Калл вышел и направился по пустой улице к платной конюшне. Доктор предложил ему отдохнуть и пообещал сам позаботиться о гробовщике.
Когда он вошел в конюшню, Чертова Сука подняла голову. Он почувствовал желание оседлать ее и по ехать вон из города, но усталость взяла свое, Калл бросил на солому одеяло и лег. Но заснуть не мог. Он жалел, что не приложил достаточно усилий, чтобы спасти Гаса. Ему следовало сразу разоружить его и дать врачу возможность ампутировать вторую ногу. Разумеется, Гас мог его пристрелить, но теперь ему казалось, что он должен был рискнуть.
Вроде он закрыл глаза всего на минуту, но, когда открыл их, конюшню заливало солнце. Калл не ждал ничего от нового дня. Все, о чем он ни вспоминал, было серией ошибок, ошибок и смертей. Все его старые друзья-рейнджеры умерли, один Пи Ай остался. Джейк лежал в могиле в Канзасе, Дитц – на берегу Паудер, и теперь Гас – здесь, в Монтане.
Конюшня принадлежала старику, которого звали Джилл. У него был ревматизм, рыжая борода и бельмо на одном глазу, он с трудом передвигался, прихрамывая. Он вошел в конюшню вскоре после того, как Калл проснулся.
– Догадываюсь, что вам потребуется гроб, – проговорил старик. – Обратитесь к Джо Вейтенхеймеру, он сделает вам гроб что надо.
– Мне нужен крепкий, – предупредил Калл.
– Я в курсе, – заверил старик. – В городе сегодня утром ни о чем другом и не говорят, все о мужике, который захотел, чтобы его тащили в Техас и только там засунули в землю.
– Он считал Техас своим домом, – пояснил Калл, считая ненужным вдаваться в подробности насчет пикников.
– Я так считаю, а почему бы и нет, если есть кто-то, кто за это возьмется, – сказал Джилл. – Дай мне волю, я бы хотел, чтобы меня похоронили в Джорджии, только никто меня туда не повезет. Так что лежать мне здесь, в этой холодине, – добавил он. – Не люблю я весь этот холод. Конечно, как говорится, уж коль скоро помер, плевать тебе на температуру, но кто точно знает, что это правда?
– Я не знаю, – произнес Калл.
– Люди просто имеют свою точку зрения, вот и все, – проворчал старик. – Вот если бы кто-нибудь побывал там, а потом вернулся, к его бы мнению я прислушался.
Старик подсыпал Чертовой Суке сена. Пока он стоял и смотрел, как она ест, кобыла по-змеиному вытянула голову и попыталась укусить его, так что старику пришлось спешно ретироваться, и он едва не споткнулся о свои же собственные вилы.
– Черт, уж благодарной ее не назовешь, – возмутился он. – Как змея выпад сделала, а ведь я ее только что накормил. Типичная баба. Моя жена так же поступала сотни раз. Похоронил ее в Миссури, там гораздо теплее.
Калл нашел плотника и заказал гроб. Затем он одолжил фургон с упряжкой и большую совковую лопату у пьяного продавца хозяйственного магазина. Ему уже стало казаться, что жители Милс-Сити пьют с утра до поздней ночи. К заходу солнца половина города была пьяна в стельку.
– Соль найдете милях в шести к северу, – пояснил пьяный из хозяйственного магазина. – Отыщете по следам зверья.
И верно, у соляного языка Калл увидел двух антилоп, а также приметил следы бизонов и лосей. Он здорово вспотел, нагребая соль в фургон.
Когда он вернулся в город, похоронных дел мастер уже закончил с Гасом. Это был длинный мужчина, больной трясучкой: все его тело тряслось, даже когда он стоял спокойно.
– Это нервное заболевание, – объяснил он. – Я его еще молодым заработал, так с той поры и мучаюсь. Я влил в вашего приятеля побольше жидкости, поскольку узнал, что ему еще предстоит побыть некоторое время на земле.
