого бы заплатил, чтобы узнать про кисет.
Николай прищурился. Он не верил поручику, не верил каждому его слову. Кто же еще мог забрать кисет, как не застреливший Никифорова офицер, который поспешил тут же покинуть дом? И поручик это прекрасно знает.
- Я готов гарантировать вам жизнь при условии, что взамен вы укажете местонахождение кисета, - повторил Грум-Гримайло. - Ни у Никифорова, ни у вас мы его не нашли. Я бы не стал на этом настаивать, если бы не был уверен, что Никифоров принес его к себе домой, чтобы незамедлительно передать нам из рук в руки.
Это было для Магуры новостью, и Николай чуть привстал с табурета, чем напугал Грум-Гримайло.
Поручик лихорадочно расстегнул кобуру "кольта", но тут же заметил удивление Магуры и, успокоившись, нервно рассмеялся:
- Вы не знали и не догадывались, что Никифоров перевербован нами и давно сотрудничает с нашей контрразведкой? С удовольствием сообщаю, что он успешно работал на нас. Именно благодаря Никифорову мы вышли на курьера из-за линии фронта, и лишь роковая случайность не позволила нам взять его живым.
Поручик качнул ногой и продолжил:
- Трудно поверить, что подпольщикам не была известна истинная роль Никифорова, иначе отчего бы покончили с ним? Не вы в данном случае. Вы лично к убийству не причастны - это известно точно.
Магура молчал. Зачем поручик несет несусветную чушь о хозяине конспиративной квартиры, обвиняя ни в чем не повинного Никифорова в предательстве? Рассчитывает, что Никифоров не может оправдаться и на покойника можно свалить все? Отчего, прекрасно зная личность убийцы, контрразведчик, тем не менее, утверждает, что не знаком с ним? Почему упорно и настойчиво интересуется кисетом, хотя тот давно в контрразведке? Хочет запутать, сбить с толку? Или идет на очередную уловку?
- Перед смертью он, несомненно, вернул вам шифровку для Реввоенсовета. Укажите, где кисет, и мы гарантируем вам жизнь, а это, согласитесь, немало. Что же касается вашей большевистской совести - то можете не волноваться и не переживать: мы умеем хранить тайны, и никто, кроме меня, не узнает о вашем признании. Тайна останется здесь, в этих стенах.
Поручик встал:
- Будьте благоразумны. Сведения, которые вы готовили для пересылки через линию фронта, все равно не попали по назначению в срок и с вашим арестом потеряны для Реввоенсовета безвозвратно.
"О предательстве Никифорова он, конечно, врет, - размышлял между тем Магура. - Иначе к чему им было его убивать? Шли, видимо, арестовать, но Никифоров оказал сопротивление и был убит. Но если шифровка в руках контрразведки, отчего так настоятельно требует ее вернуть? Тут что-то нечисто…"
- Нас интересует кисет с шифровкой. Только он!
Грум-Гримайло не договорил - его перебил отдаленный, все приближающийся гул. Следом раздались несколько близких взрывов, от которых задрожала оконная рама и стекла со звоном посыпались сквозь решетку во двор.
В коридоре послышалась беготня, крики:
- Аэропланы! Красные бомбят!
Глаза у Грум-Гримайло округлились. Он отступил к двери и выскочил в коридор, где происходило чуть ли не столпотворение.
Налет на Царицын - при этом неожиданный и среди белого дня - красных самолетов, несколько сброшенных на казармы бомб посеяли среди врангелевцев неимоверную панику. Казаки с трудом удерживали рвущих удила коней. Улица было полна поднявшейся к небу пыли, дыма.
Грум-Гримайло стряхнул с кителя известку и начал торопливо искать усатого хорунжего, но того нигде не было: испуганный налетом и бомбежкой, охранник внутренней тюрьмы бросил свой пост.
- А, черт! - выругался поручик.
А за окнами между тем продолжали грохотать взрывы.
Грум-Гримайло понял, что дальше оставаться в здании контрразведки опасно. И, придерживая болтающуюся кобуру "кольта", он бросился к лестнице, ведущей к выходу на улицу.
18
Магура схватился руками за решетку на окне и, не обращая внимания на торчащие в раме осколки стекол, попытался расшатать железные прутья.
