– Ты знаешь об одном Его недостатке, – заметила она, впервые в чёрных глазах промелькнул намёк на хитрый умысел. – А у смерти недостатков нет. Значит, Он не смерть, как утверждает. Он смертен, девочка, и это твой шанс, ничтожный, но шанс. Тебе придётся в конце пути вступить с Ним в схватку. Господи, прости меня за эти слова! Но честный и открытый бой ты проиграешь. Тебе придётся схитрить и заманить Его в ловушку, в водяную ловушку, девочка.
– Это не так просто. – Я была потрясена и удивлена советом Инги, она всегда была противницей агрессивных действий и тем более обманных ухищрений.
– А никогда не бывает просто, чтоб ты знала! – торжественно заявила женщина, и лицо её осветилось озорной улыбкой, которой прежде я не удостаивалась. – За жизнь нужно бороться, она тебе так просто не досталась, вот и не прошляпь её зря. Помни всегда о тех, кто и чем пожертвовал для тебя. И поцелуй Агату за меня.
– Мы уже прощаемся? – Растерялась я от такого неожиданного наставления.
– А чего тянуть кота за шерсть? – Бывшая наставница грустно улыбнулась и протянула мне ладонь цвета слоновой кости. – Я не люблю долгие прощания, они рвут душу и портят макияж.
– Спасибо, Инга. – Её прощальное рукопожатие оказалось тёплым, сильным и ласковым.
– Желаю тебе только удачи, Лиза, – ответила она и выпустила мою ладонь.
Она впервые назвала меня по имени.
Ср. past
Наверное, у тебя, незнакомец, сложилось впечатление по последним прочитанным страницам, что я, порядком, упала духом и захандрила. Это, отчасти, правда. Но всё же надежда во мне набирает обороты и не всё так уж безнадёжно. К слову, мою сестру выписали из больницы. Я совершенно не разбираюсь во все этой специфике переломов, но то, что Лили в скором времени начнёт ходить, а затем бегать и танцевать – это я понимаю совершенно ясно. Чудеса встречают нас там, где мы их не ожидаем. Я вижу блеск в сестриных глазах, она посвежела, и кошмары отступили от неё. Может Инга права и Волку Лили больше не нужна.
А может прав был Кливленд, когда предположил, что моя старшая сестра принадлежит к самой малой группе "особых" – Ангелам. От Лили исходит мощная светлая энергия, которая её оберегает. А иногда в самые солнечные и тёплые дни я вижу слабое свечение, золотистым контуром огибающее мою сестрёнку. Кто бы ни был прав, Инга или Кливленд, а Лили, надеюсь, теперь свободна, и это главное.
О Кливленде Вайсмане я не забываю ни на секунду. Да и не смогу забыть. Днём тихая грусть заполняет моё сердце, стоит мне вспомнить его бодрый голос, ясные глаза в обрамлении паутинки морщин и твёрдую руку, на которую я могла раньше опереться, когда мы прогуливались по дорожкам парка. Но во снах я счастлива, в них мой друг жив и по прежнему составляет мне компанию среди старых ветвистых деревьев городского парка, галантно доводя меня до нашей излюбленной скамейки или вдруг подавшись импульсу, заглядывает в кафе "ОранЖ". И каждый раз он увлечённо рассказывает мне о разных простых вещах, истины которых понятны и очевидны, но позабыты людьми. И каждый раз я просыпаюсь с улыбкой и этими новыми знаниями, но они, увы, улетучиваются с первыми минутами пробуждения. Сны – эти алчные существа, не желающие делиться истиной. А может быть, я уже и так знаю эту истину, сидящую глубоко внутри, а мой старый друг в сновидениях подводит меня к ней всё ближе и ближе? Со временем всё откроется.
И снова это время!
