– Уверяю вас, альтернатива весьма печальна, – проговорил доктор. – Зачем ставить точку? Вы любите музыку, и у вас, судя по всему, есть деньги. Почему бы не провести несколько лет, слушая, как шлюхи играют на пианино?
– Вы же сказали, что девушка умирает, – напомнил Август. – Идите и принесите виски.
Немного погодя врач вернулся с двумя бутылками виски и стаканом. Молодой гигант, такой высокий, что ему пришлось пригнуться, проходя через дверь, вошел за ним следом.
– Это Джим, – нервничая, произнес доктор Мобли. – Он предложил посидеть с вами, пока я совершаю обход больных.
Август взвел курок пистолета и направил его на молодого человека.
– Пошел вон, Джим, – велел он. – Мне компания не требуется.
Джим исчез мгновенно, причем настолько торопился, что забыл пригнуться и стукнулся лбом о притолоку. Доктор Мобли еще больше разнервничался. Он пододвинул столик поближе к кровати и поставил на него обе бутылки.
– Грубовато вы с ним обошлись, – заметил он.
– Слушайте, – настаивал Август, – моей ноги вам не получить, а если вы хотите взять меня силой, то считайте, что потеряете половину населения города. Я метко стреляю, даже когда я пьян.
– Я лишь хотел спасти вам жизнь, – пояснил доктор, отпивая из первой бутылки до того, как налить Августу в стакан.
– Это уж моя забота, – отрезал Август. – Вы мне все изложили, но жюри не на вашей стороне. Жюри из одного человека. Вы девушке заплатили?
– Да, – ответил доктор. – Раз вы отказались от компании, придется вам пить одному. Мне тут требуется посодействовать появлению ребенка на этот несчастный свет.
– Этот свет в порядке, хотя случаются и отдельные неприятности, – заметил Август.
– Вам не придется слишком долго беспокоиться о неприятностях, если будете настаивать на том, чтобы сохранить эту ногу, – проговорил доктор даже несколько обиженно.
– Вижу, вам не очень по душе упрямые пациенты, ведь так?
– Верно, они меня раздражают, – признался доктор. – Вы могли бы жить, а теперь вы умрете. Я не могу понять вас.
– Ну, давайте я прямо сейчас с вами расплачусь, – предложил Август. – А понимать меня необязательно.
– У вас есть собственность? – поинтересовался доктор.
– У меня есть деньги в банке в Сан-Антонио, – ответил Август. – И еще половина коровьего стада. Оно сейчас, верно, к северу от Йеллоустон.
– Я принес ручку и бумагу, – сообщил доктор. – На вашем месте я бы написал завещание.
Август пил весь день и не трогал ручку и бумагу. В какой-то момент музыка смолкла, и, выглянув в окно, он увидел худенькую девушку в черном платье с оспинами на лице, которая с любопытством смотрела на него. Он достал еще монету в двадцать долларов из кармана и бросил ей в окно. Монета упала на дорогу, удивив девушку. Она подошла, подобрала золотую монету и подняла голову.
– Это вам за музыку, – громко сказал Август. Девушка с оспинами улыбнулась, положила монету в карман и вернулась в салун. Через минуту Август снова услышал звуки пианино.
Немного погодя жар усилился. Но тем не менее он почувствовал голод и стучал по полу рукояткой пистолета, пока из дверей не показался робкий с виду бармен с моржовыми усами ничуть не хуже, чем у Диша Боггетта.
– В этом городе можно получить бифштекс? – спросил Август.
– Нет, но я могу зажарить телятины, – сказал бармен. Он оказался верен своему слову. Август поел, и его тут же вырвало в медную плевательницу. Его нога была такой же черной, как и та, которую уже отрезали. Он вернулся к виски и время от времени испытывал то неясное чувство, которое так любил и которое напоминало ему об утре в Теннесси. Ему хотелось женского общества, он даже подумал попросить кого-нибудь позвать девушку из салуна напротив, чтобы она немного с ним посидела. Но попросить было некого, а потом ему расхотелось.
Ночью он проснулся, весь покрытый потом, от звука знакомых шагов. В комнату вошел Вудроу Калл и поставил на столик фонарь.
– Ну, медленно, но верно, – с облегчением заметил Август.