– Да, до следующего лета, – подтвердил Калл. Когда гроб был готов, Калл купил красивый платок, чтобы закрыть Гасу лицо. Доктор Мобли принес ногу, завернутую в брезент и пропитанную формалином, чтобы отбить запах. Бармен и кузнец помогли наполнить гроб древесным углем. Калл чувствовал себя ужасно, хотя все вокруг были довольно жизнерадостны. Когда Гаса хорошенько прикрыли, весь гроб до отказа наполнили солью и плотно забили крышку. Оставшуюся соль Калл подарил пьянице в хозяйственном магазине в компенсацию за пользование фургоном. Они отнесли гроб в сарай доктора и пристроили его на двух пустых бочках.
– Так сойдет, – сказал доктор Мобли. – Он полежит здесь, а если вы передумаете насчет поездки, мы его тут и похороним. У него здесь будет большая компания. У нас скоро на кладбище будет больше покойников, чем жителей в городе.
Каллу не понравился подтекст. Он сердито взглянул на доктора.
– С чего это я передумаю? – поинтересовался он. Доктор время от времени прикладывался в фляжке с виски, пока они возились с Гасом, и был основательно пьян.
– Умирающие глупеют, – объяснил он. – Забывают, что не смогут оценить те вещи, которые по их просьбе люди для них делают. Те же наобещают всякого разного, но, когда сообразят, что обещали-то покойнику, они немного поежатся и обо всем позабудут. Такова человеческая натура.
– Мне много раз говорили, что у меня не человеческая натура, – сообщил Калл. – Сколько я вам должен?
– Ничего, – ответил доктор. – Покойный сам со мной расплатился.
– Я заберу его весной, – пообещал Калл. Вернувшись в платную конюшню, он обнаружил старика Джилла при кувшине виски. Это напомнило ему о Гасе, который в былые времена продевал палец сквозь ручку кувшина, откидывал голову и пил. Старик сидел на тачке, положив поперек коленей вилы, и пялился на Чертову Суку.
– Когда в следующий раз нагрянете, уж лучше приезжайте на медведе-гризли, – предупредил Джилл. – Я скорее поставлю в конюшню гризли, чем эту кобылу.
– Она вас укусила или что?
– Пока нет, но она выжидает, – пожаловался старик. – Забирайте ее, чтобы я мог отдохнуть. Я так рано не напивался в самые суровые годы, и это все из– за нее.
– Мы уезжаем, – успокоил его Калл.
– И зачем вы держите такое животное? – полюбопытствовал старик, пока Калл оседлывал кобылу.
– Потому что когда я на ней, я действительно верхом, – объяснил Калл.
Это не убедило старика.
– Надеюсь, когда вы с ней помрете, вы действительно почувствуете себя мертвым, – сказал он. – По мне, она смертельнее кобры.
– По мне, вы слишком много болтаете, – заявил Калл, все больше убеждаясь, что ему совершенно не нравится этот Милс-Сити.
Он нашел старого охотника Хью Олда перед продовольственной лавкой. День выдался пасмурный, дул холодный ветер. В нем уже ощущалась зима, хотя было довольно тепло, но прохладнее, чем накануне. Калл понимал, что до зимы осталось всего ничего, а его люди плохо одеты.
– Вы фургоном править можете? – спросил он Старого Хью.
– Да, я смогу стегануть мула не хуже любого, – заверил Хью.
Калл купил припасы – не только теплые пальто, ботинки и рукавицы, но и строительные материалы. Ему удалось нанять фургон, в котором он возил соль, пообещав вернуть его при первой возможности.
– Вы не находите себе места, – заметил Хью. – Поезжайте вперед. Я потащусь потихоньку в фургоне и встречусь с вами севернее Масселшелла.
Калл поехал к стаду, но спешить не стал. Днем он остановился и несколько часов сидел у небольшого ручья. В другое время он чувствовал бы себя виноватым, что не поспешил вернуться к ребятам, но смерть Гаса все изменила. Он никогда не рассчитывал пережить Гаса, скорее наоборот. Гасу всегда везло, все так говорили, и он сам тоже. Но удача изменила Гасу. Изменила она и Джейку, и Дитцу. Обе смерти были неожиданными и печальными, безумно печальными, но Калл убедился в них. Он видел, как они умерли, собственными глазами и, поверив в их смерть, смог смириться с ней.
