Скорость... Вот те первые марш-броски. По горам. Полная выкладка. Воздуха мало. "Хромой" - это так, только прозвище. Уже не хромаешь. Никто и не скажет, что ступня у тебя не из мяса и костей. Но тогда, первые разы, очень было больно. Казалось даже, неизвестно, что больнее - когда взорвалась эта дрянь, или после марш-броска. Когда взорвалась, бегать с полной выкладкой не заставляли.
Все не едет. Не наговорится никак. Ладно. Куда поедет, известно. Снять человечка с мотоцикла живым и не сильно помятым - дело техники. Не первый раз.
- ...Итак, вы считаете, что группа "Гострайдерс", которую вы фактически разгромили там, в Африке, тем не менее, еще не выбыла из игры.
- Да, мы считаем, что так. Они все молодые, они обязательно решат собраться и попробовать еще раз. Тем более, это новое поколение наемников. Из тех, кто уже не служил ни в каких национальных ВВС. Они считают, что за ними будущее. А то, что случилось сейчас - так, осечка. Случайность.
- Это ваше личное мнение?
- Нет, сейчас я говорю, как представитель всей группы "Паладинс". Как ее лейтенант.
- Спасибо. У меня есть еще один вопрос. Последний вопрос. О вас, - Эринджер улыбнулась, в ответ ей улыбнулись все. - Даже не знаю, как лучше сказать...
Санберн видел, что она действительно не знает. Так и не смогла придумать, за все то время, что готовилась к интервью. И именно по этому затруднению он и понял, о каком вопросе идет речь. Да, задать сложновато. А ответить?
А ответить как раз не слишком сложно. Но только ему, Санберну. И только потому что он сам задавал себе этот вопрос. Много раз.
Например тогда, глядя на фюзеляж Слишком Мертвого после очередного вылета. Две дыры, одна и другая. Снаряды калибра двадцать три. Ничего страшного, важные узлы почти не задеты, а то, что задето, легко ремонтируется. И все же наводит на размышления, ох как наводит. Скайларк стояла рядом и он молча смотрел то на нее, то на поврежденный самолет.
Скайларк читала его мысли, как в раскрытой книге. Впрочем, для нее это было уже нормальным состоянием.
- Готовлю я не очень, предупреждаю, - сказала она.
- Что?
- Не знаю я, Санберн, как я буду встречать тебя на пороге. И чтобы ужин на кухне. И чтобы тебя дети встречали, мальчик и девочка. Я знаю, ты боишься, что я залечу. И я боюсь. Но я этого еще и хочу. Ты не знаешь, как. Как это - хотеть от мужчины ребенка...
Она осеклась - такая дикая боль стояла у Санберна в глазах. Он долго молчал, глядя то на Скайларк, то на пробоины в фюзеляже, потом, наконец, сказал, выдавливая слова:
- Ни черта в нашей жизни не изменить. Вообще ничего.
- Не изменить, - отозвалась Скайларк. - Хуже только сделаешь.
Сейчас она успела увидеть, как в глазах Санберна мелькнула та самая боль и тоска, но лишь на мгновение. Потом он заговорил так же спокойно, как и десятью минутами раньше, когда излагал свое мнение относительно принципиальных ошибок "наемников нового поколения".
- Я знаю, о чем вы хотите спросить, Джоан. О будущем, верно?
Он взял лежащий на столе старый, помятый номер "Садден Дэс" и открыл его на рекламной полосе:
- И вы, и я много раз видели, как все бывает. Мы - не такое уж редкое явление. Как это там у вас, журналистов - "романтическая линия на вечной войне"... Но у нас не "авиасимулятор с сильной сюжетной составляющей", - и Санберн поднял развернутый журнал с рекламой видеоигры. - У нас реальная жизнь, все проще и печальней. Так? В этом ваш вопрос.
Эринджер молчала.
Санберн глянул ей в глаза и заговорил небрежным тоном:
- Ну, думаю, когда нам будет шестьдесят четыре, мы станем такими милыми старичками, будем жить в каком-нибудь тихом месте... и перечитывать старые номера вашего журнала, - тут Санберн улыбнулся. - А по воскресеньям будем ходить в местный авиационный музей. Наши самолеты будут стоять там в каком-нибудь ангаре на почетном месте.