Чет. past
Решено! Я отправляюсь в будущее и не вернусь оттуда, пока не поставлю точку во всей этой истории. Это будет мой последний крестовый поход, моё заключительное приключение. Я повторяю слова Кливленда. Ах, Кливленд, если бы я знала, чем закончится ваше участие в моей жизни… Я бы, наверное, постаралась избежать общения с вами тогда в университете, мы бы не познакомились, и вы бы до сих пор ходили бы на лекции и учили премудростям любопытных студентов. Хотя всё предопределено, и мы познакомились бы при других обстоятельствах и сдружились бы. Чего гадать и тем более сожалеть. Время уже отсчитало свои волны и нужно готовиться к шторму.
Инга меня предостерегла от долговременных контактов с будущим, опасаясь моего увязания там, но я давно там погрязла одной ногой, да и душа моя наполовину там. В полсилы мне не одолеть Его. И вопреки наставлениям моей первой наставницы, я решила, что буду находиться в мире Уолверта до конца, каким бы он не получился. Я не могу оборачиваться назад и постоянно думать, что у меня за спиной, это будет отвлекать и сделает меня уязвимой.
Пришёл момент истины. Настал самый жестокий и мужественный этап моей жизни, как бы громко это не звучало. Ну и куда же без Феликса, конечно?
Пят. future
Я вернулась в Лон. Что-то тянуло меня в это разорённое гнездо, что-то призывало туда. Я решилась отдаться во власть интуиции и чутья, надеясь, что клубок распутается и протянет нить, по которой я смогу отыскать друзей.
Снег поработал на славу в этом тихом местечке, как следует, припорошив дорогу и обгоревшие дома. Я прибыла в девятом часу утра, солнце как раз разгоралось на восточном крае горизонта. В его лучах особенно резко контрастировали на фоне искрящегося снежного настила черневшие обрубки стен, словно калеки тянувшие культи к небу, взывая о милости или возмездии. И эта неестественная тишина. Сверхъестественная. Ни скрипа, ни пения птиц, ни крика оголодавшего скота. Ничего. У Лона забрали не только жизни людей, не только домашний скот и зверьё. У Лона в одночасье вырвали душу и спалили её в угоду тьме.
Я медленно шла по улице, с грустью озираясь по сторонам. Я знала, что одна здесь, но мне чудилось, будто за мною наблюдают. Близко, слишком близко. Остановилась я у дома Флоры, но заходить в этот общий могильник я не стала. Слишком много печали было за покосившейся, хотя ещё достаточно крепкой дверью.
Моей целью был дом Константина и Марии. В конечном итоге, он единственный уцелел, по всей вероятности, потому что послужил временным прибежищем для Медрода и его советника. Я не сразу вошла в дом, прежде я обошла двор, в разгроме и беспорядке оставленный бандой разбойников. Некогда приветливое и уютное кострище, за которым было выпито много кофе и рассказано немало историй, у которого слушали музыку прошлого и танцевали вальс, такое аккуратное раньше теперь было раскурочено и вытоптано. Как будто дикие и невежественные вандалы в слепом аффекте разгромили жертвенный алтарь неведомой им культуры и разметали угли по всем углам двора. Просто чудо, что в то утро от углей не занялся пожар, который мог погубить дом, ведь многие головешки лежали впритык к стенам сарая и домика.
Хлев оказался пуст, по всей видимости, скот увели люди Медрода. Я была удивлена, как смогли уцелеть плодовые деревья около дома. Яблони и груши спокойно и величаво приветствовали меня, едва покачивая голыми ветками. Во всём Лоне, только этим деревцам посчастливилось уцелеть и не познать острие топора. Как и предрекал Артур, Медрод стёр с лица земли Лон вместе с домами, людьми, животными и деревьями. Деревья, как люди, пока они растут, жива частица того, кто их посадил. Убив же дерево, убиваешь память о том, кто его сажал, кто вокруг него ходил, кто с ним разговаривал. Со смертью деревьев уходит последняя частичка человека. Конечно, природа возьмёт своё и заполнит это место новыми побегами, но это уже будет не Лон, это будет другое.