Часового во дворе не было. При взрыве первой же бомбы его как ветром сдуло с поста, и теперь лишь решетка закрывала путь к свободе. Только решетка!
- Не утруждайте себя напрасно!
В дверях стоял ротмистр.
- Решетка сделана на совесть, можете мне поверить, - офицер покосился на дверь за спиной.
Не дожидаясь, когда тот обернется, Магура схватил за ножку табуретку и поднял ее над головой. Короткий взмах - и табуретка полетела в ротмистра.
- Без шуточек! - крикнул Синицын. Он ловко увернулся, и табуретка врезалась в стену. - Главное - выдержка. Да, выдержка, товарищ Магура.
"Ишь… фамилию назвал! Значит, и про кисет им все известно, а сами зачем-то дурака валяют. Ну, мне терять теперь уже нечего!" - решил чекист и сжал кулаки.
- Не надо! - попросил Синицын и, отступив, добавил: - Я Альт. Надеюсь, вы слышали обо мне? У нас с вами мало времени. Поэтому буду краток: мое донесение-шифровку, которое, чуть было не попало к врангелевцам, доставите в Реввоенсовет вы, а также передадите, что я неожиданно отбыл с миссией Антанты в Новороссийск и оттуда в Англию. Постарайтесь передать все слово в слово. Это очень важно. А сейчас… Переодевайтесь. Да поживее! Не выроните только из кармана кисет с шифровкой.
Упрашивать Магуру было не надо. Подхватив брошенную ему офицерскую форму, он в два счета облачился в нее.
- Помните о шифровке. Она должна как можно скорее быть у наших.
Только сейчас Николай заметил, что товарищ Альт совсем не молод: под глазами прорезались складки морщин, а в лице была глубина и серьезность.
Уже взявшись за ручку двери, Магура не выдержал и спросил о том, что волновало его неизвестностью:
- А Никифоров? Как же с ним?
- Пришлось застрелить. Слишком поздно узнал о его предательстве и поэтому не мог вовремя поставить в известность ревком. Оставалось самому немедленно спасать донесение. Еще передайте в Реввоенсовете, что за границей мне позарез будет нужна связь.
Николай пожал товарищу Альту руку. Ведь расставаться приходилось, кажется, навсегда, так как Магура не предполагал, что спустя годы он снова встретится с разведчиком. Но это уже другой рассказ, другая история.
- Бегите! - приказал Синицын, и Магура выбежал в коридор.
Навстречу ему попался хорунжий. Задевая шашкой за перила лестницы и тяжело дыша, он перемахивал сразу несколько ступенек. От него не отставал казак с карабином на плече.
Магура посторонился, чтобы пропустить их, и выбежал на улицу, где с дробным стуком по брусчатке проносились подводы, метались солдаты…
Три появившихся над Царицыном советских аэроплана, сброшенные бомбы, обстрел с воздуха из пулеметов вокзала посеяли среди врангелевцев панику. Все решили, что Красная Армия начала штурм города, и отправляющиеся из Царицына составы стали браться обывателями с боем.
Войска 10-й и 11-й армий Юго-Восточного фронта действительно готовили освобождение Красного Царицына, полностью очистив к поздней осени от белогвардейцев левый берег Волги.
19
…В то время, когда на фронте обильно льется кровь, направляются все усилия к остановлению натиска врага, в тылу идут кутежи, пьянства и оргии. В ресторанах, кафе и других увеселительных местах и притонах тратятся и проигрываются громадные суммы…
Из приказа генерал-лейтенанта А. Деникина по гарнизону г. Царицына 12 декабря 1919 г.
Лед был крепок, надежен.
- Дае-ешь! - вместе с бойцами прославленной Таманской дивизии кричал Магура и под орудийную стрельбу бежал по скованной морозом Волге к правому крутому берегу.
Держа наперевес винтовку с примкнутым к ней австрийским штыком, Николай задыхался от бьющего в лицо ледяного ветра и продолжал кричать:
- Да-а-аешь!
В этот же час на западную окраину Царицына начала наступление кавалерийская бригада, а в районе Орудийного завода в бой вступили стрелковые части. Лишь линия железной дороги в сторону Тихорецкой оставалась еще в руках белогвардейцев.