И тут Скайларк ясно поняла: а он ведь не шутит. Но и всерьез, разумеется, не говорит. Тогда что это? Мечта? Да, мечта. Несбыточная, он и сам понимает. Но не шутка.
Эринджер хотела что-то сказать, но Санберн добавил подчеркнуто вежливым тоном:
- Вы сказали, это ваш последний вопрос?
- Последний, - подтвердила журналистка и поднялась; по ее взгляду Санберн понял, что все в порядке, материал получится, и неплохой. - Вы остаетесь?
- Да, посидим еще немного. Счастливо, Джоан.
- Я Мушкет. Объект выходит, идет на стоянку.
У Хромого уже было очень нехорошее чувство насчет всего этого дела, а сейчас оно стало только сильнее:
- Подтверждаешь объект?
- Подтверждаю точно. На стоянке света мало, но подтверждаю.
У него там еще и света мало.
- Проверь еще раз.
- Еще раз не могу. Объект уже надел шлем. Заводит мотоцикл. Начинаем движение, сопровождаю. Направление верное, к вашей позиции.
- Я Хромой, внимание всем. Объект начал движение, Мушкет сопровождает.
- Еще коньяка, пожалуйста, - сказал Санберн. - Вот черт. Не знаю, как тебе, а мне она все настроение испортила.
- Мне, вообще-то тоже как-то... Не знаю. Я думала, ты любишь давать интервью.
- Знаешь, что командир говорит? Он говорит: у меня талант по части коммерции, потому что я еврей. А у тебя дар по части пиара, потому что ты трепло. А летчики, говорит, мы с тобой оба хреновые. Нет, вообще это занятно, интервью давать. Тебе понравится со временем. Это только вот сейчас.
- Хоть не спросила, что мы в постели делаем.
- А что мы там можем делать... - Санберн выпил коньяк резко, одним глотком. Скайларк поняла: после разговора он слишком напряжен, надо расслабиться, но пока что никак. - Нет, ты не думай ничего. Про нас напишут очень красивую историю, романтично так получится. Все в рамках приличия. Ну ты же фото видела? Вот вся статья будет такой. Лучи солнца, все дела.
- Все равно неприятно.
- Пиар, пиар, нашей группе нужен пиар, приказы не обсуждают, радость моя. Но вообще, я сейчас не об этом думаю. И даже... не о другом, - тут у Санберна вновь мелькнула в глазах все та же тоска. - Еще коньяка, пожалуйста!
- А о чем?
- Если коротко - о смысле жизни.
- Давай ты сегодня больше пить не будешь, ладно?
- Ладно.
- Но про смысл жизни расскажешь, только не прямо сейчас, хорошо? Знаешь, я его, кажется, тоже скоро начну искать. С тобой-то.
- Да?
- Конечно. Если он не в том, чтобы встречать тебя на пороге, значит, в чем-то другом. Надо только найти, в чем. Так я считаю.
Санберн криво усмехнулся:
- Как говорили у нас в училище - "немедленно перестаньте думать мои мысли". Так. Все, это последняя.
И выпил коньяк.
На обратной дороге Санберн молчал и Скайларк видела, что он по-прежнему напряжен. Похоже, это было уже не из-за Эринджер с ее дурацкими вопросами.
Санберн держал Скайларк за руку, как и обычно, но не откидывался на спинку, а сидел выпрямившись, чуть подавшись вперед. Чем-то это напоминало их первое задание, тогда, в Болгарии, когда Мэри Джейн рванулась навстречу вражескому "Фланкеру", прикрывая Слишком Мертвого своими крыльями.
- У тебя предчувствия бывают? - вдруг спросил Санберн.
- Знаешь, никогда. А у тебя?
- У меня бывают. Только никогда не сбываются, - Санберн замолчал.
