В промежутках меж деревьями стало светлеть, столы утончались и расступались всё шире. Преодолев преграду из пышного кустарника, мы неожиданно выбрались на пологий под небольшим уклоном вниз песчаный берег, отсвечивавший в темноте идеальным светлым кругом. Но самое интересное было внутри него. Воды этого странного водоёма были недвижны на поверхности, но внутри них бурлила жизнь. Безымянная светилась изнутри нежнейшей лазурью, временами изрыгая на поверхность загадочные золотистые искры. Я видела крохотных красных рыбок, лениво сновавших по песчаному дну меж редких рыжих водорослей. Никакой другой растительности в воде и за её пределами на песке не наблюдалось.
– Озеро действительно необыкновенное! – озвучила шёпотом я своё восхищение. – Нигде ничего подобного я не видела, да и не слышала о таком.
– Это наша, так сказать, достопримечательность. – Лицо Артура теперь было видно лучше, озёрное свечение охватывало вокруг себя всё, вплоть до больших деревьев, стоявших поодаль суровой круговой оградой. – Днём это просто озеро посреди леса. Я подумал, что тебе стоит это увидеть своими глазами ночью. Никто другой бы не показал.
– Из-за комендантского часа? – Высказала я своё предположение.
– Не только. Многим показалось бы неуместным шляться по лесу впотьмах. – Лёгкая улыбка пролегла на его тонких губах.
– Но тебе так не показалось. Почему?
– Потому что кто-то должен делиться красотой, даже, если эта красота спрятана чёрте где и в ночи. – Он подошёл к кромке песка, где вода лениво касалась суши. – А ты не хочешь снять обувь и босиком пройтись по воде?
– А это безопасно? – Идея показалась мне ужасно заманчивой, тем более что ноги за день устали от жары и ходьбы туда-сюда. И когда я представила, как они погрузятся в водянистую прохладу…
– Совершенно безопасно, – ответил Артур, но в голосе всё ж проскользнула нотка лукавства. – Ну, может, ты чуток забудешься ненадолго. А так ничего с тобой не случится.
– А мне кажется, что я уже забылась. – Я скинула сандалии возле его ботинок, мой спутник уже входил в воду, предварительно закатав джинсы до колен.
Вода оказалась тёплой, напитанная зноем дня, ночью она отдавала воздуху солнечную энергию. Я последовала примеру Артура и, подобрав подол платья, вошла в воду по колено. Моё отражение было едва различимо в голубоватом сиянии. На ум приходила одна шальная мысль за другой.
– Артур, а вдруг эта вода радиоактивна? Такое свечение вполне могло бы объяснить наличие радиации в почве озера.
– Нет, Лиза. – Он отмахнулся и не спеша побрёл вдоль берега, меся спокойную поверхность воды и вздыбливая ил. – Безымянная возникла задолго до моего рождения. Насколько мне известно, разные учёные делали многочисленные заборы воды, но ничего паранормального не обнаружили.
– И, тем не менее, на память вода влияет, – напомнила я ему его слова.
– В этом и есть загадка озера, – беспечно ответил он.
Кожа лица и рук его отливала коричневой бронзой на фоне белёсой футболки, руки казались ещё темнее. Он то лениво брёл по мелководью, то останавливался, чтобы черпнуть руками воды. Или запустив ладони в мерцавшую влагу, замирал и всматривался в центр Безымянной, иль, напротив, плавно начинал выводить по глади узоры пальцами, тут же гаснувшие в покое озерных вод.
– Это твоё любимое место? – спросила я тихо; нарушать безмолвие, властвовавшее над этим местом, не хотелось и казалось кощунством. Даже птицы не нарушали молчания ночи.
– Одно из любимых, – чуть помедлив, ответил он. – Их не так много, но в каждом я могу найти своё уединение и оставить усталость.
– Артур, мне тут пришла мысль, только не смейся, – робко сказала я.
– Я слушаю. – Он повернул лицо в мою сторону, его глаза просто горели бирюзой, подсвеченные здешними водами.