– Не так уж медленно, черт побери, – возразил Калл. – Мы только вчера нашли Пи.
Он откинул одеяло и посмотрел на ногу Августа. В этот момент в комнату вошел доктор. Калл с минуту смотрел на черную ногу. Он прекрасно понимал, что это значит.
– Я умолял его, капитан, – оправдывался доктор. – Говорил, что ее надо отрезать. Я сожалею, что не ампутировал ее вместе с левой.
– Вам следовало это сделать, – прямо заявил Калл. – Даже я бы сообразил, а я вовсе не медик.
– Не гневайся на него, Вудроу, – попросил Август. – Проснись я без обеих ног, я бы пристрелил первого попавшегося человека, а первым я увидел доктора Мобли.
– Вы сделали еще ошибку, оставив ему пистолет, – продолжал Калл. – Правда, ведь вы не знаете его так хорошо, как я.
Он снова посмотрел на ногу, потом на доктора.
– Мы можем еще попытаться, – добавил он. – Он всегда был сильным. Он еще может выжить.
Август незамедлительно взвел курок пистолета.
– Ты тут не командуй, Вудроу, – попросил он. – Я ведь единственный, кем ты не командовал. Еще ты женщинами не командовал, но сейчас не о том речь.
– Не думаю, чтобы ты меня застрелил за то, что я пытаюсь спасти тебе жизнь, – спокойно заметил Калл. Август был весь в поту, рука дрожала, но стрелять-то ему пришлось бы почти в упор.
– Убивать не стану, – проговорил Август, – но обещаю вывести из строя, если ты не оставишь меня в покое по поводу этой ноги.
– Никогда не считал тебя самоубийцей, Гас, – произнес Калл. – Люди и без ног живут. Многие потеряли ноги во время войны. Ты же и так ничего не любишь делать, только сидеть на веранде да пить виски. Для этого ноги не нужны.
– Нет, я иногда люблю спускаться в погреб, чтобы проверить, охладилась ли моя бутылка, – возразил Август. – Или пнуть свинью, если она меня рассердит.
Калл понял, что разговаривать бесполезно, если он не хочет с ним сражаться. Гас все еще держал пистолет на взводе. Калл взглянул на доктора, чтобы узнать, что тот думает.
– Я бы не стал его сейчас беспокоить, – посоветовал тот. – Слишком поздно. Наверное, я виноват, что не перехитрил его. Его принесли сюда без сознания, так что у меня не было возможности узнать, какой у него норов.
Август улыбнулся.
– Не могли бы вы принести капитану Каллу стакан и той телятины? – попросил он. – Мне кажется, он голоден.
Калл еще не хотел сдаваться, хотя и понимал, что все, скорее всего, впустую.
– У тебя там эти две женщины в Небраске, – напомнил он. – Они наперегонки побегут, чтоб за тобой поухаживать.
– У Клары уже есть на руках один инвалид, и она от него устала, – заметил Август. – Лори стала бы за мной ходить, но что это за жизнь для молодой женщины?
– Все лучше той, от которой ты ее спас, – заключил Калл.
– Ты все неправильно понимаешь, Вудроу, – сказал Август. – Все эти годы я шел по земле с гордо поднятой головой. Если я не смогу жить так дальше, то все потеряно. Есть вещи, с которыми моя гордыня не может смириться.
– В этом все и дело, – с горечью согласился Калл. – В твоей гордыне. – Он ожидал найти Гаса раненым, но не умирающим. Вид его настолько подействовал на Калла, что он ощутил слабость. Когда доктор вышел из комнаты, капитан сел на стул и снял шляпу. Долго смотрел на Гаса, пытаясь придумать довод, чтобы убедить его, но Гас был Гасом, и никакие доводы тут не действовали. Так было всегда. Калл может попытаться отнять у него пистолет и ампутировать ему ногу, если это удастся, или же просто сидеть и смотреть, как он умирает. Доктор утверждал, что теперь он умрет в любом случае, хотя случалось, что врачи ошибались.
Он попытался настроиться на борьбу – Гас может промазать или вообще не выстрелить, хотя и то и другое сомнительно, но его собственная слабость приковывала Калла к стулу. Он весь дрожал и не мог понять почему.