Красноармейцы в матерчатых шлемах с нашитыми на них красными звездами, в папахах и кубанках штурмовали город, выбивая из него армию черного барона.
Вскоре была прорвана линия береговых укреплений, и вместе с таманцами Магура бежал по улицам поселка Французского завода, где с чердака одного дома, захлебываясь, бил короткими очередями пулемет.
Магура притаился за каменным выступом, примерился и бросил в слуховое окно гранату.
Пулемет замолчал. В дом ринулись таманцы. Через несколько минут они вытолкнули на улицу офицера в рассеченной осколком франтоватой венгерке, отороченной серым каракулем.
Пленный шел, подняв руки, и Магура узнал в пулеметчике поручика контрразведки, с которым недавно свела его судьба.
Грум-Гримайло понуро прошагал мимо чекиста. Магура не счел нужным его окликнуть.
"…Я приветствую тех рабочих, которые в первые дни революции показали рабоче-крестьянским массам, как надо бороться за революцию. Вот почему тот день, в который пал красный Царицын, был день траура рабочих и крестьян России. Но, товарищи, ни звука упрека ни в одной части Советской Республики не раздалось по адресу царицынских рабочих, что они не сумели удержать Царицын. Везде было общее желание, чтобы Царицын снова стал советским. Теперь наша Красная-Армия снова вернула Царицын".
Из выступления М. И. Калинина на объединенном заседании пролетарских организаций Царицына в театре "Парнас" 22 января 1920 г.
На рейде теснились суда. В ночи басовито и неторопливо раздался чей-то гудок, и ему тут же ответил другой.
Часовые у трапа трехтрубного шведского парохода отдали честь, но полковник Холмэн, Мак-Корни и сопровождающий их ротмистр даже не взглянули в их сторону.
За англичанами и переводчиком два дюжих солдата пронесли гору чемоданов.
- Во вторую каюту, - приказал носильщикам ротмистр Синицын и, подняв воротник шинели, шагнул к борту.
На пристани суетились штатские и военные.
- Только что поступила депеша, - сказал Холмэн. - Части барона сдали Царицын. Город оставлен на поругание красным.
- Этого следовало ожидать, - заметил Мак-Корни, пряча лицо в широкий шарф.
- Барон со штабом в Таганроге вновь формирует армию.
- И снова будет трубить о своем походе на Москву?
Полковник промолчал.
Вскоре убрали трап. Пароход начал медленно отходить от причала и, развернувшись, двинулся к выходу из бухты, провожаемый носящимися без толку над свинцовой водой чайками.
Синицын не отрываясь смотрел на уходящий назад город, на горы и низко плывущие над ними облака.
За кормой оставалась Россия.
Товарищ Альт не знал, надолго ли он прощается с Родиной и когда вновь удастся ступить на ее землю. Вспомнился царицынский подпольщик Магура, которого он вызволил из застенков контрразведки. Добрался ли тот до Реввоенсовета фронта, успел ли вовремя передать шифровку?
Чиркнув белым крылом по холодной воде, взмыла вверх и пронзительно закричала чайка.
ЧАСТЬ II
1
Все произошло за считанные секунды. Часы показывали 23.36, когда слесарь завода "Баррикады" Коноваленко увидел в окне третьего этажа дома 15 по улице Рабоче-Крестьянской вспышку яркого огня. Одновременно из квартиры раздался приглушенный крик…
На дежурство в тот день Коноваленко заступил вечером, когда над Сталинградом опускались сумерки.
- Возможны налеты вражеской авиации, - скороговоркой, как хорошо заученный текст, произнес инструктор МПВО. - Приказано следить за соблюдением жителями правил светомаскировки.
Коноваленко слушал в пол-уха: не первый раз заступал на дежурство-патрулирование. Когда же инструктор напомнил приказ военного коменданта города о прекращении в ночное время всякого движения без пропусков, кашлянул и спросил:
- А с парочками что прикажете делать? Ну с теми, кто любовь крутит и до утра все проститься не может? Тоже забирать и в комендатуру отводить?
Вокруг засмеялись.
- Отставить! - строго приказал инструктор и разъяснил: - Праздношатающиеся подлежат задержанию, со всеми вытекающими из этого последствиями.