– Мне вдруг подумалось, а что, если это озеро живое? – Его глаза не выражали усмешки и я продолжила. – Что, если Безымянная – это живой организм, существо? Оно дышит, слышит и говорит. Может, когда человек пьёт его воду, то одалживает на время свои воспоминания озеру, а то взамен временно забирает его страхи. Безымянная познаёт людей, животных и всё вокруг. А её необычное свечение – это одна длинная песня, прерываемая дневным светом.
– Это самая неожиданная и сказочная теория из всех, что мне доводилось слышать. – Лицо Артура смягчилось, он улыбался. – Никому в голову подобное не приходило. А ты только коснулась Безымянной и выдала фантастическую историю озера. Ты не пробовала сказки писать?
– Ну вот, так и думала! Тебе смешно! – Смутилась я под его взглядом.
– Нет, не так. Вернее, смешно, но не из-за того, что ты сказала и как.– Поспешил он меня заверить в обратном. – Мне радостно, поэтому и смешно. Наверное, так будет точнее.
– Почему радостно? – Удивилась я не знаю какой раз за вечер.
– Потому что ты даже в озере разглядела живое существо. Это необычно и этого так давно не хватало здесь, – добродушно ответил он, прямо смотря мне в глаза.
– Слышал бы ты, какие теории выдает Лили! – Вспомнила я о сестре. Как ты там без меня, сестрёнка? Всё ли у тебя в порядке?
– Кто такая эта Лили? – Я почти догнала его, сделав остановку всего в нескольких шагах. Платье немного намочилось снизу, у меня возник соблазн попросту сбросить подол, который я старательно удерживала в руке, и дать ткани пропитать себя этой волшебной водой.
– Это моя старшая сестра, она такая выдумщица и в её голове живёт бесконечное множество идей, – ответила я.
– Как интересно. А почему её нет с тобой здесь? – поинтересовался Артур.
– Она не может сюда попасть. – Я отвернулась, ткань таки вырвалась из моей руки и окунулась в Безымянную. – Потому что… потому что….
– Она не такая, как ты, – за меня ответил Артур. – Понимаю. Можешь ничего не объяснять. Это не нужно и не важно. Лучше расскажи мне хотя бы одну из теорий твоей сестры. Как её бишь там, Лили?
– Да, всё верно, – я облегчённо выдохнула. – Она как-то сказала мне, что все слова, сказанные вслух, не уходят в пустоту и не умирают. Они становятся бессмертными и обретают силу и судьбу блуждающих звезд. Абсолютно каждое слово от начало времен и до сих пор. Это неописуемо и это страшно. Люди не представляют, насколько они заселили вселенную словами и насколько её хватит. Она не бесконечна, как кажется. У всего есть конец и начало.
– Ого! – Артур аж присвистнул, почти как Морган.
– Да, мне тоже стало не по себе, когда впервые услышала, – проговорила я с опаской, что мне сейчас присвоят пометку "чокнутая". – А Лили добавила, что когда вселенная наполнится до предела словами, она взорвётся, ведь каждое слово имеет пороховой потенциал. Даже то, что мы сейчас говорим, даже эти слова плюсуются в данный момент к тем ордам и скопищам, что блуждают в голодном беге. Они голодны, так утверждала моя сестра. Пространства всё меньше, а их всё больше и голод их растет.
– Какая у тебя сестра! – Восхищение вырвалось из его уст. – Вы обе из особенной среды. Вы – мечтатели и глядящие сквозь всё. Вы не такие.
– Наблюдатели. – Сорвалось у меня с языка, и он тут же был прикушен весьма больно.
– Да, наверное, именно так, – подтвердил Артур и добавил. – А ещё взгляд.
– Да что ж не так с моим взглядом?! Чёрт побери! – Не знаю, отчего я вдруг взорвалась. Возможно, смущение сработало мне не на руку. – Что не так-то? Я такая же, как и вы!