Он тоже видел, как умер Гас, вернее, видел, как тот умирает, но он все еще не начал верить в эту смерть. Гас ушел навсегда, но Калл так растерялся, что даже не испытывал горя. Гас до самого конца оставался настолько самим собой, что не позволил даже своей смерти стать событием, – вроде еще один спор, который можно возобновить через несколько дней.
Но на этот раз спор возобновить нельзя, и Калл не мог с этим смириться. Он чувствовал себя таким одиноким, что ему не хотелось возвращаться к стаду. Казалось, и стадо, и ковбои больше не имели к нему никакого отношения. Ничто не имело к нему никакого от ношения, разве что кобыла. Дай ему право выбирать, он бы ездил по Монтане, пока на него тоже не напали бы индейцы. И не то что ему так уж не хватало Гаса. Только вчера они разговаривали, как говорили все последние тридцать лет.
Калл почувствовал обиду, что случалось с ним часто, когда он думал о своем друге. Гас умер и оставил этот мир, не взяв его с собой, так что опять вся работа свалилась на его плечи. Калл всегда исправно делал свою работу, но только сейчас внезапно он перестал в нее верить. Гас хитростью лишил его этой веры с той же легкостью, с какой жульничал в карты. Вся эта работа никого не спасла, даже не отложила ни на минуту их уход.
Наконец стемнело, он сел на лошадь и поехал, не стремясь никуда, но просто устав сидеть. Так он и ехал до следующего утра, ни о чем не думая, пока не увидел стадо.
Стадо растянулось мили на три по гигантской равнине. Ковбои немедленно заметили его, Диш и Нидл по скакали навстречу.
– Капитан, а мы видели индейцев, – доложил Диш. – Там их целая группа, но они на нас не нападали.
– И что они делают? – спросил Калл.
– Сидят на холме и наблюдают за нами, – сказал Нидл. – Мы хотели отдать им двух коров, если попросят, но они не попросили.
– Сколько их там?
– Мы не считали, – ответил Диш. – Но довольно много.
– С женщинами и детьми?
– Да, там их полно, – подтвердил Нельсон.
– Они редко вовлекают в битву женщин, – заметил Калл. – Наверное, кроу. Мне говорили, что кроу миролюбивы.
– Вы нашли Гаса? – спросил Диш. – Пи ни о чем больше говорить не может.
– Нашел. Он умер, – сказал Калл.
Ковбои как раз разворачивали лошадей, чтобы вернуться к стаду. Они остановились как вкопанные.
– Гас умер? – поражение спросил Нидл Нельсон.
Калл кивнул. Он понимал, что ему придется все рассказать, но он не хотел повторять одно и то же десяток раз. Он подъехал к фургону, которым управлял Липпи. Там же сидел Пи Ай и отдыхал. Он до сих пор был босиком, хотя Калл сразу увидел, что с ногами у него получшало. Увидев Калла одного, он забеспокоился.
– Они утащили его, капитан? – спросил он.
– Нет, он добрался до Милс-Сити. Но у него было заражение крови, обе ноги поражены, и он вчера умер.
– Эх, черт побери, – высказался Пи Ай. – Как жалко. Я ушел, а Гас умер, – добавил он печально. – Лучше бы все было наоборот.
Ньют услышал новости от Диша, который вернулся к стаду и все рассказал. Многие поскакали к фургону, чтобы узнать подробности, но Ньют остался. Он чувствовал себя так же, как в то утро, когда умер Дитц. Ему хотелось уехать и ничего не видеть. Если он никогда не подъедет к фургону, он так больше ничего и не узнает. Он плакал весь день, держась в самом конце стада. На этот раз он был рад пыли, которую поднимал скот.
Ему казалось, что уж лучше бы напали индейцы и перебили их всех, а то когда так, по одному, да еще лучших, вынести это не было сил. Те, кто дразнил его и задирался, вроде Берта и Соупи, были живы-здоровы и счастливы, как свиньи Гаса. Даже Пи Ай едва не умер, а кроме него самого и капитана, Пи был единственным, оставшимся от старой команды.