И тут джип тормознул настолько резко, что его даже слегка занесло, с визгом покрышек. Машина стояла какие-то секунды, потом взревел мотор и она резко рванула с места. У телохранителей мгновенно оказались в руках пистолеты, а один тут же заговорил в невидимую рацию:
- Бастион, Бастион, я Аванпост, как слышите? Бастион, вас вызывает Аванпост, отвечайте.
- А, черт! - до того, как машина рванулась вперед, Санберн разглядел то же самое, что и телохранители.
- Что там? - Скайларк смотрела в другую сторону и ничего не успела заметить.
- Бастион, Бастион...
Скайларк оглянулась назад.
Прямо посреди темной стамбульской улочки на боку валялась почти что непоцарапанная новенькая "Ямаха".
Меркурий
Мистер Эринджер сидел за столом и спокойно, внимательно смотрел на нескольких людей напротив.
Им всем было бы удобней сидеть по одну сторону стола, чтобы видеть изображения, которые выдавал на стену проектор. Но мистер Эринджер был заказчиком, люди напротив - подрядчиками, развернуть проектор на стену сбоку было нельзя, а потому он смотрел на картинки прямо, а его собеседникам приходилось разворачиваться от стола, чтобы их увидеть. Впрочем, большой необходимости в этом не было. Мистеру Эринджеру излагали план операции, а уж люди напротив знали этот план и так, до мельчайших деталей. Сами и разрабатывали.
Докладывал сухощавый пожилой человек с жесткой щеточкой усов. Эринджер вспомнил его прозвище или, как они тут говорят, "позывной": Феррет. Когда личный фиксер Эринджера узнал, что тому требуется, то сначала вышел на Феррета, и уж потом они вместе принялись подбирать остальных участников. В результате, Феррет стал главным, хотя сразу признался, что в отдельных нюансах предстоящей операции ничего не смыслит. У него другая специальность. И он даже формально не связан с Дипломатическими силами Турции, хотя часто работает с ними вместе.
- Итак, - сказал Феррет, - мы решили назвать предстоящую операцию "Меркурий".
Он сделал паузу. Эринджер с трудом стряхнул с себя безразличие и из вежливости поинтересовался:
- Почему "Меркурий"?
- Обычно у нас принято давать настолько крупным операциям исторические названия. Мы планируем выбросить воздушный десант. Поэтому мы решили назвать нашу операцию в честь очень успешного немецкого воздушного десанта на остров Крит.
- В сорок первом году, - добавил кто-то.
- Да, - продолжил Феррет. - Если бы речь шла о массированной бомбардировке с воздуха, возможно, мы назвали бы операцию "Лайнбэкер".
Эринджер даже смутно помнил это слово, но уже ничего не сказал, просто кивнул: спасибо, все ясно.
- Мы знаем, что мисс Эринджер была похищена по ошибке. IRS нацеливалась на совершенно другого человека. То, что происходит сейчас, объяснить сложно. Просто освобождать ее они не собираются. Каких-то определенных требований тоже не выдвигают. И, насколько мы можем судить, сами не очень представляют, что же им с ней делать. Такое впечатление, что ее держат просто в отместку за то, что писал об IRS журнал "Садден Дэс", как бы глупо это ни звучало. В любом случае, все, что мы знаем точно - ее местонахождение. Разведывательный комплекс IRS.
На стене появилась карта: Мраморное море, крохотный островок.
- Вы видите, что от этого острова до стамбульских баз Дипломатических сил Турции совсем недалеко. Именно отсюда IRS прослушивает наши переговоры, когда мы куда-то отправляемся или кто-то прилетает к нам в гости - скажем, с боеприпасами или с новыми заказами.
Феррет, сделав паузу, посмотрел на Эринджера, "Лиэрджет" которого сейчас стоял в одном из ангаров Бастиона. Эринджер вновь кивнул и Феррет продолжил:
- И не только прослушивает. Это их передовая база для всех операций в районе Стамбула. Для тех же похищений или убийств. Надо сказать, что такое случается очень нечасто, что бы там ни говорили. Но иногда случается, сами видите. Так вот, разумеется, кажется вполне естественным в один прекрасный день взять и забомбить это место до уровня моря. Тем более, что технические возможности есть, а отношение к IRS в Дипломатических силах вполне однозначно.
