– Она мне приснилась этой ночью. Нехороший такой сон. Натали стояла посреди той самой улочки, на том самом месте, где мы с ней познакомились. Аптека, что располагалась сразу за её спиной, была заколочена, а мутные в подтеках грязи окна разбиты. По булыжникам начал быстро растекаться туман, сгущаясь и поглощая ноги Натали. Она не могла сдвинуться с места, словно нечто её удерживало, лишь испуганные небесные глаза смотрели на меня с мольбой. И тут перед ней, словно вырос из земли, возник огромный волк с тёмной гривой и взъерошенным хвостом. Этот дикий зверь пригнулся и смотрел прямо на меня, пасть его разверзлась, клыки обнажились, а глаза горели адским, синим пламенем. Он хотел меня разорвать, ей Богу, и сделал бы это, но меж нами образовалась огромная лужа и она сдерживала зверя. Когда мы с ним оба осознали, что один недосягаем для другого, тогда-то и произошло то, что повергло меня в ледяной пот. Волк развернулся и, выгнувшись, прыгнул на Натали, которая уже таяла по пояс в пелене белой мглы. Последнее, что уловили мои глаза – это туман, накрывший жертву с хищником, сделался багровым, а до слуха моего долетел не хрип и не рык, а моё имя, слетевшее с умиравших губ моей знакомой. Лужа, что служила мне спасением, внезапно стала расширяться, наполняя улицу, накатила на меня, и я стал тонуть, осознавая, что вязну не в воде, а в крови. Уже вырываемый из этого кошмара реальностью, я услышал другой голос, жуткий и нечеловеческий, он ударил меня в спину одним словом: "Доберусь!". С криком и в поту я проснулся посреди ночи, и заснуть уже не смог. Вернее, я боялся уснуть и увидеть мёртвую Натали, а может и того, кто меня больше испугал.
– Какой неприятный сон вам приснился. Мне очень не нравится, что у вас замаячил волк в сновидении. Надеюсь, что это совпадение.
– О каком совпадении ты говоришь, Лиза?
– Да так, Кливленд. Снова мысли вслух. Так что мне нужно сделать?
– Очень тебя прошу, загляни к Натали и узнай, всё ли в порядке с ней. Я видел её глаза, она была в беде и имя моё неспроста выкрикнула.
– Всё, конечно, понятно, но сейчас она по моим подсчетам мертва, как я понимаю. От старости, по крайней мере.
– Я прошу заглянуть к ней спустя пять лет, как мы с ней познакомились. Я дам тебе точный адрес её дома в Праге и опишу его. К сожалению, фотокарточек её у меня не сохранилось, но ты её сразу узнаешь, её невозможно не узнать.
– Откуда у вас такая уверенность, что она жила там ещё пять лет?
– Я возвращался туда через пять лет, и она там была.
– Значит, с ней там всё должно быть в порядке.
– Нет, что-то изменилось в прошлом, кто-то вмешался во временную ленту и пытается нарушить ход событий. Я это почувствовал. Все наблюдатели это чувствуют.
– Но мы не имеем права вмешиваться в ход истории. Кливленд, это был простой кошмар и не более того.
– Лиза, умоляю, я больше не попрошу тебя ни о чём, но будь добра, дай покой старику, этот человек слишком дорог мне был, да и остаётся по сей день. Ведь в прошлом она ещё жива, ещё дышит и говорит. Прошу, проверь, всё ли у неё в порядке. Я не требую от тебя спасения мира, я прошу навестить моего старого друга и посмотреть. Ты же наблюдатель, ты должна меня понимать, как никто другой.
– Ох, Кливленд, ну, как вам откажешь. Давайте адрес вашей подруги.
Если бы я только знала, к чему это ведёт!
VII
Чет. past
Эта мысль возникла вчера, когда я держала в руках жестяные баночки. В правой шуршал зелёный чай, а в левой бархатно сипел молотый кофе. Я никак не могла сделать выбор, мне хотелось и чай, и кофе. Но ведь одновременно, же не выпьешь два напитка, а друг за дружкой сразу тоже не получится, вкусы слишком разные и разное настроение.