Ковбои сердились на капитана Калла за то, что тот коротко рассказал о смерти Гаса, взял еды и уехал в сторонку, как обычно делал это вечерами. В его рассказе осталось много непонятного, так что ковбои весь вечер провели, строя догадки. Почему, например, Гас отказался ампутировать вторую ногу, если тогда мог бы остаться жив?
– Я знал одного ретивого парнишку из Виргинии, который передвигался на костылях быстрее, чем я на своих собственных ногах, – сказал Липпи. – У него было их два, и, как только он входил в ритм, за ним было не угнаться.
– Гас мог сделать себе тележку и купить козла, что бы тот ее таскал, – проговорил Берт Борум.
– Или осла, – добавил Нидл.
– Или его чертовых свиней, раз уж они такие умные, – вмешался Соупи. Обе хрюшки лежали под фургоном. Спавший в фургоне Пи Ай вынужден был слушать их храп и похрюкивание всю ночь.
Только ирландец, казалось, понял точку зрения Гаса.
– Да ведь от него осталась бы только половина, – пояснил он. – Кому охота жить половинкой?
– Да нет, половина – это будет по бедрам, – подсчитал Липпи. – В ту половину входят и бубенчики, и все остальное. Так что ноги – меньше половины.
Диш Боггетт участия в разговоре не принимал. Он горько сожалел о смерти Гаса. Он вспомнил, как однажды Гас одолжил ему деньги на Лорену, и это толь ко усилило его печаль. Он всегда считал, что Гас собирается вернуться к Лорене, но сейчас он явно не сможет. Она живет там, в Небраске, и ждет Гаса, который никогда уже не приедет.
Тут к его печали примешалась надежда, что, когда перегон закончится, он сможет получить деньги, вернуться и завоевать Лорену. Он все еще помнил ее лицо, когда она сидела у палатки на равнинах Канзаса. Как же он завидовал Гасу, потому что Лорена ему улыбалась, а вот Дишу она не улыбалась никогда. Теперь Гас умер, и Диш твердо решил, что надо сказать капитану о своих намерениях взять расчет и уехать сразу по окончании перегона.
Липпи тоже расстроился и несколько раз принимался плакать. Для него самым странным показалось желание Гаса быть похороненным в Техасе.
– Это же так далеко, – не уставал повторять он. – Он, верно, был пьян.
– Никогда не видел Гаса настолько пьяным, чтобы не знать, что он говорит, – заметил Пи Ай. Он тоже глубоко печалился. Он все думал, что зря не уговорил Гаса пойти с ним вместе.
– Это же так далеко, – продолжал повторять Лип пи. – Готов биться об заклад, капитан его туда не повезет.
– Давай побьемся, – предложил Диш. – Они с Гасом вместе были рейнджерами.
– И со мной тоже, – грустно добавил Пи Ай. – Я тоже был рейнджером.
– Гас уже превратится в скелет к тому времени, когда капитан сможет его увезти, – проговорил Джаспер. – Я бы не стал. Я бы все время думал о привидениях и заехал бы в яму.
При упоминании о привидениях Диш встал и отошел от костра. Если Дитц и Гас возьмутся бродить вокруг, один из них может обратиться к нему, а эта возможность ему не улыбалась. Он бледнел при одной только мысли об этом, так что разложил свою постель поближе к фургону.
Оставшиеся ковбои продолжали обсуждать странную просьбу Гаса.
– Почему в Техас, понять не могу, – удивлялся Соупи. – Я всегда считал, что он из Теннесси.
– Интересно, что бы он теперь сказал о смерти? – задумался Нидл. – У него всегда было что сказать по любому поводу.
По Кампо принялся негромко наигрывать на тамбурине, а ирландец – печально подсвистывать.
– Теперь уж Гас никогда не соберет с нас те деньги, что выиграл в карты, – вспомнил Берт. – Это единственная светлая сторона дела.
– Ах, черт бы все побрал. – Пи Ай испытывал такую грусть, что ему самому захотелось умереть.
Никто не спросил, по какому поводу он чертыхался.