Вот почему я удивилась тому, что участок, на котором стоял дом моих друзей, остался практически не тронутым. И снова я миновала дом, мне хотелось навестить замёрзший пруд, что-то меня туда влекло, или просто я осознавала, что больше не увижу его. Лучше бы я туда не ходила! Теперь мне стало ясно, куда делся скот моих друзей. Вся поверхность льда была усеяна закоченевшими и припорошенными сверху снегом телами несчастных животных со всего Лона. Козы, коровы, свиньи, куры и утки вперемешку, со вспоротыми животами и отрубленными головами. Местами лёд не выдержал тяжести этой людской жестокости и проломился под телами бессловесных тварей, но большая часть оставалась над водой. Этакий молчаливый адский памятник бессмысленной бойне и человеческому садизму. Я расплакалась, рыдала и проклинала тех, кто свершил этот лишённый смысла чудовищный акт насилия. Если люди ещё могут дать отпор людям, то животные, в особенности домашние, беззащитны перед людским безумием и жаждой крови.
Только после лицезрения этой дикой и вмерзшей в снег и лёд сцены убийства, я решилась вернуться и зайти в дом. Дверь была плотно прикрыта, но не заперта. Оно и понятно, хозяев в нём не было, да и следы тех, из-за кого они покинули своё жилище, давно были укрыты белым снегом. А может, я просто беспечна, но перешагнув за порог, я прикрыла за собою дверь плотнее.
Дом остыл, это первое, что я ощутила ещё в предбаннике. Следующее что я ощутила, было отсутствием запахов. Не то чтобы в помещении было не уловить совсем ничего. Конечно, запах одежды присутствовал, и с кухни несло прокисшей едой, остатки которой оставили на кухне. Но людьми в доме не пахло, хотя прошла неделя. Я тогда подумала, как быстро улетучивается дух человека, если он пропадает на несколько дней из дома, как скоро жилище становится нежилым и неуютным, несмотря на наличие других спёртых запахов.
И вновь я поразилась тому, что дом не подвергся погрому и осквернению. В обеих спальнях виднелся беспорядок, но незначительный, лишь комья земли, слетевшие с подошв сапог незваных гостей, указывали об их пребывании. Кухня уцелела и понесла потери лишь в несколько тарелок и чашек, но в целом сохранила порядок, установленный хозяйкой задолго до того утра. Даже зеркало, висевшее над рукомойником, – стеклянный прямоугольник в пластиковой оправе, что привычно высится над приборной панелью любого автомобиля, – уцелело, пережив как минимум две катастрофы.
Чем так ценен был этот дом для Медрода, раз он приказал своим людям, небрежным в отношении чужой собственности, не трогать дом и двор? А может это была воля Волка? Что если Он не ушёл вслед за Медродом, а остался поджидать меня? Я так и села на табурет у окна, не раздеваясь, в доме всё равно было холодно, чуть теплее, чем за окном. Я проверила Феликса в сумке, мороз не добрался до него сквозь плотную ткань, но я всё же опасалась чем-либо навредить своему маленькому компаньону. Из дома я прихватила с собой в дорогу пачку галет, три яблока, бутылку с водой и шоколадку. Это слишком мало, но я надеялась на удачу и на запасы Марии. В доме был подпол, я знала, где он, но ни разу туда не спускалась. Он был в задней части дома, как раз напротив хозяйской спальни. Константин так искусно сделал крышку люка, что её невозможно было отличить от остальной части пола, так плотно и ровно она ложилась. И ручки в крышке не было, за счёт хитрого механизма стуком о нужную деревяшку, квадратная дверка приподнималась на пять сантиметров от пола, достаточно, чтобы подцепить пальцами крышку. И безопасно, учитывая, что в доме жили маленькие, но юркие дети.