– Вудроу, мне бы хотелось, чтобы ты расслабился, – попросил Август. – Спасти меня тебе не дано, а ссориться на этой стадии не хотелось бы. Я могу нечаянно тебя убить, тогда те парни так и замерзнут там на равнине.
Калл промолчал. Он чувствовал себя старым, усталым и печальным. Он гнал кобылу весь день и всю ночь, легко нашел ручей, где они сражались с индейцами, подобрал ружье Пи и даже его сапоги и рубашку, нашел седло Гаса и поторопился в Милс-Сити. Он рисковал загнать Чертову Суку, но этого не случилось, хотя она и устала, и все равно приехал слишком поздно. Гас умрет, и все, что он может, это только сидеть рядом.
Бармен принес тарелку с едой, но Каллу не хотелось есть. Он выпил стакан виски, потом еще один. Без всякого результата.
– Надеюсь, ты из-за всего этого не запьешь, – заметил Август.
– Не запью, – пообещал Калл. – Ты можешь поставить пистолет на предохранитель. Хочешь умереть, валяй.
Август рассмеялся.
– Ты так говоришь, будто меня в этом обвиняешь, – произнес он.
– Обвиняю, – подтвердил Калл. – У тебя хорошая голова, когда ты ею пользуешься. Человек с хорошей головой всегда может быть полезен.
– И что этот человек будет делать? – спросил Ав густ. – Плести веревки? Не мой стиль, капитан.
– Твой чертов стиль ведет тебя в могилу, и странно, что этого не произошло раньше. Какие-нибудь пожелания насчет похорон?
– Да, я уже об этом думал, – проговорил Август. – Я хочу попросить тебя о большом одолжении и самому оказать тебе услугу.
– О каком одолжении?
– Моя просьба и будет моей тебе услугой, – продолжал Август. – Я хочу, чтобы ты похоронил меня в Кларином садике.
– В Небраске? – удивился Калл. – Я там никакого сада не видел.
Август хмыкнул.
– Да не в Небраске, – возразил он. – В Техасе. В небольшой дубовой рощице. Помнишь, мы там ненадолго останавливались?
– Бог мой, – изумился Калл. – Ты хочешь, чтобы я тащил тебя в Техас? Мы же только приехали в Монтану.
– Знаю я, куда мы только что приехали, – сказал Август. – Мое погребение можно несколько отложить. Я не возражаю перезимовать в Монтане. Пересыпь меня солью или древесным углем, уж сам решай. Я нормально сохранюсь, а по весне ты меня и свезешь. К тому времени ты станешь королем скотоводов и вполне сможешь позволить себе увеселительную прогулку.
Калл повнимательнее присмотрелся к другу. Август выглядел трезвым и, похоже, говорил серьезно.
– В Техас? – переспросил он.
– Да, и в этом моя услуга тебе, – ответил Август. – Ты для такого рода работы создан, никто другой на нее не способен. Сейчас, когда в стране все уже почти утряслось, ты не найдешь себе дела по душе, Вудроу. Но если ты выполнишь мою просьбу, у тебя будет работа еще примерно на год.
– Ты – редкий человек, Гас, – заметил Калл. – Нам всем будет тебя не хватать.
– Даже тебе, Вудроу? – удивился Август.
– Да, и мне, – ответил Калл. – А почему бы и нет?
– Беру свои слова назад, Вудроу, – сказал Август. – Не сомневаюсь, тебе будет меня не хватать. Ты, возможно, этой зимой помрешь со скуки, и не видать мне Клариного садика.
– Почему ты так его называешь?
– Мы устраивали там пикники, – объяснил Август. – Я привык это место так называть. Это нравилось Кларе. Мне чаще удавалось ей угодить в те годы.
– Да, но разве это повод тащиться так далеко, что бы быть похороненным? – спросил Калл. – Она, я уверен, согласится, чтобы я похоронил тебя в Небраске.
– Да, но наши счастливые денечки остались в Техасе. Самые мои счастливые. Если тебе лень тащить меня в Техас, тогда выкини меня в окошко, и дело с концом. – Он говорил с жаром. – В Небраске у нее семья, – продолжил он, несколько успокоившись. – Не хочу лежать там рядом с этим тупым торговцем лошадьми, за которого она вышла замуж.