И вот тут мне представилось, что в руках я держу не будущие одухотворяющие напитки, а двух ангелов, которые также заставляют делать постоянный выбор каждый день. В правой руке – светлый ангел-чай, а в левой тёмный ангел-кофе. Светлый даёт покой, наводит на положительные ритмы сердца и, вообще, чай, он всегда такой весь из себя положительный, что порой становится безвкусным и пресным. Другое дело – кофе. Этот малец-сорвиголова закружит голову сотнями идей, взбудоражит кровь, заставит поверить в то "что всё будет хорошо" и, в конце концов, искусит и подстегнёт душу идти на поиски приключений.
А, возможно, это мои персональные ангелы, причём ни один из них не видится мною в отрицательном свете. Напротив, каждый вносит в мою жизнь именно то, что мне необходимо в тот или иной момент. Они по-своему заботятся обо мне и помогают в трудные времена.
А ведь у каждого есть эти ангелы. Только кто-то делает выбор в пользу одного из них, или уделяет одному внимания больше, чем другому. Это личный позыв каждого. К тому же очень трудно их любить и прислушиваться к ним одинаково и наравне.
А кому, незнакомец, ты отдаёшь предпочтение? Кофе? Чай? Приятного пития!
Пят. past
– Лиса, доброе утро, сестрёнка! Зайди ко мне в комнату, я тебе кое-что покажу. – Лили наполовину высовывалась в дверном проёме моей спальни, её лицо ещё хранило остатки ночного сна, а тело не успело сменить тонкий хлопок пижамы на более подходящую одежду.
– Так-так, Лили, и тебе доброго утра, чую, что неспроста ты меня заманиваешь с утра пораньше к себе. Дай, натяну халат.
Сестры уж и след простыл, а я не спеша накинула на плечи сиреневый, махровый халатик, мамин подарок, и отправилась в обитель тайн и мировых загадок вселенной – в комнату сестры. Хаос неубранной постели меня не беспокоил и бардак на письменном столе. Как я раньше упоминала, это в обычае вещей и своеобразный порядок у Лили.
– Так, я здесь, проигнорировала завтрак и водные процедуры только ради тебя. – Я уселась на кровать сестры и приготовилась к новому открытию.
– Если не побрезгуешь, на столе есть кофе, я чуть-чуть отпила. – Лили придвинула в мою сторону кружку в звёздах.
– Мерси, но я воздержусь. – Кофе уже остыл, а я его предпочитаю исключительно в горячем виде. – Ну, так что я должна услышать?
– Посмотри на стену. Что ты видишь? – Сестра указала рукой на боковую стену от окна. – Только не спеши.
– На стене отсветы от окон, Лили. Огромные солнечные зайчики в виде оконных рам.
– А я вижу солнечные окна. – На боковой стене светились золотистые двойники окон, очерченные призрачной рамой.
– Ну, да. Отсветы в виде окон. Ты хотела мне их показать? Так у меня такие же в комнате.
– Лиса, а что, если эти солнечные окна – это окна в другую солнечную реальность, в другую пространственную потусторонность. Прикоснёшься к ним, а на ощупь лишь стена, тупик воображения. И где-то спрятан солнечный ключ, открывающий проход в эти окна. Представляешь?
– М-да, такого поворота событий я не ожидала, признаюсь. Ты даже в отсветах на стене найдёшь двери в параллельные миры. А как же тогда быть с лунными бликами на стенах? Они тоже окна в потусторонний мир?
– Вполне возможно. Если есть солнечные окна, то и лунные непременно должны быть. Понимаешь, ограниченность мышления и кругозора, неверие в элементарное и игнорирование того, что лежит под носом – всё вкупе и приводит к тому, что ключи не найдены.
– Но ведь нет ни единого доказательства в пользу твоей догадки, – тут же возразила я.
– Так же, как нет доказательств и против неё, – твёрдо парировала Лили.
– Но кроме тебя и меня никто и не знает, чтобы высказаться против или за.