98
Старый Хью Олд вскоре заменил в команде Августа в качестве большого любителя поговорить. Он догнал стадо с фургоном теплой одежды и припасов около Форт-Бентона, где они переправлялись через Миссури. Часовые в форте смотрели на ковбоев с таким удивлением, будто те заявились с другой планеты. Командир, крупный угловатый майор по фамилии Корт, особенно поражался, глядя на разбредшееся по долине стадо. Когда ему рассказали, что скот гонят с границы с Мексикой, он поразился еще больше, но это не помешало ему купить две сотни голов. Бизоны попадались редко, так что с провизией в форте дело обстояло туго.
Калл особо с майором не разговаривал. Он вообще мало с кем разговаривал после смерти Гаса. Все хотели бы знать, когда кончится их движение на север, но никто не решался спросить. Уже несколько раз шел легкий снег, а когда они переправлялись через Миссури, было так холодно, что ковбои разожгли на северном берегу огромный костер, чтобы согреться. Джаспер Фант едва не осуществил навязчивую идею всей своей жизни и не утонул, когда его лошадь, напуганная бобром, сбросила Джаспера в ледяную воду. К счастью, его подхватил Бен Рейни и вытащил на берег. Джаспер посинел от холода. Даже когда его накрыли одеялами и посадили у костра, прошло немало времени, прежде чем он поверил, что остался жив.
– Господи, да ты мог оттуда ногами выйти, – сказал Старый Хью, удивленный, что мужика можно так перепугать холодной купелью. – Если ты считаешь, что эта вода холодная, попытайся поставить несколько ловушек на бобров в феврале, – добавил он, рассчитывая, что это поможет Джасперу яснее обозреть перспективу.
Джаспер целый час не мог говорить. Большинство ковбоев к этому времени давно устали от его постоянного страха утонуть, так что они оставили его сохнуть в одиночестве. В ту ночь, когда он достаточно согрелся, чтобы злиться, Джаспер поклялся остаток своей жизни провести к северу от Миссури, только чтобы больше через нее не переправляться. К тому же он мгновенно невзлюбил бобров и несколько раз сердил Старого Хью, стреляя по ним из пистолета во время движения на север, если видел их у пруда или ручья.
– Это ведь бобры, – повторял Старый Хью. – Их надо ловить в капканы, а не стрелять по ним. Пуля испортит шкуру, в этом-то все и дело.
– Ну а я ненавижу этих зубастых поганцев, – ругался Джаспер. – А шкура пусть пропадет пропадом.
Калл продолжал упорно ехать на северо-запад, даже Старый Хью забеспокоился. Впереди с запада уже маячили великие Роки-Маунт. Хотя разведчиком считался Старый Хью, впереди ехал Калл. Иногда старик указывал на некоторые ориентиры, но он советовал нерешительно. Калл ясно дал понять, что в советах не нуждается.
Хотя люди привыкли к его молчаливости, никто не помнил его молчаливым до такой степени. Он целыми днями не произносил ни одного слова, приходил, брал еду и снова уходил. Некоторые считали, что он вообще не собирается останавливаться, что он заведет их на север, в снега, где они все замерзнут.
В тот день, когда они переправлялись через реку Маро, исчез Старый Пес. Из лидера стада он давно превратился в одного из отстающих и обычно тащился в паре миль позади. Утром он, как правило, был в стаде, но в одно прекрасное утро не появился. Ньют и братья Рейни, все еще ответственные за отстающих, проехали назад, чтобы поискать его, и увидели двух медведей-гризли, устроивших себе пиршество из старого быка. При виде медведей лошади ковбоев взбрыкнули и помчались назад к стаду. Их испуг тотчас передался другим животным, и все стадо и верховые лошади в панике бросились прочь. Несколько ковбоев оказались на земле, включая Ньюта, но никто серьезно не пострадал, хотя остаток дня пришлось потратить на то, чтобы собрать стадо.
Через несколько дней они наконец вышли к реке Милк. Был прохладный осенний день, и большинство работников облачились в свои новые теплые пальто. Склоны гор на западе были покрыты снегом.
– Это последняя река, – пояснил Старый Хью. – К северу от нее уже Канада.