Пятая дощечка слева от порога спальни. Так. И две дощечки в направлении предбанника. Я постучала пальцами легонько по лаковой поверхности деревяшки, затем встала и топнула, как следует по ней. Раздался щелчок, и часть пола приподнялась, обозначившись теперь видным квадратом с длиной стороны в метр. Я тут же склонилась и просунула пальцы в тёмную расщелину, крышка поддалась на удивление легко, встав вертикально. Фонарик всегда со мной. По устойчивой и добротной лестнице я спустилась в подпол высотой в два метра, где строгими рядками на деревянном настиле стояли аккуратные стеллажи со всякой снедью, нетронутые захватчиками. Ещё раз я убедилась, какой хозяйственный муж достался Марии. Вся мебель в доме была создана его руками – стеллажи, полки, табуреты, столы, кровати и шкафы. Константин был умелым плотником от рождения, только талант его проявился после падения цивилизации.
В подполе было теплее и суше, чем в доме. Я отобрала себе в корзинку, предусмотрительно захваченную с кухни, пару головок сыра, каждая размером с грейпфрут, также отложила немного творога в небольшой контейнер, что лежал в моей сумке. Не удержалась я от солёной грудинки, отрезав кусок размером с ладонь и завернув его в ткань; выудила из припасов большущего закопчённого сома и отрубила себе четверть рыбины. В корзину отправилось штук восемь картофеля, пять крупных куриных яиц, и полкочана капусты. Капуста для Феликса, мой друг, как и я, нуждался в приёме пищи.
Закрыв люк, будучи наверху, я проверила, чтобы крышка вернулась в своё первоначальное состояние, звук тихого щелчка возвестил, что механизм в порядке. Пол снова был единым целым без какого-либо намека на секрет, что хранился напротив спальни.
На кухне я отыскала куски недоеденного хлеба в шкафчике. Хлеб лежал под льняным сукном полотенца, может, поэтому не успел полностью зачерстветь, а может, дополнительно подействовал холод, сковавший дом изнутри, заморозивший всё до возвращения хозяев. Но зачем кому-то оставлять куски хлеба в шкафу и заботливо прикрывать его, зная, что хозяева сбежали и вряд ли вернутся?
Я отогнала вернувшиеся беспокойные мысли и сложила найденный хлеб в корзину, завернув его в то самое полотенце. Теперь осталась самая малость. У Марии имелась торба, похожая на мою сумку, но проще, она была сшита из серой парусины, бог знает, где раздобытой моими друзьями. Продукты из корзины перекочевали в эту торбу. Теперь я могла покинуть дом и спокойно отправиться в путь с двумя сумами наперевес по бокам. Это удобнее, чем тащить корзину, и руки свободны. Осталось попрощаться с домом.
Я подошла к окну и вспомнила о тех многих тёплых радостных часах, что провела сидя напротив его широкого подоконника, заставленного засушенными букетами из весенних и летних цветов, что каждый год дарил с завидным постоянством хозяин своей хозяйке. Мария ни один не выбрасывала, она их сушила и аккуратно вставляла в кувшины, а когда места не хватало, то оставшиеся сухоцветы развешивала по стенам кухни. Сухие букетики придавали кухне ещё больше уюта и одухотворенности, а в осеннее и зимнее время возвращали воспоминания о зелёной весне и цветочном лете.
Я спросила однажды у подруги, почему она старательно хранит все цветы, что дарил ей Константин с весны до поздней осени. Она улыбнулась своей очаровательной юной улыбкой и ответила, что муж собирал эти цветы для неё и, думая о ней, а значит, в её обязанность входит хранить его дары. И каждый раз, глядя на эти цветы, она будет знать, что любима и нет другой женщине места в сердце мужа, а он, смотря на сухоцветы, развешанные по кухне, будет уверен, что жена дорожит его дарами и ценит его любовь. Весной она бы их выкинула, чтобы освободить место для будущих свежих цветов, но не в этом доме уже.
За окном мелькнула тень, я замерла и прислушалась, но тишина осталась прежней. Может чья-то кошка или собака уцелела после налёта банды Медрода, и теперь голодное животное бродит меж мёртвых остывших домов в поисках пищи и тепла. Но было слишком тихо во дворе, я подумала, что мне этот промельк тени почудился.
– Ну, здравствуй, милая. Я достаточно дал тебе времени на проводы с этой лачугой? – Я аж подпрыгнула и вскрикнула от неожиданности, голос Волка звучал за моей спиной. – Ну, что ты. Не стоит делать вид, что ты ничего не почувствовала и не заметила моё появление.