– Откуда знать, вполне где-то могут быть люди не просто верящие, а знающие про ключи. Этакие хранители. А если есть солнечные окна, то в солнечной реальности наши окна такие же отсветы, которые в том мире воспринимаются аналогично нашим солнечным. И существует земной ключ, отпирающий те окна. Если есть окно, то оно должно иметь свой ключ.
– По-моему только двери имеют ключи, – заметила я.
– В данном контексте окно тождественно двери. Суть не меняется.
– Вот это лихо ты накрутила. Тебя накрыло, как только ты разомкнула глаза?
– Как только увидела солнечное отражение окон на стене. Ты считаешь, что я рехнулась, Лиса? Ты единственная, с кем я могу поделиться всем этим.
– Да нет, Лили. Ты просто очень тонко всё видишь и чувствуешь. Ты даже не представляешь насколько тонко. Порой, я боюсь, что ты уйдёшь в какой-нибудь из этих миров, управляемая своими мыслями. И я тебя больше не увижу. Это пугает меня, ведь ближе тебя и родней никого нет на этом свете. Постарайся остаться здесь.
– Лиса, я тебя тоже люблю. Но не могу обещать тебе что-то заранее, – улыбнулась Лили. – Сама же знаешь, как в жизни всё случается внезапно. Иногда обстоятельства нам не подвластны. Но я постараюсь быть поблизости. Как я говорила – ты единственная, с кем я могу поделиться всем этим.
Воск. future
Итак, данное мною обещание Кливленду Вайсману, нужно было выполнять, иначе чего стоят слова в этом и до того неверном и неустойчивом мире. Время и год были обозначены – 17 сентября 1927 года. Ровно пять лет со дня знакомства "профессора" с Натали Черкасовой в Праге. Кливленд вручил мне клочок бумажки, на котором был написан явно дрожавшей рукой адрес тогдашнего дома девушки, которую он с 1922 года не видел. Правда, как он утверждал, спустя пять лет он наведывался в Прагу, по своим делам, но не удержался и украдкой наблюдал какое-то время за домом Натали, а затем и её видел, возвращавшейся домой. Подойти он в тот раз не решился, но ему было достаточно того, что она жива, дышит одним воздухом с ним, и выглядит спокойной, наполненной тихой гармонией и светом.
Мне было поручено, справиться у барышни об её жизни и понаблюдать за её домом насколько это будёт возможно. Ни я, ни Кливленд не знали, что именно должно вызвать и насторожить мой интерес, но у каждого наблюдателя есть своя "чуйка", без которой выжить и спокойно карабкаться во времени невозможно. На неё-то мы и делали ставку.
Я надела новёхонький плащ терракотового цвета поверх длинного трикотажного платья, что ж поделать, надо соответствовать тому времени, куда суёшься. На ногах красовались лаковые чёрные туфли, которые я ношу исключительно по очень большим праздникам. Феликса я не стала тревожить в этот раз, пускай проказник отдохнёт от приключений, тем более, что он уже несколько дней, как впал в спячку, закупорившись от всего мира в своей огромной раковине. Вместо него я прихватила длинный элегантный красный зонт-трость с рукоятью в виде рыболовного крючка.
Все сборы были окончены и, сосредоточившись, я мысленно представила себе семнадцатое сентября, 1927 год и Прагу. Воздух наэлектризовался, давление возросло, всё вокруг закружилось, в то время, как я спокойно стояла в центре круговорота времени недвижная. Яркая вспышка света возвестила, что я пересекла порог нужной мне даты и волчок временной ленты замедляясь, остановился. Я стояла в узком переулке, где не было людей, утро только зачиналось, и накрапывал слабый дождь.
Знаешь, за что стоит любить осень? Да хотя бы за то уединение под зонтом, которого не получишь более ни в какой период природы. Весной жизнь возрождается, и дожди несут в себе первозданность, от которой не хочется сторониться, которой желаешь подставить лицо и впитать прохладные девственные капли. Летом же дождь в забаву и озорство, особенно у детей, хотя есть немногие смелые взрослые, отважно вышагивающие или танцующие в упоении лета под каскадом водных брызг и ливней. Но вот осень – это особая песня души. Это философия одиноких и хандра уставших, а подчас – возможность уединения жаждущим капельки покоя.