Проблема в том, что мы действуем по принципам свободного предпринимательства, другими словами, операция должна окупиться. В IRS это прекрасно понимают. Им не было необходимости превращать свой остров во что-то совсем уж неприступное. Достаточно было удостовериться, что любая попытка атаки обернется слишком серьезными убытками для атакующего. Остров не неприступен, но прикрыт хорошо. Однако, сейчас ситуация изменилась. В уничтожении этого аванпоста оказались заинтересованы сразу несколько сторон. Перспективная операция стала прибыльной. И появилась возможность сделать ее действительно масштабной.
Основную часть планирования взяли на себя специалисты частной военной компании "Гранит". Сразу же стало ясно, что идеальных, чистых вариантов здесь нет. Действовать придется почти что в лоб. Мы высаживаем на остров воздушный десант численностью сто двадцать человек.
Феррет сделал паузу, Эринджер вновь кивнул: он уже знал это.
- Разумеется, воздушный десант - далеко не самый лучший способ решения нашей задачи. Но мы убедились, что все другие варианты еще хуже. При чистой, тихой спецоперации скрытная высадка на остров невозможна. Бомбардировка с воздуха, по понятным причинам, исключена полностью. Поэтому цели операции можно сформулировать так: полное уничтожение аванпоста IRS в Мраморном море и уже потом, по возможности, спасение мисс Эринджер.
Тут Феррет замолчал и все посмотрели на Эринджера. А он на них.
Его память работала превосходно: их представили ему лишь мельком, но он отлично запомнил всех. Вот пожилой унылый еврей; очень непохож на командира успешной истребительной авиагруппы, но так оно и есть. Фиксер сказал сразу: попробуем выйти на "Паладинс", теперь их боятся все. Рядом с командиром сидит его помощник, "лейтенант", как здесь говорят. До начала совещания Эринджер спросил у Феррета - зачем здесь помощник? Феррет пожал плечами и ответил, что понятия не имеет, но обычно командир повсюду берет с собой лейтенанта, если сам в скором времени собирается отойти от дел, это нормально и возражать не принято. Эринджер кивнул, ему в общем-то было без разницы. Сейчас глаза у лейтенанта то вспыхивали, то потухали; он явно думал о чем-то своем, не особо слушая Феррета.
Эринджера сразу предупредили, что сопротивление IRS в воздухе будет очень сильным, а потому дальше сидел еще один командир истребительной авиагруппы. Адлер. Молодой. Неожиданно Эринджер вспомнил: ему говорили, что командиром Адлер стал совсем недавно, это его первая операция в командирской должности. Волнуется? Еще как. Напускную небрежность видно сразу. Эринджер, по крайней мере, всегда замечал.
А вот мужик дальше точно не волнуется. Командир штурмовиков. У IRS в прикрытии комплекса не так много людей, но зато сделан серьезный акцент на бронетехнику. В основном это БМП и бронеавтомобили, но есть и как минимум два основных танка. После того, как десант будет выброшен, ему понадобится очень серьезная поддержка с воздуха. И поддержку должны оказывать штурмовики, не тактические истребители, на истребительной скорости слишком легко перепутать цели и ударить по своим, так объяснили Эринджеру. Еще лучше, говорили ему, если бы это были не самолеты-штурмовики, а ударные вертолеты, но вертолеты затянут всю операцию, им придется слишком долго добираться до места, пропадет элемент внезапности.
И последний из летчиков. Уже не пожилой. Настоящий высохший старик. Командир Ил-76. Интересно, за что его прозвали Кракеном? Эринджеру приходилось иметь дело с такими; вообще-то, работа пилота-транспортника была куда более востребована, чем военные профессии. Сколько раз этому старику приходилось взлетать с сильнейшим перегрузом? Сколько раз он садился на аэродромы, вообще не предназначенные для Ил-76 - и вновь взлетал? И уж конечно, ему доводилось выбрасывать воздушные десанты. И под огнем, наверное, тоже. Не раз и не два.