– Нет, не такая, – невозмутимо произнёс мужчина. Его глаза вобрали в себе всё спокойствие мира. – Ты на всё вокруг смотришь глазами новичка. Твой взгляд заинтересован и выдаёт твою неосведомлённость. Если бы ты была из Уолверта, то воспринимала действительность, как случившуюся данность с отчаянной тоской по прошлому и не менее страстному желанию забыть причину его краха. Все, кто жив, потерпели крушение юности и детства, и не все так счастливы оттого, что оказались в числе выживших счастливчиков. Эта ноша тяжела – начинать жизнь с абсолютного нуля. В твоих глазах нет ничего подобного. Ты чиста от заката Уолверта равно, как и от его рассвета.
Он снова склонился к воде и на шее появился миниатюрный предмет, болтавшийся на шнурке, до этого скрываемый тканью футболки.
– Что это? – Я указала рукой на предмет.
– Это память. – Артур коснулся пальцами и тут же спрятал заветную вещь за пазуху. – Мама, когда я был ещё ребенком, любила повязывать мне на шею мешочек с семенами кардамона. Дескать, отгоняет болезни и несчастья. А отец в кофе всегда добавлял, без кардамона не пил, считая, что только с ним раскрывается полностью суть напитка.
– Это её мешочек?
– Нет, конечно, тот потерялся ещё во время эпидемии, – с сожалением произнёс Артур. – А этот я сам сделал. Мне так спокойнее. Как будто они со мною до сих пор.
– Они с тобой. Родные сердцу люди никогда не уходят, – сказала я, вспомнив Кливленда Вайсмана.
– Наверное. – Он смотрел себе под ноги.
– Ты найдёшь её, – Это вырвалось неожиданно для меня самой. – Обязательно отыщешь. Не сдавайся. Она могла вырасти с другими людьми, приютившими и воспитавшими её, как родную дочь.
Когда он обернулся и посмотрел на меня, я едва не упала в воды Безымянной. Это был тягостный и вымученный жизнью взгляд. От подобного либо каменеют на месте, либо замертво падают.
– Откуда ты знаешь? – Его голос был сух, как песок на вершине берега.
– Константин рассказал. Прости.– Мои слова казались мне увядшими и жалкими под невыносимо пристальным взглядом этого мужчины.
– Я ищу, но вера моя уже не та, что раньше. – Взор потух, он снова отвернулся и глядел на воду. – Порой я останавливаюсь в развалинах какого-нибудь дома, и такая тоска охватывает. А вдруг она была здесь, до меня? Вдруг мы разминулись всего на день? А что, если она умерла в тот день, когда мать и отец…
– Не сдавайся, Артур. – У меня внутри всё сжалось. – Пока жива надежда, жива и Анна. И ты жив.
Мы замолчали. Мне нечего было добавить к сказанному, а ему ответить. Я уже мысленно ругала себя за несдержанность, когда на противоположном берегу различила стайку маленьких огоньков. Они проступили сквозь черноту деревьев и устремили свой полёт к озеру.
– Что это? Что за огоньки? – Недоумевала я, поражаюсь новому открытию этой ночи.
– Это светляки, Лиза, – ответил Артур. – Голос его вновь обрёл былую уверенность, утратив жёсткость. – Ночные странники леса и постоянные гости Безымянной. Сегодня они чуток припозднились.
Бесшумный рой жёлтых огоньков достиг центра озера, завис ненадолго у самой кромки воды, а когда несколько стремительных искр, вырвались со дна Безымянной, испуганная стая мерцающих точек устремилась в нашу сторону. Я затаила дыхание, когда первые насекомые достигли нас с Артуром и пролетели в близости лиц. Это было необыкновенно. Я никогда не видела светлячков. Читала, слышала, видела по телевидению, но вживую никогда.
Мне на руку сел один из этого волшебного народца, тут же его примеру последовали другие.
– Артур! – Меня поглотило восхищение. Я развела руки в стороны, они были сплошь покрыты живыми огоньками. – Я свечусь!
– Вот тебе ещё один сюрприз от Безымянной. – Спокойствие вновь вернулось к нему, он выглядел довольным. На его щеке совершили временную остановку несколько светлячков.
– Это что-то невообразимо волшебное, Артур! – Я боялась вспугнуть эти нежные создания, мерцавшие на мне. Даже платье было сплошь усеяно ими, я представила, как выгляжу со стороны. Ни дать, ни взять – фея. Вот бы рассмеялась Мария. – А долго они так будут сидеть на нас?