Разве ты не замечал, чтец, что только осенью, укутавшись в тёплый свитер или куртку, или плащ, и раскрыв над головой разноликий или однотонный купол, ты отсекаешь суету улиц и домов, хотя звуки жизни до тебя долетают, но их сдерживает твой чудо-зонт. Он устанавливает незримую границу между кончиками спиц, на которых зиждется крыша твоего маленького домика на трости. И ты, в такие моменты можешь заново переживать детство, держа в руках миниатюрную копию шалаша, палатки или своей комнаты, где, будучи ребёнком, прошли самые яркие и счастливые моменты твоего детства. И разве за это не стоит дополнительно любить осень и её маленького складного пажа?
Вот и я принадлежу к ордену почитателей прелести осенней, для меня зонт неотъемлемый атрибут и в своём роде жезл посвященного в таинства дождя. Это не роскошь и не фиглярство, не спеша расхаживать под мелкой моросью или не торопясь бороздить стену ливневого залпа, в то время, как большинство людей с раздражением на лицах и досадой попавших в западню небесной воды, торопятся, как можно быстрее покинуть влажные дороги, перепрыгивая через разрастающиеся лужи в поисках островков суши. Я искренне сочувствую этим бедолагам, ведь им некогда сделать остановку в жизни, некогда сойти с дистанции соревнований за гонку чего-то неясного им самим. А может они попросту боятся, что остановившись, уже не смогут вернуться в тот бешеный ритм, что кнутом подстегивает их бежать и бежать… дождь не признает спешек и бега, он не подчиняется никому, кроме неба, он вносит в душу лишь покой и мысли, вдохновение и разрядку. Ему наплевать, кто попадётся ему на пути – успешный делец или бедный философ, он одинаково омоет того и другого своей гармонией, очистит и оградит от суеты и возможно откроет свои тайны.
А зонт лишь атрибут, проводник дождя и его напарник, но не роскошь и не выпендреж. Если тебе в тягость носить маленький складной зонтик или гигантский зонт-трость, то накинь поверх одежды непромокаемый плащ, не лишай себя уникальной возможности сродниться с одной из тайн неба, с божественной загадкой природы, с музыкой водной души.
Я раскрыла свой любимый зонт и с наслаждением, не спеша отправилась по узкой улочке в выбранном наугад направлении, с интересом рассматривая старинные строения домов одного из красивейших городов Европы. Идти порой было не совсем удобно из-за выпуклой булыжной мостовой, но меня это ничуть не раздражало, в каждом камне под ногами была заложена своя прелесть и особое очарование старины и уюта города. Торопиться я не собиралась, ведь утро было до неприличия ранним. Зато ароматы только открывшегося вблизи кафе полностью завладели моим вниманием и планами на ближайший час.
Если честно, то я попросту боялась встретиться с подругой Кливленда. Он пропал из её жизни на пять лет! И как я догадывалась, девушка была привязана к нему более, нежели к обычному другу. Возможно, она его позабыла, и встретила другого достойного кавалера. Но что-то мне подсказывало, что таких людей, как Кливленд Вайсман, забыть невозможно, такие люди оставляют в памяти и на душе несгораемый портрет, незаживающий рубец. В лучшем случае, здесь меня бы послали куда подальше, и тогда со спокойной душой я вернулась бы домой восвояси. Меня волновало только, что именно я должна была обнаружить. Что могло угрожать Натали по смутным предчувствиям Кливленда?
Допивая чашку крепкого кофе без сахара, я расспросила у хозяина, лично меня обслуживавшего, как первую посетительницу заведения, где искать нужный мне дом. Он любезно и подробно расписал мне дорогу на белом кружеве салфетки, за что я ему была от души благодарна. По незамысловатой схеме получалось, что дом, где проживало семейство Черкасовых, находился не так уж и далеко от той улочки, в кафе которой я весьма плотно позавтракала.
Щедро расплатившись с учтивым хозяином за аппетитный завтрак денежными средствами, которыми меня снабдил в дорогу господин Вайсман, я вновь оказалась на моросящей дождём улице, спрятавшись под купол красного зонта.