– Так это была твоя тень! Но как ты смог пройти так тихо? – Теперь я стояла лицом к своему недругу, который довольно ухмыляясь, перешагнул порог кухни.
– Ничего особенного, милочка, я тоже не обделён трюками, которые ты и подобные тебе называют силой или даром.
Волк вальяжно уселся на ближайшем табурете и жестом руки, обтянутой в неизменную кожу перчатки, указал мне на другой табурет, предлагая присесть. Он был одет так же, как и при последней нашей встрече, всё такой же нелепый франт, облачённый в дорогие изыски моды прошлых времен. Глаза по-прежнему скрывались за тёмными стеклами круглых линз, и оскал белых острых зубов по которым Он то и время проводил языком, одновременно доводили до мурашек и завораживали. Я отрицательно покачала головой.
– Сядь! Я хочу поговорить. – Властный голос Его заставил меня опуститься на табурет у окна.
– Это что-то новенькое. Ты раньше предпочитал сразу кидаться и рвать шею. – Не удержалась я от порции сарказма. Но то был мой страх. – И что же такого важного я услышу? Что теперь мне не удастся уйти? Что всё кончено?
– Прекрати! Какая же ты всё-таки язва, наблюдатель. Уйти тебе и правда не удастся, но я окажу тебе последнюю милость и поведаю истину. – Волк снял очки, и аккуратно сложив их, бережно положил на стол.
– Какая истина? Что ещё ты мне можешь сказать? – Его синие огни глаз интриговали и гипнотизировали моё внимание.
– Причина, по которой я охочусь за тобой, Лиза-наблюдатель. Причина, по которой твои друзья и близкие люди стали приманкой и моими жертвами. – В Его глазах разгорался холодный огонь, оскал стал ещё шире и плотояднее.
– Ты больной ублюдок! – выкрикнула я, силясь противостоять магнетизму Его завораживающего взгляда. – Всё началось с той маленькой девочки, которую я спугнула, иначе бы ты и её растерзал. Ты мне этого не можешь простить? Да?!
Я обхватила сумки обеими руками и прижала к себе, мне было жутко страшно от Его взгляда и очень холодно, воздух в доме отяжелел, а окно кухоньки покрылось узором инея.
– Ты не ведала, что натворила своим якобы благим поступком, дура! Мало того, что ты нарушила запрет о невмешательстве в ход истории, так ты и повлияла тем самым на ход будущего. – Свет из Его глаз струился холодным голубоватым светом и оседал на полу сгущавшимся туманом.
– Я всего лишь окрикнула девчушку, она была так мала и невинна. Она должна была жить! – Мой голос тонул в свете этих дьявольских глаз, а отчаяние и безволие росли.
– Ты остановила Уравнителя судеб. А это тяжкое преступление! – Ударил меня в лицо Его гневный рык.
– Чего? Какой еще Уравнитель?! – Я едва слышала себя, дьявольское сияние Его очей простиралось в меня, парализуя изнутри.
– Так слушай же меня, неразумная ослушница. – Его рот в неистовом свете ярких глаз, казалось, трансформировался в волчью пасть. – Я не просто забирал души тех детей, я упреждал будущее зло, что подарили бы миру их семена.
– Ты имеешь в виду их потомков?
– Именно, – грозно рёк Его голос. – Те сёстры, что прислуживали в доме того барона, Мария – старшая и Майя – младшая, благополучно встретили старость, нарожали детей, а их дети внуков, правнуков и так далее. В их семье была негласная традиция давать первенцам, независимо от пола, имена, начинавшиеся на литеру "М". Как ты сама заметила, девочки тоже носили имена на эту букву. Так шли года, века, затем образовались три государства. В Уолверте так и проживали потомки тех дев. Может, ты уже догадываешься, о ком я веду речь, дорогуша?
Страшная догадка посетила меня, но я решила предоставить Волку закончить эту историю и покачала отрицательно головой.