– Не знаю, этих светляков поди пойми. Насекомые.
– Ой! – Я неловко повела рукой и во второй раз потревоженные огоньки сорвались дружно и устремили свой лёгкий полет в сторону леса за нашими спинами. – Улетели.
– А у меня кажись ещё кто-то остался. – Артур полез под футболку и осторожно извлёк на ладони неосторожного светляка. – Лети за своими, дружок.
Крохотный огонёк, будто поняв его, замерцал ещё ярче и сорвался с кончиков пальцев, улетая следом за соплеменниками.
– Думаю, нам пора вернуться. – Не выходя из воды, он побрёл к тому месту, где нас ждали наши вещи.
– Слушай, а Мэрилин знает о Безымянной? Ну, её свечении ночью? И о светляках? – спросила я его.
– Знает, конечно, – ответил Артур, он шёл впереди меня, прямой и величавый, но вместе с тем, задумчивый. – Она не раз здесь бывала, да и теперь приходит одна. Сюда хорошо приходить в одиночестве.
– Мэрилин самая необычная женщина из всех, кого мне доводилось знать, – сказала я.
– Мэрилин – обычная женщина с человеческой утратой, – промолвил Артур. – Как люди справляются с потерями, как они живут дальше? Одни находят замену, другие заполняют пустоту новым делом, а есть и такие, кто живут памятью остаток жизненного пути. Так вот, Мэрилин вместила в себе все эти три свойства: она полюбила детей Камелота, решив отдать всю себя без остатка светлой мечте о новом мире и при этом, не забыла о своих сыновьях, переселив их образы в стены города юной цивилизации.
– Ты прав, нет ничего необычнее самого простого человека.
Мы вернулись и выбрались на песок, моё платье намокло до середины бедер, но меня это не волновало, было легко и до странности хорошо. Даже налипший на ступни песок казался благодатью. Артур полез в свою сумку и вытащил из неё скрученный в узкий рулон плед.
– Давно хотел прийти сюда и посидеть у воды, никуда не стремясь и не спеша, – сказал он, расстилая тонкую шерстяную материю, которой оказалось достаточно для нас двоих. – Надеюсь, ты не против задержаться ещё чуток. Скоро луна проявится.
– Я никуда не тороплюсь – Согласно кивнула я.
Вновь молчание установилось меж нами, мы сидели бок о бок, я чувствовала тепло его тела, он моего. Озеро светилось и искрилось, оставаясь недвижным. Казалось, что время забыло себя и застыло на века.
– Артур. – Мой голос разломил тишину. – Объясни мне, почему в Уолверте такой контраст зимы и лета, весны и осени? В Лоне стояла зима, приближавшаяся к своей середине, а стоило преодолеть границу, пройтись по лесам и меня встретило лето в последней своей стадии. Я даже не заметила плавного перехода.
– Так давно в Уолверте, – ответил он, глядя на воду. – Ещё задолго до моего рождения климат изменился, многие земли поглотили воды океана, а погода обрела свои резкие границы и контрасты. Юг Уолверта не покрывается снегом, но его поливают холодные дожди, и осушает ветер, приходящий с севера. Зима и лето могут спокойно соседствовать вблизи, не нарушая гармонии и не причиняя вреда природе. Весна и осень в свой черёд навещают все земли, одаривая собою сполна.
Мы сидели в паре метров от едва колышущейся кромки воды, я была взволнована как никогда в жизни. Взбудоражена его близостью рядом. Моего обоняния коснулся тихий шлейф кардамона, согретого теплом его тела. Ещё ни один мужчина так не тревожил меня, вызывая вихрь эмоций в секунду. Ещё ни к кому меня так сильно не влекло….
– Артур. – Я почувствовала, как он обернулся, его взгляд меня буравил насквозь. – А твоя папка при тебе?
– Папка? – Удивился он. – Откуда ты знаешь о … ах, да! Всё верно, я её тебе показал в том доме.