Узкие улочки с серыми домами под рыжими черепичными крышами, уводили меня всё дальше от центра города на окраину. Я вышла к той самой аптеке, где произошла знаковая встреча двух людей, ради которых я шла меж луж, скрадывавших булыжную россыпь мостовой и кляксами разбросанных по витиеватой ленте дороги.
Ещё несколько улиц, десятков сырых домов и одиночных, зябко кутавшихся прохожих с зонтами и без. Без малого полчаса понадобилось мне, чтобы без суеты и, хорошенько обо всём подумав, добраться до искомого дома. Тощий, трехэтажный, серый домик с красной черепицей и выразительной зеленью оконных ставней, показался мне чрезвычайно уютным. Захотелось попасть внутрь, как следует осмотреть там всё, и наблюдать за ходом дождя в одном из окон.
Я всё ещё не знала, что именно сказать той, что жила за дверью, выкрашенной в один цвет с окнами. Врать я не люблю, да и не всегда это гладко у меня получается. Я решилась постучаться, а там будь, что будет.
Стучать я не стала, а нажала на кнопку звонка, прятавшуюся под миниатюрным жестяным навесом слева от дверного косяка. Последовавший тут же пронзительно-громкий звуковой сигнал Иерихонской трубой возвестил о моём незваном прибытии всему дому. Дверь открыла миловидная девушка лет семнадцати, явно не Натали, но скорее её младшая сестра, Кливленд упоминал о ней мельком в разговоре.
– Доброе утро. Вы к маме, госпожа? – На ней было лёгкое платье, поверх плеч накинута шерстяная, вязаная шаль.
– Доброе утро. Извините, что так рано, но могу ли я увидеть Натали Черкасову? – Как я не старалась побороть волнение, дрожь рябью пробежала по телу, оставляя неприятный морозец на коже и содрогание в голосе.
– Да, конечно. Проходите в дом скорее, на улице сыро и дождь. Вы промокли? – Когда дверь за нами закрылась, она переняла из моих рук сложенный зонт и повесила его на специальный крючок в прихожей. На деревянный пол тут же устремились тяжёлые капли, собираясь в миниатюрную лужицу.
– Извините ещё раз, я вам тут мокроту навела, – растеряно извинялась я, что-то пытаясь сказать внятно, но девушка премило и любезно улыбалась и я прекратила свои неуклюжие реплики. – Со мной всё в порядке. От дождя пострадал только зонт.
Она выжидающе смотрела на меня, следовало как можно скорее назваться.
– Меня зовут Елизавета Мориц. – Это первое, что пришло мне в голову.
– Очень приятно, а меня зовут Лариса Черкасова, хотя мама и сестра любят меня звать Ларой. – Она улыбнулась. – Снимайте свой плащ, пускай он просохнет вместе с зонтом. Я позову сестру, а вы усаживайтесь в гостиной.
Приёмная комната оказалась миниатюрной, но вместительной – с книжным шкафом, полочками и статуэтками, потёртым ковром во весь пол. Низкая тахта и кресло-качалка примыкали к окну с белоснежной геранью. Круглый стол на тонких изящных ножках стоял аккурат по центру, а над ним хрустальным сталактитом нависала изящная люстра. Маленькое компактное пространство, уместившее в себе память о прошлом и примирение с настоящим.
Я подошла к окну и всмотрелась сквозь кружево белоснежного тюля на дрожавшие за окном от дождя лужи и поразилась той домашней тишине, блокировавшей звуки падавших капель извне, чеканные шаги торопливо пробегавших по тротуару людей. Наверху заиграл граммофон, шлейф очаровательного русского романса в исполнении дрожавшего женского голоса слетел с высот дома, окутал всё пространство и поглотил пустоту.
– Доброе утро. Вы ко мне за заказом? – Мягкий женский голос раздался за спиной у меня, я всё ещё смотрела заворожено на улицу.
– Извините ещё раз за столь ранний, внезапный визит. Меня зовут Елизавета Мориц. И я пришла к вам не за заказом, но по одному важному делу.