– Кому рассказать, не поверят, – заметил Калл. – Ты хочешь, чтобы я волок тебя три тысячи километров только потому, что ты там устраивал пикники с девушкой?
– Да, и я еще хочу знать, способен ли ты на это, – подтвердил Август.
– Но ведь ты все равно не узнаешь, – произнес Калл. – Хотя, полагаю, я это сделаю, раз уж ты просишь.
Он ничего больше не добавил и скоро заметил, что Август дремлет. Он пододвинул стул поближе к окну. Ночь была прохладной, но от лампы в комнате душновато. Он задул фитиль, достаточно и лунного света. Попробовал подремать, но никак не мог. Потом действительно задремал и, когда проснулся, увидел, что Август не спит и мечется в жару. Калл зажег лампу, но помочь другу ничем не мог.
– Та река, где вы прятались, называется Масселшелл, – заговорил он. – Я встретил старого охотника, он мне и сказал. Возможно, мы возьмем его к нам в разведчики, раз он эту местность хорошо знает.
– Жаль, что нет виски получше, – заметил Август. – Это – дешевка.
– Ну, салун, верно, уже закрыт.
– Открыт-закрыт, вряд ли у них есть лучше, – заверил Август. – У меня есть еще несколько распоряжений, если ты готов их выслушать.
– Ладно, валяй, – согласился Калл. – Наверное, ты решил, что лучше всего тебя похоронить на Южном полюсе.
– Нет, но остановись по дороге в Небраске и навести женщин, – продолжал Август. – Свою половину стада я оставляю Лори, и не спорь со мной по этому поводу. Просто проследи, чтобы она получала полагающиеся ей деньги. Я напишу ей записку, и Кларе тоже.
– Я передам, – пообещал Калл.
– Я сказал Ньюту, что ты – его отец, – продолжил Август.
– Вот это ты зря.
– Верно, я не должен был, но ты сам ведь так никогда бы и не собрался, – возразил Август. – Если хочешь, можешь пристрелить меня за это, что будет благодеянием. Я отвратно себя чувствую, да и неловко к тому же.
– Почему неловко?
– Только представь себе – в наши-то дни умереть от стрелы, – пояснил Август. – Смех, да и только, поскольку они стреляли по нам полсотни раз из современного оружия без всякого вреда.
– Ты всегда был беспечен, – заметил Калл. – Пи рассказывал, ты выехал на холм и вляпался прямо в индейцев. Я тебя именно об этом тысячу раз предупреждал. Нельзя так подъезжать к холму.
– Да, но мне нравится чувствовать себя на земле свободным, – пояснил Август. – Хочу въехать на холм, и въеду.
Он помолчал.
– Надеюсь, ты хорошо отнесешься к Ньюту, – сказал он.
– А когда я плохо к нему относился? – удивился Калл.
– А всегда, – ответил Август. – Признаюсь, это твой практически единственный грех, но грех большой. Ты мог бы проявить себя получше. Он – твой единственный сын, другого у тебя не будет, готов поклясться, хотя, кто знает, может, ты на старости лет помягчаешь к женщинам.
– Нет, не помягчаю, – возразил Калл. – Они меня не любят. Но я не помню, чтобы я как-то не так хоть раз повел себя с парнем.
– Так ты даже по имени его не называешь, это что, по-твоему? – возмутился Август. – Дай ему свое имя, и у тебя будет сын, которым ты сможешь гордиться. И Ньют будет знать, что ты его отец.
– Я в этом и сам не уверен.
– Я уверен, да и ты уверен, – настаивал Август. – Ты еще хуже меня. Я упорствую насчет ноги, а ты посмотри-ка на себя. Женщины правы, что тебя не любят. Ты не хочешь признать, что хоть одна когда-то была нужна тебе, путь даже для минутного удовольствия. Хоть ты человек, как и все, и нуждался в женщине в свое время, но ты не желаешь нуждаться ни в чем, что не можешь дать себе сам.
Калл не ответил. Вряд ли стоило сейчас спорить с умирающим Гасом. И все об одном и том же. И это после стольких лет вместе.