И последним сидел капитан Мидоуз. Не летчик. Представитель частной военной компании "Гранит", той самой, разработавшей план. Десантник. Вроде бы англичанин, бывший "королевский пара". Именно на него - и его сто двадцать человек - и будут работать истребители, штурмовики и транспортник.
Феррет произнес "по возможности" - и все собравшиеся смотрели на мистера Эринджера.
Что они ожидали увидеть? Гнев? Отчаяние? И то, и другое?
Сейчас каждый из них, наверное, молча поражался, с каким мастерством этот крупный бизнесмен, денежный мешок, умеет надевать маску безразличия. Не может же быть, чтобы ему и впрямь было все равно, когда его дочери фактически выносят смертный приговор.
А ведь так оно и было.
- К сожалению, мы не сумели установить точный состав и степень готовности авиагрупп IRS на аэродромах Греции. Именно оттуда будет произведен взлет с целью воспрепятствовать нашим действиям. Мы лишь можем исключить все турецкие аэродромы. С нашей территории нас атаковать не будут. На этот раз мы в этом уверены...
Он вспомнил, как увидел Джоан в первый раз, глянул в крохотное личико и подумал: "Это моя дочь". И тут его обдало ледяным холодом, потому что какой-то до жути спокойный внутренний голос немедленно отозвался: "Ну и что?". А ведь действительно, ну и что?
Сколько раз его друзья говорили ему: можно не любить детей, но когда дети появляются у тебя, все меняется мгновенно, сам не заметишь как. Он ждал этого момента. Так и не дождался.
- ...Поэтому, посовещавшись, мы приняли решение разделить силы наших истребителей, сформировав из них два звена. Точное время появления противника неизвестно; не исключено, что на момент вступления в бой у наших машин будут в значительной мере исчерпаны запасы топлива. Я напомню, - Феррет посмотрел на Эринджера, который не слишком-то его слушал, - что в ходе воздушного боя часто необходимо включать форсаж, при котором расход топлива резко растет. Итак, первое звено вступает в действие незамедлительно, второе же сменит его через определенное время. Разумеется, в распылении сил существует известный риск, но мы решили, что на него необходимо пойти...
Разумеется, он заботился о ней. Он улыбался ей. Даже разговаривал с ней, если ей хотелось. Мистер Эринджер слишком хорошо знал, что значит слово "надо". Если этого не знать, успешным бизнесменом не станешь, уж простите за банальность.
Он даже не удивился, когда она начала отбиваться от рук. От этих рук? Было бы чему удивляться.
- Итак, с началом операции первое звено, позывной "Катласс", занимает позицию здесь, - жест на светящейся карте, - и связывает боем все силы IRS, поднявшиеся с греческих аэродромов. Одновременно с этим, группа "Стилхэнд", мы - в смысле, лично я со своими людьми - начинаем подавление наземной ПВО острова. Мы отводим на это пятнадцать минут. За пятнадцать минут основные угрозы с земли должны быть вскрыты и ликвидированы. В этот момент мистер Кракен должен находиться здесь. Сразу после подавления наземной ПВО мы производим выброску десанта. Одновременно с выброской в бой вступает штурмовик группы "Эвенджерс". Его усиливает штурмовик "Паладинс"...
Авиация для нее была, можно сказать, отдыхом. Альпинизм, скайдайвинг, потом вдруг журналистика, все мыслимые горячие точки, плюс короткие, яростные вспышки корпоративных войн. Тогда Эринджер все еще не понимал, зачем ей это нужно.
Понял лишь тогда, когда навещал ее в больнице. Она переломала себе ноги в ходе бейсерского прыжка, так что заодно пришлось вытаскивать ее и из полиции - с переломанными ногами от полицейских было сложно убежать. Тогда, лежа на койке, она смотрела на него и ждала каких-то слов, очень ждала, но он не знал, что сказать. Раздражения, злости на нее он не ощущал, но это даже сочувствием по-настоящему назвать было нельзя, что уж говорить о любви... В больницу он пришел, лишь чтобы соблюсти приличия. Приличия надо блюсти.