- Ясно! - прогудели голоса.
На этом инструктаж закончился, и все вышли на патрулирование. За каждым бойцом был закреплен определенный участок района. Коноваленко достались дома по Рабоче-Крестьянской улице, начиная с Дома грузчиков.
Пока было светло, Коноваленко посидел на лавочке. Когда же время подкатило к десяти часам и улицы опустели, поправил на плече ремень противогаза и двинулся по знакомому маршруту.
Затемненные окна домов слепо смотрели на улицу. В свете полной луны белели полосы бумаги и бинта, перечеркнувшие крест-накрест стекла. Еще в феврале 1942 года на подступах к городу начали появляться самолеты противника. Один был сбит в день Красной Армии в районе Калача, другой - "Юнкерс-88" месяц спустя приблизился к Сталинграду с юга. Поспешно сбросив бомбы на Сталгрэс, самолет отправился восвояси, но был настигнут ЯК-1.
Коноваленко прошел два квартала, зорко наблюдая, не проступает ли сквозь шторы и ставни свет. Собрался закурить, и уже достал кисет, как в глаза вдруг ударила вспышка. Яркий свет озарил одно из окон на третьем этаже дома № 15.
- А-а! - затянул и, захлебнувшись, смолк голос.
Коноваленко машинально взглянул на часы и бросился к подъезду. Одолев пролеты крутой лестницы, толкнул дверь, и та распахнулась, приглашая войти в квартиру, где в люстре горела лишь одна лампочка.
Первое, на что Коноваленко невольно обратил внимание, был удушливый запах сгоревшего пороха. Затем боец МПВО увидел человека. Закрыв руками лицо, тот лежал скрючившись на полу.
За спиной послышались шаги, и на пороге комнаты выросла старушка.
"Как невеста, право слово!" - подумал Коноваленко, приняв за платье обыкновенную ночную рубашку, и, долго не размышляя, послал соседку за патрулем, а сам остался в квартире.
- Вызывайте "скорую помощь"! - приказал появившийся вскоре начальник патруля. Он пощупал пульс на руке распростертого на полу человека, затем спросил старушку:
- Знаете пострадавшего?
- Эвакуированный это, - ответила та. - Зимой с Украины приехал и по ордеру вселился. Тихий жилец, не пьет, не курит… Павлом Ильичом кличут. На той неделе стул мне починил…
Увидев на спинке кресла с потертым сиденьем пиджак, начальник патруля достал из него паспорт и какие-то бумаги. Подкрутил в керосиновой лампе фитиль, перелистал паспорт, зачем-то посмотрел его на свет и присвистнул:
- Снова звонить придется. На этот раз в НКВД. - Он еще раз всмотрелся в странички паспорта и печати на них и повторил: - Точно, в НКВД надо.
2
- Можете пройти к раненому, - позволил врач. - Но предупреждаю: если он и выживет, то все равно в ближайшее время вряд ли сможет что-либо рассказать. Рана довольно опасная. Стреляли с близкого расстояния, почти в упор.
Не дожидаясь повторного разрешения, Николай Степанович Магура вошел в больничную палату, где на койке, запрокинув голову в тугой повязке, лежал Дубков Павел Ильич, 1903 года рождения, рабочий одного из харьковских заводов, эвакуированный в Сталинград… Но сведениям из документов раненого верить было нельзя, так как в гербовой печати паспорта Дубкова не хватало нескольких колосков, а третья страничка была проколота в верхнем углу. Как сообщала в Сталинградское управление НКВД директива из Москвы, владельцы документов с перечисленными приметами прошли специальную подготовку в немецких диверсионных школах абвера в Полтаве и Риге. Дубков П. И. был из числа абверовских агентов, засланных через линию фронта со специальными заданиями.
Магура наклонился над раненым.
- Дубков! Павел!
Раненый молчал.
- Дубков! - повторил майор и тронул раненого за руку. - Кто в вас стрелял?
Майор с надеждой смотрел на спекшиеся губы агента абвера, но, не дождавшись ни слова, повернулся к врачу.
- Я предупреждал, - развел руками врач и следом за Магурой вышел из палаты, неслышно затворив за собой дверь.