Гас все утро проспал. Температура у него была очень высокая. Калл и не надеялся, что он проснется. Он не выходил из комнаты. В конце концов съел холодную телятину. Но тут Гас ненадолго очнулся.
– Ты хочешь, чтобы я поквитался с этими индейцами? – спросил Калл.
– Какими индейцами? – удивился Август, не сообразив, о ком идет речь. Щеки Калла ввалились, как будто он не ел несколько дней, хотя он жевал, задавая вопрос.
– Теми, что стреляли в тебя, – пояснил Калл.
– Ох, нет, Вудроу, – проговорил Август. – Мы уже достаточно перебили местного населения. Они нас сюда не звали, сам знаешь. У нас нет права мстить. Только начни, и я испорчу тебе аппетит.
– У меня его и так нет, – заметил Калл.
– Слушай, а я сунул в фургон ту вывеску, что написал в Лоунсам Дав и которая так расстроила Дитца? – спросил Август.
– И меня тоже, – сознался Калл. – Своеобразная вывеска. Да, она в фургоне.
– Я считаю ее своим шедевром. Это – и то, что я не давал тебе так долго совсем испортиться. Возьми с собой вывеску и водрузи ее на моей могиле.
– Ты записки женщинам написал или нет? – спросил Калл. – Я ведь не буду знать, что им сказать.
– Черт, совсем забыл, а ведь они – две мои самые любимые женщины. Дай мне бумагу.
Доктор принес бумагу, чтобы Август написал завещание. Август немного приподнялся и медленно написал две записки.
– Опасно писать одновременно двум разным женщинам, – проговорил он. – Особенно если так гудит в голове. Я могу не слишком четко изложить свои мысли, как хотелось бы.
Но он продолжал писать. Потом Калл увидел, как рука его упала, и подумал, что он умер. Но нет, просто Гас был слишком слаб и не смог свернуть вторую записку. Это сделал за него Калл.
– Вудроу, устрой вечеринку, – велел Август.
– Что? – спросил Калл. Август смотрел в окно.
– Погляди-ка на Монтану. Прекрасная и свежая, но мы пришли, и скоро все пропадет, как мои ноги.
Он снова повернул голову к Каллу.
– Чуть не забыл, – добавил он. – Отдай мое седло Пи. Я его седло изрезал, когда ладил костыль. Не хочу, чтоб он плохо обо мне думал.
– Так он и не думает, Гас, – заверил Калл.
Но Август уже закрыл глаза. Он увидел туман, сначала красный, но потом серебристый, какие бывают по утрам в долинах Теннесси.
Калл сидел у кровати, надеясь, что Гас снова откроет глаза. Он слышал, как дышит умирающий. Село солнце, и Калл вернулся на стул, прислушиваясь к прерывистому дыханию своего друга. Он старался не заснуть, но слишком устал. Немного погодя вошел доктор с лампой. Калл заметил, как с простыни на пол капает кровь.
– Вся постель в крови, а ваш друг умер, – сказал доктор.
Калла мучило, что он задремал. Он заметил, что одна из записок, которые Гас написал женщинам, все еще лежит на кровати. На ней была кровь, но не очень много. Калл осторожно вытер ее об штанину, перед тем как спуститься вниз.
97
Когда Калл сообщил доктору Мобли, что Гас пожелал быть похороненным в Техасе, маленький доктор лишь улыбнулся.
– У всех свои причуды, – сказал он. – Ваш друг был сумасшедшим пациентом. Полагаю, выживи он, мы обязательно бы поссорились.
– Могу себе представить, – заметил Калл. – Но я собираюсь выполнить его волю.
– Я обложу его древесным углем и солью, – пообещал доктор. – Понадобится пара бочек. К счастью, тут неподалеку есть соль.
– Возможно, мне придется оставить его на всю зиму, – предупредил Калл. – Не подскажете, где бы я мог его хранить?
– Мой сарай для упряжи вполне подойдет, – предложил доктор. – Он хорошо продувается, а ему чем прохладнее, тем лучше. Вы его вторую ногу хотите по лучить?
– А где она? – спросил удивленный Калл.
– У меня, – ответил врач. – Он был таким привередливым, что вполне мог заставить меня пришить ее обратно. Она уже полуразложилась.