Артур выудил из своей бездонной сумки знакомую мне пухлую папку: затёртая по краям кожа с облупившимися уголками, хранила в себе отрывки прошлого, которое так бережно подбирал на руинах былого мира Собиратель книжных душ.
– Ты прочёл ту книгу? – спросила я, припомнив нашу первую встречу.
– К сожалению, не успел. – Его пальцы откинули верх папки, обнажая бледность аккуратно сложенных книжных листов. – На тот момент я был увлечён другой рукописью, написанной задолго до того автора, чью книгу ты великодушно уступила мне.
– Эта книга с тобой? – поинтересовалась я.
– Нет, я оставил её Карлу на сохранение. Он не только астроном, но и главный библиотекарь Камелота, – ответил Артур.
– А эти все страницы, ты их читал? – У меня родилась неожиданная идея.
– Да, и не раз, – отозвался он.
– Наверняка, ты что-то наизусть знаешь из их содержимого.
– Не всё, но впрочем, знаю. А что? – Он начал догадываться к чему я веду.
– Ты можешь прочесть мне самую любимую страничку? Самое любимое из твоих сокровищ? – спросила я, уводя глаза от пристального взгляда.
– Это лучше при дневном свете сделать, – замялся он. – Здесь невозможно разглядеть текст.
– А ты скажи по памяти, а страничку держи в руках. Получится, будто ты читаешь, – подсказала я ему в надежде уговорить.
– Ты действительно этого хочешь? Пересказчик из меня неважный, – неуверенно произнёс Артур.
– Я слышала сегодня утром, как ты пел гимн Камелоту. Это было великолепно. – Подбодрила я собеседника. – А если ты стесняешься, то я буду смотреть на воду, чтобы не смущать тебя.
– Я не смущён. – Он шуршал страницами, выбирая нужный текст. – Вот, нашёл. Моя любимая! К сожалению, не знаю, кто автор, мне попался только отрывок, напечатанный на половинке листа. Может это был начинающий писатель, может признанный мастер слова, а возможно этот обрывок – просто чьё-то наваждение. Я часто гадаю, держа и рассматривая буквы на пожелтевшей бумаге, меня трогает история тех, кто стоял за этими буквами, и то, что их вдохновило писать, вкладывая частички своих душ. И могли ли они предвидеть, что много лет спустя, кто-то, вроде меня, будет испытывать волнение, перечитывая их мысли?
– Расскажи, Артур, – мягко попросила я. Он отложил папку и держал перед собой мятый, но ровный лист, и это выглядело так, будто, в его руках самое драгоценное сокровище мира. – Мне ужасно интересно узнать, что там написано.
И он зачитал, вернее, произнёс, текста он не видел, но чувствовал и помнил:
– "И он погрузился с головой в неё.
И она обняла и приняла его целиком.
Приняла его длинное, худое и жилистое тело.
Приняла его с каждым отдельным недостатком.
Приняла его с прожитыми годами, от которых его плечи надломились и поникли.
Приняла его с сильными руками, тренированными всеми немыслимыми испытаниями.
Приняла его с потухшим взглядом и усталостью от надоевшей жизни.
Приняла его с тем юмором, который понятен, только двоим.
Приняла его с нежеланием больше бороться за себя.
Ему не нужно было слышать ласковых и нежных слов любви.
Ему важнее было знать, что он ещё нужен.
Нужен больше воздуха и воды.
Она приняла его таким, как он есть.
Он впился в неё с неистово растущей неимоверно захватывающей страстью.
Он был голоден, слишком давно и слишком один.
Она знала это.
Она с радостью отдалась ему вся.
Не беря, но лишь отдавая.
Подпитывая и вскармливая его голод.
Размножая его страсть.
Она, такая влажная и прохладная, как горные реки.
Она такая горячая и нестерпимо знойная, как пекло всех пустынь.
Она такая соленая, как все океаны.
Она такая горькая, как вся горечь мира.
Она такая сладкая, как приторный мёд.
Она знала, что он хочет, и отдала ему.
Она всё про него знала ещё до его рождения.
Она и была его голодом.
Его упоением.
Его Граалем.